3
В тот день Синго поехал по делам фирмы в банк, а потом пошел пообедать с приятелем, который там работал. Они беседовали до половины третьего. Из ресторана Синго позвонил в фирму и, не заходя туда, вернулся домой.
Кикуко с Кунико на руках сидела на веранде.
Кикуко стала поспешно подниматься, она не ожидала, что Синго придет так рано.
– Не нужно. Сиди. Я вижу, ты уже не в постели, поправилась? – Синго тоже вышел на веранду.
– Поправилась. Решила вот переодеть девочку. – А Фусако?
– Взяла с собой Сатоко-тян и пошла на почту.
– Зачем ей понадобилось идти на почту? И еще ребенка на тебя бросила.
– Подожди. Сначала дадим переодеться дедушке, – сказала Кикуко девочке.
– Ничего, ничего. Переодень сначала ее. Кикуко подняла к Синго смеющееся лицо. Из-под приоткрытых губ показался ряд небольших ровных зубов.
– Ну вот, сейчас мы переоденем Кунико.
Кикуко надела на нее яркое шелковое кимоно и повязала его узким пояском.
– Отец, в Токио тоже уже кончился дождь?
– Дождь? Когда я садился в электричку на токийском вокзале, он еще шел, а когда приехал сюда, погода уже была прекрасная. В каком месте по дороге прояснилось, я не заметил.
– В Камакура тоже еще совсем недавно шел дождь, и, как только он прекратился, Фусако-сан отправилась на почту.
– А гора еще вся мокрая.
Девочку уложили на веранде, она подняла голые ножки и ухватилась за них – ногами она управляла легче, чем руками.
– Да, да, ну вот, давай-ка посмотрим на гору. – Кикуко подстелила ей пеленку.
Низко пролетел американский военный самолет. Услыхав шум, девочка повернулась в сторону горы. Самолета не было видно, но его огромная тень отпечаталась на склоне горы и уплыла. Наверно, и девочка увидела эту тень.
Синго вдруг поразило, как заблестели глаза ребенка от наивного удивления.
– Она не представляет себе, что такое воздушный налет. Как много уже родилось детей, не знающих войны.
Синго взглянул на Кунико. Блеск в ее глазах исчез.
– Вот если бы удалось запечатлеть на фотографии теперешнее выражение глаз Кунико. И чтобы в них отражалась тень самолета на горе. А на другом снимке…
Ребенок погибает, его атаковал самолет.
Синго хотел сказать это, но, вспомнив, что только вчера Кикуко сделала аборт, умолк.
И все же как многоеще в мире детей, которых можно запечатлеть на таких двух фотографиях.
Неожиданно Кикуко, подхватив под мышки девочку и придерживая ее снизу рукой с зажатой пеленкой, поспешила в ванную.
Синго вернулся в столовую, размышляя о том, что тревога за Кикуко заставила его вернуться домой раньше обычного.
– Как ты рано. – В комнату вошла Ясуко.
– Где ты была?
– Мыла голову. Когда прошел дождь и снова выглянуло солнце, у меня вдруг зачесалась голова. Старая голова – вот и чешется. He знаю, у меня голова не чешется.
– Наверно, тебе поставили голову лучшего качества, – засмеялась Ясуко. – Я слышала, что ты пришел, но выходить с мокрой головой не стала – побоялась, что ты рассердишься.
– Стоит ли старухе заниматься мытьем головы? Остричься наголо, а из волос сделать кисточку для взбивания чая.
– И то правда. Но кисточки для взбивания чая – так это тогда и называлось – носили на голове не только старухи. В эпоху Эдо и мужчины и женщины коротко стригли волосы и увязывали их сзади пучком, похожим на кисточку для взбивания чая. Я видела в театре Кабуки.
– Не пучком увязать, а наголо остричь, вот что я тебе предлагаю.
– Можно и так. Волос у нас с тобой еще много. Синго понизил голос:
– Кикуко уже совсем поднялась?
– Да, поднимается потихоньку… Уж очень она еще бледная и слабая.
– С ребенком возится. Лучше, наверно, не делать ей этого.
– Фусако Попросила присмотреть за девочкой и положила ее в постель Кикуко. Девочка тогда крепко спала.
– А почему тебе было не взять ее?
– Когда Кунико заплакала, я как раз мыла голову.
Ясуко встала и принесла Синго домашнее кимоно.
– Ты так рано вернулся, я уж подумала, не заболел ли.
Кикуко, кажется, вышла из ванной и направилась в свою комнату. Синго позвал ее:
– Кикуко. Кикуко.
– Да.
– Давай сюда Кунико. – Хорошо, сейчас.
Она вошла в комнату, ведя за руку девочку. Кикуко успела привести себя в порядок и переодеться.
Кунико ухватилась за плечо Ясуко. Ясуко, чистившая брюки Синго, протянула руку и обняла девочку за ножки.
Кикуко унесла одежду Синго.
Повесив ее в шкаф, который стоял в соседней комнате, она тихо прикрыла дверцы. Увидев свое отражение в зеркале, вделанном в дверцу с внутренней стороны, Кикуко испугалась. Она колебалась, не зная, вернуться ли ей в столовую или лечь в постель.
– Кикуко, тебе, пожалуй, лучше лечь, – сказал Синго.
– Хорошо.
От оклика Синго Кикуко вздрогнула. И, не заглянув в столовую, пошла в свою комнату.
– Тебе не кажется, что Кикуко ведет себя как-то странно? – нахмурилась Ясуко.
Синго не ответил.
– Я просто ума не приложу, что с ней происходит. Встала, еле ходит, я все время боюсь, что она упадет.
– Угу.
– И все-таки надо как-то разобраться с делами Сюити.
Синго кивнул.
– Может, ты поговоришь откровенно с Кикуко? Я возьму Кунико и пойду с ней встречать Фусако, заодно и на ужин куплю чего-нибудь. Фусако есть Фусако.
Ясуко взяла девочку на руки и поднялась.
– Зачем Фусако понадобилось идти на почту? – сказал Синго, и Ясуко обернулась.
– Я и сама об этом подумала. Может, чтобы отправить письмо Аихара? Уже полгода, как они расстались… Да, скоро уже полгода, как она вернулась к нам. Это случилось под Новый год.
– Опустить письмо могла бы и в ближайший почтовый ящик.
– Она, наверно, думает, что если опустить письмо на почте, оно дойдет быстрей и верней. Стоит ей вспомнить своего Аихара, она теряет рассудок – тут уж ничего не поделаешь.
Синго горько улыбнулся. Он почувствовал, что Ясуко все еще на что-то надеется.
Видимо, в женщине, которой удалось до старости сохранить семью, оптимизм укореняется глубоко.
Синго поднял газету четырех-пятидневной давности, которую до этого читала Ясуко, и стал просматривать.
Там была поразительная статья: «Лотос, который цвел две тысячи лет назад».
Весной прошлого года в лодке-долбленке периода Яёи найденной при раскопках на берегу реки Кэмигава у города Тиба, обнаружено три семени лотоса. Установлено, что семенам более двух тысяч лет. Профессор ботаники, специалист по лотосам, посеял эти семена и в апреле нынешнего года высадил в трех местах полученную рассаду: в прудах опытной сельскохозяйственной станции Тиба, в парке Тиба и в доме одного винодела на улице Хатамати в Тиба. Видимо, этот винодел помогал вести раскопки. Он налил в котелок воды, поместил туда рассаду и поставил его в сад. Лотос винодела расцвел первым. Профессор ботаники, которому сообщили об этом, примчался в дом винодела и стал гладить прекрасные цветы, без конца повторяя: «Расцвел, расцвел». Обо всем этом писала газета. Писала, что цветок состоит из двадцати четырех лепестков.
Под статьей была помещена фотография, на которой седеющий профессор в очках поддерживает руками распустившийся цветок лотоса. Из подписи под фотографией Синго узнал, что профессору шестьдесят девять лет.
Полюбовавшись цветущим лотосом, Синго с газетой в руках пошел в комнату Кикуко.
Они-занимали ее вдвоем с Сюити. На письменном столе – приданом Кикуко – лежала шляпа Сюити. Рядом со шляпой – стопка почтовой бумаги: видимо, Кикуко собиралась писать письмо. Ящик стола прикрыт свисающей вышитой салфеткой.
Пахло духами.
– Ну как дела? Лежи спокойно и не вставай. – Синго сел к столу.
Кикуко во все глаза смотрела на Синго. Ей было не по себе оттого, что Синго не разрешил ей встать, а лежать при нем было неудобно. Щеки у нее чуть порозовели. Но лоб оставался белым, и на нем красиво выделялись густые брови.
– Семена лотоса двухтысячелетней давности дали всходы, и лотосы расцвели, видела в газете?
– Да, видела.
– Значит, видела? – пробормотал Синго и после Небольшой паузы: – Будь ты с нами откровенна, хуже от этого не было бы – наоборот. Ты в тот же день вернулась домой, тебе это не повредило?
Кикуко потрясли слова Синго.
– Еще в прошлом месяце ты говорила о ребенке… Я уже тогда все понял.
Кикуко, лежа на подушке, покачала головой. – Тогда я еще ничего не знала. Если б знала, постыдилась бы говорить о ребенке.
– Вот как? Сюити сказал мне, что ты слишком целомудренна… – Увидев, что на глаза Кикуко навернулись слезы, Синго не стал продолжать. – Врачу ты больше не должна показываться?
– Завтра зайду.
Назавтра, когда Синго вернулся домой, Ясуко уже с нетерпением ждала его.
– Кикуко уехала к родителям. Ее уложили в постель… Часа в два позвонил Сакава-сан, к телефону подошлаФусако. Он сказал, что к ним приехала Кикуко, чувствует себя не совсем хорошо, и ее уложили и постель. Дня через два-три поправится, говорит, и тогдаее привезут обратно.
– Вот как.
– Попросил Фусако передать Сюити, что он может завтра приехать навестить ее. С ней там все время мать. Может, поэтому она и решила отлежаться у родителей.
– Ничего подобного.
– В чем же тогда дело?
Синго снял пиджак и, подняв голову, чтобы развязать, галстук, сказал:
– Сделала аборт.
– Что? – Ясуко была ошеломлена. – Как же это, тайком от нас… Кикуко? Ужасная пошла молодежь.
– До чего же ты невнимательна, мама. – В столовую с Кунико на руках вошла Фусако. – Я, например, знала,что она это сделает.
– Откуда ты знала? – неожиданно для себя стал допрашивать ее Синго.
– Этого я не могу сказать. В общем, она решила на покое прийти в себя, окрепнуть. Синго не нашелся что ответить.