Собственно говоря, его уместнее называть по имени-отчеству — Альбертом Николаевичем, так как ему уже исполнилось двадцать семь. Но все друзья и знакомые обращаются к нему коротко — Алик. Так проще и удобнее. Фамилию свою он никогда не называет, отчасти потому, что считает ее неблагозвучной. В институтскую пору был такой момент, когда он хотел сменить ее, взять материнскую. Но по зрелом размышлении счел фамилию матери еще менее благозвучной и решил оставить все как есть.

Отца своего Алик помнит, но довольно смутно. Он ушел в армию на второй день войны и погиб в сорок втором где-то под Сталинградом — мать делала попытки найти могилу, но ничего у нее не получилось. У Алика осталось одно яркое воспоминание: отец, умывшись после работы, берет его под мышки, подбрасывает к потолку, ловит и целует. Щеки у отца колючие, пахнет от него табаком и земляничным мылом…

Мать, когда отец ушел на фронт, стала работать машинисткой. Вернее, стенографисткой и одновременно машинисткой. Жили не очень-то сытно. Как-никак их было трое: мать, Алик и Света, младшая сестренка.

После войны мать поступила работать в какой-то главк. Купила подержанную машинку и стала подрабатывать дома — брала рукописи для перепечатки у писателей. Машинка трещала в их комнате каждый вечер до тех пор, пока они со Светой не укладывались спать. Позднее, когда Алик вырос и научился острить, он придумал такую шуточку: если его отец родился между молотом и наковальней, то он сам, Алик, был отстукан на пишущей машинке.

Они стали жить не хуже других, все у них было.

В школе Алик учился хорошо, мать радовалась. Чуть ли не с первого класса увлекся Алик марками, и эта страсть прожила в нем до поступления в институт.

В школе преподаватели отмечали некоторый интерес Алика к литературе. Дома у матери постоянно хранились еще не перепечатанные рукописи писателей, которые он иногда читал. И постепенно Алик выносил в себе убеждение, что его призвание — литературный труд. Он подал документы на факультет журналистики Московского университета. Экзамены сдал прилично, но баллов для зачисления, увы, не хватило. Один из коллег по несчастью надоумил податься в педагогический институт. Алик рассматривал свое пребывание в педагогическом как прозябание, не оставлял надежды впоследствии все-таки поступить в университет. Может быть, поэтому он относился свысока к своим сокурсникам, которые пришли в педагогический по той простой причине, что именно здесь и хотели учиться.

Дальше жизнь Алика Ступина пошла по пути, типичному для людей этого толка, по пути, который отлично знаком читателям газет и документальных повестей, по биографиям валютчиков, фарцовщиков и разных явных и скрытых тунеядцев.

Первую свою рюмку он выпил еще будучи на первом курсе. Они собрались в квартире его приятеля, когда родители этого приятеля уехали на курорт.

Устраивали складчину, по полсотни с носа. Если с девушкой, то по семьдесят пять. У Алика таких денег сроду не было — откуда им быть? А те ребята о пятидесяти рублях говорили как о семечках. Но Алик скорее готов был бросить институт, чем отказаться от компании из-за отсутствия денег. Он вспомнил о своей коллекции марок, пошел и продал ее одному типу на Кузнецком. Тип явно его обжулил, но все же дал много — три тысячи.

Эти деньги и сам факт продажи Алик от матери скрыл. После той памятной вечеринки у него появились новые друзья. Они все хорошо одевались. Один из них помог Алику купить великолепные башмаки в комиссионном магазине — через знакомую девушку-продавщицу. Однако эта компания скоро ему надоела. Он вдруг обнаружил, что перерос их всех, что они, в сущности, примитивны. Больше говорят, чем делают. А он уже по-настоящему ухаживал за женщиной. Три тысячи скоро кончились, и тогда его знакомая сказала, что есть люди, которые умеют делать деньги из ничего. Одного такого она знала лично. И Алик пожелал с ним познакомиться. Сначала он спекулировал почтовыми марками, и спекулировал успешно, потому что помогали старые познания в филателии. Затем круг деятельности расширился, операции с комиссионными магазинами требовали частых выездов в Ленинград и Ригу, и, не закончив четвертого курса, Алик оставил институт.

Для домоуправления, если бы оно поинтересовалось, у него имелась поддельная справка, что он работает нештатным переводчиком в издательстве. Матери он сказал, что на год прервет учебу, потому что его пригласили как знающего английский поработать переводчиком в «Интуристе».

В тот год, когда судили небезызвестных Рокотова и Файбишенко, Алик Ступин сделал крупные шаги на пути превращения в настоящего подпольного дельца. Процесс Рокотова напугал его и заставил убавить активность, но ненадолго. Он стал очень осторожным. И в его характере появилась еще одна черта — страсть к стяжательству. Не всепоглощающая, но достаточно сильная, чтобы подавить другие качества.

К этому времени сестра Света вышла замуж за военного моряка, уехала во Владивосток, а вскоре к ней перебралась и мать. Алик сделался совсем свободным человеком. Операции становились все внушительнее, дело дошло до бриллиантов. И вот тогда-то с ним и случилось несчастье.

Алик перепродал одному своему постоянному клиенту, Николаю Николаевичу Казину, которого он за глаза звал Кокой, ворованный бриллиант, заработал на этом чистыми тысячу в новых деньгах. А через неделю Кока явился к нему домой, выложил камень и сказал, что он фальшивый. Пришлось идти к знакомому специалисту, и тот подтвердил: да, камень не настоящий, искусная подделка из горного хрусталя.

Возмущенный Кока потребовал деньги, но у Алика наличности не оказалось, договорились встретиться завтра. На следующий день он шел на свидание, как на свои собственные похороны. Не хотелось, обидно было отдавать назад деньги. К тому же он испытывал смутное подозрение, что его обвели вокруг пальца, он подозревал, что Кока просто-напросто подменил камень.

Якобы обманутый Кока ждал его у себя дома на Большой Полянке. Дом у него был, что называется, полная чаша. В гостях у Коки сидел солидный дядя, похожий на старого антиквара, и они пили чай с вареньем. Алик в буквальном смысле слова не узнал вчерашнего разъяренного Коку — тот встретил его как лучшего друга. Не успел Алик заикнуться, что принес деньги, а хозяин уже налил ему чаю, усадил к столу. И сказал, что, если у Алика сейчас трудно с деньгами, можно и подождать. А пока нужно написать расписку, что взял заимообразно… Добровольно расставаться с деньгами Алику было очень трудно. Он написал расписку и унес принесенную для отдачи сумму, условившись с хозяином, что она будет к его услугам по первому требованию.

Это случилось полгода назад. С тех пор Алик не однажды встречался с Кокой, и всегда между ними происходил разговор на тему о задолженности, и каждый раз Кока проявлял поразительную любезность и соглашался подождать. В глубине души Алик считал, что он или редкостный добряк, или…

Оказалось именно второе «или». Добряк в один прекрасный день заявил, что настало время расплачиваться. И необязательно деньгами. В погашение половины долга Алик может оказать небольшую услугу, связанную с недолгой командировкой в дальний город.

У Алика с финансами было туго. Предложение Коки казалось неопасным. И Алик согласился. Кока объяснил, что нужно в ближайшие дни съездить в район города Новотрубинска и привезти оттуда пакетик земли и флакон воды из речки.