НАД НАМИ — ПОЛЮС
Может быть, самый фантастический из всех фантастических проектов — путешествие к полюсу под водой. Он был предложен на полтора столетия раньше, чем была сконструирована первая подводная лодка.
В 1648 году появился трактат англичанина Джона Уилкинса «О возможности построения ковчега для плавания под водой. Трудности и выгоды подобного предприятия». Употребление библейского слова «ковчег» вполне оправдано, поскольку Джон Уилкинс был епископом. Кстати сказать, еще раньше он вопреки церковным догмам энергично отстаивал утверждение о том. что Земля отнюдь не центр мира, а лишь одна из планет Солнечной системы, и опубликовал книгу о полете на Луну, считая, что этот наш спутник, возможно, обитаем.
Подводная лодка, по мнению Уилкинса, могла бы иметь «многие выгоды и удобства». В самом деле:
«Она может оказать неописуемую пользу для подводного исследования и открытий».
«Она надежна в отношении льда и большого холода, которые имеют столь важное значение, делая полными опасности проходы вблизи полюсов».
Видимо, в середине XVII века никто, кроме Джона Уилкинса, не думал о путешествии к полюсу под водой. Осуществить фантастический проект первым решился — через 283 года — австралиец Хьюберт... Уилкинс. Он, впрочем, даже не знал о своем замечательном прапрапра... предке.
Беспокойный характер был у сэра Хьюберта. Когда ему исполнилось сорок лет, на вопрос «В каких странах вы побывали?» он ответил: «Везде, кроме Китая». Этот ответ очень близок к истине.
Еще мальчишкой Хьюберт Уилкинс составил план жизни на много лет вперед: двадцать лет он будет путешествовать, затем создаст всемирную сеть метеорологических станций. Сын скромного фермера из Южной Австралии, хозяйство которого вечно страдало от засух и неурожаев, мечтал о возможности долгосрочного — на несколько месяцев вперед — прогнозирования погоды.
Задачу долгосрочного прогноза человечество не сумело решить до сих пор. Первую же часть своего плана Хьюберт Уилкинс явно перевыполнил.
В Англию из родной Австралии он добирался через Индию, Северную Африку и Италию. К 1910 году Хьюберт получил техническое образование и на заре авиации стал летчиком. В технику он был влюблен всю жизнь. Тогда же — на заре кинематографии — он стал кинооператором и во время Балканской войны (1912—1913) разъезжал с громоздкой кинокамерой по позициям на мотоцикле. В 1914—1918 годах работал в арктической экспедиции В. Стефансона, потом два с половиной года провел среди первобытных племен Австралии и на тихоокеанских островах.
В промежутках между этими экспедициями Уилкинс как летчик австралийского авиационного корпуса участвовал в первой мировой войне и за год «успел» получить девять ранений. Побывал в Австрии, Польше, России, участвовал в двух антарктических экспедициях и в перелете Англия — Австралия (на Крите самолет Уилкинса разбился).
Хьюберт Уилкинс был первым, кто вместе с прославленным американским пилотом Беном Эйелсоном побывал в районе Полюса относительной недоступности. Здесь 29 марта 1927 года они совершили посадку и измерили глубину океана. В мае 1928 года Уилкинс и Эйелсон впервые пересекли на самолете Северный Ледовитый океан от мыса Барроу на Аляске до Шпицбергена. Полгода спустя они уже летали в небе Антарктиды — тоже впервые, А еще через полгода Уилкинс участвовал в полете на дирижабле: двадцать один день — впервые по воздуху вокруг света.
Он торопился жить. Его работоспособность поразительна: для сна оставалось лишь по четыре часа в сутки. Известный норвежский океанограф Харальд Свердруп, друг Уилкинса, писал: «Он обычно говорит, что не любит работать, а потому всегда торопится окончить ту работу, которая у него есть».
Казалось бы, всех этих достижений и приключений вполне достаточно — их хватило бы любому. Но только не Уилкинсу! Его новая идея — плавание к Северному полюсу подо льдом.
Подводную лодку удалось арендовать в США: недорого — за один доллар в год. Лодка была уже списана и пять лет стояла на «кладбище».
Леди Уилкинс торжественно крестила корабль, дав ему жюльверновское имя «Наутилус». Кстати сказать, на церемонии присутствовал внук великого фантаста Жан Жюль Верн.
Несмотря на исключительную опасность предстоящей экспедиции, желающих участвовать в ней было более чем достаточно — сто человек на одно место.
«Наутилус» теоретически мог пробыть под водой 42 часа, двигаясь со скоростью три узла. Это означало, что на пути от Шпицбергена до полюса и обратно ему пришлось бы многократно всплывать среди льдов. Удастся ли найти «окна» открытой воды? Никто не мог дать ответ на этот вопрос. Правда, Уилкинс установил два специальных бура. Предполагалось, что если лодка не сумеет всплыть, то можно будет пробурить лед и высунуть на поверхность дыхательную трубку — шноркель.
Впрочем, все это были только предположения. Реальная дальность подводного плавания не превышала, как пишет один из участников экспедиции, 20—30 миль. Будут ли работать ледобуры, никто не знал — их испытание провести не успели. Дизели то и дело выходили из строя. И вообще, как говорил главный моторист «Наутилуса», «если что-нибудь ломается, так уж не одно, а сразу три».
Корпус подводной лодки можно сравнить с яйцом. Его трудно раздавить, сжимая, но очень легко пробить. Естественно, во льдах риск возрастает многократно.
Хьюберт Уилкинс прекрасно понимал все опасности предстоящего плавания: «Нам следовало бы использовать подводную лодку, специально построенную для нашей работы, а не «Наутилус». Но он был уверен и в другом: «Мы должны попробовать, чтобы положить основание для дальнейшей работы».
Уилкинс и капитан С. Дэненхоуер сделали все, что смогли. «Наутилус», совершенно не приспособленный для ледового плавания, достиг в надводном положении почти восемьдесят второго градуса северной широты, были проведены интересные и важные океанографические работы. 22 августа 1931 года наступил решающий момент — Дэненхоуер отдал команду: «Опустить радиомачту, готовиться к погружению», но тут неожиданно выяснилось, что... потерян руль глубины.
Так и осталось загадкой — то ли окончательно износился металл «уцененной» лодки и руль отвалился во время качки, то ли кто-то в последний момент испугался и почел за благо «переделать» подводную лодку в надводный корабль.
Настойчивому Уилкинсу удалось только засунуть подо льдину нос «Наутилуса», чтобы опробовать ледобур. Увы, он не работал...
Участник этой экспедиции Харальд Свердруп в предисловии к советскому изданию своей книги «Во льды на подводной лодке» писал в 1932 году: «И разве не может случиться, что следующая подводная лодка, которая сделает попытку нырнуть под полярные льды, будет принадлежать СССР?!»
Эти слова оказались пророческими. В 1933—1935 годах советские подводные лодки, выполняя учебные задания на Дальнем Востоке, впервые в истории неоднократно погружались под обширные ледяные поля.
Мало кто знает, что в феврале 1938 года подводная лодка Д-3 («Красногвардеец») была направлена в Гренландское море, чтобы снять с дрейфующей льдины отважную четверку папанинцев. Известно, что эвакуацию первой в мире дрейфующей станции осуществили ледокольные пароходы «Таймыр» и «Мурман» и помощь подводной лодки не потребовалась. Но ледовый поход Д-3, несомненно, останется в истории.
Вот только три записи из дневника командира субмарины Виктора Николаевича Котельникова:
«11 февраля. Шторм продолжается. Волной сорвало два спасательных круга и сходню. Началось обмерзание. Слой льда на верхней палубе достигает толщины 100 миллиметров.
14 февраля. Шторм усиливается. Крен достигает 50 градусов. Густые снежные заряды. Волной накрывает мостик.
15 февраля. Шторм переходит в ураган. Валит снег, и идет дождь. Видимость почти нулевая. Крен достигает 55 градусов. Гигантские волны обрушиваются на мостик...»
Могло случиться, что к дрейфующей станции пришлось бы «проныривать» подо льдом. К этому нужно было готовиться. Погрузившись на глубину 50 метров, Д-3 форсировала ледовую перемычку в через полчаса всплыла на открытой воде. По-видимому, именно В. Н. Котельников впервые в истории осуществил подледное плавание в полярных широтах...
Дизель-электрические лодки времен второй мировой войны могли находиться под водой около 30 часов и проходить за это время до 90 миль.
В январе 1954 года в Америке была спущена на воду первая атомная подводная лодка. Как и полагается, супруга президента, миссис Эйзенхауэр, разбила о форштевень бутылку шампанского. Лодку назвали «Наутилус».
Водоизмещение ее — 3800 тонн, мощность атомной энергетической установки — 14 000 лошадиных сил, подводная скорость — 20 узлов. Но главное в другом — у атомных подводных лодок в отличие от дизель-электрических фактически не ограничен срок пребывания под водой.
Из книги командира подводной лодки «Наутилус» Уильяма Андерсона:
Уильям Андерсон.
A n d e r s o n W. R. «Nautilus» 90° North. N. Y., 1959.
Это был как раз тот период, когда США требовалось представить веские доказательства своего научного и технического развития: русские уже запустили свои спутники. Поэтому Оранд спросил меня: «Сможет ли «Наутилус» обойти вокруг света, не поднимаясь на поверхность?» Я ответил, что это вопрос только времени и запасов атомного топлива. Вскоре мы обратились к огромной карте мира, висевшей на стене в кабинете капитана Оранда. Мы говорили о «Наутилусе», о различных подводных маршрутах, которыми можно было бы обогнуть земной шар, а потом о проходе из океана в океан через сам Северный полюс под паковым льдом. Чем больше мы обсуждали последнюю возможность, тем более привлекательной она нам казалась.
Вскоре после этого главнокомандующий ВМФ адмирал Берк выступил перед президентом с предложением относительно выхода «Наутилуса» в экспедицию следующим летом. Президент отнесся к предложению с большим энтузиазмом и полностью одобрил наш план.
Это плавание стало самой засекреченной в мирное время операцией за всю историю. Причины полной засекреченности были следующие: во-первых, «Наутилус», проходя Беринговым проливом, будет находиться очень близко от советских территориальных границ и, возможно, около районов действий советских подводных лодок. Поэтому был определенный риск, хотя и небольшой, что может произойти какой-то инцидент. Во-вторых, все думали, что будет благоразумнее сначала совершить путешествие, а потом уже сообщить о нем. Как оказалось, только очень небольшое число членов правительства было посвящено в детали этого плавания.
Я как следует продумал и изучил эту идею с технической точки зрения, У меня не было сомнений в том, что «Наутилус» может благополучно проникнуть в Центральную Арктику со стороны Гренландии — Шпицбергена, как мы сделали это в 1957 году. Глубина там была довольно большой. Я знал, что основная проблема должна решаться на другой стороне: в Беринговом проливе и в Чукотском море.
Если досмотреть с полюса, то этот район напоминает огромную воронку о выходом (Берингов пролив), лежащим в южном направлении. Тут лед гораздо более «неправильный», и риск значительно больше, чем со стороны Гренландии. Согнанный к югу, сжатый стенками воронки, то есть Аляской и Сибирью, лед «вздымается» в узком проходе. Он как бы прессуется, слой под слоем, в этом районе, и в результате его толщина здесь гораздо больше, чем около Северного полюса. Помимо этого, глубины в проливе и в Чукотском море очень небольшие, в среднем не более 120 футов — слишком мало для обычных операций подводных лодок. Если подводная лодка в этих водах встретится с мощным, глубокосидящим льдом, она на сможет обойти его. Будет очень сложно решить эту проблему, ведь нужно искать глубокие морские каньоны, чтобы пройти в Арктический бассейн.
Возникал вопрос: сможет ли подводная лодка пройти этим путем, учитывая возможные плохие погодные условия и ошибки навигации?
Все-таки сможет. Я был уверен в этом.
Вопрос, который предстояло разрешить последним: когда нужно начинать плавание — зимой или летом? В течение зимы полярный пак придвигается ближе к узкому неглубокому Берингову проливу, Летом он отступает почти к краю глубоководного Арктического бассейна. Будущие операции могли доказать, что я ошибался, но, зная в то время так мало о ледовых условиях, я считал весьма логичным отправиться в экспедицию летом, сокращая, таким образом, до минимума время пребывания подо льдом на мелководье.
Ориентировочно день выхода был назначен на 8 июня.
Нам был отдан приказ оставаться необнаруженными и, если нас все-таки найдут, скрыть нашу государственную принадлежность.
Мы придерживались постоянно погруженного состояния, только изредка используя перископы. Дно мелководного Берингова моря необыкновенно плоское. Ученые объясняют это осаждением ила в течение нескольких тысяч лет. Ил откладывался, когда куски льда, содержащие частицы земли, отрывались от суши, дрейфовали в море и таяли.
Поздно «ночью» 14 июня мы встретили наш первый лед. Вначале он был обнаружен электронным оборудованием, затем через перископ мы увидели, как он отражает солнечные лучи. Лед не был толстым, и его было немного, однако мы уменьшили скорость. Новость быстро облетела корабль, и моряки собрались около электронного оборудования. Для новичков это была первая встреча со льдом, и они смотрели с изумлением. Ветераны, побывавшие в последнем путешествии, просто ухмылялись: «То же самое, что и в прошлый раз». Конечно, все было так же, за исключением того, что в данной ситуации наше передвижение в мелком Беринговом море было строго ограничено. Мы были зажаты между льдом сверху и плоским дном снизу.
Общую толщину льда, который провел всю свою «жизнь» в открытом море (настоящего полярного пака), можно легко предсказать. Толщину же глыб льда, оторвавшихся от берега, трудно определить. Еще никто не проводил полного исследования, но д-р Лион и я знали, что от побережья Аляски отрывались глыбы толщиной до 60 футов. Но мы ничего не знали о льдах, отрывающихся от берегов Сибири, ближайших к нам сейчас. Ничего, за исключением того, что в настоящий момент мы проходили под огромной глыбой сибирского льда, погруженного на 30 футов ниже поверхности моря.
Я думал о более мелководных участках, лежащих впереди по нашему курсу, и задавал себе вопрос: «Что, если мы встретимся с глыбой льда только на десять футов толще, чем эта?»
Вскоре после этого П. Ерли обнаружил на горизонте мачту. Меня немедленно позвали наверх. Я бросился к перископу, надеясь, что наша рубка, частично выдававшаяся над водой, не была замечена. Мое первое впечатление об обнаруженном объекте было весьма неприятным. Мне показалось, что это подводная лодка, идущая под шноркелем. «Но что может делать лодка в таких пустынных местах? — подумал я. — Может ли она быть русской?» Мы быстро сделали все приготовления, готовясь к самому худшему. Но вскоре все вздохнули с облегчением. Мишенью оказалось плавающее бревно с торчащими корнями, что делало его очень похожим на подводную лодку с двумя перископами. Мы находились как раз возле устья реки Юкон и потом часто встречали такие бревна.
После полуночи 17 июня мы увидели в 15 милях впереди острова Диомида: Большой Диомид, принадлежащий русским, и Малый Диомид — собственность США.
Мы прокладывали наш путь к северу, стараясь держаться на глубине не менее 135 футов. Несколько часов спустя после того, как вошли в Чукотское море, мы увидели на расстоянии 5 миль первый обломок льда. Это была отдельно плавающая льдина размером приблизительно 30×50 футов, возвышающаяся на 10 футов над поверхностью воды. Ее неправильные очертания напоминали парусное судно. Солнце искрилось, отражаясь многочисленными голубыми и зелеными искрами, — зрелище было фантастическим, Вскоре стали встречаться и другие льдины. Мы все время меняли курс, пока не оказалось — в 9 часов 25 минут, — что лед покрывает весь горизонт, насколько хватает глаз. Ничего не оставалось, как погружаться. Я определил необходимую глубину погружения — 110 футов.
Мы шли со средней скоростью, проходя под случайными плавучими льдинами и глыбами. На западной долготе 168 градусов 39 минут мы пересекли Полярный круг. Однако наш радостный подъем, вызванный этим событием, вскоре упал. Глубины начали опасно уменьшаться.
Мы, к счастью, обнаружили, что вокруг чистая вода. Я отдал распоряжение держать подводную лодку на поверхности. Так как мы находились далеко от земли, риск обнаружения был небольшой. В мелких неизведанных водах Чукотского моря мы могли в надводном положении идти с большей скоростью. Уклоняясь от случайных льдин, мы прошли 90 миль за 7 часов. Наконец в широте 68 градусов 30 минут офицер доложил, что горизонт полностью закрыт льдом. После короткого исследования этого огромного, кажущегося бесконечным ледяного барьера мы пришли к выводу, что это, вероятно, и есть сам полярный пак. «Наутилус» опять погрузился, чтобы поднырнуть под него. Теперь мы не ожидали увидеть дневной свет или открытое море до тех пор, пока не всплывем на другой стороне земного шара — около Гренландии.
Сначала все шло хорошо. Лед покрывал только 5 процентов поверхности и сразу регистрировался нашими сверхчувствительными сонарами. Некоторые из больших глыб имели осадку до 20 футов. Они проходили в 50 футах над нашей рубкой; под килем мы имели добрых 40 футов. Для большинства моряков-подводников это считалось бы излишне тесным «соседством», но ми, имея за плечами предыдущий опыт «Наутилуса», особенно не беспокоились. Действительно, мы чувствовали себя настолько в безопасности, что увеличили скорость до 8 узлов.
После часа наблюдений с помощью направленного вверх сонара, который регистрировал нижнюю поверхность льда, я пришел к выводу, что мы находимся под полярным паком. Мы прошли около 1383 миль подо льдом такого типа в 1957 году и знали его хорошо. Я попросил увеличить скорость до 10 узлов.
В 23.00 во вторник, 17 нюня — восемь дней пути от Сиэтла — мой сон был прерван спокойными, по настойчивыми словами лейтенанта Билла Лейлора, которые прохрипел спикер в моей каюте. Лейлор просил меня подняться в рубку. Я поспешил туда, и Билл доложил, что «Наутилус» только что шел подо льдом толщиной 63 фута. Самописец показал, что лед прошел всего в 8 футах над рубкой. Я быстро отдал распоряжения уйти влево и увеличить глубину погружения до 140 футов. Такой маневр вынуждал нас идти на расстоянии 20 футов от океанского дна. Пока мы поворачивала Альфред Чаррет: специалист первого класса по электронике, тихо доложил о двух массивах льда, лежащих прямо по курсу. «Наутилус» находился почти под первым массивом.
Я приказал убавить скорость до минимума. Судя по показаниям радиолокационной станции, массив льда, под которым мы находились, был шириной около мили! За многие годы плавания на подводных лодках мне не приходилось испытывать такого неприятного чувства. Было очевидно, что возникла крайняя необходимость уйти от этого льда. Стараясь говорить ровным голосом, я приказал двигаться вперед.
Неожиданно регистрирующее перышко качнулось вниз; мы все стояли в крайней растерянности. Затем медленно перо вернулось в нормальное положение. Все вздохнули с облегчением. Мы прошли под этой чудовищной глыбой на глубине 25 футов. Но положение оставалось опасным. Наши приборы показывали, что впереди находился еще больший по размерам барьер. Я с недоверием смотрел на показания прибора. В книгах говорилось, что этого не могло быть! Медленно, очень медленно мы двигались вперед. Мои глаза были прикованы к записывающему перу. Мне захотелось убежать от самого себя, втянуть голову в плечи. Мне бы очень хотелось, чтобы я смог сделать то же самое с «Наутилусом». Маленький мальчик, пытающийся протиснуться через забор, скоро застрянет! Неизбежными последствиями для «Наутилуса» будут серьезные повреждения — возможно, даже медленная смерть всех, кто находится на борту.
Я ожидал скрежета стали о поверхность твердого льда. Регистрирующее перо находилось так близко к линии, указывающей верхнюю точку нашей рубки, что они, казалось, совпадали. Я — уверен, что и все остальные, — обратился за помощью к Единственному Спасителю.
В состоянии агонии мы стойко стояли на своих местах. Никто не двигался и не разговаривал. Затем неожиданно перо, находившееся в неизменном положении, медленно двинулось вверх. Щель между «Наутилусом» и льдом расширялась. Мы осуществили это! Мы прошли на расстоянии всего пяти футов под глыбой льда, настолько большой, что можно было дать каждому мужчине, женщине и ребенку США по 100-фунтовому куску из нее.
Мне понадобились буквально секунды, чтобы оценить ситуацию. Операция «Солнечное сияние» полностью и бесповоротно не удалась. Даже «Наутилус» был не в состоянии пробиться через такой лед и победить. К северу от нас лежали многие мили еще более мелких вод и, возможно, даже еще более мощного льда. Вопросов не оставалось. Единственное спасение — курс на юг. Я объявил о своем решении команде. Я сказал, что мы выйдем из-под пака и пошлем по радио доклад главнокомандующему — адмиралу Берку, запросив дальнейшие инструкции.
Я провел много времени, чтобы написать этот отчет. После стольких месяцев тревог было ужасно досадно рапортовать, что первые попытки показали нашу неспособность пробиться. Было ясно, что нам нужно будет как следует взвесить все обстоятельства. Я постарался написать все как есть, особо подчеркнув свое твердое убеждение, что операция может быть успешно проведена позднее — после того как кромка льда отступит в более глубокие воды. И нам нужно было собрать больше информации. Мир вокруг нас — темнота подо льдом — был так же неизведан, как обратная сторона Луны.
Я информировал старших офицеров о первом этапе операции «Солнечное сияние», утверждая с глубокой уверенностью, что еще одна попытка должна быть предпринята в конце июля.
Я сознавал, что нам многое нужно узнать о ледовых условиях, поэтому предложил провести серию детальных и продолжительных полетов над нашим предполагаемым маршрутом на военном самолете с большой дальностью полета. Мои начальники согласились.
В среду, 23 июля, в три минуты после полуночи мы нырнули к югу от Оаху (Гавайи) и выровнялись на крейсерской глубине. К моему большому удовлетворению, операторы гидролокатора заметили дельфинов, кувыркавшихся невдалеке от нас. Это было хорошим предзнаменованием.
Наш реактор, могущественный источник энергии, который вез нас, давал свет, готовил еду и брил нас, работал тихо и величественно. Вахтенные наблюдали за показаниями приборов. Наш мир был миром безграничной веры — веры в оборудование, веры в законы физики, веры друг в друга и в Него, руководящего нашей судьбой в неизвестных морях впереди...
Проблема, возникшая перед нами в неизведанном, непромеренном Чукотском море, была почти та же, что и в первом плавании: найти достаточно глубокую воду, чтобы проскользнуть подо льдом и идти к полюсу.
Мы направились к югу, затем к востоку, а затем к северу. И опять нам встретился тупик. Когда туман исчез, мы увидели, что к западу весь горизонт забит сплошным льдом. К северу и к востоку лежали открытые воды. Мы увеличили скорость до 15 узлов и пошли северо-восточным курсом. Я исследовал лед, лежащий к западу от нас. Отдельные части его были угольно-черного цвета. Очевидно, это был береговой лед, образовавшийся около земли, где он и впитал всю эту грязь. Некоторые из глыб неправильной формы были до 40 футов высоты. Это означало, что подводная часть, вероятно, опускалась на 120 футов ниже поверхности. Нечего и говорить, что у меня не было ни малейшего желания зажимать «Наутилус» между этим черным льдом и дном. Такого рода опыт мы накопили в достаточной мере в первом плавании. Мы продолжали плыть у края пака в поисках глубокой воды, И заходили то в один тупик, то в другой.
В середине дня наша радиолокационная станция заметила самолет, и мы ушли под воду. Гидролокатор немедленно отмстил какие-то странные звуки. Стадо моржей окружило нас. По мере нашего продвижения к югу они следовали по пятам, вероятно, удивляясь, что за странное чудовище нарушило их покой.
Наши достижения были невелики. Часто встречались длинные полосы льда, которые северный ветер «вытягивал» из общего массива пака. Все это заставляло нас часто менять курс. Один раз нас зажало между двумя такими «полуостровами», и, чтобы пробиться на чистую воду, нам пришлось выполнить длинный и утомительный обход. Настроение у всех начало падать. Позднее в этот вечер мы опять очутились среди льда в густом тумане.
Спустя несколько часов мы достигли глубокой воды — достаточно глубокой, чтобы обойти даже самые мощные ледяные поля. Когда мы уходили на глубину, я сказал себе: «Ну вот. А теперь вперед, вперед, вперед». Через перископ я в последний раз увидел небо. Было прекрасное утро с полной луной. Поднималось солнце, и дул легкий южный бриз. У всех гидролокаторов встали операторы, чтобы следить за подводным контуром льда. Я неотрывно следил за эхолотом. Он показывал, что дно долины углублялось и расширялось. Я был уверен, что наконец-то мы пробились. Войдя в долину, мы опустились глубже и увеличили скорость до 18 узлов. Казалось, что с шумной улицы мы перешли на свободную автостраду.
Вскоре мы были уже под надежным полярным паком. Сделав все приготовления, находясь на хорошей глубине и имея все оборудование в полном порядке, в 8 часов 52 минуты 1 августа, на 155-м меридиане, я отдал команду: «Лево держать, курс — север». Прямо впереди, на расстоянии 1194 мили, лежал Северный полюс, а еще через 800 миль — край пака Гренландия — Шпицберген. Там мы должны всплыть.
В субботу утром, 2 августа, имея на борту 116 человек, мы шли с крейсерской скоростью на глубине 400 футов курсом 000. Всего 44 часа отделяло нас от цели путешествия — точки, о достижении которой не мечтал ни один моряк. Лед над нами был почти сплошным и на редкость неровным: при средней толщине от 10 до 15 футов его выступы иногда опускались до 65 футов.
По мере нашего продвижения все дальше под пак я думал: «Где находится место, откуда не возвращаются? Здесь? Или через сотню миль? На расстоянии дня пути? Возможно, на самом полюсе?» Честно говоря, я не знал. Но предполагал, что, вероятно, это будет Полюс недоступности — географический центр ледяного пака, находящийся на расстоянии около 400 миль от истинного полюса. Настроение у всех улучшилось. Мы достигли глубоких вод под паком, и все почувствовали, что это и есть дорога домой. Скорость увеличили с 18 до 20 узлов.
Хотя большинство из нас рассматривало Северный полюс как заманчивый объект, наша основная задача заключалась в том, чтобы пройти из Тихого океана в Атлантический, проложив новый Северо-западный проход. Действительно, с точки зрения возможного использования компаса было бы разумнее избежать полюса, обойти его на более низкой широте. Однако путь через полюс был самым коротким и быстрым. Кроме того, кто бы смог устоять перед искушением, когда Северный полюс был так близко?
Д-р Лион неотрывно следил за показаниями гидролокационного оборудования, отмечая контур нижней кромки льда. Его новые приборы давали гораздо более детальные показания, чем приборы, которые использовались нами в 1957 году. Благодаря этому мы узнали, что толщина пака намного больше, чем мы определили тогда, и что подводная часть валов торошения (они образуются, когда два массива льда наползают друг на друга) опускается до глубины 100—125 футов. Приборы д-ра Лиона собирали каждый час больше информации о ледовом покрове, чем было ранее получено за всю историю.
На широте 83 градусов 20 минут мы прошли географический центр области ледяного пака — Ледяной полюс, или Полюс недоступности. 3 августа в 10.00 мы пересекли 87-ю параллель, побив наш прошлогодний рекорд. С каждой новой пройденной милей мы приближались к полюсу, как никакой другой корабль в истории. В двух шагах от полюса на «Наутилусе» началось радостное оживление, Каждый член экипажа был горд тем, что находился на борту такого корабля...
Когда мы достигнем полюса, конечно, никто не будет звонить в колокола и не будет никаких торжеств. Только наши приборы смогут указать, насколько близки мы к нему. Я отдал распоряжение проложить курс как можно точнее (с точностью до минуты).
Часы на «Наутилусе», которые все еще стояли по времени Сиэтла, показывали 19.00. Наш атомный двигатель, благодаря которому мы прошли более 124 000 миль, работал отлично, скорость по лагу была более 20 узлов, глубина — около 400 футов. Наш высокочувствительный гидролокатор показывал, что бесконечный ледяной пак имеет толщину между 8 и 80 футами.
В миле от полюса я попросил сообщить мне, когда до него останется 0,4 мили. Индикатор расстояния двигался быстро, это было дело секунд. Вся команда «Наутилуса» собралась в кают-компании.
Я взял мегафон и сказал: «Говорит капитан... Через несколько мгновений «Наутилус» осуществит давнишнюю мечту человечества — достижение Северного географического полюса на корабле. С Божьей помощью менее чем через два дня мы отметим еще один знаменательный факт — завершение быстрого сквозного прохода из Тихого океана в Атлантический. Расстояние до полюса сейчас 0,4 мили. Приближаясь к нему, давайте молча поблагодарим всех за молитвы, которые были с нами во время этого замечательного путешествия, и отдадим дань тем, кто пытался совершить это, придя к победе или потерпев поражение».
Наступило молчание, слышно было только, как работают приборы.
Плавание успешно заканчивалось. «Наутилус» достиг Северного полюса 3 августа 1958 года, а еще через двое суток, пройдя за 97 часов 3300 километров, вынырнул в Атлантическом океане.
Рассказ Андерсона достаточно откровенен. Читателя удивит, наверное, как уживались мужество и нелепая мнительность, как мирно соседствовали на борту «Наутилуса» современный атомный реактор и вера во всевышнего. Пожалуй, это скорее дань традиции. А осторожность командира вполне понятна. Любая оплошность грозила непоправимой бедой.
Лев Михайлович Жильцов, командир первой советской атомной подводной лодки «Ленинский комсомол», побывавшей на Северном полюсе, рассказывал авторам:
«Конечно, самым трудным во время похода к полюсу было всплытие, Подо льдом мы плавали уже неоднократно. Но всплывать в таких сплоченных льдах пришлось фактически впервые.
По плану мы должны были подняться на поверхность и передать донесения в штаб флота. Но первая попытка не увенчалась успехом. Мы искали подходящую полынью и, казалось, нашли. Но когда начали продувать балласт и подниматься с глубины, «вверхсмотрящий» успел заметить в перископ, что по краям полыньи «свисают» огромные ледяные «сосульки», а в самом центре плавает одинокая льдина.
Мы прошли под полыньей, измерили ее размеры, вернулись задним ходом, а потом всплыли.
В районе полюса мы всплывали еще один раз. Полынья была очень маленькой, корабль с трудом мог втиснуться в нее. Когда всплыли, более трети кормовой надстройки осталось подо льдом. Я дал самый малый ход. Корма вышла из-подо льда, а нос уперся в ледяной «причал».
Прямо с борта мы перекинули трап на арктический «берег», и весь экипаж по очереди сходил в увольнение на полюс. На одном из торосов водрузили красный флаг. А потом кое-кто даже покатался на коньках и на лыжах...»
Теперь уже десятки, а может быть, и сотни раз подводные лодки побывали на полюсе.
Хьюберт Уилкинс успел увидеть осуществление своей мечты.
До конца его дней жил в нем дух первопроходца, и до конца дней был он предан Арктике. Когда пропал без вести самолет С. А. Леваневского, Уилкинс — единственный из иностранных летчиков — многократно вылетал на его поиски.
Сэр Хьюберт — так его называли друзья, а их было много во всем мире — умер в 1958 году. Спустя полгода американская атомная подводная лодка «Скейт», всплыв в районе полюса, выполнила его последнюю волю. Подводники сошли на лед, вынесли стол, накрытый зеленым сукном, и бронзовую урну. Штормовой девятибалльный ветер смешал со снегом и унес прах Хьюберта Уилкинса...
Назад: ОТ ПЕРВОЙ ДО ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ
Дальше: СНОВА ПУНКТИР САННОГО СЛЕДА
