13. «Составной портрет» Благого
Неприятности у Черкесова начинаются с самого утра. Едва капитан входит в свой кабинет, как раздается телефонный звонок.
— Докладывает Егошин, — слышит он взволнованный голос лейтенанта. — Я по поводу Дыркина, который Ясенева должен был… Припоминаете? Да, правильно, отправили в вытрезвитель. Но начальник вытрезвителя забыл, оказывается, предупредить своего помощника, а тот выпустил Дыркина, как только он проспался… Да, дома у него я уже был и разговаривал С его матерью, но разве он явится теперь домой?.. А мать не знает ничего или делает вид… Ясно, товарищ капитан, приму все меры…
Едва Черкесов кладет трубку, как входит Глебов.
— Насчет Дыркина знаете? — спрашивает его капитан.
— Что с ним?
— Сбежал Дыркин.
— Быть не может! Мы же предупреждали работников вытрезвителя…
— Плохо, значит, предупреждали.
— Ну прямо-таки одно к одному! — разводит руками Глебов.
— Случилось, значит, и еще что-то?
— Мадам Бушуева исчезла. Участковый уполномоченный только что позвонил. Сообщил, что дом ее на замке. От соседей узнал, что она уехала к своим родственникам в другой город.
— Да, сюрпризик… — вздыхает капитан Черкесов.
— А эти подонки, убившие Зимину, вас не интересуют?
— Двух допрошу еще раз: Васяткина и Назарова. Вы договоритесь об этом со следователем.
— Ловко они все свои концы попрятали, — озадаченно покачивает головой Глебов. — Теперь притаятся на какое-то время, а у нас никаких ориентиров. О Джеймсе вообще почти ничего. Когда вы Бушуеву о нем расспрашивали, она такой призрачный портрет нарисовала, что и родная мать никогда бы его не опознала. Все ее анкетные данные о нем, как я и думал, сплошная липа. Не сомневаюсь, что и отпечатков его пальцев в квартире Бушуевой Платонов не обнаружит. Такой и дома, наверное, не снимает перчаток, чтобы следов не оставлять.
— Знаете, что по поводу таких осторожных бандитов сказал один французский юрист? — спрашивает Черкесов. — Он сказал, что преступление только начинается в перчатках, а кончается в рукавицах. В рукавицах каторжника, конечно.
— Ничего не возразишь, — хмуро усмехается Глебов, — остроумно. Ну а Джеймса, если только мы его поймаем, ждет расплата посерьезнее…
— Почему же «если только поймаем»? Мы обязаны его поймать, хотя действительно пока мало что о нем знаем. А вот о Благом кое-что уже известно. Его видели несколько человек. И голос его у нас на пленке. К тому же он-то, конечно, никаких перчаток не носит и следов своих в квартире Бушуевой не мог не оставить. Но если даже их не окажется там, у нас есть возможность приступить к составлению его словесного портрета. Пусть возглавит это майор Платонов. Да вот он и сам — легок на помине! Мы с Федором Васильевичем решили приступить к составлению словесного портрета Благого, Серафим Силантьевич. Каково ваше мнение на сей счет?
— Тогда, может быть, лучше составной портрет? — предлагает Платонов. — Словесным описанием не всегда ведь удается создать достаточно наглядное представление о внешности. Графическое или фотографическое изображение, по-моему, гораздо выразительнее. За это возьмется специалист — художник, знакомый с криминалистикой и судебно-следственной практикой.
— Вот давайте и займемся этим с завтрашнего дня. Кого бы вы хотели в помощь из нашей оперативной группы?
— Пока достаточно будет одного лейтенанта Егошина. Он производит на меня впечатление толкового парня. А кого мы будем опрашивать?
— Да почти всех, кто видел Благого. Ясенева, шофера Лиханова, участников убийства Зиминой и тех, которые напали на Сорочкина.
— А самого Сорочкина?
— Он все еще плохо себя чувствует, и врачи, наверно, не разрешат нам с ним беседовать. Распределим нашу работу так: Серафиму Силантьевичу поручим создание составного портрета, а мы с вами, Федор Васильевич, займемся составлением словесного.
Майор Платонов с художником Вадецким приступают к работе с утра следующего дня. Из тех, кто видел Благого, проще всего было бы пригласить Михаила Ясенева, но Платонов решает начать с шофера Лиханова.
— У него на редкость хорошая зрительная память, — объясняет он свое решение капитану Черкесову. — А Ясенев не очень уравновешен и потому не может быть достаточно объективным.
Лиханов, вызванный в райотдел, без особых затруднений отвечает на все вопросы Вадецкого и Платонова, называя наиболее характерные черту внешности Благого. Но, когда Вадецкий показывает ему первый набросок, Лиханов подвергает его критике:
— Нет, нет, совсем не то! Почти никакого сходства.
— А что же именно «не то»?
— Да почти все. Ну вот хотя бы лоб… Да, правильно, я сказал, что он большой, но теперь вижу, что не во лбу тут дело, а в залысине. Это из-за нее, наверно, лоб его показался мне большим. И нос тоже не тот… Правильно, крупный и приплюснутый, но не от природы, а скорее всего заехал ему кто-то в драке. У боксеров такие носы бывают.
Он делает весьма существенные замечания и по другим чертам портрета Благого. А когда Вадецкий показывает ему второй набросок, одобрительно кивает:
— Ну вот — совсем другое дело!
Но, присмотревшись, снова с сомнением покачивает головой:
— Все-таки не совсем то. Не хватает чего-то в выражении глаз, да и рот не такой… А глаза у него с хитринкой.
После третьего наброска Лиханов неожиданно заявляет:
— Теперь все вроде так, а сходства еще меньше… Но я уж и не знаю, чего еще тут недостает…
— Ну ладно, товарищ Лиханов, кончим пока на этом. Спасибо вам за помощь, — благодарит его майор Платонов.
Все три наброска Вадецкого он показывает потом некоторым из тех, кто участвовал в убийстве Зиминой и нападении на Сорочкина. Большинство не находит в них сходства с дядей Жорой или Папой. Только один парень, несколько постарше и посерьезнее других, замечает:
— А по-моему, что-то есть… Но уж очень он тут хитер, а дядя Жора добрый.
Подсказать что-нибудь определенное он, однако, не может или не хочет.
— Что теперь делать будем? — обескураженно спрашивает Платонова Вадецкий. — Похоже, что мы еще очень далеки от подлинного облика Благого…
— А я другого мнения, — убежденно говорит Платонов. — Главное мы, по-моему, схватили. Обратили вы внимание на выражение глаз парней, которым мы показывали набросок? Я внимательно следил за ними и почти не сомневаюсь, что во втором наброске они узнали Благого, только не захотели в этом признаться.
А Михаил долго рассматривает все три наброска и ни на одном из них не может остановиться.
— В отдельности все вроде похоже, — задумчиво говорит он. — И нос, и лоб… даже подбородок. Но вот глаза и рот явно не его. Глаза у него злые, а рот ехидный.
— Ладно, а теперь давайте попробуем создать «портрет» Благого еще и по методу фоторобота, — предлагает Платонову Черкесов. — Наброски, сделанные товарищем Вадецким, не противоречат составленному нами словесному портрету, вот мы и подберем по ним фотографии для фоторобота.
На следующий день Платонов уже демонстрирует фоторобота сначала Лиханову, а потом тому парню, который узнал Благого на одном из набросков Вадецкого. На этот раз они более уверенно сходятся на одной, наиболее удачной, по их мнению, составной фотографии.
— А я все еще не очень убежден, — по-прежнему сомневается Михаил. — Хотя сходство уже есть, конечно. Особенно на этом вот варианте…
— На нем и остановимся, — решает Черкесов, так как портрет этот оказывается тем самым, на который указывал и Лиханов.