Тамара Васильевна Глазова сидит за небольшим однотумбовым столом в своем маленьком кабинете, где, кроме стола, сейфа, двух стульев, нет ничего, да ничего больше и не поместится. Но кабинетик тоже достижение, поскольку не везде, не во всякой прокуратуре есть такие условия. Это заботами прокурора Владимира Дмитриевича Сухачева. Он же обеспечил всех следователей пишущими машинками, что тоже немаловажно.

Рядом с прокуратурой вокзал, газетные киоски, суета, а здесь — тишина и сосредоточенность. Тамара Васильевна задумчиво перебирает бумаги, вживаясь в новое дело. Именно вживаясь, потому что каждое следствие — это еще одна прожитая жизнь. С друзьями, недругами, с выяснением отношений куда более подробным, чем в настоящей жизни. Если там допустимы недомолвки, тайные обиды, молчаливое прощение, то здесь, в следствии, все должно быть выяснено до конца, до последнего душевного порыва.

Но вот отшумели, отошли в прошлое людские страсти, боли, страдания, обман и ненависть, все отошло. И начинается новая жизнь, не менее сложная, запутанная, где тебе предстоит все назвать своими именами, расставить по местам, всему найти объяснение.

На столе новая папочка, в ней всего несколько листочков. Пройдет время, и она вырастет до толстого тома, а то и до нескольких, и сколько же людей пройдет через этот кабинетик, сколько жизней выплеснется на голубенькие бланки протоколов!

— Я устала от этого дела, — говорит Тамара Васильевна. — Не от его сложности или запутанности. Оно оказалось довольно редким по психологической напряженности. Прикиньте, сколько людей подключил Дядьков, чтобы изменить картину преступления! А похищение коляски, эти булыжники в кювете! Подкуп, попытки отделаться двумя сотнями рублей, эти девицы... И пройти через все это, через правду и ложь каждого, через их опасения, истерики... Тяжело. — Она положила руку на тощую коричневую папочку — новое дело.

Сколько всем нам каждый день приходится видеть всякого, сколько мы переживаем встреч, событий, происшествий, но нередко проходят годы, прежде чем мы правильно поймем услышанное когда-то слово, запомнившийся взгляд, замеченное нами молчание или многословие. А здесь оценивать событие, собственное смутное подозрение, сомнение нужно немедленно, на месте или, может быть, лучше сказать, не сходя с места происшествия. А это ох как непросто, если учесть, что за твоим решением, за твоей оценкой — человек, его судьба.

— Знаете, как бывает, — говорит Тамара Васильевна. — Все вроде в деле уже есть. Свидетели дали показания, обвиняемый признался в совершенном преступлении, подшиты заключения экспертов, должным образом освещены и поданы вещественные доказательства... А как-нибудь вечером, когда опустеют наши коридоры, затихнут голоса, перестук машинок, хлопанье дверей, листаешь, листаешь дело, и охватывает неудовлетворенность, что ли... И не могу понять, чего же не хватает? Ощущение потери. Будто не все возможности использованы. Наверно, это происходит оттого, что хочется придать делу убедительность не только для суда, но и для самого обвиняемого. Запираешь дело в сейф и словно запираешь все голоса, звучавшие с каждой страницы, запираешь фотографии, изученные до того, что кажется, они вот-вот оживут перед твоими глазами. Приходишь домой, а голоса звучат, бойкие, робкие, запинающиеся. И истерики, случившиеся в твоем кабинете, все еще продолжаются, и обвинения, угрозы, жалобы... Вслушиваешься в эту разноголосицу, пытаясь понять, почему доказательства не смыкаются. Почему противоречат друг другу свидетели? Почему события не выстраиваются в одну логическую цепочку, которая бы полностью охватывала не только само преступление, но и роль каждого в нем? Листаешь страницы, натыкаешься на самые разные показания и в этот момент буквально слышишь, как тот, другой свидетель, соучастник успевает еще раз выкрикнуть свое, пока его страничка не перекроется следующей... И наконец как толчок — тебя охватывает счастливое ощущение находки, прозрения. Вот оно! Вот то место, та фраза, та цифра, та запятая, которая замкнет цепь, и сразу все станет на свои места, и никто не сможет опровергнуть, да что там опровергнуть — усомниться не сможет ни в одном твоем выводе. Вот человек уклонился от ответа. Вот скомкал показания. Вот эксперт упустил важную деталь. Вот обвиняемый слукавил. Вот слова, которые все объясняют! — Тамара Васильевна смущенно проводит рукой по лицу, улыбается.

Уточним: следователь прокуратуры — это особая статья. По закону он занимается расследованием тяжких преступлений: убийства, насилия, крупные хищения. Будни следователя — это экспертизы, вскрытия, очные ставки, допросы, постоянные встречи с худшими представителями рода человеческого. И каждого необходимо понять, причем настолько хорошо, чтобы можно было судить о его поступках, о его виновности. В самом деле тяжело. Человеку слабому, лишенному твердых жизненных убеждений, нетрудно распространить свои наблюдения гораздо дальше, нежели это допустимо. Можно попросту устать от этой изматывающей работы, сделаться глухим к человеческим болям и радостям

Но Глазову эти беды миновали. Преступники не заслонили от нее остальное человечество, хотя ей приходится и поныне отдавать им немало сил и времени.