Книга: Испанская хроника Григория Грандэ

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ОТДАЛЕННОЕ ПРОШЛОЕ

По литературе известно дело под названием "Синдикат", которое связано с именем неистового врага Советского государства Бориса Савинкова. Я упоминаю о нем по двум причинам. Во-первых, потому, что на долю Григория выпала честь сыграть в этом деле одну из главных ролей, а во-вторых, в Мадридском интернациональном разведывательно-диверсионном отряде среди не большой группы русских белоэмигрантов, добровольно приехавших сражаться в Испанию, был единственный сын Бориса Савинкова – Лев Савинков. Но о нем несколько позже.

Итак, коротко о деле "Синдикат". Два скупых документа подводят его итог. Первый документ – газета-хроника:

"В двадцатых числах августа с.г. (1924 г.) на территории Советской России ОГПУ был задержан гражданин Савинков Борис Викторович, один из самых непримиримых и активных врагов рабоче-крестьянской России (Савинков задержан с фальшивым паспортом на имя В. И, Степанова)".

Второй документ был опубликован значителен позднее:

"Из протокола Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР от 5 сентября 1924 года

§17. О награждении орденом Красного Знамени группы работников ОГПУ. (Внесено секретарем ЦИК Союза ССР.)

Принимая во внимание успешное завершение, упорную работу и проявление полной преданности делу, в связи с исполнением трудных и сложных заданий ОГПУ возложенных на товарищей Менжинского В. Р., Федорова А. П., Сыроежкина Г. С., Демиденко Н, И., Пузицкого С. В., Артузова А. Х., Пиляр Р. А,, Гендина С. Г., Крикмаиа Я П., Сосновского И. И., Президиум ЦИК Союза ССР п о с т а н о в л я ет:

Наградить орденом Красного Знамени тт. Менжинского В. Р., Федорова Л. П., Сыроежкина Г. С., Демиденко Н. И., Пузицкого С. В. и Пиляр Р, А.

Товарищам: Артуэову А. X., Сосновскому И. И., Гендину С. Г. и Крикману Я. П. объявить благодарность рабоче-крестьянского правительства Союза ССР за их работу.

Председатель Президиума Союза ССР М. И. Калинин

Секретарь А. Енукидзе

Я не буду здесь повторять подробности этого дела уже известного по книгам писателей В. Ардаматского "Возмездие" и Т. Гладкова и М. Смирнова "Менжинский", а напомню лишь основной ход и последовательность событий в той их части, которая имеет непосредственное отношение к Григорию Сыроежкину.

Борис Савинков, этот честолюбивый и неукротимый в своей активности человек, обладал большим опытом конспиративной работы, организации всевозможных авантюристических и террористических акции в период царизма и тонкий конспиратор, он к тому же имел преданных сподвижников, готовых повсюду следовать за ним и выполнять его любое указание. Он был связан с английской, американской, французской и польской разведками - Ему верили и давали деньги.

Ф.Э. Дзержинский знал, что пока Савинков остается за границей, он ни при каких обстоятельствах не прекратит враждебной деятельности против нашего государства. Значит необходимо было захватить его и тем самым нанести сокрушительный удар не только по савинковской организации, но и по всем тем, кто делал на него ставку.

При всей своей изощренности Савинков не мог создать широко разветвленного контрреволюционного подполья. Для этого у нас в стране уже не было почвы. Его нелегальные организации представляли собой бандитские шайки, занимавшиеся убийствами и грабежами. И все же Савинков мечтал о широком кнтрреволюционном движении.

для успешного осуществления поставленной ОГПУ цели следовало учесть особенности характера этого человека, главной чертой которого было чудовищное честолюбие. И вот под руководством Дзержинского и Менжинского была разработана умная и очень тонкая комбинация, получившая название "Синдикат". Было решено создать видимость существования в нашей стране широко разветвленной подпольной антисоветской организации, объединяющей многих авторитетных и достаточно широко известных людей. Савинкову же нужно было внушить, что без его личного руководства подполье не сможет действовать.

В ОГПУ не было недостатка в тонких умах, уже блестяще проявивших себя в ряде сложных дел, в том числе и в деле "Трест". Но для посылки к Савинкову, для поездок за границу нужны были люди, не только обладающие исключительными личными качествами. Их положение в органах должно было быть менее заметным, чем положение таких людей, как Л. Артузов, В. Стырне, Р. Пиляр, С. Пузицкий и некоторые другие руководящие работники. Дзержинский и Меижииский остановили свой выбор на двух людях: Андрее Павловиче Федорове и Григории Сергеевиче Сыроежкине. Они начали игру; их целью было заставить такого опытного конспиратора, как Савинков, полностью поверить в существование большой антисоветской организации, которая только и ждет, чтобы он взял в свои руки бразды правления. Андрей Федоров и Григории Сыроежкин под видом членов этой подпольной организации ездили за границу.

Шли недели, месяцы напряженной, очень сложной работы. Обоим нужно было тщательно контролировать каждый свой шаг. Будет правильнее сказать, что Федоров и Сыроежкин перешли на нелегальное положение, они не появлялись в здании ОГПУ, им было запрещено встречаться с товарищами, не посвященными в дело "Синдикат", они не жили на своих квартирах и имели документы на другие фамилии и имена.

С годами, когда о деле этом можно было говорить в прошедшем времени, рассказы о Федорове и Сыроежкине обросли чуть ли не легендами. Знал об этом и автор этих строк. Когда же судьба свела меня с Григорием Сыроежкиным в Испании, мне очень захотелось узнать хоть что-нибудь об этом деле из уст одного из главных его участников. Но не в правилах этого человека было рассказывать о себе. И я надеялся на какой-то исключительный случай, на подходящую обстановку и, вооружившись терпением, ждал. И вот такой случай представился.

Григорий рассказал мне один эпизод, кстати, по-разному описанный в книгах писателей В. Ардаматского, Т. Гладкова и М. Смирнова. Теперь, наверное, трудно установить, какая из версий более верная. Здесь же я изложу этот эпизод, как слышал о нем из уст самого Григория, а спустя более двадцати лет его мне подтвердил полковник Александр Тимошков, соратник Сыроежкина по работе в Китае.

Однажды вечером мы вернулись в Мадрид с очередной рискованной операции. В нашем отеле "Гэйлорд" был редкий день, когда подавали горячую воду. Разморенные усталостью и горячей ванной, мы рано легли. Григорий покрякивал от удовольствия, растирая руками свою атлетическую грудь. Потом прилег, с наслаждением вытянулся под одеялом и, похоже, задремал.

– Гриша, расскажи о том, как ты с Андреем Федоровым привез Савинкова, – неожиданно для себя отважился попросить я.

Он с удивлением и, как мне показалось, недовольно посмотрел на меня.

– Ну, чего рассказывать.,. Ну, было дело.,. Мало ли их было и еще будет... Это длинная истории. Давай спать! А? – И он Повернулся к стене, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Но через минуту вдруг повернулся ко мне и сел на постели.

Должно быть, у меня был уж очень смущенный вид, потому что Григорий засмеялся и сказал:

– Ладно уж. Так и быть, расскажу, а то ты не отстанешь от меня... Я уж вижу. По прямо тебе скажу, что обо всем деле рассказывать долго, да и всего я не знаю. Андрей мне тоже всего не рассказывал, а его доклады начальству я не видел... Ей-богу, это очень длинная история. Может, в другой раз?

Но я уже решил быть настойчивым:

– Нет, Гриша, раз согласился – рассказывай!

Ну и репей же ты, – усмехнувшись, пробурчал он.

Свой рассказ он начал так, как будто я уже многое знал, без вступления или объяснений.

Перешел я польскую границу под видом "Зеленого". Так тогда на Украине и в Белоруссии называли бандитские формирования. Явился на польскую заставу, так, мол, и так, ищу связи с эсерами, Конечно, офицер разведки не поверил мне сразу на слово. Польские разведчики – народ хитрый и опытный. Отправили меня в Вильно и поместили в гостинице. Чувствую, что поляк не доверяют мне, проверяют. Каждый день офицеры-разведчики устраивают попойки. Они рассчитывали, что я проболтаюсь в пьяном виде. Делав вид, что совсем пьян я рассказал им страшную историю, как красные уничтожили всю мою кулацкую семью, и, поверишь, плакал перед ними настоящими слезами, при этом Гриша беззвучно рассмеялся. – И откуда только слезы брались? Ведь я никогда в жизни не плакал! Офицеры обещали мне помочь установить связь с эсерами.

В ожидании связи живу себе в гостинице, ем, пью за их счет, гуляю но городу. Однажды иду, и вдруг бросается ко мне какой-то тип. Гляжу, мой старый сослуживей по трибуналу в 1918 году, поляк Стржелкевский. Подлец, вор, пьяница и перебежчик. В Польше он обосновался с 1922 года. Он знал, что я работал в ЧК. Конечно я тоже "обрадовался" встрече. Вспомнили прошлое. Я рассказал ему наскоро состряпанную историю что вот, мол, порвал с Советской властью, разочаровался решил уйти к "зеленым"... Выпили, как полагается и условились о следующей встрече. Но я не питал никаких иллюзий на тот счет, что он не донесет в полицию.

На следующий день сижу утром в ресторане гостиницы. Завтракаю. Вижу, как какой-то тип наблюдает за мной через просветы в матовом стекле двери.

"Что за черт?-думаю. – Надо выяснить, в чем тут дело.

Поднимаюсь со своего места и иду к двери, распахиваю ее и хватаю шпика за грудки. "Ты что за мной шпионишь?". - А он как заверещит! "Я, – говорит, – не шпион, а здешний парикмахер. Только что брил двух полицейских и слышал, как они говорили, что будут арестовывать большевика-чекиста. Вот я и хотел на этого чекиста посмотреть".

Что делать? Вышел я из ресторана па улицу, и тут меня арестовала полиция. Привезли в участок. Вижу там за столом сидит мой "сослуживец". Прохожу мимо него и спрашиваю: "Что, доволен?" – "Да, доволен" - отвечает.

Я отказался отвечать полицейским и потребовал позвать знакомого мне офицера разведки. Когда тот приехал, я сказал, что "сослуживец" – пьяница, кокаинщик хочет свести со мной личные счеты. Понимаешь, попал в точку! Здесь этот тип тоже успел проявить себя с самой худшей стороны. И мне поверяли. Привезли опять в гостиницу, но наблюдение не сняли. Шпики, как тени, всюду ходили за мной. Тогда я устроил офицеру бурную сцену: "Если не верите, сажайте в тюрьму. В таких условиях работать не буду!". Представь себе, подействовало!

Гриша сделал паузу, закурил, посмотрел на часы и совсем уже другим тоном сказал:

– Чувствовал, опасность усиливается с каждым днем. Хотелось все бросить и бежать без оглядки... – Сыроежкин помолчал, словно вспоминая что-то. – Спустя несколько дней направляют меня в Варшаву. Там я встретился с доверенными людьми Савинкова, передал им "донесение" от "организации". Они расспрашивали меня, проверяли. Ох и хитрые же были его люди! Но при всей их настороженности чем-то я им понравился, и поверили они мне. Просили провести в Советский Союз их эмиссара. Я отвечаю, что смогу провести. Давайте вашего человека, пусть пойдет со мной, проверит сам, убедится, что я говорю правду. Польская разведка тоже хотела переговорить со мной. Ну что ж, поговорил я с ними, дал "ценную информацию", а затем пошел с эмиссаром. В Москве показали ему "организацию", присутствовал он на ее заседании, слушал всякие споры и высказывания. Все сошло в лучшем виде, и эмиссар, убежденный в наличии крепкой организации, вернулся в Варшаву... После этого уж Савинков не сомневался и решил сам поехать в Москву...

На участке 15-го пограничного отряда устроили ему переход через границу. Андрей Федоров тоже переходил с ним. Шел Борис Викторович уверенно, захватив с собой ближайшего сподвижника Деренталя и его жену, свою любовницу. Привезли его в Минск на "конспиративную" квартиру организации. Стали завтракать, подали чай, закуски, выпивку... В это время открывается дверь, вбегают красноармейцы, входит полномочный представитель коллегии ОГПУ по Белоруссии товарищ Пиляр,

"Именем Союза Советских Социалистических Республик вы, Савинков Борис Викторович, арестованы!"

Я стоял за его стулом, па всякий случай. И если бы вздумал сопротивляться, то я обхватил бы его руки...

Щуплый он был мужчина. Вначале он не поверил в арест, решил, что все это подстроено для проверки мужества, что ли... Но потом, когда привезли его на Минский вокзал, убедился: "Узнаю ум ГПУ! – говорил он. - Браво, ГПУ!"

Гриша усмехнулся:

– Ну, вот а все... Но пусть тебе не кажется, что дело было таким простым и легким, как я о нем рассказал. Такие дела легко не делаются. Труда и нервов вложили много! А сколько времени заняло! Были такие моменты, когда казалось, что все дело провалено. Вот пошел я в Польшу проверить эти опасения. Шел и не знал, вернусь ли. И те, кто посылал меня, тоже не знали... – Григорий замолчал и после долгой паузы продолжал: – Если подтвердились бы наши опасения и Савинков убедился, что все нами подстроено, то, как ты сам понимаешь, они со мной не церемонились бы. Конечно, встреча со Стржелкевским – неприятный, не предвиденный эпизод, однако, на мое счастье, обстоятельства сложились так, что она не сорвала задания.

Григорий опять помолчал.

– Трудновато нам приходилось все это время, до окончания дела... Но разве обо всем расскажешь...Ни рассказать, ни описать во всех деталях такие дел, невозможно. Тут столько нюансов, и тон, и взгляд, обстановка, а главное – чувства, интуиция и еще черт его знает что... Нет, этого передать невозможно. Да нужно ли?

– А как же быть нам, у которых нет такого опыта. Кто должен нас учить?

– Вот мы с тобой здесь... Учись... Я здесь тоже учусь тому, чего не знал. – Немного подумав, Григорий, как бы спохватившись, поспешно добавил: – Но главную роль во всем деле играл не я, а Андрей Федоров. Это он ездил в Париж и сумел так представится Савинкову, что старый, хитрый и очень осторожный конспиратор поверил ему. – Гриша засмеялся, помотал головой и, подняв палец, очень убежденно сказал: – Для этого нужно было обладать огромным талантом. Андрей был настоящим артистом, хорошо играл свою роль... Ну а я, я только помогал ему... Что тебе еще сказать? Знаешь, давай спать! – неожиданно закончил он и, повернувшись к стене, натянул одеяло...

Да, на этот раз Григорий был разговорчив. Обычно когда его просили рассказать о каком-нибудь его деле, он отвечал: "Не знаю... Что-то вы путаете, это был не я" – или отделывался коротким "забыл". И говорил это с таким видом и так убедительно в своей непосредственной, неповторимой манере, что спрашивавший замолкал, и хотя не верил, но не пытался настаивать.

Его натренированной воле я всегда завидовал.

Вспоминается мне еще одна страничка жизни Григория Сыроежкина. О ней я узнал не от него.

Кадровый английский разведчик Сидней Рейли, опасный, непримиримый враг, упорный и настойчивый организатор диверсий и террористических актов, не раз нелегально появлялся в нашей стране и, сделав свое черное дело, благополучно уходил за кордон.

Но пришла и его очередь, Подобно Савинкову, попался он на тонко разработанную ОГПУ легенду и вновь в 1927 году нелегально отправился в Советский Союз.

Через реку на границе с Финляндией его на спине перенес чекист-пограничник товарищ Петров – Тойво Вяхя, по национальности финн, игравший в этом деле роль советского пограничника, якобы работавшего на финскую и английскую разведку. Тойво Вяхя долго вез Рейли по лесам в объезд пограничных железнодорожных станций. Так он довез его до станции Парголово, вблизи Ленинграда, и сдал в вагоне двум чекистам, поджидавшим их. Одним из этих чекистов и был Григорий Сыроежкин, доставивший английского шпиона в Ленинград.

Как-то я спросил Григория об этой встрече с Рейли, на его лице появилась презрительная гримаса, и он с отвращением отозвался о нем как о человеке, у которого за душой не было ничего святого. Он говорил, что этот "знаменитый" английский разведчик был презренным трусом; попав в руки чекистов, Рейли сразу же предал своих хозяев, предложив ОГПУ свои услуги, и рассказал все, что было ему известно о деятельности английской разведки против нашей страны.

В первые годы революции, когда Ф. Э. Дзержинский возглавлял ВЧК, он писал: "Я нахожусь в самом огне борьбы. Жизнь солдата, у которого нет отдыха, ибо нужно спасать наше дело. Некогда подумать о своих и о себе. Работа и борьба адская...

И когда я думаю об операции "Синдикат" и об учстии в ней Григоря Сыроежкина, мне всегда вспоминаются эти слова.

Итог героической работы Федороваи Сыроежкина, работы, в которой ставкой была их жизнь, изложен в коротком документе – приговоре Военной коллегий Верховного Суда СССР от 29 августа 1924 года. В приговоре говорится:

"В своих показаниях на заключительном слове Савинков открыто признал свою политическую деятельность, направленную против Советской власти, ошибкой и заблуждением, решительно отрекся от своей борьбы с Советской властью, разоблачил деятельность иностранных интервентов и признал, что во всех пунктах, которые заставляли его подняться на борьбу против Советской власти, Октябрьская революция оказалась целиком и полностью права".

Свое последнее слово на суде Савинков закончил, безоговорочно признав Советскую власть и заверив в своей готовности подчиниться ей. Его преступления были тяжки. И все же Советское правительство сочло возможным сохранить этому человеку жизнь.

Но, человек неуемных страстей и неуправляемых подчас порывов, Савинков в один из дней покончил жизнь самоубийством: выбросился из окна с шестого этажа комнаты, отведенной ему под жилье. Его подруга Деренталь жива и теперь: она живет в одном из южных городов нашей страны.

Назад: ТОВАРИЩИ ПО БОРЬБЕ

Дальше: ВСТРЕЧА С "ПЯТОЙ КОЛОННОЙ"