Глава семнадцатая
До темноты просидел Климчук-Криворотый в чьем-то сарае на окраине местечка. Только в сумерках отважился отправиться в лес. Настроение у него было прескверное. Совсем иначе представлял он себе свою службу у немцев. Думал: принесет полковнику важные вести о партизанских планах и сразу будет награжден и обласкан. Надеялся, что дадут ему хоть пару дней передышки. А все обернулось иначе. Правда, он получил вполне приличное вознаграждение. Когда выходил из кабинета полковника, его перехватил какой-то штабной чин и завел в пустую комнату с зашторенными окнами. Там ему подали какую-то бумажку и попросили расписаться.
— Зачем? — не удержался Климчук. Уж очень не хотелось оставлять на бумаге свою подпись.
Офицер не удостоил его ответом. В полном молчании он открыл сейф, стоящий у стены за деревянным барьером, вытащил оттуда железную коробку и высыпал на стол перед Егором золотые монеты. Цепким взглядом Егор прикинул — двадцать или немного больше. Улыбнулся благодарной улыбкой, сгреб их в ладонь. Мельком увидел на бумаге не фамилию свою, а кличку — Криворотый. Быстро черкнул карандашом и поклонился немцу.
Только в сарае, на сеновале, он торопливо пересчитал монеты, их оказалось двадцать три. Неплохой заработок! Конечно, если взвесить все, вспомнить опасность, которой он подвергается ежедневно, ежечасно в логове у партизан, полковник, черт его подери, мог бы быть и пощедрее.
Последние сведения Климчука вообще не имеют цены. Если бы не он, партизаны, может, и нашли бы выход, придумали, как выскочить из окружения. Строительство гати — верный выход. Полковник это сразу сообразил!.. «Ну ладно, — утешил себя Климчук, — как заплатили, так и хорошо. Теперь я при деньгах».
В сумерках он вышел на узкую извилистую тропинку, которую хорошо знал. Теперь его занимало другое: как выполнить новое задание полковника? Легко сказать — подай на стол голову бандитского атамана Андрея. Тут уж одному ему, конечно, не справиться. Нужны верные люди. Во-первых, необходимо как-то приблизиться к дядьке Андрею, выждать момент, когда он останется один, убить его, отсечь голову, спрятать в мешок и с этой достаточно приметной ношей пройти через несколько партизанских постов, пробиться к позициям немцев. Невероятно сложное задание!
Криворотый клял Фридриха Носке самыми последними словами. Он не раз слышал похвальбу полковника: мол, с партизанами он, Носке, расправится, как слон с черепахой. Нахальный, самоуверенный тип! Две недели Носке держит их в блокаде, и если бы не он, его агент, еще неизвестно, чей был бы верх. Вот теперь полковник и вправду может выставляться, бахвалиться сколько душе угодно. Только партизанам каюк. Судьба их предрешена. «Маловато, скупердяй, заплатил. — Криворотый мысленно чертыхнулся. — Всего два десятка монет». Когда-то у него были такие деньги. Он их получил от отца там, на Соловках, куда их сослали как кулаков. Золотые монеты были тщательно спрятаны в ватник. Даже при самом старательном прощупывании нелегко их было обнаружить. Накинул отец засаленную телогрейку Егору на плечи и сказал:
— Убегай, отсюда, сынку. А то пропадешь. Убегай в Польшу. Там с такими деньгами паном будешь!
Егор долго пробирался к польской границе. Однажды утром, голодный, усталый, он пришел в Митковичи, постучал в крайнюю хату, попросил напиться. Хозяйка оказалась говорливой, доброй женщиной, увидела, что хлопца гонит по свету какая-то беда, посадила за стол, накормила, а потом предложила отдохнуть. Постелила ему в комнате, и там он проспал целые сутки. Проснулся от ощущения чужого взгляда. Раскрыл глаза и увидел сидящую на табуретке девушку лет девятнадцати — она зашивала его порванную рубашку.
— Зачем ты? — удивился беглец.
— А что, тебе лучше ходить оборванцем? На каких, скажи, суках висел? По живому порвано.
— Ну висел так висел… — вяло буркнул он.
Дальше той хаты, однако, не ушел. Марилька, так звали девушку, будто приворожила его. Он остался в местечке, устроился работать на мельницу, и там, в хлопотах, побежали его годы.
Егором Климчуком поинтересовались власти, кто-то подсказал, что он, мол, кулацкий сын. Но все обошлось — ведь «сын за отца не отвечает»!..
А когда в их края пришли гитлеровцы, они очень быстро узнали историю мельника Климчука и вызвали его в комендатуру. Оттуда он вышел окрыленный. Сначала был простым доносчиком, составлял списки коммунистов, комсомольцев, евреев, потом ему приказали пробраться к партизанам. Это удалось довольно быстро. С тех пор он и жил в лесу. Как все, ходил на задания, голодал, проклинал фашистов. Когда он отпрашивался проведать семью, его отпускали. Никому и в голову не приходило, что этот с виду добродушный, смешливый толстяк навещает в местечке не только семью, а заодно передает важнейшие сведения немцам.
В мечтах Климчук уже строил обширные планы своей жизни после победы Гитлера. Что фюрер одержит верх, на первых порах у него сомнений не возникало: «Такую технику бросил на Россию, таким стукнул бронированным кулаком». Правда, за последние месяцы уверенность Климчука несколько поколебалась. Обстановка для фашистов нежданно усложнилась. Особенно после Сталинграда. Да и партизаны не давали им покоя. Он видел, как не на шутку встревожились немцы. И Климчук приуныл. Но что теперь сделаешь? Попал в волчью стаю и вой по-волчьи. Если б и захотел — возврата к своим нет: как только они дознаются, что он за птица, тут уж ему несдобровать. Не раз видел он, как поступали партизаны с предателями: даже пули жалели для них — петля на шею и на сук!
Мороз пробежал по коже у Климчука от таких мыслей.
…Приказ проклятого Носке! И к чему он? Все равно партизанам погибель, так нет — подай ему голову дядьки Андрея. Отчаяние охватило Климчука. Задание такое, что и свою голову, гляди, не убережешь.
Задумавшись, он и не заметил, что картофельным полем добрался до густого ельника. Почувствовал запах грибов и сырой пожухлой травы. Остановился, огляделся. Слева темнел клин поля, который огибала дорога, ведущая в лес, к селу Веснину. Там, возле деревни, начинались немецкие позиции. Надо будет проходить посты. Могут прицепиться, обыскать. Прощай тогда золотые монеты! Пожалуй, их нужно спрятать подальше, решил Климчук. Нелегко в лесу, да еще в темноте, подыскать хороший тайник. Он вспомнил старую сосну с дуплом на опушке, неподалеку от деревни. Шел туда осторожно, почти бесшумно, как кошка. Его зоркие глаза прощупывали каждый кустик, каждую канаву.
Знакомую сосну он отыскал сразу: она одиноко темнела на поляне. Дупло было довольно высоко, и ему пришлось карабкаться по шершавому, колючему стволу. Климчук засомневался: «Дерево приметное, вдруг кто поинтересуется дуплом», — однако другого тайника искать не стал. Рассуждал так: богатство его пролежит всего два-три дня.
Климчук развернул портянку, в которую были замотаны деньги, достал одну монету. Оставлял ее на всякий случай: «Попадусь — авось откуплюсь». Он снял пиджак, ощупал ватник на плече, зубами перекусил нитку на шве и ловко засунул в прореху монету. «Помоги, господи!» — прошептал одними губами. Потом сноровисто вскарабкался на дерево, сунул сверток с золотом в дупло. Теперь можно выходить на дорогу. Пароль он знал и без особых приключений прошел несколько немецких постов.
В селе Веснине находился штаб немецких, карательных отрядов. Климчук там заночевал, а рано утром подался дальше, к болоту Комар-Мох. Он был в самоволке больше суток. В отряде могли его хватиться. Егор Климчук считался сильным и ловким человеком — в первую очередь такие, как он, должны были сооружать дамбу. Оттуда он и ушел незамеченным в местечко, чтобы встретиться с Носке.
За хлопотами прошедшего дня он не успел придумать себе легенду. Где был, зачем ушел? Можно сослаться, скажем, на то, что голодуха одолела, и он рискнул пробраться через немецкие позиции на картофельное поле. Что ж, легенда была, пожалуй, реальной. Принимается! Значит, нужно свернуть на поле и накопать с полмешка картошки. С таким провиантом его примут в отряде с распростертыми объятиями. Даже позавидуют его удачливости! Не каждый сумеет проскочить через вражеские позиции! Значит, в таком плане и нужно действовать. Климчук стал внимательно оглядывать поля. Вот щетинится стерня от скошенной ржи. Вот темнеют фиолетовые стебли неубранной гречихи. И только около лесничества, у небольшой речушки, виднеется картофельная ботва. В усадьбе лесника хозяйничали гитлеровцы. Климчук безбоязненно свернул туда. Солдат с автоматом бросился к нему наперерез.
— Партизан! — крикнул он и толкнул что есть силы Климчука прикладом в спину. Тот с трудом удержался на ногах. Очухавшись, возмущенно закричал на солдата, мешая заученные немецкие слова с отборной руганью. На крыльцо вышел офицер, Криворотый обменялся с ним паролем. Это и спасло его от расправы.
На лесниковом дворе, в закутке, Климчук нашел мешок и заспешил на поле. Как назло, картошка уродилась мелкая, и ему пришлось порядком провозиться.
И вот на его плечах тяжелая ноша. У крыльца он свалил мешок на землю, зашел к офицеру и от имени полковника Носке потребовал, чтобы его подбросили на чем-нибудь к переднему краю партизанской обороны.
Ехал он на танке, приткнувшись к холодной, шершавой, в пятнах камуфляжа башне. Одной рукой держался за какую-то железяку, другой придерживал мешок с картошкой. Его подбрасывало и трясло, но он был горд предоставленным ему таким боевым транспортом. За какой-нибудь час он попадет на место и не придется тащить тяжелый мешок.
Довольно быстро добрался он до молодого лесочка — тут, на песчаной высотке, под выворотнем, спрятана его партизанская одежда: темный диагоналевый костюм, крепкие, почти новые, кирзовые сапоги и кубанка с красной ленточкой.
Он быстро переоделся, из кучи хвороста вытащил карабин и подсумок, в котором была только одна обойма с патронами. Подготовившись таким образом в дорогу, Климчук присел на пень подкрепиться. С утра маковой росинки во рту не было, и теперь голод давал себя знать. Он достал из своих припасов большой кусок сала и горбушку хлеба. Жаль, не поел в лесничестве горячей пищи! А можно было: во дворе стояла солдатская кухня, вкусно пахло супом. Теперь на несколько дней надо туго затянуть ремень. Разве что перепадет ему печеная бульба из мешка, что он притащит.
Сало было мягкое, сочное, крепко приправленное тмином, так во рту и таяло. Криворотый любил поесть основательно, с удовольствием. Каково ему в лесу, с его-то аппетитом! Он ел, а сам внимательно оглядывался и прислушивался. Монотонный шум деревьев не нарушал лесной тишины, наоборот, придавал ей что-то успокаивающее. Внезапно в небе раздался металлический рокот, постепенно удаляющийся. Климчук догадался: это по приказу Носке на очередную бомбежку вылетел немецкий самолет.
После еды его разморило: сказывалась усталость прошедшего дня. Криворотый чувствовал, что его одолевает дремота, думал: теперь спешить некуда, если и заснет — беда невелика и сил прибавится. Он закрыл глаза. Ему уже начало что-то сниться… Что-то очень приятное, как вдруг поблизости раздался громкий треск веток.
Климчук открыл глаза и вскочил на ноги. Сна как не бывало. Прислушался — все тихо. Огляделся — никого. Он снова было решил прилечь, но тут неожиданно увидел между деревьями что-то яркое, белое. Что это могло быть? Климчук схватил карабин и, осторожно осматриваясь, стал подходить поближе. Вгляделся: «Парашют! Вот тебе и самолет… Значит, кого-то сбросили. Выходит, тут человек. Кто же он — русский, немец?..»
Климчук остановился в нерешительности. Что делать? Идти к парашюту или продолжать свой путь? «Бывает, свяжешься, а потом будешь не рад». Любопытство, однако, пересилило доводы рассудка, и он решился.
Щелкнув затвором, зарядил карабин и двинулся вперед. Сухие ветки похрустывали под сапогами, шуршал примятый вереск. Купол парашюта зацепился за тонкую березку, что стояла на опушке, на спутанных стропах качалось что-то темное: не то человек, не то обычный мешок. Климчук пригляделся — Парашют оказался советским, сброшен с грузом. Он ощупал мешок, с трудом распорол его. «Боеприпасы… патроны, гранаты». Ух, как здорово! Это ему па руку! К своим он придет с дорогим подарком, никто и не вспомнит о его самовольной отлучке. Климчук достал из кармана складной нож, обрезал стропы. Мешок сполз вниз. Климчук подхватил его, оглянулся, как вор, по сторонам. Густые сумерки окутали лес. Конечно, не мешало бы уничтожить парашют, чтобы никому тут не попался на глаза, но стащить его с березы одному было не под силу.
Криворотый поднатужился, вскинул мешок на плечи и, ссутулясь от тяжести, зашагал в чащу.