Сквозняк гулял по комнате. Стучал неплотно притворенный ставень. Тихо и редко поскрипывала дверь. И даже свет, скупой серый свет осеннего дня, струился по комнате темной траурной, полупрозрачной тканью.

Филипп сидел молча. Принеся Василину в избу, он положил ее на широкий стол, поправил сбившееся платье, сложил по-христиански руки на груди и грузно, по-стариковски — будто потерял на этой тропе, по которой нес убитую дочь, добрый десяток лет — сел рядом на прочную, им самим сработанную табуретку.

Он ни о чем не мог думать. Не вспоминал, не пытался осознать, что же такое случилось. Все внутри его было сдавлено ощущением безысходного горя. Он просто смотрел на Василину.

Филипп понимал, что нужно домовину сделать, старушек позвать, чтобы тело обмыли, о поминках позаботиться. Понимал, что надо. Но не осознавал: зачем? Смерть и Василина — разве такое может быть?

Он смотрел на дочь. Смотрел, впитывая ее всем своим существом. Ведь потом будет только воспоминания. А ее не будет...

Ее не будет? Рубаха, что она постирала вчера — будет. Шуба новая, что для нее приготовил — будет. Платья ее — будут! А ее — не будет! Да как же это?!

Волосы Василины, пушистые и светлые, упали и рассыпались почти до пола. Сквознячок нежно покачивал их.

Филипп сидел неподвижно.

Он понимал, что такое смерть. Он много раз видел ее. И сам не боялся. Тяжело ему было пережить потерю жены. Но так, что уж поделаешь — все, как на роду было написано, так и случилось. Недаром покойница все воды боялась. В лесу вон тоже сколько всего. Но никто не убивает просто так. Это может сделать только бешеная собака или волк, которые готовы кусать кого угодно и когда угодно, лишь бы доставить себе удовольствие.

Филипп смотрел на дочь.

Холодно ему было. Что-то исчезло в душе. И эта потеря становилась темным холодным провалом.

А еще было ему беспокойно. Ведь тот, чья пуля оборвала жизнь дочери, еще ходит по земле. Филипп не гадал, кто он. Имя он знал наверняка. Сердце подсказало.

Лесник встал и пошел к углу, где хранилось все его охотничье хозяйство. Половицы поскрипывали под ногами. Взял двухстволку, внимательно осмотрел ее со всех сторон. Переломил, заглянул сначала в один ствол, потом в другой. Достал из патронташа два патрона с самой крупной картечью и, загнав в стволы, закрыл ружье.

Закинув двухстволку за плечо, он направился к двери. На пороге оглянулся. Сначала взглянул на стол, где лежала Василина, потом повернулся к углу, в который забился притихший, съежившийся Нестор. Хотел что-то сказать ему, но не стал. Открыл дверь и вышел из избы...