Глава XIX
Свою новую финансовую компанию Есехину удалось официально зарегистрировать в конце апреля. Она получилась гораздо скромнее прежней и на первых порах специализировалась лишь на работе с государственными ценными бумагами. Впрочем, особо выбирать было не из чего — остальные секторы фондового рынка все еще практически бездействовали, не в силах оправиться от последствий осеннего кризиса. Никто не рисковал покупать акции компаний, зато операции с правительственными облигациями создавали иллюзию надежности, на что теперь инвесторы обращали внимание в первую очередь.
А сразу после майских праздников Есехин стал набирать сотрудников. В основном это были люди, работавшие с ним еще в компании «Ист-Вест-инвест». После ее закрытия только единицы смогли более или менее прилично устроиться, и бывшие коллеги охотно принимали предложение Дмитрия.
Прежде всего он позвонил Лучанской. В профессиональных качествах Ларисы Михайловны у Дмитрия не было ни малейшего сомнения, и она лучше других могла присмотреть за его потихоньку разраставшимся хозяйством. Но главное — он доверял ей, а в этом городе оставалось не так уж много людей, о которых можно было бы сказать то же самое.
Впрочем, когда Есехин позвонил Лучанской домой и пригласил на работу, она первым делом спросила, как быстро нужно принять решение.
— А у вас есть другие предложения? — поинтересовался Дмитрий. — Если они вполне приличные, то по-дружески советую послать меня подальше.
После этого Лариса Михайловна расплакалась и призналась, что «никаких других предложений у нее нет», что она «умирает от голода, но с гордо поднятой головой».
Однако эти жалобы на судьбу были всего лишь секундной слабостью, простительной для эмоциональной натуры. На следующий день бывшая секретарша появилась в кабинете Есехина в вызывающем платье, в туфлях на высоких каблуках и в полной боевой раскраске женщины, не оставившей надежды устроить личную жизнь. Для своего возраста она была в прекрасной форме и напоминала спортсмена, всю жизнь положившего на подготовку к главному старту.
Пока Дмитрий отвечал на чей-то телефонный звонок, Лариса Михайловна осматривалась по сторонам с таким видом, словно уже решала, как будет переставлять здесь мебель и в каком углу посадит начальника. Тот факт, что она опять кому-то нужна, что она востребована, придавал ей массу энергии.
— Ну, как вы? Рад вас видеть, — искренне сказал Есехин, положив трубку. — Что у вас новенького?
— А что могло случиться со мной за три месяца?
— Хм… за такой срок красивая женщина должна сменить минимум трех кавалеров.
— У меня их было четыре, — скромно потупившись, заметила Лучанская. — С первым я познакомилась в универсаме. Представился бывшим авиационным конструктором, уже на пенсии. Наговорил массу комплиментов. К несчастью, в тот день он забыл кошелек, и мне пришлось дать конструктору деньги на метро. Больше я его не видела. Второй оказался отставным военным, вдовцом, который ютится со своей дочерью в двухкомнатной квартире и мечтает куда-нибудь переехать. Ему отставку я немедленно дала сама. Третий улыбался мне в троллейбусе пять остановок, но, когда я задала какой-то невинный вопрос, шарахнулся так, словно его тащили в постель. А четвертый недавно заселился этажом выше и приходит ко мне в стоптанных тапочках одолжить соль, спички. Ну, я не упоминаю свои менее серьезные романы.
— Вы буквально растоптали общественную мораль, — заметил Дмитрий.
Было очевидно, что им приятно поболтать друг с другом после долгого перерыва.
— К сожалению, большинство моих потенциальных кавалеров приближаются к тому возрасту, когда, при всем желании, им бывает очень трудно согрешить, — без особой грусти махнула рукой Лучанская. — Но давайте лучше поговорим о том, чем мне придется заниматься.
— Да все тем же. Я предлагаю вам быть моим секретарем. Только… — поспешил оговориться Дмитрий, — сразу предупреждаю, что платить, как прежде, я не смогу. Компания еще становится на ноги, на финансовом рынке неразбериха, и перспективы просматриваются очень смутно. Однако со временем… — многозначительно добавил он.
Есехину не хотелось ее терять.
— У меня лишь одно условие, — сказала Лариса Михайловна, лицо которой стало строгим, словно речь шла о принципиальных для нее вещах. — Вы можете не прислушиваться к моим житейским советам, но не лишите меня права их давать! Хотя я постараюсь сдерживаться…
— Черт с вами… — обреченно махнул он рукой.
Разговор со своей старой-новой секретаршей развлек Дмитрия. Ее юношеский оптимизм, жажда жизни и граничащее с бесцеремонностью желание участвовать во всем, что вокруг происходило, не могли не вызывать симпатию. Но напоследок она вторглась в ту сферу, которая была сейчас для Есехина очень болезненной.
Уже от двери Лучанская спросила:
— Кстати, Дмитрий Юрьевич, как поживают ваша жена и сын?
— Спасибо, все нормально.
— Передавайте им привет.
— Обязательно, — пообещал он, хотя уже неделю не видел ни Ольгу, ни Сашу, так как переехал жить на дачу, впервые за долгие годы серьезно поскандалив с женой.
Причиной ссоры стало его недавнее жаркое примирение с Варей, из-за чего он вернулся домой чуть ли не под утро. Вначале Ольга просто перестала разговаривать с ним. Однако чувствовалось: достаточно даже пустяка, чтобы все, что накопилось у нее на сердце, вырвалось наружу. И повода ждать долго не пришлось.
Как-то утром, собираясь на работу, Дмитрий не нашел в платяном шкафу поглаженной рубашки и сказал об этом жене.
— Пусть тебя обслуживает твоя стерва! — вдруг словно с цепи сорвалась Ольга. — А у меня не меньше дел, чем у тебя!
Есехин еще попытался спустить этот взрыв эмоций на тормозах.
— Ну хорошо, я сегодня не тороплюсь и сам поглажу себе рубашку, — сказал он.
Но было уже поздно. Ольга завелась не на шутку.
— Я знаю, что ты с ней встречаешься! — сквозь слезы выкрикивала она. — Будь проклят тот день, когда мы поехали отдыхать в Турцию!
Есехин молча пошел в спальню, включил утюг и стал гладить рубашку. Однако жена отправилась вслед за ним.
— Я думала, что у тебя это — блажь, что ты потаскаешься за этой стервой и возьмешься за ум! Я терпела, хотела сохранить семью! Но тебе плевать и на семью, и на ребенка! Неужели ты не понимаешь, что зашел слишком далеко?!
Выкручиваться, доказывать, что она все выдумала, было унизительно. К тому же это могло еще больше обидеть и разозлить Ольгу. Поэтому Дмитрий сказал:
— Я поживу пока на даче. Прости, но мне необходимо о многом подумать, разобраться в самом себе…
В тот же день он собрал самые необходимые вещи и уехал из дома.
Уже начался дачный сезон, и все ближайшее Подмосковье напоминало разворошенный муравейник. Люди приводили в порядок свои дома, хозяйственные постройки, вскапывали и сажали огороды, подрезали деревья. Отовсюду слышался стук молотков, бодрые голоса, тарахтение мотоблоков и газонокосилок, по улице то и дело проезжали грузовики со строительными материалами, а по вечерам тянуло дымком и запахом готовившихся шашлыков.
Но бурная жизнь вокруг почти не затрагивала Есехина и не очень его беспокоила. Свою дачу он купил три года назад у бывшего важного партийного бонзы. В лучшие для себя времена тот отхватил довольно большой участок с корабельными соснами и огородил его высоким забором. Это защищало Дмитрия от любопытных взглядов и общительных соседей. Правда, иногда в калитку стучали какие-то люди, как правило, оказывавшиеся продавцами саженцев, удобрений или химикатов для борьбы с сельхозвредителями, но они тут же получали от ворот поворот.
Возвращаясь вечером на дачу, Есехин готовил себе нехитрый ужин — яичницу, бутерброд, а потом со стаканом пива или чего-нибудь покрепче садился у телевизора. Однако мысли его были далеко. Поэтому вскоре он перебирался на веранду в свое любимое кресло-качалку и наблюдал, как солнце продирается сквозь сосны за горизонт, но еще долго остается светло, пока внезапно на дачный поселок не падает короткая фиолетовая ночь.
Для него было абсолютно ясно, что его семья уже фактически разрушена. Даже если бы Дмитрий попытался отыграть все назад, вряд ли Ольга забыла бы нанесенные ей обиды — она была гордячкой. Так что вопрос о разводе рано или поздно встанет на повестку дня.
Но потеряв семью из-за своей роковой страсти, он ничего не приобрел. Варя уже поставила его в положение старого, обрыдлого любовника, который достоин разве что унижения. А дальше, думал Есехин, будет еще хуже: встречаться они станут еще реже, и скоро ему покажется счастьем раз в две недели попить с ней чаю и подержать за руку. Он окончательно превратится в ее раба, тогда как она даже не подумает придерживаться каких-то обязательств, естественных для любящих друг друга людей.
Лучшим выходом из ситуации было бы, конечно, вырвать это проклятое чувство из груди с корнем, постараться забыть Варю, вычеркнуть ее из своей жизни. Но в то же время богатый опыт Дмитрия говорил, что она никогда не отпустит его. Как только он попытается восстать, Варя жестоко подавит этот бунт, хотя бы из принципа.
Да и он сам, словно законченный наркоман, хорошо понимающий пагубность своей страсти, вряд ли сможет долго обходиться без нее. Дмитрий уже сотни раз давал себе самые немыслимые клятвы, однако они ему не помогли.
Ощущение полной безысходности очень угнетало Есехина. Но вот однажды, в один из теплых вечеров, когда он сидел на веранде, прихлебывая пиво прямо из бутылки, его озарило: для того чтобы избавиться от Вари, нужно на ней жениться!
Здесь не было никакого противоречия. Дмитрий нисколько не сомневался, что их совместная жизнь превратится в бесконечный кошмар, в сплошную муку, в непрерывную цепь унижений. Скорее всего она его окончательно разорит, сделает психически ненормальным человеком, уничтожит как личность. Но только пройдя сквозь все эти испытания, потеряв даже то, что у него сейчас осталось, он сбросит какую-то пелену с глаз, избавится от наваждения по имени Варя.
Конечно, цена, которую он собирался заплатить за свое освобождение, получалась чрезвычайно высокой. Тем не менее она была не выше, чем стоила его жизнь. А в минуты отчаяния в голову Дмитрия приходило уже все, что угодно.
Мысль о женитьбе на Варе, как единственном реальном средстве спасения, настолько поразила его, что он долго бродил по своему дачному участку. Над головой сверкало звездное небо, откуда-то издалека доносился лай собаки, и тихо похрустывали под ногами высохшие сосновые иголки. Ему хорошо думалось, и чем больше Есехин анализировал найденное решение, тем идеальнее оно казалось, так что он с трудом дождался следующего утра.
Дмитрий прекрасно знал, в котором часу Варя выходит из дома, направляясь на работу, и позвонил ей на мобильный как раз в тот момент, когда она садилась в машину.
— Нам необходимо срочно поговорить! — как можно требовательнее сказал он.
По сложившейся в последнее время традиции Варя попыталась сослаться на никогда не заканчивавшиеся у нее дела, но он заявил, что не стал бы настаивать, если разговор можно было бы перенести.
— Что-то случилось? — встревожилась она.
— Да, — коротко, не вдаваясь в детали, подтвердил Есехин.
— Это как-то связано с твоей женой?
— И с ней тоже…
— О господи, ты меня пугаешь. Ну хорошо, — согласилась она. — Мне сегодня надо в испанское посольство. Но к двум часам я освобожусь. Давай попьем чаю в лобби-баре гостиницы «Националь».
Варя появилась в баре ровно в два. Если уж она решала с кем-нибудь встретиться, и если при этом не задавалась целью потрепать нервы, то никогда не заставляла себя ждать. У нее был заинтригованный и слегка встревоженный вид. Прикоснувшись щекой к щеке Дмитрия, она, еще усаживаясь в кресло, потребовала:
— Ну давай, говори, что у тебя стряслось?
— Может быть, ты что-нибудь закажешь? — поинтересовался он.
— Ах, да, — Варя повернулась к подлетевшему к столику официанту. — Чай. И штрудель. Яблочный, — уточнила она и опять нахмурила брови. — Ну, рассказывай.
Есехин заранее продумал, что и как он будет говорить, однако в этот момент в голове у него опять все перемешалось и получился почти экспромт:
— Помнишь, однажды ты сказала, что как бы ни было тяжело нам порвать с прошлым, с теми, кто нас окружает, мы обязаны это сделать. Иначе предадим свою любовь… — он взял паузу, но Варя молча, немигающими глазами, смотрела на него. — Так вот, я понял, что ты была абсолютно права. Ничто не может оправдать такое предательство — ни боль близких, ни наша собственная боль за их судьбу. Именно поэтому я делаю тебе официальное предложение: выходи за меня замуж!
На Варю напал легкий столбняк. Было очевидно, что она ожидала всего, чего угодно, но только не его объяснений.
— Это так неожиданно… — наконец протянула она.
— Почему неожиданно? Мы столько раз об этом говорили.
— В общем-то, да…
Варе нужно было время, чтобы собраться с мыслями, и ее выручил официант. Он принес яблочный штрудель и чай. Пока все это расставлялось на столе, она несколько раз свернула и развернула накрахмаленную салфетку, не зная, куда девать глаза и руки.
— Ты прямо ошарашил меня, — на ее лице бродила неловкая улыбка. — Кстати, ты уже сказал жене, что хочешь развестись?
Этот вопрос явно очень волновал Варю.
— Нет.
Она облегченно вздохнула и откинулась на спинку кресла. Однако Дмитрий тут же добавил:
— Но я уже больше недели как ушел из дома и живу на даче.
— Почему же ты не сказал мне об этом раньше?!
— Не было случая. Мы с тобой практически не общались.
Чувствовалось, что Варя все еще не решила, как ей отреагировать на неожиданное предложение Есехина. Ее глаза детально изучали неясные узоры на кремовой муаровой скатерти. Наконец она осторожно взяла Дмитрия за руку, и одного этого прикосновения было достаточно, чтобы он понял: сейчас ему откажут.
— Митя, ты же знаешь, что я всегда этого хотела, — мягко сказала Варя. — И сейчас этого хочу… Больше всего на свете… Но… но это невозможно.
— Почему?!
— Мы должны быть реалистами.
— Что такого фантастического я тебе предлагаю?
— Валерий никогда не отдаст мне Машку. А я без нее просто не смогу жить.
— Как это не отдаст?! Ты же — мать. По крайней мере, решать будет не он, а суд!
— Ты его не знаешь. Он — не отдаст.
Потупившись, Варя аккуратно помешала ложечкой чай. Внезапно на ее идеальном, обтянутом нежной кожей, лбу залегла глубокая складка. Она подняла глаза, и Дмитрий увидел тот самый оценивающий взгляд, который был у нее на краю обрыва, когда она ждала: пойдет он за ней или нет.
— Впрочем, у нас есть один выход, — спокойным, ровным голосом сказала Варя.
— Какой?
— Чтобы быть вместе, мы должны его убить.
— Кого? — не понял Есехин.
— Моего мужа.
— Как ты себе это представляешь?! — растерянно спросил он.
— Пока — никак. Я просто знаю, что все наши проблемы легко решились бы, если бы он куда-то исчез.
— Когда ты сказала: «мы должны его убить», ты подразумевала, что убить его должен я?
— Ну, если ты не хочешь сделать это сам, то можно найти кого-нибудь, кто сделает это за деньги. У тебя же столько знакомых. Не думаю, что это будет очень дорого стоить…
Ее голос по-прежнему был совершенно бесцветным, так что трудно было решить, шутит она или нет.
— Ты это серьезно?!
Есехин даже огляделся, чтобы убедиться в реальности происходящего. В полупустом баре стоял легкий гул голосов, рассеиваемый высоким, застекленным сводом. Никто не обращал на них никакого внимания, только молодой официант, поймав взгляд Дмитрия, тут же подался вперед, однако убедившись, что тревога ложная и он не нужен, опять стал флиртовать с симпатичной барменшей.
— А какой у нас еще есть выход? — вопросом на вопрос ответила Варя. — Это самый простой и самый быстрый для тебя способ заполучить меня.
— И как мы сможем после этого жить?! Смотреть друг другу в глаза?!
— Кажется, ты питаешь симпатию к моему мужу. А я думала — ко мне.
— Ты потеряла голову! — стал приходить в себя и распаляться Дмитрий.
Она это почувствовала и быстро вставила:
— А ты — чувство юмора. К сожалению, в нашем положении остается только шутить.
Есехин облегченно вздохнул и даже засмеялся, однако на душе у него скребли кошки.
Потом Варя сказала, что им надо немного подождать и они, безусловно, найдут выход из положения. Что время лучший помощник. Но Дмитрия не оставляло ощущение: ей самой уже безумно скучно. И минут через десять, сославшись на занятость, она убежала, пообещав, что завтра-послезавтра разгребет дела и, возможно, приедет к нему на дачу на целый день. А у него еще долго от этой встречи оставалось безумно тягостное чувство.
