Глава 3
1
Говорят, будто голодному человеку мерещатся сплошь изысканные яства, будто в его фантазии рождаются рецепты самых диковинных блюд, о которых не упоминается даже в толстых кулинарных книгах. Может, оно и так, не знаю, только первое, о чем я, проснувшись, подумал — это об обыкновенной горбушке и хорошо прожаренном куске мяса. Главное, рассуждал я, сбрасывая с себя одеяло, чтобы и того и другого было побольше.
С таким настроением одна дорога — на кухню.
Отбивной я там не нашел. Зато обнаружил хлеб, масло, два сваренных вкрутую яйца, колбасу и стакан остывшего чая. На десерт отдельно, в блюдечке, лежали приготовленные для меня таблетки. Целых три штуки.
Первым делом я выбросил таблетки, они были без надобности. Если не считать мучительно сосущую пустоту в желудке, чувствовал я себя превосходно. А вот остальное пришлось как нельзя кстати: мои деньги вместе с вещами лежали в камере хранения, и теперь я вряд ли наскреб бы на приличный завтрак. Разве что на булочку и стакан газировки. К тому же время завтрака давно минуло — мой самозаводящийся пылевлагонепроницаемый хронометр показывал половину двенадцатого.
Я наскоро умылся, обновив вчерашнее свое приобретение, затем поставил на плиту чайник и приступил к трапезе.
Четкой программы на предстоящий день не было. Я сознательно не строил никаких планов, поскольку со вчерашнего дня каждый мой шаг скорее всего контролировался Герасем. Верней, не обязательно им персонально, а теми, кого он прикрывал во время обыска. Для них я — темная лошадка, заезжий коммерсант, подыскивающий партнера для сделки. Следовательно, и вести себя нужно соответственно. Поболтаюсь по городу, наведаюсь на толчок, потрусь у комиссионок. Там видно будет, что и как.
Вскоре от яиц осталась одна скорлупа. В ход пошел третий бутерброд с маслом и последний кружок колбасы. Когда с ним было покончено и я собрался было почаевничать, в дверь постучали.
Я придвинул сахарницу. Повторялась вчерашняя история, но на этот раз у меня не было ни малейшего желания соревноваться в скорости с непрошеным визитером. С какой стати? Захочет — войдет, не захочет — пусть уходит, скатертью дорога. Не силком же его в дом тащить!
Стук повторился.
— Войдите! — крикнул я на всякий случай и высыпал в стакан пятую ложку.
Дверь, как ни странно, отворилась — должно быть, игра в прятки наскучила не одному мне.
— Проходите, — я намеренно громко зазвенел ложкой, наводя пришельца на цель.
Гость поскрипел половицами и направился к кухне. Еще шаг, и он вырос на пороге, заслонив собой весь дверной проем. Мать честная: Герась собственной персоной — прошу любить и жаловать! Воистину легок на помине!
— Салют, — сказал он, шныряя по сторонам заплывшими жиром глазками.
— Салют, — сказал я.
— Как жизнь?
— Течет, как видишь, — ответил я уклончиво. — Зачем пожаловал?
Он покрутил своей усеченной башкой. Спросил, показывая через плечо:
— Ты один?
— Нет, опер под столом прячется. С магнитофоном.
— Чего мелешь?! — недоверчиво покосился он, но не поленился и, присев на корточки, заглянул под стол.
— Ну ладно, хватит! — Я не забыл прием, который он оказал мне в день нашего знакомства, но с тех пор кое-что изменилось. Мы поменялись ролями, и я не отказал себе в удовольствии подчеркнуть это. Конечно, в доступной форме. — Выкладывай, чего надо. И покороче, у меня время не казенное.
Пустая затея: Герась обладал толстой кожей — булавочные уколы на него не действовали. Он втиснул свои пудовые кулаки в карманы шортов, прошелся, обживая пространство, отчего в кухне сразу стало и тесно и неуютно.
— А ты времени зря не терял. — Он показал на оставшуюся неубранной постель. — Неплохо устроился, а?
Меня так и подмывало поставить его на место, но я не мешал ему высказаться, ибо не сомневался, что немного погодя обо всем увиденном и примерно в тех же выражениях он доложит тому, по чьей указке здесь находился.
— Она девочка что надо, аппетитная. Не гляди, что худенькая. — Последовал игривый жест и кивок в мой адрес. — Везет же некоторым…
— Меньше суй нос в чужие постели — повезет и тебе.
Нарывчики на его лице предательски побагровели. Не иначе как я ненароком задел больное место.
— Ты по делу или как?
— Да вот шел мимо, вспомнил про тебя. Дай, думаю, загляну. Ты ж говорил, что у Кузи остановишься.
— Ну заглянул. Дальше что?
Герась пропустил мою реплику мимо ушей.
— Чаи гоняешь?
— А ты против?
— Да нет… Может, угостишь?
— Перебьешься.
Мне не было жалко чая. Да и ему он был ни к чему. Просто шло взаимное прощупывание: он хотел убедиться, что я по-прежнему нуждаюсь в его услугах, а я намеревался внушить, что стремление к контакту с моей стороны не столь уж велико.
— Перебьешься, — повторил я.
— Что-то ты сегодня больно суровый, — насторожился он. — К чему бы это?
— Все к тому же. Давай ближе к делу. А нет — проваливай. Нечего из себя козырного туза корчить.
В компании мальчиков, которыми верховодил на толчке, Герась, понятное дело, привык к более почтительному обращению и теперь, обескураженный холодным приемом, перебирал в уме инструкции, полученные от хозяина. То, что он всего лишь марионетка, действиями которой управляют на расстоянии, уже не вызывало у меня сомнений. Доказательством тому был вчерашний обыск.
— Слушай, — выдавил он после глубокого раздумья, — да ты никак нашел, что искал?
— Не твоя забота. — Важно было не перегнуть палку, она и без того угрожающе потрескивала. — С вами найдешь, только языками трепать умеете.
У него внутри что-то сработало, точно кассовый аппарат выдал чек на покупку, и он малость приободрился:
— Не нашел?
— Я этого не говорил.
Однако Герась предпочитал обходиться без дипломатических тонкостей:
— Не финти, отвечай прямо: нужен тебе покупатель или нет?
— Ну, допустим, нужен.
— А без «допустим»?
— Нужен.
— Тогда собирайся, — тоном, не допускающим возражений, сказал он. — Да поживей. Там разберемся.
* * *
— Одну минуточку, молодые люди! — Давешняя старушка, дремавшая у медицинских весов, завидев нас, встрепенулась и помахала зажатыми в кулачке лотерейными билетами. — Не желаете приобрести? Через неделю тираж!
Герась на ходу выудил из кармана горсть мелочи и остановился, отсчитывая монеты:
— Давай, бабка, авось у тебя рука легкая.
— Легкая, легкая, — согласно закивала старушка, протягивая сложенные веером билеты.
Герась, зажмурившись, вытянул наугад три штуки.
— А ты ж чего, сынок? — спросила она и посмотрела поверх допотопных очков молодыми не по возрасту глазами. — Бери. Или снова торопишься?
— Тороплюсь, бабушка, — сказал я. — В другой раз непременно возьму.
— Пошли, пошли, кончай трепаться. — Герась спрятал билеты в карман. — Опаздываем.
Мы в темпе отмахали три квартала и свернули в безлюдный переулок, полого спускающийся к набережной. Он был нешироким, почти лишенным растительности. В просвете между крайними домами виднелась пепельно-серая полоска моря.
— Далеко еще? — спросил я.
— Уже пришли, — сказал Герась и направился к бару «Страус», вывеска которого висела поперек тротуара.
Он уверенно распахнул тяжелую дверь с медными поперечными полосами, с висевшей на гвозде трафареткой «Закрыто» и пропустил меня вперед.
В прохладном помещении мягко жужжал вентилятор. День стоял пасмурный, и внутри было сумрачно. Даже темно. Свет горел лишь в противоположном от входа углу. Там, на расположенных позади стойки полках, красовались сигаретные блоки, всевозможные вымпелы, пластинки, портреты эстрадных звезд — короче, целый иконостас для молящихся на подобные культовые причиндалы, а вместо лампадки горел розовый фонарь, освещавший многоярусную батарею разнокалиберных бутылок.
Под Герасем взвизгнуло обтянутое кожей сиденье. На этот звук, раздвинув бамбуковую занавеску, вышел худощавый парень в полосатой майке и широченных, усыпанных звездами подтяжках.
— Как дела, Витек? — приветствовал его Герась.
— О'кэй, — односложно ответил тот, пережевывая жевательную резинку.
— Клиента вот привел — наш кадр. Знакомься…
Витек бросил мимолетный взгляд, и я понял, что с этой секунды моя долговязая фигура, лицо, включая форму носа и разрез глаз, прочно отпечатались в его памяти. Что ж, будем считать, знакомство состоялось — я ведь тоже на память не жалуюсь.
— Мы не опоздали?
Бармен вопросу не удивился — надо полагать, знал, зачем мы пришли и кто нам нужен.
— Придется подождать, — сказал он, жестом приглашая меня сесть на высокий, обитый красной кожей табурет. — Вам кофе?
— Да, покрепче, — сказал Герась. — Чтоб с пенкой.
— И бутерброд с ветчиной, — добавил я, различив в полутьме поднос с едой. — Можно два.
Витек, не переставая двигать челюстями, поколдовал над кофеваркой, поставил перед нами чашечки величиной с наперсток, два стакана с водой и блюдце с бутербродами, после чего удалился, прошелестев бамбуковой занавеской.
— Музыку вруби! — крикнул вдогонку Герась.
Витек не откликнулся, но немного погодя из невидимых колонок заструился высокий медоточивый голос Демиса Русоса. Он, как водится, пел о солнце, о море, о неземной любви к красавице Афродите.
— Годится, — одобрил мой спутник и небрежно кинул на стойку пачку с золотым тиснением. — Кури.
Я отказался.
— Это же «Данхил», чудик! — поднял он брови. — Такие в магазине не купишь.
— Не имеет значения. Бросил. — Я принялся за декорированный петрушкой ломтик ветчины.
— Ну как знаешь… — Он спрятал пачку в нагрудный карман. Отхлебнул из чашки. — А погода сегодня ничтяк, не жарко.
Ох уж эти мне светские разговоры! Я попробовал кофе и запил его глотком холодной воды. Получилось очень недурно.
— Так откуда ты, говоришь, приехал? — спросил Герась.
— Говорю, что издалека. А что?
— Да так, любопытно.
— Про летающие тарелки слышал?
— Ну?
— Так вот я оттуда. Прибыл для налаживания контактов с братьями по разуму.
Он осклабился:
— С тобой не соскучишься.
— Очень этому рад, — сказал я, польщенный.
— Надолго к нам?
— Надолго.
— Дело или так, проветриться?
— Дело. Или так, проветриться. Выбирай, что больше нравится.
— Нет, я серьезно.
— Ах, серьезно. Ну, если серьезно, на работу вот думаю устраиваться.
— На работу? — заинтересовался он. — И куда?
За последние дни приходилось столько врать, что для разнообразия я позволил себе сказать правду:
— В милицию.
Он поперхнулся. По-моему, первым его побуждением было бежать сломя голову, однако встроенный в тесную черепную коробку механизм вновь сработал и выдал шпаргалку. Герась тупо уставился в чашку, потом на мой недоеденный бутерброд и наконец вымолвил:
— Ну шуточки у тебя! Меня аж в пот бросило. — Посидел в раздумье. — Черт с тобой, не хочешь — не говори. Мне лично наплевать.
«А кому не наплевать?» — чуть было не спросил я.
— Давай так, — продолжал он, желая, по-видимому, обрести твердую почву под ногами, — давай по существу. Ты говорил, что у тебя есть валюта?
— Говорил.
— Я нашел покупателя, правильно?
— Пока я его не вижу.
— Он подойдет. — Герась посмотрел на «сейку», скрепленную на запястье необъятным по длине браслетом. — Должен подойти. Обещал. Но наперед нам с тобой надо кое-что обсудить.
— Что именно ты хочешь обсудить?
— Я о своей доле. Сколько ты мне отвалишь?
Да, изящным такой подход не назовешь!
— За что? — спросил я.
— Как за что? — оскорбился он. — Ты что ж, воображаешь, что я за красивые глаза стараюсь?
— А ты стараешься?
— Не морочь голову! Гони монету! Иначе…
— Что иначе? — Я облокотился о стойку. — Ты меня за кого принимаешь? За благотворительный комитет? Я даром деньги не плачу.
— Как это даром?
— А так. Где твой покупатель?
— Я же сказал, придет.
— Вот когда придет, тогда и обсуждать будем. Кстати, на который час вы с ним условились?
— На двенадцать.
— На двенадцать?! — искренне возмутился я. — Ты что, издеваешься? Уже час дня!
— Не час, а без четверти, — поправил он. — А если и час. Сказано ждать, значит, будем ждать.
— И до каких пор?
— Хоть до вечера.
Не зная, пригодится мне это или нет, я решил воспользоваться случаем, чтобы набить себе цену. К тому же опоздание вполне могло быть подстроено специально, как и вчерашняя слежка. Если не самим Герасем, то его хозяином.
— Ну нет, ребята, играйте в эти игры без меня. — Я встал.
— Ты куда? — Он встал тоже.
— Неважно. Так серьезные дела не делаются. Заруби себе это на носу и дружку своему передай. А мне здесь больше делать нечего. Пока. Привет семье.
И с чувством оскорбленного достоинства я направился к выходу из бара. По моим расчетам, Герась должен был не мешкая ринуться следом. Но он этого не сделал, во всяком случае, не торопился. Я успел дойти до угла, прежде чем услышал за спиной его учащенное дыхание.
Знать бы, на что ушли эти минуты! На совещание с барменом? С самим хозяином, который все время находился где-то рядом, за бамбуковой занавеской, и подслушивал наш разговор — недаром в помещении была этакая темень. А может, Витек и есть хозяин и ему не понравился наш спор с Герасем?
«Ну-ну, не сгущай краски, — осадил я себя. — Вспомни Русоса. Если бы вас подслушивали, то наверняка выключили бы музыку. Какое ж подслушивание при таком шуме!»
— Слышь, как тебя, подожди… — Герась догнал меня и дернул за рукав рубашки. Физиономия у него при этом была просительная и вроде как виноватая.
— Ну, что еще?
— Дай передохнуть… — Его грудь вздымалась, усиленно поглощая кислород, а глаза в узких, как бойницы, прорезях были беспокойны и трусоваты. — Сейчас… сейчас мы с тобой на тропу пойдем…
— На какую еще тропу?
— На обыкновенную… Маршрут есть такой. Стас по нему курсирует…
