Итак, все исследования завершены. Настала пора подводить итоги. Что же удалось ему установить, провозившись снова три месяца в своей лаборатории с посевами и пересевами, пуская в ход и мощный электронный микроскоп, и ревущие центрифуги, и все новейшие методы «опознания» невидимок?

Андрей начал записывать по пунктам на листке бумаги:

«1. В обоих слоях массового захоронения, раскопанного в Толуске, обнаружены в больших количествах следы вируса черной оспы, но это погребение следует отнести, видимо, уже ко временам вторжения конкистадоров.

2. Такие же следы найдены в пробах из двух более поздних захоронений в пирамиде (правителя и четырех юношей, принесенных в жертву) и двух рядом расположенных могил, которые были раскопаны перед тем, как исследователи покинули затерянный город. Но и все эти погребения поздние, возможно, также времен испанских завоевателей…

3. Во второй, более древней гробнице, находящейся в глубине пирамиды, никаких следов вируса оспы не обнаружено, так же как и в трех могилах рядовых жителей затерянного города, принадлежащих тоже к более ранней эпохе (девятый-десятый века нашей эры, а погребение в каменном склепе, вероятно, даже пятого века).

4. В этом погребении найдены следы возбудителя малярии не встречающегося теперь вида, а в жертвенном групповом захоронении в пирамиде – вируса желтой лихорадки».

Вот, пожалуй, и все. Не густо.

Можно, конечно, еще добавить, что из грибковой плесени, привезенной Андреем из тропических лесов, удалось вывести новый и, кажется, весьма перспективный вид антибиотика. Но ведь это открытие к основной загадке, ради которой они с такими трудностями странствовали по диким лесам, прямого отношения не имеет – надо иметь мужество это признать.

Ничего не попишешь, опять ему не повезло. Древность затерянного города и пирамиды в нем обманули Альвареса. А в пирамиде было устроено вторичное захоронение гораздо позднее – уже во времена конкисты. И могилы, в которых удалось обнаружить следы смертоносной работы вируса черной оспы, тоже относятся к этому времени. Спасаясь от испанских завоевателей, люди, естественно, уходили в глушь и прятались в развалинах древних городов. Раненые и заболевшие там и умирали. А они с Альваресом по ошибке приняли их могилы за такие же древние, как и сам затерянный город.

Что же удалось выяснить Андрею? Что оспу занесли в страну майя испанцы? Но это было известно уже давно.

Что древние майя иногда болели малярией и желтой лихорадкой? Но и это никого не удивит и не заинтересует. Очаги этих болезней существуют в тропических лесах с древнейших времен – в этом никто и никогда не сомневался.

А вот гипотезу насчет того, что эпидемии малярии или лихорадки заставили древних майя покинуть некогда свои города, – это еще надо доказать, уважаемый кандидат медицинских наук А. М. Буланов. Пока ваша гипотеза остается такой же шаткой, как и до путешествия.

Выходит, тайна покинутых городов остается нераскрытой?

Так с горечью думал Андрей, пока не получил от Альвареса толстый пакет.

«Мой дорогой друг и коллега!

Поздравляю вас: нам поразительно повезло! Два месяца я провел в канцелярских дебрях различных учреждений гватемальской столицы и все-таки отыскал манускрипт этого брата Луиса Торсаля. И где бы вы думали? В архиве министерства земледелия!

Рукопись необычайно интересна.

Я подозреваю, что святые отцы просто-напросто не читали дальше первых страниц. Иначе бы они наверняка постарались скрыть манускрипт поглубже в своих архивах. А в столице его никто и не листал – просто занумеровали, внесли в каталог и положили преспокойно на полку, где он мог пылиться еще пятьсот лет вместе с другими бесценными рукописями, пока на них не наткнулся бы случайно какой-нибудь любознательный архивист, как это случилось недавно с бумагами гениального Леонардо да Винчи.

Сейчас мои ребята во главе с дотошным Франко (который просит передать вам самый теплый привет) готовят рукопись для издания. Как только они закончат работу, я немедленно вышлю вам полный текст с приложением фотокопий подлинника, а пока делаю выписки самых любопытных мест, принося извинения за их отрывочность, – как всегда, не хватает времени.

Итак, это нечто вроде воспоминаний Луиса Торсаля, «бывшего королевского офицера, а ныне настоятеля монастыря Святого Фомы в Толуске». Как и Берналь Диас, записки которого вам хорошо известны, этот Луис Торсаль проделал с Кортесом всю мексиканскую кампанию, участвовал во многих сражениях. Затем в отрядах Педро де Альварадо он занимался завоеванием Гватемалы. Так что повидал он немало, и воспоминания его будут очень интересны и ценны для историков.

Написаны они в 1578 году языком живым и выразительным. Вот, скажем, беглая характеристика Эрнардо Кортеса:

«…Ездок он был превосходный, боец удивительный, в конном ли, в пешем ли строю, с каким угодно оружием.

К своим офицерам и солдатам, особенно к тем из нас, кто с ним вместе прибыл с Кубы, Кортес всегда относился сердечно и приветливо. Он знал по-латыни, был так же немного поэтом и охотно и легко слагал стихи. Говорил он сдержанно, но с большой убедительностью. Излюбленной своей защитницей считал он деву Марию, но премного почитал также Петра, Якова и Иоанна, щедро раздавая милостыню. Клялся он просто: «Порукой совесть моя!» А коль разгневается, то скажет: «Ах, чтоб вас чума!» В гневе на шее и на лбу у него раздувались жилы, иногда он сбрасывал с себя плащ, но никогда не изощрялся в брани, да и вообще был терпелив с людьми; часто мы, разгорячившись, скажем что-нибудь неладное, обидное, а он лишь скажет: «замолчите» и «отправляйтесь и пораздумайте! Как бы мне не пришлось вас наказать!»

Воля его была непреклонна, особенно насчет военных дел. Повеления его должны были выполняться во что бы то ни стало, какой угодно ценой. Порицать его за это легко, но пусть не забывают, что он сам никогда и ни в чем не уклонялся, всюду был первым… Ночные обходы делал сам, проверял лично, как спят солдаты – в полном ли снаряжении, не раздеваясь, как было приказано, или раздевшись, в преступной беспечности. Во время похода в Гондурас он и сам ложился на часок после еды; раньше этого никогда не было, но годы и остальное сделали свое; расстилали коврик, и он на него валился, будь дождь или палящая жара, все равно…»

А вот портрет Педро де Альварадо:

«…Он был очень хорошо сложен, хороших пропорций, с очень веселым лицом, милым взглядом, и потому что он был так красив, мексиканские индейцы назвали его Тонатиу, что означает «солнце». Он был необычайно ловкий и хороший наездник, но прежде всего хороший оратор. Одевался он в дорогие одежды, носил золотую цепь с драгоценным камнем и перстень с прекрасным алмазом. Но внешность его была обманчива: он был человеком, прямо-таки жаждущим убийств…»

Не правда ли, превосходно?!

Я не стану пересказывать вам все, перехожу сразу к самому интересному и важному для нас. Весной 1539 года большой отряд испанцев вторгся с юга в тот лесистый край, где мы с вами недавно странствовали и вели раскопки. Их манили слухи о каких-то «больших и старинных богатых городах», находившихся здесь. Отрядом командовал Лопес де Овьедо, очень высоко ценивший боевой опыт Луиса Торсаля и сделавший его как бы своим ближайшим военным советником и помощником. Но тот его недолюбливал и часто иронически называл «сладкоголосым» за то, что этот Лопес любил напевать жиденьким тенором чувствительные песенки и при этом подмигивать, приглашая всех оценить его талант.

Сначала индейцы приняли испанцев довольно мирно, но вскоре дали им дружный отпор:

«…Из селения пришло человек пятьдесят индейцев, вроде касиков, в хороших бумажных одеждах. Знаками они спросили нас, что нам нужно, а затем – прибыли ли мы с восхода. Затем они предложили пойти в селение. Посовещавшись, мы согласились и последовали за ними с великой опаской.

Привели они нас к ряду крупных строений, весьма ладно построенных из камня и оштукатуренных. То были храмы с изображением змей и божеств на стенах; вокруг алтаря ясно были видны брызги совершенно свежей еще крови, а на некоторых изображениях, к нашему несказанному удивлению, – знаки креста.

(Помните, мой друг, как и вас удивил этот крест, изображенный на крышке древней гробницы?..)

Народу везде было множество. Женщины улыбались нам, и все казалось мирным и спокойным. Но вот появилась новая толпа, в плохих одеждах, неся связки сухого камыша, который они складывали в одну кучу. Одновременно прибыли и два отряда воинов с луками, копьями, щитами и пращами, во главе со своими предводителями. Вдруг из соседнего храма выбежало с десяток индейцев в длинных белых одеждах; волосы их были настолько перепутаны и загрязнены запекшейся кровью, что их нельзя было расчесать, а только срезать. Это были жрецы.

Они несли курения вроде смолы, прозываемые у них «копал», жрецы окурили нас из глиняных плошек, в которых был огонь, и знаками дали понять, что мы не можем дольше оставаться в селении и должны уйти раньше, чем сгорит принесенная куча камыша, а то нас атакуют и убьют.

Затем они повелели зажечь кучу, и весь народ, построившись в отряды, стал трубить в раковины, бить в барабаны, играть на флейтах.

Вспомнили мы раны, полученные прежде, и сомкнутым строем ушли из поселка.

На следующий день Овьедо решил со всеми нашими силами захватить селение. Но такая же решимость отстоять его была, по-видимому, и у врага.

Помню, как сейчас, эту ужасную резню; стойкость врага была выше всякого вероятия, самые громадные потери как будто проходили незамеченными, а неудачи лишь увеличивали боевую ярость… Право! Я не в силах описать этот бой. Мои слова слабы и холодны. Ведь говорили же некоторые из наших солдат, побывавшие в Италии и еще более далеких странах, что никогда не видели подобного ожесточения.

А теперь скажу два слова и о себе и поведаю об одной странности, которая долго меня мучила, да так и осталась неразгаданной. Именно. С тех пор как я не раз был свидетелем, как наши бедные товарищи, захваченные врагами, приносились в жертву, меня охватила боязнь, что и мне предстоит та же участь. Мысль эта стала навязчива, и канун всякой битвы был для меня мучением. А ведь всякий знает, что я не трус, что меня любили и уважали, как одного из наиболее отважных! Но боязнь была, и отпадала она лишь в самом бою, что тоже не менее удивительно. Вот такое состояние меня долго угнетало; и в чем тут дело, я и до сих пор не знаю: виновата ли излишняя усталость или постоянная напряженность? Теперь – дело прошлое, а посему я свободно могу об этом поведать…»

Правда, прелестное по своей безыскусной искренности признание?!

Испанцам никак не удавалось сломить сопротивление воинов майя и прорваться к заветным «большим и богатым городам». К тому же среди них началась оспа – внимание, мой друг, пошло самое важное!

«…Мне говорили, что среди людей Нарваеса был негр, больной оспой. От него-то страшная болезнь и пошла по всей Новой Испании, где никто раньше о ней не слыхал; опустошения были ужасающие, тем более что индейцы не знали никаких способов лечения, кроме омовений, которыми они еще более заражались. Так умерло великое множество несчастных, не испытав даже радости быть сопричтенными к христианской вере.

Многие захворали и у нас в отряде, испытывая жестокое колотье в боку и харкая кровью, отчего за последние дни умерло пять человек».

И вот у сладкоголосого Лопеса де Овьедо созрел коварнейший план. Вот что рассказывает об этом Луис Торсаль:

«…Вечером на привале он спросил меня, по своему обычаю подмигнув: «Ты помнишь романсеро об эмире Альмансоре из Кордовы?» – и тут же пропел немного своим сладким голосом. «Помню», – ответил я. Он снова подмигнул и сказал: «Если неверные так поступали с нами, то почему бы нам не поступить так же с неверными?» Я сразу понял, что он задумал…»

Вы, конечно, не знаете этого романсеро, мой молодой друг, и не поняли, что же задумал коварный де Овьедо. Я тоже сразу не понял. Потом так заинтересовался, что разыскал эту старинную испанскую песню. Копию ее могу вам прислать, если пожелаете, а пока просто перескажу ее своими словами.

В романсеро рассказывается об одном событии тех давних времен, когда испанцы вели борьбу с маврами за обладание Пиренейским полуостровом. Им удалось отвоевать Кордову у эмира Альмансора. Воинов у эмира осталось мало, но он никак не хотел смириться с поражением и решил отомстить испанцам любой ценой.

И вот в один прекрасный день испанские часовые вдруг неожиданно увидели, что к городским стенам подходит какой-то человек – босой, в жалком рубище, с непокрытой в знак раскаяния и покорности головой. В нем трудно было узнать еще недавно столь гордого и могущественного эмира Альмансора. Он заявил, что сдается на милость победителей и готов отречься от ислама и принять христианство.

Испанцы уважали храбрых противников. Почетный пленник был принят весьма торжественно, тут же окрещен, и король даже пожаловал ему титул испанского гранда.

А через несколько дней Альмансор заболел. Заболели вскоре и все, с кем он встречался за эти дни празднеств и ликований, а желающих посетить почетного отступника, побеседовать, пообедать и выпить с ним оказалось много. Всех их сразила чума.

Умирая, Альмансор сознался: он нарочно заразился чумой в притонах одного приморского города, чтобы принести страшную болезнь в дар врагам и тем отомстить им. Так велика была его ненависть к захватчикам…

Теперь вы тоже понимаете, что задумал большой любитель и знаток старинных романсеро сладкоголосый Лопес де Овьедо?

Однако слово Луису Торсалю:

«…Но мне показалось это дело злодейским и недостойным христианина. Так я и сказал ему. Он больше ничего не стал со мной говорить, но выполнил, что задумал, и, надо признать, с большим искусством. По его приказу, всех индейцев, захваченных в плен, теперь помещали на несколько дней в одно помещение с больными. Потом Лопес объявлял, что дарует им свободу и они могут вернуться к своим соплеменникам и рассказать им о милосердии воинов христианнейшего короля Испании. Часть заразившихся оставляли еще на несколько дней, чтобы они могли передать болезнь новым пленникам. Некоторые догадывались о том, почему их отпускают, и отказывались вернуться к своим, требуя, чтобы их лучше казнили. Таких загоняли обратно в леса силой…»

Но и этот дьявольский план не помог. Дорогу к «большим и богатым городам в лесу» испанцы так и не нашли. Видимо, вожди и жрецы майя разгадали их замысел. Заразившиеся воины заняли оборону в таких местах, чтобы отвлечь захватчиков подальше от своих святынь. Там они нарочно бились особенно упорно и ожесточенно за каждое небольшое селение, понимая, что все равно обречены на мучительную смерть. А обманутые конкистадоры думали, будто они как раз на верном пути и вот-вот пробьются к заветным богатейшим городам, хотя на самом деле их увлекали все дальше от них…

«…В день благовещения, ранним утром, после краткой мессы мы в боевом порядке двинулись вперед, к поселку, где скучились враги. Произошла битва, настоящая битва, одна из самых страшных на моей памяти.

Число неприятеля было так велико, что на каждого из нас приходилось сотни по три, и все окрестные поля кишели людьми. Как бешеные псы, набросились они на нас, хоть и многие были больными, и с первого же натиска наших 70 человек было ранено, а трое убито. Впрочем, и мы изрядно отбивались и выстрелами и холодным оружием, так что враг несколько отошел, предполагая, что мы его настичь не сможем, а он нас будет расстреливать неустанно. Но наш Меса взял их отлично на прицел, и артиллерия могла бить по ним сколько душе угодно. Тем не менее они не дрогнули, и сколько я ни советовал произвести атаку, зная по опыту, что им не выдержать наших клинков, Овьедо все медлил…

Никогда не забуду адского шума, свиста и крика при каждом нашем выстреле; буду всегда помнить, как они с заклинаниями бросали вверх землю и солому, как они делали вид, что не замечают своих потерь. Таким образом Овьедо удалось с конницей подойти незаметно. Долго мы его ждали, но он был задержан топкими местами, а потом сражением с крупным отрядом, причем было ранено пять всадников и восемь лошадей. Теперь же он, наконец, нагрянул с тыла, и маленький отряд его произвел чудеса, тем более что и мы перешли в наступление. Никогда еще индейцы не видели лошадей, и показалось им, что конь и всадник – одно существо, могучее и беспощадное.

Условия местности были весьма выгодны для действий конницы, и наш малый отряд то и дело мог прорывать ряды врага, кружиться вокруг него, внезапно ударять в тыл, временами врубаться в самую чащу. Конечно, все мы, всадники и кони, скоро покрылись кровью, своей и чужой. Не повезло Лопесу де Овьедо, он одним из первых пал мертвым, пронзенный стрелою в ухо. Рядом с ним убили еще четверых, лошади были поранены, но натиск наш не ослабевал.

Вот тут-то они и дрогнули, но и то не побежали, а отошли к далеким холмам.

С великой радостью бросились мы на землю, в тень, чтобы немного успокоиться и отдохнуть, затем все вместе возблагодарили бога за победу. Был, как я уже сказал, день благовещения, и вот назвали мы этот городок Св. Мария Победоносная, но название это не прижилось и потом все продолжали называть его по-старому – Толуске…»

Итак, победа, добытая столь жестокой ценой, оказалась мнимой. Грабить в захваченном селении оказалось нечего. А дорогу к большому городу конкистадоры так и не узнали…

Луис Торсаль участвовал еще в нескольких сражениях, а потом удалился на покой, получив в награду за свои ратные труды небольшое поместье – энкомиенду.

Но, видимо, совесть и раскаяние мучали его. Он не мог забыть, что принял участие в таком злодействе. Пишет какие-то письма с покаянными жалобами, но, как мы уже знаем из ответа, найденного в мадридском архиве, их оставляют без внимания, ссылаясь на то, что, дескать, болезни среди народа майя свирепствовали и раньше. В 1567 году он постригается в монахи и отдает все свое состояние на строительство храма в том самом селении Толуске, где погибли в жестоком, но напрасном бою Лопес де Овьедо и многие его товарищи. Рассказав об этом, Луис Торсаль не может удержаться от жалобы:

«…А что стало с теми, которые совершали все эти подвиги? От 550 товарищей, отправившихся вместе с Кортесом с острова Кубы, ныне, в 1578 году, в Новой Испании осталось не более трех! Остальные погибли на полях сражений, на одре болезни. Где памятник их славы? Золотыми буквами должны быть высечены их имена, ибо они приняли смерть за великое дело. Но нет! Мы трое согбены годами, ранами, болезнями, и влачим мы остаток своей жизни в скромных, почти убогих условиях. Несметное богатство доставили мы Испании, но сами остались бедны. Нас не представляли королю, нас не украшали титулами, не отягощали замками и землями. Нас, подлинных конкистадоров, людей «первого призыва», даже забыли: Гомара много и красиво говорит о Кортесе, о нас же не упоминает. Конечно, Кортес был нашим сердцем и головой, он нас направлял и объединял, но без нас, своих сотоварищей, не свершить бы ему всех подвигов.

Но довольно! Да почиют все в мире. Аминь!

Стар я теперь, а события того времени живой стеной теснятся вокруг меня!

Подтверждаю, что все рассказанное здесь – истинная правда, ибо во всех битвах и всех предприятиях я лично участвовал. Не старые басни, не деяния римлян, что случилось 700 лет тому назад, а то, что сам видел и пережил, рассказываю я, точно указывая, как, где и когда все произошло. Ибо все это составил я по собственным записям и заметкам и закончил милостью божьей 26 февраля 1578 года.

И ты, дражайший читатель, помолись также со своей стороны богу и прими мой малый труд, простив недостатки его. И да суди их по примеру блаженного Августина, различающего того, кто исповедует свои грехи или ошибки, и того, кто защищает их; и да простишь ты мои грехи, как бог прощает мои и твои, по словам пророка, который сказал: господи, исповедую я мои пороки и несправедливости, и тотчас ты дашь их прощение…»

На этом заканчивается рукопись.

Вот что мы узнали, дорогой друг. Чудовищное злодейство! Можно ли этому верить? Но ваши исследования, которые поначалу так нас озадачили, по-моему, подтверждают исповедь Торсаля…»

Можно ли этому верить? Андрей оторвался от письма и задумался.

А почему нет? Бактериологические войны люди ведут уже очень давно. Они занялись этим гораздо раньше, чем научились защищаться от болезней. Тому свидетельством хотя бы этот старинный романсеро.

Но эмир Альмансор хоть мстил вторгшимся захватчикам, защищал свою свободу. А в семнадцатом веке голландские колонизаторы применили точно такую же подлую тактику, что и этот сладкоголосый Овьедо, против республики Паламарес, созданной беглыми рабами-неграми в глухих лесах Бразилии. Каратели никак не могли их победить в бою и начали засылать в леса рабов, специально зараженных оспой.

А в следующем столетии в Северной Америке, чтобы сломить сопротивление непокорных индейских племен, им стали подбрасывать через сердобольных миссионеров зараженные одеяла, которыми раньше накрывали больных оспой. И «черная смерть» пошла разгуливать по уединенным стойбищам и поселкам…

Да зачем лезть в историю! Разве и сейчас мало безумных подлецов, мечтающих пустить в ход смертоносных невидимок? Совсем недавно Андрей читал заметку в вечерней газете и даже вырезал ее.

Он поискал в письменном столе. Вот она:

«Рим, 1-3 сентября (ТАСС).

«В Западной Германии испытывается бактериологическое оружие», – пишет итальянская газета «Паэзе сера». Газета помещает сообщение из Франкфурта-на-Майне, в котором говорится, что «случаи таинственной смерти, отмеченные в научных лабораториях Западной Германии, очевидно, связаны с испытанием нового вида бактериологического оружия». «В лабораториях института „Пауль Эрлих“ во Франкфурте-на-Майне и на заводе „Беринг“ в Марбурге под большим секретом проводятся исследовательские работы и испытания, – указывает „Паэзе сера“. – Именно среди работников этих лабораторий отмечено по крайней мере 24 случая неизвестных заболеваний, шесть человек умерли. Медицинские власти, сначала утверждавшие, что речь идет о случаях заболеваний тропической лихорадкой (это мнение затем было опровергнуто), теперь хранят абсолютное молчание».

«Случаи во Франкфурте-на-Майне и в Марбурге, – отмечает „Паэзе сера“, – напоминают смерть английского ученого Бэктона от чумы в 1962 году, когда он проводил эксперименты с новым видом бактериологического оружия».

Послать заметку Альваресу? Пусть убедится, что ничего невероятного в рассказе этого Луиса Торсаля нет.

Но вот у вас, уважаемый товарищ Буланов, оказалось, нет никакого открытия…

Вздохнув, Андрей опять взялся за письмо.

«…Теперь мы знаем, откуда взялась в Толуске эта загадочная братская могила зараженных оспой воинов майя: конечно, конкистадоры, раздосадованные своей «победой», больше похожей на поражение, перебили всех людей майя, кто остался в живых после боя. А на кладбище и так уже было немало могил людей, погибших от оспы.

Вот что мы с вами узнали. И непонятно даже, что приходится нам теперь составлять: научный отчет о наших открытиях или судебное обвинительное заключение?

Большой город испанцы так и не нашли, хотя в него и успела, как мы теперь узнали, проникнуть «черная смерть», поразив даже правителя. Потому и трудно оказалось датировать эти захоронения, что нет в них никакой погребальной утвари: людям было уже не до соблюдения ритуальных обрядов, когда все горело вокруг.

Это нам посчастливилось найти его, но, увы, с опозданием на четыре с половиной столетия…

Все, что мы узнали, полагаю, подтверждает мою гипотезу. Покинуть на рубеже девятого века свои древние города майя заставили народные восстания, охватившие всю страну. Народу надоело бесконечно строить календарные стелы, памятники, пирамиды и храмы. Он восстал против трутней-жрецов: об этом свидетельствуют пусть немногие, но очевидные следы разрушений, о которых вы знаете, – расколотые плиты и стелы, поврежденные картины.

Или просто земледельцы перестали кормить города, и они опустели – это тоже вполне вероятно.

Но страна не была покинута! Это раньше мы ошибочно принимали гипотезу Морли, будто дворцы и храмы Нового царства в Юкатане были построены переселившимися с юга обитателями покинутых городов Древнего царства. Новейшие раскопки опровергают это начисто. Северные города столь же древни, как и южные.

Но если не было никакого великого переселения, то куда же девались обитатели покинутых городов? Ответ, мне кажется, может быть лишь один: они никуда не уходили и продолжали жить на прежних местах. Только в городах жизнь замерла (а может, и там продолжалась), прекратилось лишь, несомненно, строительство новых храмов и календарных стел, ибо власть жрецов кончилась.

Чужеземное же вторжение (я читаю ваши мысли, мой друг, и опережаю возражения), наоборот, привело бы к восстановлению этой власти, ибо всегда и везде первой с захватчиками примиряется правящая каста и просто начинает делить с ними власть.

Так и произошло, кстати, на севере, в Юкатане, где с приходом тольтеков из Центральной Мексики власть жрецов, видимо, была восстановлена, потому что опять началось строительство пышных храмов, пирамид и дворцов, прекратившееся на какое-то время.

А на юге – нет. И не случайно, видимо, эти края стали последним оплотом государства майя в борьбе с конкистадорами. Только через полтора столетия непрерывных войн смогли испанцы захватить последнюю крепость майя Тайасаль на острове посреди озера Петен-Ица, построили на ее развалинах тюрьму и церковь и окрестили новым пышным названием – Флорес…

Но именно такое упорное и длительное сопротивление и подтверждает неопровержимо, что эти ныне глухие лесные края были в те времена достаточно густо населены, а вовсе не покинуты!

Вся беда в том, что, рассматривая давно минувшие исторические эпохи издалека, мы нередко незаметно для себя теряем, так сказать, ощущение временной перспективы, что ли, ощущение протяженности и объемности событий, – как бы получше выразиться, чтобы вы поняли меня?

Не надо забывать, что и во времена древних майя, несмотря на разницу календарей, каждый год имел столько же дней, что и ныне, и каждый день вмещал много самых различных событий. Нет документов и не дошло никаких сведений – и вот вам уже начинается казаться, будто в этом месте был некий пробел в истории, перерыв в цепи событий. Но ведь это не так! На самом деле не было никаких провалов и пробелов. Они существуют лишь в наших знаниях!

Вы следите за моими рассуждениями? Убеждают они вас?

Нам посчастливилось найти рукопись этого Луиса Торсаля, которая сразу многое прояснила. Конечно, это счастливая случайность, и не будь ее, мы бы, наверное, еще долго ломали головы и блуждали в потемках: откуда взялась братская могила израненных и зараженных оспой воинов? Но все равно кто-то рано или поздно наткнулся бы на эту церковь, узнал о погребении, другой нашел бы в архиве манускрипт – и все разъяснилось, хотя и не так скоро.

Значит, надо искать! Искать всюду: и в земле и в архивах. Помните, я говорил, что наверняка еще много ценных старинных документов пылится в архивах, а мы ничего не знаем о них? Разве я не был прав? По всем провинциям Мексики и Гватемалы, некогда составлявшим страну древних майя, разбросаны ведь сотни таких церквушек и монастырей. Там наверняка еще скрыто множество документов и манускриптов, написанных первыми монахами, вступившими в страну вместе с конкистадорами.

Я даже уверен, что мы отыщем когда-нибудь в этих архивах или, может, в древних тайниках, скрытых среди развалин покинутых городов, манускрипты и документы и самих майя. Ведь не могли же в самом деле все до единого их сжечь Диего де Ланда и его проклятые сподвижники! Как хотите, но это было им не по силам. Надо искать!

Мы еще только начали разбираться в письменности древних майя. Мы почти ничего не знаем об их общественно-политическом строе – особенно в эпоху после того, как жизнь в городах замерла.

Но то, что она не прервалась совсем, мне кажется, бесспорно. Мы с вами это доказали нашими исследованиями в том городке, что я начал раскапывать еще несколько лет назад, и находками на дне священного колодца, и в особенности открытием пирамиды с двойным захоронением в большом Затерянном городе. Пусть это название так за ним и останется, если вы не возражаете, ведь мы имеем на это право первооткрывателей его – вы, я и, конечно, Джонни! (Кстати, его фамилия Дуран, как я узнал только теперь – думаю, и для вас это новость, ведь мы привыкли называть его глупым прозвищем Бэтмен. )

Всюду мы находили доказательства того, что жизнь здесь продолжалась вплоть до прихода конкистадоров, встретивших жестокий отпор.

Ваша гипотеза, к сожалению, пока не подтвердилась. Я говорю – пока, потому что слишком мало еще проведено исследований и добыто материалов, чтобы отказываться от нее окончательно.

Я понимаю, мой дорогой друг, что вам сейчас не очень весело. Но и слишком огорчаться, по-моему, у вас нет оснований. Ведь то, что мы узнали, прояснилось благодаря и вашим исследованиям! Вы искали одно, открыли другое, наука все равно выиграла. Так что не огорчайтесь! В науке напрасных поисков и открытий не бывает, даже кажущаяся неудача обогащает нас новыми знаниями.

А знаем мы о народе майя еще очень и очень мало. Будем и дальше продолжать поиски вместе. Как любит говорить наш старый монтеро Бенито: «La carga se regla con el camino!»