Неужели снова хорошо?
Товарищи! Я саблезубый сатирик-баталист. Я ваш едреный, наждачный профессионал. Скажу сильно: заработок упал. Есть подозрение, что все хорошо. Я сижу и прислушиваюсь, а люди молчат, по большому счету, или отзываются одобрительно, предварительно оглянувшись. Соль в беседах пропала. За проведенную в полном молчании ночь люди благодарят друг друга. Кто-то в углу на десять копеек вякнул и испугался, девушка на три копейки пискнула и исчезла. Компания за весь вечер на пять рублей – про плохой пошив, ну, может, на шесть, если усмешнить и разбить на мужчину и женщину. Копейки, ребята.
Тут заскочили двое поддавших, еле на ногах, а такие факты. Кто, мол, такие гиганты строит? Перегрузочный комплекс построили, а грузить нечего. И так все зло, остроумно. Такая светлая безвыходность, такая радостная обреченность, что и концовку придумывать не надо. А не дадут. Построить – построят, а написать не дадут. Ты, мол, стройку высмеиваешь, а мы тебе плати. Чего там – плати? Пятьдесят миллионов вбухали, а полтинник на высмеивание жалко. Как ни крутился, на ЖЭК переводил. Дворник велел возвести – стрелочник спустил указ. Копейки, ребята. В трамвае за целый день рубля на два наездил. Тут на углу возле винного одна спросила, как к театру пройти. Ей ответили рублей на десять. Я там оказался, рубликов на пятнадцать записал. Копейки, ребята.
Конечно, есть овощная база, но неудобно там все время ошиваться. Им и так хватает. И ОБХСС, и «Мосфильм», и драматурги. Зритель сладкую жизнь любит, а где, кроме как у завбазы? Он самый верхний из нижних, кого трясти можно. Вот возле него народ и притаился с блокнотом, но завбазы уже это знает и опасается открыто сладкую жизнь вести. Завбазы не хочет, чтоб на нем все зарабатывали. Он вообще в жизни встречаться не хочет, только в фильмах. А публика романтику ищет. Публика риск любит, публика от завбазы смелых поступков ждет. Публика вообще смеяться хочет. Публика деньги платит, чтоб на ее глазах все громить, критиковать, публика хочет, чтоб на ее глазах жизнью рисковали, она за это по рублю даст. Сказать, мол, что, елки-палки, в машинах носишься, а культуры никакой. Что, елки-палки, решать берешься, а Бог ума не дал.
Собрания перестали прибыль давать. Там редко кто взовьется. Все там на одобрение перешли. О долголетии думают. Бегом от инфаркта, и как можно быстрее, даже если взовьется кто, остальные и к этому одобрительно отнесутся. Вот, мол, и у нас один честный есть. Там пение. Один поет, остальные подхватывают: «позвольте мне», «позвольте мне». Копейки, ребята.
Так и ошиваешься – прачечная, химчистка, урология, управдом. Внутри себя все высмеял. Ногу подвернул – высмеял. Бегом занялся – высмеял. Маленькие деньги высмеял, большие деньги высмеял. Один крикнул: «Позвольте, я вас перебью!» «Всех не перебьешь!» – крикнул я. Слабенько. Копейки, ребята.
Старик я. Вскрывайте, ребята, не дайте подохнуть. Мы, как анатомы, зарабатываем на вскрытии, никто не говорит об устранении, просто подъем настроения и к зиме что-нибудь. Каждый плохо изготовленный трактор сулит два экономических эффекта – от усовершенствования и от высмеивания. В плохую конструкцию уже заложен гонорар. Сообщайте, ребята, не стесняйтесь. Я же вижу, кое-какие замечания есть. Говорите при мне, я усмешняю, не называю место, не называю век, и мы прилично завтракаем в тени тех лопухов, что так упорно изводим.
