— Ой, Во-олк? Ты на меня не сердишься?

— Я? С чего ты взяла? — сказал Волков.

— Ты прости меня, ладно? Иногда на меня что-то такое находит... Ну что-то особенное сделать хочется. Я делаю, а получается глупо. Идем, я тебе своих птиц покажу.

— Я тоже немного погорячился. А ты молодец, смелая!

— Да? — радостно сказала девочка. — Мне кажется, что я ужасная трусиха, вот и борюсь сама с собой.

Они вышли из пещеры, обошли островок понизу на другую сторону, тут он оказался более пологим, и стали подниматься по камням, между которыми росла кустистая синевато-зеленая трава. Сколько же тут птиц: чайки, бакланы, чистики. Как по громадной лестнице, с уступа на уступ они поднимались все выше. Алька оборачивалась, усмехалась проказливо, и Волков поглядывал на нее с подозрением: задумала опять что-то. Ну вот и вершина. И ничего не произошло, с облегчением подумал Волков, осматриваясь. Сверху островок был покрыт не то коричневатым торфом, не то мягкой землей, заросшей гривками травы. Алька села на край площадки, свесила над обрывом ноги и сказала:

— Иди вперед. И тогда что-то будет интересное. Ну иди-иди!

Внимательно глядя перед собой, Волков пошел, и правая его нога тотчас провалилась в какую-то яму. Волков дернулся, и вдруг из-под самых его ног выскочил толстый черно-коричневый, с большущим, как у попугая, клювом топорок. Хрипло крикнув, он нырнул под откос и некоторое время так и падал, как камень, будто решил покончить жизнь самоубийством, а потом вдруг раскрыл крылья и полетел над самой водой в океан.

Произнеся про себя несколько соленых морских проклятий, порядочным запасом которых располагает каждый моряк, Волков подергал ногой, и вдруг со всех сторон, и справа и слева от него, и откуда-то снизу — ну буквально из-под каждой травянистой гривки посыпались, замелькали черные тела и красные клювы. Волков от неожиданности присел и почувствовал, как одна из птиц бежит по его спине, как по стартовой площадке... Оттолкнувшись от его головы, топорок взлетел. Алька покатывалась от хохота. Волков с силой дергал ногу, но она завязла накрепко; он сунул в провал руку и стал расковыривать мягкую землю. Ну Алька, ну погоди!.. Охнув, выдернул руку: на ней, вцепившись в ладонь клювом, болтался топорок. Стряхнув птицу, дуя на ладонь, Волков, все ж освободив ногу, пошел к Альке.

— Кар-рамба! Я скоро заикаться начну, — сказал он. — Ну, что ты еще приготовила? Давай уж все сразу. Ну давай, юнга, издевайся над своим капитаном.

— Но ведь так же интереснее, правда? То ничего-ничего, а потом вдруг! — Еще посмеявшись немного, Алька успокоилась и пояснила: — Топорки себе норы роют. Дли-инные! И когда вылетают, то вначале разбегаются. Вот топорок пятится-пятится, а потом ка-ак побежит по норе! Ну нора не прямая, а с поворотами, и его заносит на поворотах, а он все бежит и еще пригибается, чтобы головой потолок не задеть, а то рухнет. А потом ка-ак выскочит! Да ка-ак полетит! А что такое «кар-рамба», а?

— Есть хочу, — сказал Волков. — А как ты?

— Есть? Хорошо. Сейчас ты мне поймаешь большую рыбу. Пошли!

Они стали спускаться вниз. На одной из каменных площадок из расщелины вдруг выскочил крупный чаячий птенец. Он встряхнулся, подбежал к Альке и дружелюбно произнес:

— Ке-ее-е?

— Кир-ррр-р? — тоненько, протяжно пропела девочка. — Птенец, ты откуда? И как тебя зовут?

— Ке-ке-ке-ее-е... — печально произнес птенец и пристроился к людям. Растопыривая покрытые молодыми перьями крылья, он спрыгивал с одного камня на другой и старался не отстать.

— Его зовут Ке. Ему очень скучно. Его родители куда-то улетели, а он очень голоден, — сообщила Алька. — Давай возьмем его с собой?

— Возьмем парнишку, — согласился Волков. — Пускай повеселится.

— Ке, мы тебя берем, — сказала Алька, а потом спросила у Волкова: — Ты на меня не обижаешься, что я тебе говорю «ты»? У нас так принято: если человек, ну, свой, что ли, друг, то — на «ты»...

— Не возражаю, — согласился Волков.

Вот и пещера. Птенец деловито вошел в нее, осмотрелся и удивленно закряхтел, будто ему совершенно непонятно, как это он не знал, что на острове есть такое отличное жилье?

— Не теряй времени, иди лови большую рыбу, — сказала девочка с озабоченным видом. — Знаешь, каких тут рыб ловил Толик? Во-о! Он вообще не умеет ловить маленьких рыб, а только все большущих.

— А я тоже только одних крупных рыб ловлю, — немного обидчиво сказал Волков, роясь в коробке с рыболовными принадлежностями. — Все Толик да Толик... Вот гляди: японский тунцеловный крючок. Видишь, на черенке иероглифы? «Приди ко мне, большая рыба» — вот что тут написано. На этот крючок можно рыбку и в полтонны поймать. И я ловил.

— Нам такую большую не надо. Чуть поменьше.

— Ладно. Так уж и быть. Пошел я.

— Иди, — ответила девочка. — Да лови рыбу побыстрее. Вот Толик... Ну иди-иди.

Сев на край площадки и насадив на крючок кусочек колбасы, Волков опустил снасть в воду. Напевая песенку, Алька гремела в пещере досками, а Волков принялся терпеливо ждать, когда же из глубины подплывет Большая Рыба и соблазнится колбасой.

Ну где же ты, Большая Рыба? Видела бы Алька, каких рыб ему доводилось ловить, когда он работал на тунцеловном клипере в Гвинейском заливе!

Ага... Кто-то осторожно потрогал приманку. Леса вздрогнула и слегка натянулась. Это рыба, рассматривая в глубине наживку, осторожно пробовала ее своими толстыми губами. Сейчас, сейчас...

Леса дернулась и натянулась струной. Волков подсек и почувствовал: попалась Большая Рыба! Быстро перебирая руками, он потащил ее. Птенец Ке тут подскочил, сипло вскрикнув, он подпрыгнул и захлопал крыльями. Иди, иди, чаячий парнишка! Не примазывайся к чужой славе. Волков рванул лесу, и на камни упал черный, весь в оранжевых полосах и пятнах, головастый терпуг. Ке с криками ринулся в пещеру, а Волков, подцепив рыбину пальцем под жабры, довольный и торжествующий, понес ее в пещеру, где Алька, стоя на коленках, пыталась разжечь костер. Ха, Толик!

— А вот Толик... — привычно начала девочка и замолкла. Волков с каменным лицом ждал. Немного подумав, осмотрев рыбу, Алька сказала: — Волк, да ты же молодчина!.. Но вот не знаю, смог бы ты быстро разжечь костер? Вот Толик, тот р-раз — и готово.

— Что твой Толик понимает в кострах? — проговорил Волков.

— Давай-давай. Дрова-то сырые.

Выбрав одну из досок, Волков настругал с нее мелкую щепу. Расчистив кострище, он начал строить из стружек шалашик. Потом насовал туда мелко, будто лапша, нарезанных стружек, а снаружи построил из обломков досок еще один шалашик, побольше. Порядок. Волков поднес зажигалку, стружки задымились, и через минуту все три шалашика пылали жарким огнем, на который с восторгом глядел птенец. Видно, от возбуждения у него расстроился желудок. Отбежав в сторонку, Ке, зажмурив глаза, поднатужился и с легким треском пальнул белой струйкой. Волков погрозил ему. Рановато еще этого птичьего парнишку пускать в приличное общество.

— А вот Толик... — задумчиво начала Алька. Волков ухмыльнулся: еще бы! Помолчав немного, она продолжила: — А вот мой друг Толик... Знаешь, даже он бы так быстро не смог разжечь. Куда там! Он дутьем берет, дует-дует, прямо весь красный становится.

Она засмеялась, а он улыбнулся: наконец-то Толик положен на обе лопатки.