23
В новый лагерь нефтяников, с большим трудом преодолев сыпучие пески, колонна грузовиков доставила мешки с цементом и глинистым порошком.
Гордые своим отважным рейсом, шоферы в армейской форме степенно, по-хозяйски осмотрели натруженные машины с окрашенными в маскировочный цвет кузовами, сменили воду в радиаторах и принялись дружно сгружать мешки, аккуратно складывая их неподалеку от вибросита буровой, как проделывали это в свое время на старом месте.
Сергей Гринюк, Габи и Джой ставили палатки. Неподалеку от них, укрывшись в тени складского тента, буррабочие Лумбо и Даб промывали в тазу с соляркой детали разобранного движка.
Все остальные члены экспедиции находились на вышке, наводя гам, как говорится «последний лоск».
— Для чего глина? — спросила Джой, у которой уже вошло в привычку то и дело задавать нефтяникам вопросы, а для них стало привычным отвечать любознательной стряпухе.
— Из глинистого порошка получается раствор, обязательный в бурении, — сказала Габи без особого энтузиазма.
— А цемент?
— Цементировать устье забоя.
— Ничего не понимаю, — сокрушалась Джой. — Прочитала массу книг, а все равно не понимаю.
Хорошенько закрепив дно последней палатки, Сергей предоставил женщинам заниматься верхними растяжками самостоятельно, сам же поспешил на помощь ссорящимся над тазом рабочим, утирая на ходу обильный пот рукавом и восклицая:
— Ну мороз, аж пар идет!
— Точно, как паровоз! — крикнула ему вслед Джой.
—Что, старатели, не клеится? — весело обратился Сергей к рабочим.
—Лумбо мешает, бвана, — сказал Даб.
—Нет, это Даб мешает, не умеет, — сказал Лумбо. Сергей присоединился к ним, приговаривая:
— А ну подвиньтесь. Эх, варенички вы мои распрекрасные, одна голова хорошо, а две, как погляжу, еще хуже. Долой антагонизм, вы же пролетарии всех стран! Да не три ты глаза соляркой! Ну артисты. Сейчас разберемся в железяках, без паники, братцы...
— Я вам приготовлю сюрприз, — сообщила Джой дизелисту, — обязательно приготовлю. Скоро.
— Опять борщ из кукурузы?
— Представьте себе... — Девушка выдержала паузу для пущего эффекта и выпалила: — Вареники! С картофелем! Мне Габи объяснила!
— Да ну! — обрадовался Сергей. — Уважаю женский пол в международном масштабе. Хотя картошку здешнюю, извиняюсь, не уважаю, слишком сладкая ваша картошка.
— А я присолю хорошо, — пообещала Джой, — будет вкусно, не сомневайтесь. Уж постараюсь для вас.
Сергей Гринюк, огромный, плечистый, распрямился, растопырив измазанные мокрые пальцы, сдвинул брови, вперившись взглядом в бликующую чернь солярки в тазу у его ног, сказал негромко и мечтательно:
— Моя жиночка харч готовит капитально. И дочки мастерицы, вылитые она, Люба. В отпуск не успел нарадоваться на них. Ничего, осталось недолго, деньков через сорок-пятьдесят, думаю, пошабашим — и домой, на Днепро... Четыре года на конкретную солидарность — нормально.
— Так вот от кого вам пришли письма с картинками, — сказала Джой. — Сколько же у вас дочек?
— Аж две! — оживился дизелист. — Умницы, учатся капитально. Одна в третьем, другая в первом. С уклоном по математике. Младшая еще и в музыкалку пошла — на скрипке. Умора! В отпуск прилетал — пиликает, как напильником, а Люба на нее умиляется до слез. Эх братцы-бабоньки, без семьи погано.
Лумбо толкнул его в колено. Сергей спохватился, посмотрел на Габи, которая застыла с провисшей растяжкой в руке, печально глядя в одну точку.
В сухом, безветренном воздухе слышался позвякивающий перестук работы на вышке и у водонасоса. Глухо доносились голоса рабочих, рывших и облицовывавших отстойники. Какие-то необычайно храбрые птицы облепили ажурную сталь «бэушки» и любопытно посвистывали с хрипотцой, будто приветствовали невидаль в своих владениях.
Подойдя к Габи Амель, Сергей положил ей руку на плечо и сказал:
— У тебя, Габи, тоже растет исключительный хлопчик. Орел, вылитый батя. Вырастет нефтярем наш малыш, как Банго. Банго начал, а его сын продолжит. Еще как, помяни мое слово. На то и рожаем детвору, чтоб нас продолжали...
— Лучше рожай движок быстро, — заворчал Лумбо, — полоскаемся в солярке без толку. Надо к вечеру собрать и опробовать. Обермастер рассердится.
— Слыхали? — Сергей всплеснул руками. — Уже яйца курицу учат, как надо с железом. Всякий двигатель ни мыть, ни собирать на тяп-ляп не годится. Сперва помозгуй, потом навинчивай.
— Помоги, — сказал Даб.
— За что я вас обожаю, вареники, — улыбнулся дизелист Лумбо и Дабу, — так это за самостоятельность. Ученички мои капитальные! С вами на сдельной бы вкалывать! По миру бы пустили, виртуозы вы мои непревзойденные!
— Нерадивым не дам вареники, — рассмеялась Джой, подмигнув Сергею.
— Молодец, куховарочка, надо их воспитывать со страшной жестокостью, пусть сидят на бобах и каше по-прежнему, да на консервах, да на лепешках своих, да на супах твоих, да...
— Что?! — В нарочитом гневе Джой выпучила глаза и показала насмешнику кулак. — Вам не нравятся мои супы? Трепещите, я вне себя!
— А мне нравятся, — заявил Даб. — Когда обед?
— Вот, вот, я ж говорил, работнички! — потешался Сергей, посматривая на Габи с надеждой расшевелить ее хоть немного, отвлечь от печали. — С едой биться — богатыри, а с несчастным движком — ни с места. Только в солярке вывозились, как поросята.
— Лумбо мешает, —- сказал Даб.
—Даб мешает, — сказал Лумбо.
—Ладно, старатели, знаю, что вам мешает, так и стреляете глазами на вышку. — Сергей милостиво отстранил их от таза. — Бегите туда, так и быть, сам управлюсь.
Радостно подскочив, они помчались к буровой, словно спринтеры к финишной ленте на стометровке. Оно и понятно, там куда приятней, чем возиться в тазу с деталями по соседству с женщинами. Джой ласково обняла Габи и тихо сказала: — Почему ты не вызовешь сынишку к себе? Мы бы все очень его любили, уверена.
— Арбат еще мал для пустыни. Он у меня единственный...
— Ах, как хорошо, когда рядышком дети! — воскликнула девушка. — Они такие забавные, просто про-лесть! Дети — это такое счастье! Я бы тоже хотела мальчика.
—У тебя все еще впереди.
— Слушай, Габи, и правда, не нужно так... ты же сильная, я знаю. Иногда я просто поражаюсь, какая ты сильная и смелая. И добрая. Тебя все так любят и уважают, прямо завидно, слово чести.
— Придержи-ка, пока натяну, — сказала ей Габи с грустной улыбкой, передавая веревку и выбирая колышек понадежней, — ты славная девочка, Джой, я рада, что ты с нами. А завидовать мне не нужно. Мы с малышом осиротели навсегда.
— Ты еще очень молодая, — с жаром возразила Джой, — и очень красивая. А жизнь впереди долгая.
— Спасибо тебе. Только в моем доме иного не будет. И не говори ничего, пожалуйста. Ведь ты не знаешь, какой это был человек.
Между тем шоферы грузовиков управились с мешками, сложив их в аккуратную пирамиду, и, прогудев на прощание сигналами, повели свою колонну в обратный путь. С ними уехали некоторые подсобные рабочие, они уже не нужны были в экспедиции. Практически подготовительный период уже завершился, предстояло бурение.
Опережая спускавшихся по трапику вышки товарищей, Борис Корин возбужденно спрыгнул к Нику Матье на палубку насосного блока, швырнул под ноги рукавицы и крикнул:
—Ну, братцы, скоро начнем буравить!
Капитан Даги Нгоро был явно не в духе. Он устроил в управлении настоящий разнос. Обошел все служебные комнаты, придираясь ко всякой мелочи, раздавая выговоры направо-налево, чего никогда не делал прежде.
Новый начальник вообще-то слыл человеком терпимым к несколько вольной и слегка панибратской атмосфере на службе, он не раз высказывался в том смысле, что дух товарищества куда полезней муштры. Однако высказывания эти, несмотря на внешнюю их привлекательность, в конечном счете не принесли отрадных результатов, ибо каждый склонен был трактовать их по-своему.
Дисциплина пошатнулась, и сам Нгоро скоро понял это.
Сегодня он был просто взбешен, когда часовой у входа при виде капитана приветствовал его совсем уж бульварным поклоном вместо того, чтобы отдать честь, как предусмотрено уставом.
Неосмотрительная развязность часового породила бурю.
Нгоро приказал выстроить весь личный состав, обошел строй и разнес в пух и прах внешний вид рядовых и офицеров.
Затем он в сопровождении притихших заместителей осмотрел помещение, вновь велел выстроить людей и произнес короткую, но весьма внушительную речь, смысл которой сводился к тому, что отныне он не потерпит беспорядка и разгильдяйства.
— Полиция республики не сборище каменотесов, а образец служения интересам народа! — заключил он.
Пристыженные и удрученные полицейские, едва их отпустили, с особым старанием принялись за дела, не открывая ртов для посторонних разговоров.
Даги Нгоро долго еще грохотал, распекал, возмущался, закрывшись с заместителями в своем кабинете.
Его было не узнать. Нет, этот взрыв не обычная головомойка для профилактики. Каждый почувствовал, что капитан всерьез намерен разом покончить с нарушениями дисциплины.
Поостыв немного, все пришли к выводу, что начальник прав, хотя и был на удивление резок, а порой и несправедлив, обрушивая свой внезапный, так не вяжущийся с его репутацией гнев на всех поголовно.
Сам же он, казалось, был не меньше других огорчен вынужденным конфликтом с подчиненными, однако весь его вид говорил о готовности поступиться собственным настроением ради интересов службы и чести вверенного ему управления.
Отпустив заместителей с наказом не беспокоить его в течение двух часов, Нгоро прослушивал записи всех допросов по делу Банго Амеля и полицейского из отряда охраны дипкорпуса.
Некоторые ленты он прослушивал по нескольку раз.
Между тем у его заместителей, покинувших кабинет начальника управления, произошел такой разговор.
— Капитан думает, будто никто не догадывается, что он занялся расследованием параллельно с Ойбором.
— Чудак, не доверяет старику.
— Не может смириться с тем, что дело об убийстве полицейского и нефтяника поручили простому сержанту.
— Ну, положим, дед первым вышел на дело, убийство случилось в его дежурство, вот он и завелся, выхлопотал разрешение. К тому же у него репутация и опыт в распутывании таких дел. Зря наш капитан насупился, зря, дед Ойбор не просто сержант, а сержант с тремя золотыми лентами, это, братец, не что-нибудь. Я лично снимаю шлем перед Ойбором.
— Правда, что деду присвоят офицерское звание, едва подаст рапорт на отставку по возрасту? Для пенсии, а?
— Говорят, указ уже давно заготовлен. Ну и оригинал наш Кими Ойбор, король оригиналов! Надо же, всю жизнь зубами держаться за сержантство! Каких чудес не бывает на свете!
— Интересно, кто из них раньше раскрутит это дело об убийстве на площади — Ойбор или Нгоро?
— Кто его знает... Пусть конкурируют, а мы посмотрим, чья возьмет. Хочешь пари?
— Нет. Просто любопытно. Спортивный интерес.
— Нашел спорт... Хотя, конечно, интересно, кто из них скорее придет к финишу. У деда опыт, но и у Нгоро голова работает, как видно, если на два часа сам себя запер в такую жарищу. Соображает, поди, анализирует наш грозный Шерлок Холмс.
Покончив с прослушиванием магнитофонных записей, капитан потребовал к себе Киматаре Ойбора. Когда же капитану напомнили, что сержант отсутствует, поскольку ему предоставлено право на свободу действий по личному распоряжению окружного комиссара, Нгоро чертыхнулся. Хлопнув в сердцах дверью, он спустился в гараж, где стоял его личный «джип».
Капитан вскочил в машину и лихо выехал в город, еще раз восхитив сотрудников своим незаурядным умением управлять автомобилем.
Около часа петлял он по лабиринту улиц и переулков, впившись внимательным взглядом в зеркало заднего вида, прежде чем остановиться возле телефона-автомата в одном из тихих и удаленных от центра районов.
Проговорив по телефону не больше минуты, скорее всего отдал какой-то приказ, тотчас же отправился в ближайшее бистро, где долго сидел за чашкой остывшего кофе, смущая других посетителей своим присутствием.
Снова отправился к телефону, набрал номер, назвался, выслушал что-то от того, кому звонил, и, заметно повеселев, бросил:
—Отлично! Благодарю!
Теперь уже гнал свой «джип» через весь город с уверенностью человека, точно знающего маршрут.
Машину Даги Нгоро оставил под крайними деревьями сквера, нисколько не беспокоясь, что она открыта и в ней лежат кой-какие вещи, соблазнительные для воришек: полицейская машина, как правило, только отпугивает таковых. Сам же зашагал через лужайку, на которой прогуливались хворые люди в клейменых халатах, прямо к зданию больницы.
Там он легко разыскал русского доктора Светлану, представился ей, будто забыл, что уже виделись мельком, когда однажды приезжал в советское посольство, и сказал, не жалея улыбки:
— Хочу вас просить, мемсаб, передать вашему другу, уважаемому Виктору Луковскому, чтобы он был любезен позвонить мне вот по этому номеру. — Нгоро передал ей свою визитную карточку. — После девяти, вернее, с половины десятого, с нетерпением буду ждать его звонка. Пожалуйста, очень прошу.
— Простите, а в чем дело, я могу узнать?
— Уверяю вас, нет и малейшего повода для беспокойства. Просто возникла необходимость в интересах общего дела перекинуться парой слов с человеком, у которого угнали и разбили автомобиль.
— Насколько мне известно, уже перекидывались, и не раз. Чего вы хотите?
— Поговорить, не больше. Удивлен вашей беспричинной настороженностью. Такой пустяк.
— А почему вы обращаетесь ко мне, а не официально?
— С таким пустяком беспокоить высокоофициальных лиц? Если вы настаиваете, я откланяюсь с извинениями. — Нгоро разочарованно и недоуменно пожал плечами. — Я проезжал мимо и решил воспользоваться моментом, забежал на минуту с этой маленькой просьбой, даже не подозревая, что она вызовет у вас возражение. На стройку к Виктору Луковскому ехать значительно дальше. Что ж, извините за напрасное беспокойство. Хотелось бы только сказать на прощание, что идет следствие, которое пусть косвенно, но все же касается дружественного нам представительства, и нам хотелось бы скорее реабилитироваться в глазах друзей за известный вам инцидент. Хозяева всегда чувствуют ответственность за любые, даже случайные, неприятности гостей. Поэтому, повторяю, озабоченные поисками преступника, иной раз мы вынуждены обращаться за помощью ко всем, кто может ее оказать.
— Хорошо, я передам вашу просьбу послу.
— Благодарю. Но лучше бы лично советнику Луковскому. Прошу вас, не забудьте передать о половине десятого, если он будет звонить мне.
— Передам, не забуду, — пообещала Светлана, — разумеется, если он не задержится в Аномо. Виктор Иванович уже третий день в экспедиции, там, насколько мне известно, приступают к бурению.
— О, приятные новости! — воскликнул Даги Нгоро. — Пожелаем им успеха!
Они шли по длинному, залитому се атом коридору, то и дело прижимаясь к стене, чтобы пропустить коляску с больным, санитаров с носилками или чрезвычайно сосредоточенную темнокожую сестрицу милосердия в хрустяще крахмальном белом халатике и кокетливо повязанной косынке с красным крестиком.
На пороге Светлана не утерпела и заметила:
—Еще недавно вы просили наших сотрудников быть предельно осторожными и внимательными на улицах, пока преступники не пойманы. Намекали на вероятность заговора врагов республики против экспедиции нефтяников. Даже посетили посла по этому поводу.
— Каюсь, грешен, — смиренно сложив ладони и воздев очи к безукоризненно выбеленному потолку, шутливо произнес старший инспектор, — но нет правил без исключений. Не волнуйтесь, это будет сущий пустяк, настолько крохотный пустячок, что я не стал, как видите, обременять вас подробными объяснениями.
— Все равно не могу разделить вашего радужного настроения.
— Вы заблуждаетесь, мемсаб, в полиции самые невеселые люди. Нам слишком часто приходится соприкасаться с печальными вещами. Так что форму поведения не следует воспринимать как истину.
— Интересно, а как?
— Убежден, вам это тоже хорошо знакомо. Из гуманных соображений врач обязан с ободряющей улыбкой утешать даже заведомых покойников.
— Странная аналогия, — сказала Светлана.
— Не придавайте значения моей отвратительной способности иногда выражаться туманно.
— Одного не понимаю, зачем вам нужно лишний раз волновать Виктора Ивановича, зачем?
— Дело не в том, что огорчительно живучи вздорные слухи о его непосредственном отношении к выскочившему якобы из ворот посольства автомобилю, — сказал Нгоро. — Дело в том, что убийц полицейского, а также нашего инженера и вашего друга необходимо поскорее найти. Печать уже начинает выступать с неприятными для полиции публикациями. Найти, и немедленно, — вот первейшая обязанность.
— Обязанность соответствующих органов.
— Факты есть, а связать их пока не можем, — продолжал Нгоро. — Мы решили, признаюсь, выяснить одну, как нам кажется, важную деталь. Для этой цели подходит лучше всего европеец, но такой, который неизвестен хозяевам и завсегдатаям всякого рода сомнительных заведений. Иными словами, требуется небольшая услуга разумного и смелого человека, каким нам представляется Виктор Луковский.
— Не скрою, — тихо сказала Светлана, — если это хоть в какой-то мере небезопасно для него, я вам не союзница.
— Абсолютно безвредно, — заверил Нгоро, — оказывая республике большую помощь в хозяйстве, ваш будущий супруг не откажет, надеюсь, в попутной маленькой услуге на пользу покоя и благополучия местных жителей.
— Супруг? Бог с вами! Виктор Иванович закоренелый холостяк. Да и мне уж поздно замуж. С чего вы взяли?
— Отпираться бессмысленно, — этаким нарочитым «полицейским» тоном прорычал Даги Нгоро, затем дружески помахал рукой и ловко, точно шаловливый подросток, сбежал по ступеням и быстро зашагал к скверу, где стоял его криво исполосованный зеленой и желтой красками «джип» с множеством трещин и заклеек на ветровом стекле.
Он поехал в главное управление, чтобы поделиться с окружным комиссаром своим планом действий.
Сами по себе новые идеи Нгоро не вызвали возражений со стороны высокого начальства, однако одно высказывание капитана обернулось для него строгим выговором. Комиссар отчитал его настолько сурово, что Нгоро тут же бросился к телефону.
— Говорит капитан Даги Нгоро. Покорнейше прошу извинить за мой абсолютно ошибочный визит. Забудьте, прошу вас, и о нашем разговоре. Желаю успеха вам и вашим... нашим друзьям в Аномо.
— Спасибо. Но... странно... — недоуменно обронила Светлана.
— Все спокойно, просто у нас тут изменились некоторые обстоятельства, так что забудьте о моей просьбе. Извините.
