XIII. Психотерапевт (декабрь)

Трехметровый кирпичный забор, КПП с железными воротами и солдатами остались позади. Вычищенная от снега и ровная, как стол, дорога вела к даче. А дача министра по налогам и сборам являла собой трехэтажный безвкусный особняк из красного кирпича.

На окруженной сугробами площадке перед ней автомобиль остановился, сидевший на переднем сиденье охранник вышел и открыл заднюю дверцу. Теперь и доктор вышел из машины. Он почти привык к этой традиции, объяснявшейся якобы требованиями безопасности, но, по мнению Алексея, имевшей причиной растущее чувство собственной значимости тех, кому открывают дверь, и банальный страх, растущий, как на дрожжах, на текущих криминальных сводках. Хотя нет, главное, наверное, все-таки собственная значимость…

Алексей был психотерапевтом. Вернее, он закончил мед с дипломом невропатолога, но жизнь заставила его уйти из государственной медицины и устроиться помощником к психотерапевту, который называл себя известным целителем. У него Алексей проработал год, потом поменял место работы — ему предложили более выгодную. Потом еще раз — там была богаче клиентура. Вернее сказать, это была постоянная и необычная клиентура.

— Пойдемте, — сказал охранник и показал на крыльцо.

Поднявшись по ступеням, они остановились у зеркальной двери. Охранник нажал незаметную кнопку на стене, что-то пробормотал в микрофон, послышался тихий гудок, и он толкнул дверь.

— Проходите.

— Добрый день, — приветствовал их коротко стриженный, с бычьей шеей молодой человек в черном костюме, оказавшийся сразу за дверью. — Раздевайтесь.

Алексей снял пальто и передал его бычьей шее. Тот повесил пальто на вешалку и повернулся к Алексею:

— Оставьте здесь все, что у вас в карманах.

Алексей выложил на стол кошелек, ключи, записную книжку. Охранник взял какой-то черный предмет, похожий на огромную скрепку для галстука.

— Разрешите, — произнес он дежурное волшебное слово и провел черным предметом по одежде Алексея, потом сказал: — Поднимите руки, — и ощупал врача — туловище, ноги, руки.

Охранник снял с Алексея часы, извлек из его одежды ручку, носовой платок, мелочь. Все, что находил, он складывал на столике. Потом снова провел металлоискателем по одежде гостя.

— Мы положим это в сейф, — он кивнул на предметы на столике, — не беспокойтесь. Шеф вас ждет.

Алексея повели по коридору, через высокий роскошный холл первого этажа, по зеленой ковровой дорожке, покрывавшей мраморные ступени широкой лестницы с позолоченными перилами, на второй этаж. Он вдруг почувствовал себя бильярдным шаром, катящимся вверх по зеленому сукну.

В небольшой для огромного здания комнате с окном во всю высоту стены сидел невзрачный человек в свитере, джинсах и домашних тапках. Он поднялся навстречу и протянул Алексею руку, глядя прямо в глаза:

— Здравствуйте, доктор. — И кивнул охраннику: — спасибо, все.

Тот ушел.

— Вас хорошо рекомендуют. Садитесь. Как вас зовут?

— Чумаков Алексей Павлович.

Алексей устроился в большом кожаном кресле напротив клиента.

— Алексей, — повторил, запоминая, клиент. — А меня называйте Владимир. Наверное, нужно как-то неофициально, ведь у нас будет сеанс…

Сухая серая кожа и мешки под глазами выдавали в нем любителя спиртного.

— Да. Давайте приступим.

— Может, сначала хотите чего-нибудь выпить… с дороги? Кофе, чаю…

— Да нет, спасибо.

— Может, коньяку… Леша?

— Нет, что вы, я же на работе. И называйте меня лучше доктор.

— Хорошо, доктор. А я с вашего позволения коньячку. Может, все-таки выпьете рюмочку?

— Нет, ни в коем случае.

— А мне-то можно?

— Ну, это к другим врачам. А для меня даже лучше, если вы снимете напряжение.

Владимир открыл дверцу в столике, достал бутылку и рюмку, наполнил ее до краев, пригубил, медленно отпил половину, наслаждаясь ощущением, и поставил недопитую рюмку на стеклянную поверхность столика. В этом уютном дачнике трудно было угадать министра, ежедневно управляющего огромным аппаратом, сотнями и тысячами людей, жестко отдающего распоряжения, от которых зависело благополучие миллионов людей.

«Впрочем, может, он и не отдает никаких распоряжений. Хотя благополучие людей от него точно зависит», — подумал доктор. Когда он выезжал из конторы, шеф сказал, что первым клиентом на сегодня будет министр. «Министр — это что, кличка?» — пошутил тогда Алексей. «Может, и кличка, но для тебя он в первую очередь клиент», — сухо ответил шеф, давая понять, что разговор окончен.

— Владимир, давайте приступим, — начал Алексей. — Постарайтесь расслабиться. Было бы хорошо, если бы вы прилегли на диван.

— Это обязательно?

— Желательно. У вас есть причина обратиться ко мне, и, вероятно, причина весомая. Что вас мучит, что беспокоит? — Алексей говорил уверенно и спокойно, стараясь не думать, что зависит от своего собеседника значительно больше, чем тот от него.

— Я доверяю вам, доктор. Это доверие многого стоит. — Пациент сел на диван.

— Будьте уверены. Для меня то, что вы скажете — это как тайна исповеди. Кстати, если вам будет удобно, можете лечь и закрыть глаза.

— Зачем? — вдруг напряженно спросил министр. — А, в смысле, как в западных фильмах?

— Ведите себя так, как вам удобно, и постарайтесь расслабиться. Рядом с вами друг. Так что вас беспокоит?

Пациент помолчал, будто прислушиваясь к себе, потом, подыскивая слова, неуверенно начал:

— Понимаете, доктор… Вы видели, наверное, такую рекламу: «Заплатите налоги и спите спокойно».

— Да, кажется, видел.

— До этой рекламы я спал спокойно. Перед тем как она вышла на экраны, рекламное агентство показывало ее у нас. После этого предварительного просмотра я не могу заснуть. Кстати, этот вот… этот момент про выключатель мы уже вместе придумали…

— А что там про выключатель? — перебил Алексей.

— Ну, если помните, там мужчина, который не заплатил налоги, не может заснуть. Он встает с постели, щелкает переключателем ночной лампы…

— А зачем он щелкает переключателем?

— Он нервничает. И там такой подтекст, что он стал чуть ли не импотентом.

— Чуть ли?

— Он просто не может.

Алексей никак не мог сосредоточиться на новых чужих проблемах:

— Значит, рекламный ролик…

— И потом были еще два.

— Еще два чего?

— Два рекламных ролика. Вы их должны были видеть. Сейчас только о них и говорят. Там такой сюжет: «Наши учителя не получают зарплату. Пожалуйста, заплатите налоги». И второй — про пенсионеров. Что-то такое: «Наши пенсионеры не получают пенсию, пожалуйста, заплатите налоги».

— Да, кажется, видел. Теперь вспомнил, — кивнул Алексей.

Он конечно же помнил эти ролики и помнил известный анекдот на эту тему, когда чиновник в кадре обращается к зрителям: «Граждане, нам стало нечего воровать, пожалуйста, заплатите налоги».

— Что же вас все-таки беспокоит?

— Так я же и говорю. Я не плачу налоги.

Это было совсем не то, что ожидал услышать Алексей. Будь он не на работе, он бы удивился, или рассмеялся, или разозлился — в зависимости от ситуации. Здесь же он должен был говорить так, чтобы пациент стал как можно откровеннее, чтобы он смог открыться, чтобы они вместе могли разобраться в его чувствах. Пациент должен чувствовать уверенность в словах врача, а врач должен говорить так, чтобы эта уверенность стала для пациента надеждой, первой прочной ступенькой на пути к выздоровлению.

— Многие не платят налоги, — произнес он с ударением на первом слове. — Вернее сказать, почти все не платят налоги, — сказал Алексей и, поймав на себе подозрительный взгляд, осекся и пожалел о том, что решил успокоить министра таким образом.

Тот помолчал и продолжил:

— Нет, вы не поняли. Я, конечно, законопослушный налогоплательщик. Я не плачу налоги потому, что моя зарплата ниже некоторого минимума, а если бы у меня было еще какое-то второе место работы, то, конечно, я бы платил…

— Тогда я не понимаю.

— Что вы думаете, все это, — Владимир подался вперед и махнул рукой, обводя комнату, — на министерскую зарплату? То есть, конечно, все по закону, определено государством, по закону приватизировано — не подкопаешься, но…

— Что еще?

— Ну сын у меня учится в Англии.

— Так ведь все законно?

— Да, все законно, не придерешься. Но знаете, сейчас часто говорят, и по телевизору в том числе, раз не заплатил налоги — значит, уворовал у бабушки, у военного там. Это все — моя идея. В том смысле, что именно мы — заказчики этой информационной кампании по промыванию мозгов. Может, банкир, через которого проходят бюджетные деньги, и ворует у бабушки, но при чем тут бабушка, которая торгует после работы своими огурцами, то есть имеет побочный заработок? Она, что ли, ворует у пенсионеров или у военных?

— Хорошо, успокойтесь. Значит, вас беспокоит то, что вы по совести не платите налоги?

— Да нет же, они мне по фигу. Какая совесть? Это понятие абстрактное. Слышали выражение: «Заплати налоги и спи спокойно… на лавочках, в подвалах, на вокзале». Шею бы свернул этому шутнику…

— Так что же тогда вас беспокоит?

— Как вы не понимаете… Я… как бы это сказать. Мне кажется, что я становлюсь импотентом. Я обращался к урологу. Мне говорят, что причина — не в сосудах там… В общем, причина — психологическая.

— И что вам посоветовали?

— Посоветовали… не с женой.

— И…

— Ну вы же понимаете, был бы я простым человеком…

— Понятно, положение не позволяет. Но все-таки вы пробовали.

Владимир гаденько замялся:

— Почему вы так решили?

— Потому что, не попробовав, вы не обратились бы ко мне.

— Но, доктор, это между нами.

— Конечно, Владимир. Я же врач, а не газетчик, — успокоил его Алексей.

— Да, знаете, что еще самое противное? В правительстве у меня… можно сказать, кличка главный наложник.

— Как давно это началось?

— Что началось?

— Ваше недомогание.

— С год, наверное.

— И врачи говорят, что причина — здесь… — полуутвердительно произнес Алексей, дотронувшись пальцем до головы.

— В том-то и проблема, доктор.

«Забавно, — подумал Алексей, — он сам надоумил рекламщиков использовать те приемы, которые бы воздействовали на него страшнее всего». И спросил:

— Так, скажите, Владимир, вы женаты один раз?

— Да.

— А ваши родители? — Алексей ступил на привычную твердую почву, которая была очень зыбкой для пациентов. Отвечая на такие «фрейдовские» вопросы, они начинали смотреть на него с суеверным страхом. Может быть, те, кто что-то слышал о психоанализе, ощущали его пальцы, что-то нащупывающие в черных глубинах их предательского подсознания. Или, может, Алексей просто льстил себе.

— Они до сих пор женаты.

— Один раз на всю жизнь… — Алексей сделал ударение на этой фразе. Так он расставлял «вешки», которые должен был запомнить клиент. — А вы помните ссоры между родителями?

— Это так важно?

— Думаю, да. Так ваши родители ссорились?

— Да. Они иногда и сейчас ссорятся.

— Позвольте нескромный вопрос: а почему они не разводятся?

— Ну, сейчас уже, наверное, поздно.

— Только поэтому?

— Ну, может быть, они опасаются, что как-то подведут меня… Хотя не знаю, у них всегда были какие-то на то причины. Думаю, они всегда считали, что брак — это раз и навсегда.

— На чьей вы стороне?

— Это их дела. Хотя в детстве я жалел мать. — Чиновник замялся.

Алексей помолчал, потом тихо и глубокомысленно произнес:

— Все правильно. Думаю, я знаю, в чем причина вашего недуга. Но надо еще проверить…

— Мне советовали пообщаться с другими женщинами.

— Но вы испытывали комплекс вины.

— Ничего я не испытывал. И не внушайте мне этот комплекс сейчас.

— Видите ли в чем дело, Владимир. Вы можете не чувствовать никакой вины. Но, вероятнее всего, она сидит в вашем подсознании. Так же, как вас гложет мысль о том, что вы не платите налоги, призывая к этому других.

— Я же говорю, что плачу налоги.

— Формально — да. Но ваше недомогание мучит вас не формально. И мы должны найти реальную причину этого и реальный выход из положения. Попробуйте не возражать, если я сформулирую что-то не очень точно. Я создам некоторую психологически логическую конструкцию, а вы попробуйте ее принять. Если же вам покажется, что я совсем не прав, поделитесь сомнениями. Итак, вас мучит мысль о том, что вы пользуетесь благами, которые, мягко выражаясь, не рекламируются. При этом вы призываете других честно сознаться в том, какими благами пользуются они, и «поделиться» ими — заплатить налоги. Вы испытывали подсознательное — по Фрейду — влечение к матери, но на вашем пути всегда стоял отец. И вы чувствовали, что он является для вас препятствием не по своей воле — он должен был стоять там, где стоит. И делать то, что делает. В том числе — выполнять свои супружеские обязанности — именно обязанности. Долг. — Здесь Алексей опять поставил «вешку». — И если даже он не выполнял их, то оставался супругом — возможно, ради вас. Так же, как многие люди платят или не платят, но должны платить налоги, исполнять свои обязанности налогоплательщиков, в том числе ради вас, чтобы вы могли пользоваться теми благами, которыми пользуетесь. От вас, возможно — только возможно — требуется то же. То есть играть по тем же правилам, которые вы навязываете другим людям. И здесь начинается противоречие: вы формально исполняете свой долг — как ваш отец формально оставался главой семьи, но, с другой стороны, не можете его исполнять. И эта ваша неспособность переносится в другую сферу вашей жизни — половую. Вы не платите своеобразный налог своей жене.

— Да я бы с радостью…

— Но речь здесь идет не только о вашей жене. Потому что — чего проще — изменить ей и все. Чтобы произвести перенос, нужна полная аналогия — полный перенос. Именно поэтому ваш организм поступает так, что вы не хотите никого, вернее, не можете никого. Происходит еще одно, более глубокое, замещение: эти другие женщины — тоже налогоплательщики…

— Так вы советуете мне предложить законопроект, чтобы и они платили налоги?

— Прошу вас не перебивать меня. Но, если на то пошло, вы прекрасно знаете, что те, другие женщины, уж точно не платят налоги.

— Вы думаете, это какие женщины? Вы думаете, мной не могут заинтересоваться приличные женщины?

— Так… А вы о каких женщинах говорите?

Чиновник поперхнулся и замолчал. Алексей продолжал:

— Ну ладно, мы отвлеклись. Вы находитесь в сложной ситуации — в плену детских комплексов. И не факт, что нужно их ломать. Думаю, что из ситуации можно выйти с меньшими потерями. Надо распутать саму ситуацию.

Алексей был спокоен: этому импотенту не в чем будет его упрекнуть. Сначала ему придется уплатить все налоги и отказаться от побочных доходов, и только потом он сможет предъявить претензии по поводу лечения. Алексей был уверен, что, будь такие претензии предъявлены, всегда отыщется что-то еще, за что чиновник не платил и в получении чего не мог и сознаться кому-либо, кроме, естественно, самого себя. Сам и будет знать вечную причину своего бессилия — вечно недоплаченные налоги. В том, что он никогда не заплатит всего, Алексей не сомневался. Этот больной всегда сам будет выбирать импотенцию.

— Скажите, доктор, а что, если — частичная уплата налогов? Например, оплатить дом? — Зерна, зароненные Алексеем, давали корни.

«Ему и больно, и смешно, а… а мать грозит ему в окно», — всплыли в памяти Алексея заученные в школе строки, но он авторитетно ответил:

— Для того чтобы убедиться в правильности моей гипотезы, мы проведем еще несколько сеансов. А позвольте спросить: почему вы так ставите вопрос?

— Видите ли, боюсь, что все оплатить невозможно. Я даже не знаю всего до мелочей.

— Думаю, что мелочи не в счет. Если вы говорите о каких-то мелочах, ну, подарках, скажем… Всех подарков никто не помнит.

— Вы не понимаете. Ведь можно сказать и так, что все это — подарки! Вы понимаете: ВСЕ!

Доктор задумался. Конечно, это не просто хорошо, а очень хорошо — не просто получить деньги с клиента, но и сделать из плохого человека хорошего, подарить государству не последнего налогоплательщика, добавить денег в казну — глядишь, лишнюю копейку какому-нибудь пенсионеру заплатят, а Алексею на том свете зачтется… У него в голове рождались фразы, которые могли бы помочь убедить министра в необходимости платить все: «Нельзя ехать на половине мотора». Или: «Бессмысленно частично надувать шины». Или: «Не полностью надутый шар не полетит»… Нет, пожалуй, лучше так: «Нельзя обратиться в истинную веру наполовину». Но, с другой стороны, зачем резать золотоносную курицу? Какой нормальный доктор сегодня лечит сразу? Правда, Андрей советовал обойтись одним сеансом. Но тут действительно не очень понятный случай. Как же быть?

— Как же быть?.. — задумчиво произнес Алексей. — Вот как мы поступим. Вы должны твердо определить для себя то, что поддается декларированию. Задекларировать и оплатить налоги. Как задекларировать, думаю неважно. Как сочтете нужным. Важен сам факт. При этом важно декларировать не что попало. Определить круг доходов, как бы это сказать, наиболее вопиющих, что ли. Тех, которые беспокоят вас в первую очередь. Думаю, мы сможем отследить позитивное движение.

— Значит, это будет еще не все?

— Посмотрим, может быть, этого будет достаточно. Знаете, как горнолыжнику необходим первый толчок, первое, так сказать, позитивное движение.

— И что? Я заплачу налоги, а где гарантии?

— Какие гарантии вы имеете в виду? Вы же сами поняли, в чем причина. Я вам ее показал. Дальше ваше право поступать так, как находите нужным. Право выбора.

Министр помолчал и наконец выдавил из себя:

— Думаю, нам надо будет еще встретиться.

— Есть смысл встречаться тогда, когда вы станете выполнять, так сказать, предписание. Через месяц, допустим, если, конечно, вы сможете. Я хочу сказать, если работа позволит.

— Смогу. — Министр сделал пометку в блокноте, лежавшем на телефонном столике рядом с диваном..

— Значит, через месяц после того, как вы выполните предписание.

— Это когда же?

— Ну, может быть, так: после того, как вы начнете его выполнять и для себя твердо решите выполнить его до конца. Вы должны понимать — себя не обманешь. Если вы оставите хоть одну лазейку в подсознании — толку не будет.

— Вы не курите, доктор? — Получив отрицательный ответ, министр достал из того же места, где был коньяк, сигареты и зажигалку. Прикурил сигарету, затянулся. Посидел молча несколько минут и наконец повернулся к собеседнику:

— Я должен вас отблагодарить, доктор.

Может, он подумал, что Алексей не уходит, ожидая денег?

— Доктор, а вы собираетесь декларировать ваш гонорар?

Этот вопрос застал Алексея врасплох.

— Думаю, это зависит от того, приняли ли вы решение лечиться.

— Возьмите этот портсигар. Уникальная вещь. Раритет. Из чистого золота. Это подарок.

— Но… я не могу принять такой подарок. Он стоит, наверное…

— Я не знаю, сколько он стоит. Считайте, что я совершаю первый шаг… прочь от золотого тельца. — Он положил портсигар на стол перед Алексеем. — Берите.

И Алексей взял:

— Спасибо.

— Вам спасибо. Всего доброго. — Министр поднялся, протянул руку: — Все, о чем мы говорили, — строго между нами.

— Безусловно. Всего хорошего. — Алексей пожал протянутую руку.

— Найдете дорогу?

— Думаю, что да.

Испытывая облегчение и приятную тяжесть во внутреннем кармане пиджака, Алексей вышел из комнаты. На обратном пути его взгляд снова притянула к себе зеленая дорожка. Но теперь он подумал, что это — огромный игральный стол. Он был пуст. Раньше на нем лежали фишки, делались ставки… «Хотя какая я, на фиг, ставка», — подумал Алексей и спустился вниз. На выходе ему вернули вещи. Машина стояла у крыльца. Там его встретил сопровождающий, открыл заднюю дверцу. Алексей сел. Машина тронулась.

— Теперь куда? — спросил Алексей.

— По плану, — ответил сопровождающий.