ГЛАВА 23
Решение

Новый начальник отдела генерал Петр Иванович Лукин, сменивший умершего от инфаркта генерала Сергеева, своего давнего товарища и соратника, в общих чертах знал операцию «Резидент», начавшуюся много лет назад и теперь достигшую той степени развития, когда требовалось принять решение: либо продолжать ее, либо свернуть.

Генерал условился с полковником Марковым, что Марков сам определит срок подробного доклада, чтобы окончательно все обсудить и выработать линию дальнейшего поведения. 3 июля Марков попросил генерала назначить доклад на следующий день. 4 июля в кабинете Лукина собрались в 11 часов Марков и Синицын. Они захватили с собой комнатный кинопроектор, небольшой экран, коробку с кинопленкой. Марков принес две толстые папки с бумагами. Был еще чемоданчик, который они не открывали.

Павел повесил экран на стену поверх висевшей там географической карты, напротив поставил на стол проектор и рядом с ним положил коробку с узкой кинопленкой.

Лукин пригласил всех садиться и сказал:

— Начнем.

Марков напомнил историю дела и, закончив введение, предложил:

— Я думаю, Петр Иванович, для краткости остановимся только на узловых моментах и не будем трогать, так сказать, соединительную ткань.

— Для краткости, но не в ущерб?

— Конечно, — заверил Марков. — Кое-что мы вам и покажем. Но эпизоды на разных пленках, кусочками, так что будут частые перерывы.

— Ничего. Кто у вас за киномеханика?

— Синицын.

— Ну, мы ему «сапожника» кричать не будем. Но сначала, Владимир Гаврилович, помогите мне, пожалуйста, от навязчивых дум избавиться. Никак не могу одну загадку решить.

— С удовольствием, Петр Иванович, если это в моих силах.

— Я, конечно, не так глубоко в этом деле сижу, могу кое-чего не понимать, но не кажется ли вам, что выдача Кутепова Бекасу выглядит странно?

— Тут надо учитывать два обстоятельства, — сказал Марков. — Во-первых, Кутепов никого не может выдать. У него была односторонняя связь, он даже толком не может объяснить, кто давал ему приказания. Все, что от него требовалось, он сделал — его можно убрать.

— Вы думаете, они всерьез полагают, что Бекас может его убить?

— Это уже второе обстоятельство. Они с самого начала не до конца доверяли Бекасу. Но и полной уверенности, что Бекас контрразведчик, тоже нет. Выдать Кутепова — значит развязать сразу два узла. Им важно, чтобы Кутепов был выключен из действия, а вместе с ним и Бекас. А как это произойдет, не имеет значения.

— Но Кутепов все-таки знает довольно много. И через него же идет нитка к академику Нестерову.

— Обратите внимание: Кутепов должен встретиться с Бекасом через месяц. За этот месяц, вероятно, рассчитывали сделать все, что нужно. Во всяком случае, основную часть.

— Если так, то все понятно.

— Между прочим, — добавил Марков, — этот точно определенный срок — месяц — заставляет предполагать, что Брокман заслан тоже на определенный срок. На короткий.

— Ну хорошо, — сказал Лукин. — Показывайте ваше кино.

Марков дал знак, Павел зарядил проектор пленкой.

— Движение после долгой спячки возобновилось с того дня, как Уткин взял расчет на работе, — начал Марков. — До этого мы знали из донесений Михаила Тульева, что разведцентр готовит к засылке серьезного агента, даже опасного, судя по его прошлому. Совпадение во времени давало основания полагать, что активность Уткина, несколько лет жившего абсолютно спокойно, связана с этим агентом. Уткин неожиданно для нас поехал к жене Тульева. А так как Тульев имел отношение к подготовке агента, мы должны были предположить, что поездка Уткина нужна им для проверки. Во-первых, лишний раз проверить Тульева, который так и не освободился от подозрений со стороны Себастьяна. Во-вторых, установить, не ведется ли за Уткиным наблюдение. Синицын, покажите первую пленку. — При генерале Марков называл Павла на «вы».

Павел включил проектор. На полотне замелькали кадры, запечатлевшие поездку Уткина к Марии. Когда эпизод окончился, Марков продолжал:

— Обратите внимание — у него «Спидола» и чемоданчик. Видите, он держится так, словно специально подставляется, чтобы его обязательно заметили. При этом мы не должны быть на сто процентов уверены, что он не обнаружил наблюдения. Даже один процент сомнения обязывал считать допустимым, что Уткин расшифровал Синицына или его помощника. А если не сам Уткин, то кто-то другой, контролировавший его поездку. Мы так и считали. Потом учли еще одно обстоятельство: коль скоро разведцентр в лице Себастьяна не доверяет Тульеву, значит, его жену считают способной сообщить нам о визите Уткина. Из этого следовал вывод: Уткина действительно могут нам подставлять специально. В таком случае главное для них — не проверка Тульева, а что-то другое. Но, может быть, они таким образом проверяли и надежность легенды Уткина. Он жил много лет в полном бездействии, зарабатывая стаж и репутацию. Для кого и для чего? Теперь ясно, что не для себя. Скорее всего для Брокмана. Но в конце концов разведцентр предпочел, вероятно, перестраховаться и не использовать нажитое Уткиным доброе имя — нового Уткина нет, мы бы его нашли очень быстро. Из этого видно, какое значение они придают задаче Брокмана.

Марков посмотрел на Павла, тот сменил пленку в проекторе.

— Дальнейшее поведение Уткина подтверждает, что в его задачу совершенно не входило действовать скрытно. Сейчас вы увидите это, Петр Иванович. И опять обратите внимание на радиоприемник.

Павел снова включил аппарат. Эта пленка была длиннее. Она показывала Уткина в Москве на вокзале, входящим в вагон, выходящим из вагона. На экране двигался здоровый, довольный жизнью человек, кажется, не помышлявший ни о чем, кроме предстоящего отдыха. С ним всегда была «Спидола» — или в руке, или на ремешке через плечо.

Марков комментировал:

— Уткин приехал в Батуми двенадцатого мая. Нам было известно, что семнадцатого туда прибывает круизный теплоход «Олимпик».

На экране шли кадры, снятые у дома, где жил Уткин.

— Остановите, — сказал Марков Павлу. Кадр показывал парадное, куда входил Уткин, сидящих на скамейке стариков и кусок тротуара, по которому шли прохожие — их было много. — Дом большой, стоит на бойком месте, — продолжал Марков. — Говорю не в оправдание, Петр Иванович, но это существенно.

— А в чем вы должны оправдываться? — спросил Лукин.

— Скоро поймете. Синицын, зарядите пленку за семнадцатое мая.

Павел еще плохо освоил киноаппаратуру, поэтому менял пленку довольно долго.

Марков объяснял:

— Мы, конечно, считали, что Уткин ждет «Олимпика», чтобы встретить кого-то. Исходя из того, что он демонстративно пренебрегает элементарной конспирацией, следовало предположить, что тот, кого он встретит, будет лишь фигурой для отвода глаз. Иначе вся эта игра в открытую не имеет никакого смысла. Но именно на этом мы и просчитались. Началось с того, что Уткин безвыходно засел дома. Он только раз посетил порт, чтобы посмотреть, где швартуются суда. Такая резкая перемена в поведении сбивала с толку и заставляла усомниться в правильности прежних выводов. Может быть, мы напрасно считали, что Уткин умышленно все делает напоказ? — Марков обернулся к Павлу: — У вас готово?

— Да.

— Впрочем, погодите. — Марков протянул генералу фотокарточки, на которых был изображен Брокман. — Прислал Михаил Тульев, снимки сделаны в Швейцарии, на курорте Гштаад. Это Брокман — агент, которого с участием Тульева готовили к засылке.

Дав генералу разглядеть снимки, Марков сказал Павлу:

— Пускайте.

Минут пять они смотрели, как Уткин вышел из дому, пришел на морской вокзал, как с трапа сходят туристы. Затем в кадре появился Брокман, затем Уткин и Брокман встретились и Уткин передал Брокману «Спидолу».

— Стоп, — сказал Марков на крупном плане и обратился к генералу: — Скажите, Петр Иванович, этот турист похож на Брокмана?

— Безусловно похож, — сказал Лукин. — Но это не Брокман.

— Это уже в оправдание? — спросил Лукин.

— Я должен обратить ваше внимание, что разведцентр в этой операции все построил на отвлекающих маневрах. Итальянец, Алексей Дмитриев, Уткин — все это для того, чтобы увести нас в другую сторону. Наконец, подмена Брокмана. Не менее важна «Спидола». Эти два отвлекающих фактора сработали как магнит, притянули к себе. Ведь мы знали о Брокмане, ждали именно его. Человек, которого они подобрали, не абсолютный двойник Брокмана, но это быстро разберешь, если поставить рядышком живых или их портреты, а идентифицировать живого человека, которого прежде не видел, по фотопортрету, — дело не такое простое, как кажется. Ну и «Спидола», конечно, сильно все усложнила. Уткину все-таки удалось сыграть отвлекающую роль.

— Вы в третий раз говорите о «Спидоле», — сказал Лукин.

— Сейчас объясню. Это рация, и она лежала в тайнике на Златоустовской улице в доме номер двадцать семь, в том городе, где жил Уткин. Он взял ее оттуда, ко выходил в эфир только один раз, незадолго до поездки к жене Тульева. И больше не расставался с нею. «Спидола» была особой его приметой, яркой меткой. К тому же Уткин и в Батуми выходил в эфир. Вы только что видели пленку — «Спидолу» Уткин передал человеку, которого мы принимали за Брокмана. У нас не было сомнений, что это именно та «Спидола». Уткин много лет прожил на виду, и никто не видел, чтобы он покупал какой-нибудь радиоприемник, а уж «Спидолу»-то обязательно бы заметили.

— А она тоже подменена?

— Да.

— Нетрудно сообразить: с настоящей «Спидолой» ушел настоящий Брокман, — сказал Лукин.

— Вот именно. На то, чтобы добраться до морского вокзала и потом вернуться с мнимым Брокманом домой, Уткину потребовался час с небольшим. За это время в его комнате успел побывать настоящий Брокман. Он и взял рацию. За домом велось наблюдение. За этот же час в парадное и из парадного вошло и вышло более двадцати человек. Брокман изменил внешность, на свою фотографию был не похож. Стрижка совсем другая. Приклеил усы. Все происходило слишком скоротечно. С «Олимпика» сходили группами. Брокман был в третьей.

— Когда же обнаружились подмены? — спросил Лукин.

Вместо ответа Марков попросил Павла пустить пленку. Это был момент возвращения мнимого Брокмана и Уткина на теплоход. Они подошли к трапу, предъявили пограничникам пропуска и поднялись по трапу. У квази-Брокмана на ремешке через плечо висела «Спидола».

— Когда они ушли из квартиры, был разговор с хозяйкой, — сказал Марков. — Она сообщила, что в отсутствие квартиранта заходил его друг Володя, но пробыл всего несколько минут. В комнате Уткина осталось кое-что из его вещей.

— А настоящий Брокман так и ушел?

— Да. Но мы нашли его след. До Тбилиси он ехал сначала на попутной легковой, потом на грузовике. Оба водителя опознали своего пассажира по фотоснимкам. Далее, мы нашли проводницу вагона, в котором ехал Брокман. Он приехал в Москву. Активный розыск был начат с восемнадцатого мая, но в Москве, конечно, он проскочить успел. Правда, мы знали, что из Москвы на дальних поездах и на самолетах Брокман не уезжал. Автомобильный транспорт тоже был под контролем. Обнаружен он двадцать восьмого мая. Как вы знаете, это произошло в связи с делом Кутепова, о котором я вам докладывал. Выход на Брокмана сделан, так сказать, с другого конца, и это ускорило поиск.

— Значит, у нас все-таки есть одно «белое пятно», — подытожив изложенное Марковым, сказал Лукин.

— Да, десять дней, которые прожил Брокман бесконтрольно в доме Стачевской.

— И эта пресловутая «Спидола» у него? — спросил Лукин.

Впервые подал голос Павел Синицын:

— Нет, Петр Иванович, она уже у нас. — Он открыл чемоданчик, вынул рацию.

— Конфисковали, значит?

— Изъяли, Петр Иванович, — сказал Марков. — Иного выхода не было. Требовалось лишить его радиосвязи, чтобы действовал контактным способом. Радиокод они сменили, расшифровать пока не удалось.

— А как удалось со «Спидолой»?

— Мы попросили завхоза редакции, в которой подрабатывает Стачевская, навестить ее дом, и он сказал, что видел «Спидолу». После этого решено было рацию изъять. А потом лейтенант Ковалева и старший лейтенант Жаров организовали все довольно удачно.

— Рискованно, — подумав, сказал Лукин. — У него наверняка зародились подозрения. Доложит в центр, там сообразят, что бумаги Нестерова — бутафория.

— Не могут они поверить, что мы сначала столько усилий положили ради этой бутафории, а потом одним вопиюще неуклюжим ходом испортили себе всю комбинацию.

— Грубовато, конечно, но, пожалуй, в этом-то и соль, а?

— Должно сработать, — убежденно сказал Марков.

— Будем надеяться. Мне вот что не совсем ясно, Владимир Гаврилович. Зачем Кутепов эту девушку убить хотел?

— Ну, во-первых, он ее боялся. Вербовал — отказалась. Приезжает итальянец — все раскрывается. Во-вторых, ее смерть должна была произвести весьма сильное впечатление на Галину Нестерову. Цепочка понятная. Нестеров очень любит свою дочь. Представьте, если отцу скажут: или помогайте нам, или с вашей дочкой случится то же, что и с ее подругой.

— Вы полагаете, Нестерова в покое не оставят?

— Одной поездкой Брокмана дело может и не ограничиться. Кутепов на допросе, например, заявил, что ему велели подготовить подруг к встрече с каким-то племянником. Наверное, имелся в виду Брокман. Мамочка Галины Нестеровой тоже оскоромилась — ей дорогой перстень Кутепов продал за бесценок.

— У Брокмана, считаете, других задач нет?

— Мы не все знаем, Петр Иванович, — ответил Марков совершенно теми же словами, которые произнес однажды в разговоре с Павлом. — Пока не все. — Он посмотрел на часы. — Но буквально в эти самые минуты выяснится одно дело… Появился ходок из-за рубежа.

— К Брокману?

— Да. Но разрешите, Петр Иванович, покончить сначала с тем, что уже есть. Сейчас мы покажем вам, к кому обратился Брокман, когда остался без «Спидолы».

Павел успел освоиться с проектором и теперь исполнял обязанности киномеханика хорошо.

На экране возникла площадь Маяковского. Затем в кадр вошла Линда Николаевна. Она набирает номер в будке телефона-автомата. Идет по Первой Брестской. Достает из сумочки сигаретную коробку, роняет ее на землю посреди пустыря. А вот и автомобиль с дипломатическим номером. Мужчина приятной наружности с таксой на руках поднимается из-за руля, гуляет с таксой по пустырю, наклоняется, подбирает коробочку. И уезжает.

— Старый лис, — сказал Марков. — Сотрудник известного вам посольства.

— Знаете его? — спросил Лукин.

— В шестьдесят шестом работал в Чехословакии, потом недолго в Польше, потом куда-то исчез, а с шестьдесят девятого — в Москве.

— У нас за ним что-нибудь числится?

— Одна нитка определенно к нему вела, да оборвалась. Это еще два года назад было. Косвенных данных уже порядочно набралось. Но он осторожный. Тут вот впервые попался. Скорей всего Брокман передал ему микропленку с нестеровскими формулами… Посмотрим дальше.

На экране — вход в почтовое отделение № 67. Появляется Линда Николаевна.

— До этого она звонила по тому же телефону. Вероятно, тут Брокман работает уже по пожарному варианту — «Спидолы»-то нет. Стачевская получила открытку. А тридцатого июня сама отправила открытку. Ей писал некто Воробьев, и она послала открытку Воробьеву.

— Это и есть ходок к Брокману?

— Да. Приехал с туристской группой. С ним работает майор Семенов — земляк Кутепова. — Марков опять посмотрел на часы.

— Воробьева задержали? — спросил Лукин.

— Да.

— Пугаете вы их, Владимир Гаврилович.

— Ничего. Все обставлено незатейливо, но правдоподобно. Сказано, что похож на разыскиваемого рецидивиста. А паспорт оказался с изъяном. Судя по открыткам, тут какое-то спешное дело. Группа Воробьева послезавтра улетает. Значит, сегодня он открытку получил, а само дело назначено на завтра. У Брокмана связи нет, до него не успеет дойти.

В кабинет вошел секретарь генерала.

— Владимир Гаврилович, вас спрашивает майор Семенов, — обратился он к Маркову. — Говорит, что вы велели звонить, если срочно.

Марков взял трубку белого аппарата.

— Семенов? Слушаю вас… Где вы?.. Везите сюда. — И, закончив разговор, Марков сказал генералу: — Сейчас Семенов привезет Воробьева. Мы с ним потолкуем у меня, а потом я вам доложу. Там что-то непростое.

— Хорошо, — сказал Лукин. — Жду вас.

Воробьев, который в группе по своему иностранному паспорту значился как Блиндер, ни в чем не стал запираться. Семенов рассказал, что Воробьев сделался податливым с того мгновения, когда из его чемодана извлекли четыре разноцветных длинных тюбика, в каких продается зубная паста. Надписи на них были немецкие и действительно сообщали, что тюбики содержат зубную пасту. Семенов хотел отвернуть колпачок на одном и выдавить для пробы себе на ладонь его содержимое. Тюбики оказались запаянными, но Воробьев закричал так, словно его пырнули ножом. Несколько раз повторил: «Нельзя! Нельзя» — и заявил: пусть его отвезут к ответственному работнику КГБ, он все расскажет.

И вот он сидит перед Марковым. А на столе между ними четыре разноцветных тюбика.

— Почему вы так перепугались? — спросил Марков.

— Мне строго приказано: ни при каких обстоятельствах они не должны быть вскрыты.

— А что в них, по-вашему?

— Не знаю.

Марков вызвал помощника. Тюбики отправили в химическую лабораторию.

— Кому вы это привезли? — спросил Марков у Воробьева.

— Я должен встретиться с женщиной, ее зовут Линда Николаевна.

— Где? Когда?

— Завтра в час дня на сквере у памятника Пушкину.

— Вы писали ей открытку?

— Нет. Только получил от нее.

— Знакомы?

— Нет.

— Она сама должна к вам подойти?

— Да. У меня должен быть коричневый плащ.

— И что же, вы должны отдать тюбики ей?

— Нет. Она должна сказать: «Поедемте ко мне домой» — и привезти к человеку, которому это послано. Мне приказано отдать только ему, из рук в руки.

— И все?

— Говорили, что он может тоже что-нибудь мне передать.

— А вы его знаете?

— Нет.

— Как его фамилия?

— Никитин.

— Как фамилия вашего шефа?

— Самого главного? — спросил Воробьев.

— Да.

— Не знаю. Я там недавно. Между собой его зовут Манк — по-английски значит Монах.

— А тот, кому предназначены тюбики, знает вас?

— Не могу ничего сказать.

Марков поднял телефонную трубку, набрал номер.

— Подготовьте сообщение в МИД, что господин Блиндер до выяснения задержан нами за нарушение паспортного режима.

Марков, видя, что Воробьев-Блиндер при его последних словах явно воспрянул духом, сказал ему, кладя трубку на место:

— Сейчас я имею право пообещать вашему посольству. Мы еще не знаем, что содержится в тюбиках. — И после паузы добавил: — Но вы, пожалуй, отпущены не будете.

Совещание у генерала Лукина возобновилось в три часа дня. Марков захватил с собой магнитофон с лентой, на которой был записан допрос Воробьева. Прослушав запись и посмотрев паспорт Воробьева, Лукин сказал:

— Если я вас правильно понимаю, мы сейчас пришли к развилке, Владимир Гаврилович?

— Совершенно верно.

— А когда химики дадут анализ?

— Зависит от сложности вещества.

— Но сегодня по крайней мере?

— Обещают.

— Ладно. Какие же мысли?

— По-моему, настал момент решить вопрос принципиально: продолжать или кончать операцию «Резидент», — сказал Марков.

— Если продолжать — что будет?

— Без всяких анализов ясно, что Воробьев привез для Брокмана не зубную пасту. Можно заменить содержимое тюбиков. Воробьев согласится до конца исполнить свою миссию под нашим контролем — в этом сомнений нет. Потом посмотреть, что сделает с тюбиками Брокман. Но вообще Брокмана нам надо обезвредить. Его связи выявлены, больше через него ничего не получишь.

— Значит, предпочтительно другое решение — кончать?

— Да, — твердо ответил Марков.

— Тогда формулы академика Нестерова будут выброшены в корзину?

— Не обязательно. Формулы Брокман добыл до приезда Воробьева. Мы потеряли из виду Брокмана на десять дней, с семнадцатого до двадцать восьмого мая. Он ездил к Нестерову пятого июня. Они вполне реально рассчитывают, что раньше двадцать седьмого июня, когда назначена встреча Кутепова и Бекаса, мы о Нестерове ничего знать не могли. Так что все естественно.

— Хорошо, — сказал Лукин. — Сворачиваем операцию. Что это влечет за собой?

— Провал Брокмана автоматически бьет по Михаилу Тульеву. За предыдущие годы мы взяли несколько агентов разведцентра по данным, которые сообщил Тульев. Себастьян уже давно пытается по этим данным и по этим провалам, так сказать, высчитать Тульева. С Брокманом же Тульев связан прямо. Тут у Себастьяна сомнений уже не останется.

— А как же с «белым пятном»? Что делал Брокман в те десять дней, пока был бесконтролен? Мы этого можем не узнать, если даже и возьмем его.

— Да, лишнего на себя наговаривать никто не будет.

— Он, видно, с характером, — сказал Лукин.

— И с биографией, — добавил Марков. — Можно попытаться, конечно…

— Что — попытаться?

— Послать кого-нибудь вместо Воробьева.

Павел, во все продолжение беседы скромно помалкивавший, покашлял при последних словах в кулак.

— Нет, тебе нельзя, — не глядя на него и забыв свое официальное «вы», сказал Марков. — О твоем существовании Брокман наверняка знает. И потом ты с Кутеповым завязан.

— Судя по всему, Воробьев никаких полномочий не имеет, — сказал Лукин.

— Да, — согласился Марков, — но заманчиво и поблефовать немножко. Брокман может что-нибудь передать Воробьеву.

— Опасно, — сказал Лукин.

— Опасность, конечно, есть. Очень странный пароль для встречи. Как в детской игре. Коричневый плащ, и больше ничего. Коричневые плащи не в одном экземпляре шьются.

— Есть еще что-то, — вставил Синицын, — какая-нибудь примета, которую знает Брокман.

— Вероятно. И еще известно, что эта Линда должна сказать: «Поедемте ко мне домой».

— Если решаем сворачивать, то послать кого-нибудь к Брокману не помешает, — сказал Лукин. — Но человек должен быть решительный.

— Майор Семенов управится. Как ваше мнение, майор Синицын? — Марков опять обращался к Павлу на «вы».

— Вообще-то подходит, — сказал Павел с несколько ревнивой интонацией.

Лукин ее уловил.

— А в частности?

За Павла ответил Марков:

— Майор Синицын хочет сказать, что он сделал бы это лучше.

Лукин и Марков посмеялись немного, но Павел остался при своем мнении.

— Его надо подстраховать, — сказал он серьезно.

— Не помешает, — сказал Лукин. — А где Семенов, Владимир Гаврилович?

— Позвать?

— Надо познакомиться.

Марков попросил секретаря генерала вызвать майора Семенова. Когда он явился, Марков представил его Лукину.

Садясь в кресло, Лукин сказал:

— По руке вижу — сила есть. А если стрелять?

— Обучен, товарищ генерал, — проговорил Семенов.

— Меня зовут Петр Иванович, — заметил Лукин. — Мы все обучены, хотя мне, по правде сказать, кроме как в тире, стрелять не приходилось. И вряд ли придется. И вообще не наше это дело. А тут, представьте, невероятный случай — дело может дойти до стрельбы.

— Если надо, не промахнусь, — сказал Семенов.

— Тут не в тире, не на стрельбище, — сказал Марков. — С Брокманом состязаться будете. Важно, кто быстрее. А он был профессиональным убийцей, зарабатывал этим на жизнь.

— На реакцию никогда не жаловался, Владимир Гаврилович. Я и с парашютом прыгал.

— С парашютом и Брокман прыгал, но не стоит сейчас о технике говорить. У нас будут такие патрончики — Синицын объяснит их действие. Потом все уточним.

— Мы, кажется, слегка забежали вперед, Владимир Гаврилович, — сказал Лукин.

— Да, надо получить результаты анализа. — Марков посмотрел на Павла, на Семенова и сказал им: — Вы пока свободны. Идите ко мне, прикиньте насчет завтрашнего дня. И заберите все это. — Он показал на проектор и прочее принесенное ими в кабинет Лукина.

Когда Павел и Семенов ушли, Марков сказал генералу:

— Не с легкой душой, Петр Иванович, говорил я о Тульеве.

— Насчет отзыва?

— Да. Сколько сил потрачено. И место у него — не каждому дано, не в любой день устроишь. Конечно, все давно окупилось, но терять жаль.

— А провал Брокмана обязательно означает провал Тульева?

— Я сказал — автоматически. Может быть, это не совсем так. Но риск для него увеличится сильно.

— А он согласен рискнуть? Вы с ним эту тему не обсуждали?

— Он-то согласен. Но пока Себастьян на месте, Тульев все время будет ходить по острию ножа. Правда, уже не первый год у них толкуют, что Себастьяна уберут, а он все не убирается.

Лукин встал, прошелся по кабинету, снова сел.

— Владимир Гаврилович, ну, а если положа руку на сердце?

— Все-таки я бы отозвал. Он и приедет не пустой. И здесь будет очень полезен.

— Тогда нечего колебаться. Кончаем «Резидента».

Марков, казалось, хотел больше для себя, чем для Лукина, сделать собственные выводы еще доказательнее.

— К тому же вот какое соображение, Петр Иванович: ему уже пятьдесят лет, для шефов разведцентра он прежней ценности уже не имеет — не на все годится. А по цене и место за столом.

— А нельзя ли устроить так, чтобы он не все узы с ними рвал? Чтобы из штата, как говорится, ушел, а внештатно остался? При условии, конечно, что его не совсем лишат доверия.

— Мы по этому вопросу тоже с ним обменивались. Тут трудно что-нибудь предвидеть. Во всяком случае, если мы сейчас окончательно решим его отзывать, то он там попросит не отставку, а длительный отпуск. Так сказать, за свой счет. А оставаться после пожара с Брокманом все-таки слишком рискованно. Под горячую руку Себастьяну попадет — и прощайте…

— У вас с ним связь быстрая?

— Относительно.

— А с переправой как?

— Это он сам все обеспечивает. Нам надо знать только точку и время.

— Ладно. Через час доложим по начальству. Думаю, наше решение одобрят.

— Хорошо, Петр Иванович.

Около шести часов вечера Марков получил результаты анализов вещества, заключенного в тюбиках из-под зубной пасты. При всем своем научно-объективном бесстрастии они имели, мягко выражаясь, страшноватый смысл: содержимое тюбиков, само по себе безвредное, в сочетании с определенными химическими соединениями дает отравляющие вещества широкого спектра действия, обладающие исключительной силой даже в водных растворах ничтожной концентрации и длительное время не подвергающиеся распаду.

В кабинете у генерала Лукина вновь собрались на совещание Марков, Синицын и Семенов. В качестве консультанта присутствовал в самом начале сотрудник химической лаборатории, который ушел, сделав подробные комментарии к результатам анализа.

Было ясно: если содержимое тюбиков может служить одной из составных частей отравляющего вещества, то вторая часть находится у Брокмана.

Никто, разумеется, не рассчитывал, что эту вторую часть удастся у Брокмана найти и отобрать, что он по доброй воле вдруг возьмет и все расскажет, но подмена Воробьева Семеновым была окончательна решена. Брокмана все равно надо арестовать в ближайшее время. Нелишне поэтому сделать попытку общения с ним еще на воле: вдруг выяснятся какие-то детали, которые могут оказаться полезными в будущем.

На паспорт Воробьева (он, кстати, был не фальшивый; как установили, подлинный владелец, будучи пьяным, годом раньше потерял свой паспорт) наклеили карточку Семенова.

Павел объяснил Семенову действие патронов с газом, обездвиживающим человека на полчаса, и показал, как пользоваться оружием.

— Но учти, — сказал при этом Павел, — у Брокмана тоже есть что-нибудь такое или еще почище. Между прочим, это на Западе приобретено. Насчет прихлопнуть человека там, знаешь, стандарт высокий. Так что все дело в быстроте — кто первый.

У Воробьева-Блиндера был позаимствован его коричневый плащ. В карман плаща положили тюбики, которые теперь содержали настоящую зубную пасту, но не заграничную, а производства московской фабрики «Свобода».

Марков, Синицын и Семенов втроем составили план — каким образом Синицын должен завтра страховать Семенова. Они отлично сознавали, что план этот, в сущности, абстрактен, так как в нем невозможно учесть главнейший фактор — то, что предпочтет делать сам Брокман. По этому поводу Павел сказал: «План — не догма: перевыполнишь — ругать не будут».