Естественно, что автора очень интересовали донесения Кейта. Они помогали проследить извилистую жизнь и деятельность Дружиловского. Все это происходило давно, почти полвека назад, и казалось, что донесения Кейта, события, которые они отражали, и сам отважный разведчик стали уже достоянием далекой истории. Но однажды я подумал: «А что, если Кейт жив? Ведь раньше мне удавалось не раз находить живых свидетелей из подобного «далека».

Пока было известно только то, что Кейт был советским разведчиком, который в двадцатые годы действовал в Прибалтийских государствах, в Польше и Германии, и что подлинное его имя Николай Николаевич Крошко. Но что это был за человек? Как сложилась его судьба? Надо искать, и казалось, что это будет делом нелегким.

Начинаю выяснять и узнаю, что Николай Николаевич Крошко жив... И даже имеются его московский адрес и телефон.

Страшно волнуясь, набираю номер. Долго не отвечают — такое ощущение, будто между длинными гудками пролетают десятилетия. Наконец ответил тихий женский голос.

— Можно Николая Николаевича?

— Николай Николаевич скончался, сегодня мы его похоронили, — ответила женщина и заплакала.

Спустя месяц снова позвонил и попросил разрешения зайти. Вскоре я уже был в скромной квартире в одном из тихих переулков Сретенки и познакомился с женой Николая Николаевича Софьей Спиридоновной и его братом Владимиром Николаевичем.

Прошу их рассказать про Николая Николаевича.

— Прежде всего скромный, прямо до болезненности скромный, — говорит Владимир Николаевич.

— Да, скромный, — тихо произносит жена.

— Для себя он никогда не жил, — рассказывал Владимир Николаевич. — Всегда себя отдавал делу. Свято любил Родину. Особо был ей благодарен за то, что оказала ему доверие, когда, по его мнению, он на это доверие имел весьма шаткие права.

В чем тут дело? Почему он свое право на доверие Родины считал шатким? Спрашивать об этом сейчас мне показалось неловким.

— Умер от рака, — продолжал Владимир Николаевич. — Болезнь тянулась долго, мучительно. Перенес две тяжкие операции, но спасти его не удалось. Болел и умирал так же мужественно, как жил. До последней минуты был в ясном сознании.

Спрашиваю, не осталось ли каких-нибудь записей, дневников, документов, относящихся к его работе за рубежом?

— Ну что вы? — отвечает Владимир Николаевич. — Даже находясь на пенсии, он никогда о той своей работе не говорил. Но когда слег уже окончательно, он несколько дней что-то писал, потом сам это запечатал и попросил отнести в Комитет госбезопасности.

Бывшие сослуживцы Николая Николаевича показали мне школьную общую тетрадь, до последней страницы заполненную карандашной записью. По почерку, то четкому, то с трудом разбираемому, было видно, когда начинал записывать и когда, теряя силы, заканчивал. Последние страницы писал явно торопясь, все чаще прибегал к сокращениям или вдруг обрывал запись: «далее — по логике...», «продолжение не существенно...», «здесь не надеюсь на память...»

Это был своеобразный конспективный обзор его жизни и работы. Впрочем, о жизни было очень мало.

«Я родился в Тамбове в ноябре 1898 года. Моя мать — крестьянка Воронежской губернии. Отец — офицер стоявшего в Тамбове кавалерийского полка. Он не имел права оформить брак с крестьянкой и, когда об этом зашла речь, предпочел оставить семью».

Вот и все о происхождении и детстве.

Сыну крестьянки, да еще незаконнорожденному, Николаю Крошко пришлось пробиваться в жизни, преодолевая громадные трудности. Он держит вне конкурса экзамен в гимназию и получает такие высокие отметки, что его в порядке исключения принимают. Семья бедствовала, нужно было работать, и пятнадцатилетний гимназист дает платные уроки нерадивым ученикам, а летом служит в железнодорожной конторе. Несмотря на это, он оканчивает гимназию с серебряной медалью. Он много читает и уже начинает задумываться об окружающем его мире. Война, разруха, поражения царской армии, распутинщина — все шло вкривь и вкось, и было страшно от неизвестности, чем все кончится.

Рядом друзья: Леонид Федоров и Федор Шпеер. Они связаны с эсерами, боготворят Савинкова, верят, что он создаст новую справедливую Россию. Николаю Крошко очень нужна была вера во что-то, и он пошел за друзьями.

Октябрьская революция на время вырвала его из эсеровского тумана. Он увлекается Плехановым, у него появились знакомые большевики, их энтузиазм заражал его, их вера была ему ближе — они создавали не какую-то непонятную Россию, а государство рабочих и крестьян. Но жил он в это время в Киеве — в 1918 году туда пришли немцы. Снова рядом оказываются его старые друзья — эсеры, которые уговорили его ехать с ними на Дон: они узнали, что там находится их кумир.

С огромным трудом добрались до стана белогвардейцев Деникина. Савинкова там не оказалось, говорили, что он пробыл здесь всего несколько дней и, не поладив с генералами, уехал.

Николай Крошко и его друзья возвращаются в Киев. В это время к украинской столице приближается Красная Армия. Буржуазия сеяла панические слухи, город был объят страхом перед «красным террором». Друзья решили бежать в Одессу. Оттуда на английском пароходе метнулись в Салоники и в конце концов оказались в Белграде. Друзья куда-то исчезли, и Николай остался один. Он работает уборщиком в ресторане, ищет возможность вернуться домой. Можно было попасть в Крым, но только в качестве врангелевского солдата, но Крошко на это не пошел.

И вдруг в Белграде появляется один из его про-павших друзей — Леонид Федоров. Он все-таки отыскал в Варшаве Савинкова и теперь приехал в Белград по его поручению вербовать людей в «настоящую революционную армию России». Николай Крошко отправился в далекий путь — через Венгрию и Чехословакию — в Польшу.

На первое время Федоров приютил Николая у себя в варшавской гостинице, но ненадолго, а потом устроил его в офицерский лагерь под Варшавой, для чего изготовил поддельный документ, превративший Николая в поручика царской армии. За все это надо было расплачиваться, и Николай Крошко стал сотрудником оперативной группы, которую возглавляли брат Бориса Савинкова — Виктор и полковник Перхуров. Это была савинковская разведка.

Непосредственными начальниками Николая Крошко становятся полковник Семенов и капитан Гамолицкий. В это время и началось его прозрение.

Полковник Семенов во время английской интервенции на севере России был начальником контрразведки при «правительстве» Чайковского, а в прямом подчинении находился у английского генерала Аронсайда. Он открыто ненавидел русский народ, называл его не иначе как «тупое быдло» и считал, что только Англия может вывести Россию из «небытия». Однажды он сказал Крошко, что самое лучшее для него — забыть о своем русском происхождении. А капитан Гамолицкий поначалу был очень симпатичен Николаю — неунывающий, веселый человек, он верил, что Савинков выручит многострадальную Россию из большевистского плена и откроет новую страницу ее истории.

Николай Крошко вместе с Гамолицкий выезжает сначала во Львов, а затем в Сарны, где организуют заброску агентов в Советский Союз. Николай работает непосредственно на границе, провожает и встречает агентов, по их материалам составляет сводки об ужасах жизни в большевистском аду. Не проходит и месяца, как ему становится совершенно ясно, что агенты приносят «оттуда» заведомую ложь. Он говорит об этом Гамолицкому и слышит в ответ: «А ты уверен, что тем, кто платит, нужно что-то другое?..» Внезапно Гамолицкого отзывают в Варшаву — открылось, что он всю получаемую из России информацию частным порядком продавал французской миссии в Варшаве. Перед отъездом он сказал Крошко: «Обо мне не беспокойся, у меня может быть лишь одна неприятность — придется впредь с кем-то делиться».

В это время из Польши на советскую территорию была переброшена банда головорезов Тютюнника, а через месяц вернулись ее жалкие остатки. Уцелевшие бандиты рассказывали: «Там все сплошь красные и продались Ленину». А Тютюнник сказал с яростью: «Вы уверяли, что нас там ждут. Это верно, но ждали-то с кольями».

Николай Крошко вернулся в Варшаву с твердым намерением порвать с савинковцами. В это же время там объявился представитель атамана Краснова генерал Дьячков. Николай пошел к нему. Генерал прибыл, чтобы разузнать, нельзя ли вырвать денег у Савинкова на святое дело спасения России. Он включил Крошко в свою свиту и поручил ему разведать финансовое положение эсеров. Не отказываясь от поручения, Николай Крошко попросил генерала рассказать о планах Краснова. Дьячков понес несусветную чушь, а в заключение под большим секретом сообщил, что Краснов состоит в переписке с самим Лениным. Дело якобы идет к тому, что все проблемы решатся мирным путем... В своих предсмертных записках Крошко написал об этом: «К счастью, я уже прошел университет подлости и смог сразу разобраться, что имею дело с еще одной шайкой авантюристов, и ушел от Дьячкова с твердым решением никогда его больше не видеть...»

Но перед Крошко еще острее встал вопрос — что же делать? И вдруг на варшавской улице он встречает другого своего приятеля, Федора Шпеера. Оказывается, до недавнего времени тот тоже работал у Савинкова в отделе пропаганды, а теперь с ним порвал. Он сказал Крошко, что хочет с повинной вернуться на Родину...

Прошло несколько недель. Они изредка встречались, и однажды Федор сообщил, что познакомился с человеком, который обещал ему помочь вернуться в Россию. Решил встретиться с этим человеком и Николай Крошко.

Это был советский разведчик, который жил в Варшаве по паспорту латвийского подданного и занимался коммерцией. Он принял Николая приветливо и, поговорив с ним, подтвердил, что у него, как у коммерсанта, есть возможность помочь ему вернуться в Киев. Попросил подробно написать о себе.

Почти три часа Крошко писал свою исповедь. Не скрыл ничего, и когда он спустя несколько дней снова пришел к Сергею Ивановичу, — так звали разведчика, — тот спросил, готов ли он служить своей Родине. «Да», — твердо ответил Крошко. Он с радостью отдаст Родине всего себя и боится только одного — оказаться для нее бесполезным. Сергей Иванович сказал, что он может очень помочь Родине, но для этого придется повременить с возвращением и остаться за границей — его связи с антисоветской эмиграцией весьма пригодятся.

Начал он с генерала Дьячкова, через которого можно было выяснить, какими реальными возможностями располагает атаман Краснов. В это время Дьячков вел уже открытую войну с савинковцами, поставив своей целью настолько их дискредитировать, чтобы Польша и Франция лишили их финансовой поддержки. Но он, очевидно, переоценил свои силы. Не успел Крошко как следует войти в дела генерала, как польское правительство по требованию Савинкова выслало Дьячкова из Польши в «вольный город Данциг».

Затем Николай по поручению Сергея Ивановича некоторое время действовал в Прибалтике, в частности в Риге, когда там готовилось совещание о мирном договоре между Литвой, Латвией, Эстонией, Польшей и СССР.

Вернувшись в Варшаву, он под руководством Сергея Ивановича работал среди савинковцев, восстановив для этого свое сотрудничество с полковником Перхуровым и Виктором Савинковым. Еще не имея достаточного опыта, он, по всей вероятности, совершил какую-то ошибку и однажды заметил, что за ним ведется слежка. Глубокой ночью, с трудом оторвавшись от «хвоста», он пришел к Сергею Ивановичу. Тот предложил ему завтра же уехать в Данциг, найти там генерала Дьячкова и с его помощью попытаться приблизиться к другому русскому генералу — Глазенапу, который очень интересовал советскую разведку.

Но этой же ночью Крошко был арестован дефензивой. Допрашивал его шеф следствия Спарский. Он требовал признания в связях с советской разведкой, но Крошко категорически отрицал все. Его, как было положено в дефензиве, избили до потери сознания. Очнувшись, он стоял на своем. Спарский требовал объяснить, почему он сначала порвал с савинковцами, а теперь вернулся к ним. Крошко сказал, что он сделал это по заданию генерала Дьячкова. Это, вообще-то говоря, было правдой. У дефензивы, видимо, серьезных улик против Крошко не было, и все кончилось тем, что его выслали в... «вольный город Данциг».

С еще не зажившими синяками он прибыл в Данциг и предстал пред очи генерала Дьячкова как пострадавший за него в результате интриг савинковцев. Генерал оставил Крошко при себе, и вскоре с его помощью Николай познакомился с Глазенапом. В его руки пошел крайне важный материал о глазенаповской группировке, состоявшей из профессиональных разведчиков.

Материал накапливался, а обещанный Сергеем Ивановичем человек с паролем все не появлялся. А вскоре Николай Крошко прочитал в местной газете сообщение о провале в Польше советского разведчика, который называл себя Сергеем Ивановичем и жил под видом коммерсанта. Однако арестовать его не удалось, он скрылся.

Что делать? Генерал Дьячков в это время уехал в Париж и как сквозь землю провалился. Иссякли деньги. Крошко принимает решение нелегально перебраться из Данцига в Германию, в Берлин, и там воспользоваться адресом, которым его на всякий случай снабдил Сергей Иванович. Он привел свой план в исполнение и в Берлине восстановил связь с советской разведкой.

Перед ним была поставлена задача проникнуть в руководящие центры обосновавшихся в Берлине белогвардейских группировок и вести там постоянную разведку их замыслов и дел.

В самом начале ему сильно помогло одно давнее знакомство. Еще в Белграде, до приезда в Польшу, он встречался с офицером царского военно-морского флота Павловым. Среди пестрой массы заброшенных на чужбину военных Павлов держался особняком, негодовал по поводу морального падения русского офицерства и был одержим идеей создания какого-то «ополчения честных сынов России». Крошко, сам угнетенный царившей вокруг атмосферой беспринципной продажности, записался в ополчение Павлова. Однако из этой затеи ничего не вышло — записалось не больше тридцати офицеров. Павлов объяснял это тем, что волею судеб в Белграде оказался не цвет русского офицерства, а выскочки военного времени. «Голубое офицерство» же, по его сведениям, было сосредоточено во Франции, и он уехал в Париж...

В Берлине Крошко узнает, что Павлов создал здесь антисоветскую организацию под названием «Братство белого креста», куда вошли офицеры аристократического происхождения.

Николай вскоре стал правой рукой Павлова, который был человеком недалеким, а политиком просто никудышным. Деятельный, умный поручик Крошко ему был нужен как воздух, и он полностью ему доверял.

С солидным документом, полученным от Павлова, Николай Крошко ездит по странам Европы, выясняя возможность создания там филиалов «братства», в это время он выполнял важнейшие задания советской разведки. Ни одного филиала «братства» не было создано. Крошко знал, как отвадить Павлова от самой мысли о филиале — достаточно было сказать, что та или иная эмигрантская группировка выполняет задания различных разведок. Павлов с его аристократизмом считал, что разведка — дело хоть и необходимое, но грязное. Себя он мнил собирателем духовных сил, которые впоследствии станут политической опорой новой России. Какой именно России, он ясно не представлял.

В конце концов, как и предсказывал Кейт — Крошко в своих донесениях, «Братство белого креста» захирело, а сам Павлов, что называется, сошел с круга — стал владельцем такси.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вот несколько замечательных дел советского разведчика Николая Крошко.

...По заданию Центра Николай Крошко выезжал в Мюнхен для разведки окружения самозванного престолонаследника, великого князя Кирилла. Он приехал туда с рекомендательным письмом Павлова и был принят весьма радушно. Там он близко сошелся с секретарем великого князя бароном Медемом и князем Казым-беком. Участвовал в совещаниях кирилловцев и собрал многостороннюю информацию обо всей этой шайке, и, в частности, добыл документы о связи Кирилла с фельдмаршалом Людендорфом и с зарождавшейся тогда немецкой фашистской партией.

...В Париже Николай Крошко сумел сблизиться с известным политическим деятелем царской России эсером Черновым и произвел глубокую разведку его окружения.

...Вместе с советским разведчиком Соколовым они в ночь с субботы на воскресенье с заранее приготовленными по слепкам ключами проникли в помещение военной миссии Деникина — Врангеля в Берлине на Витенбергпляц. Они вывезли оттуда два чемодана документов, которые в течение ночи сфотографировали и затем вернули на место.

...По рекомендации Павлова с помощью его приверженца Киволовича Николай Крошко познакомился с руководителем русской секции немецко-фашистской партии прибалтийским немцем доктором Миллером, разведал деятельность секции и ее связи в эмигрантских кругах. (Интересно, что многие фамилии деятелей этого круга, сообщенные Николаем Крошко, получат печальную известность в годы войны фашистской Германии против СССР.)

...В 1923 году в Бормен-Эбельфельде (ныне это город Вупперталь) происходил съезд военизированной организации немецких реваншистов «Штальгельм» («Стальной шлем»). Доктор Миллер официально пригласил Николая Крошко быть на этом съезде в качестве представителя «Братства белого креста». Крошко выехал туда вместе с поручиком Киволовичем. Их поселили в особняке богатого промышленника, финансировавшего «Стальной шлем», и допустили на все заседания съезда. Николай Крошко перезнакомился со всеми руководителями «Штальгельма».

...Еще одна поездка Николая Крошко к Кириллу — в Париж. Под предлогом безденежья Крошко жил в квартире секретаря Кирилла — Казым-бека. В это время Крошко сделал около сотни фотокопий с документов и писем канцелярии Кирилла.

Для того чтобы повысить акции Николая Крошко в белогвардейских кругах, советская разведка организовала ему «нелегальные» переходы финско-советской границы. Он шел на этот «подвиг», вооруженный Павловым адресами «надежных людей» в России. Возвращался с «богатейшими» материалами, подготовленными для него советской разведкой. Во время этих поездок Николай Крошко увидел наконец свою Родину, получил советский паспорт, повидал мать и брата.

Два похода в СССР, подтвержденные финской разведкой, сделали Николая Крошко заметной фигурой эмигрантского движения.

...После краха «братства» Павлова Николай Крошко устроился в контору врангелевского контрразведчика Орлова и завоевал его неограниченное доверие. В это время Орлов быстро набирал силу, имея поддержку английской разведки и влиятельных деятелей Германии. Филиалы его конторы создавались в Хельсинки, в Выборге, в Харбине... Однажды, когда Орлов уехал на воскресенье в свое имение под Мекленбургом, Крошко открыл его сейфы и сфотографировал самые секретные документы, в частности дубликаты, изготовленные Орловым, политических фальшивок, включая и печальное «письмо Коминтерна» английским коммунистам. Были сфотографированы также документы, подтверждающие связь Орлова с германским генштабом.

...Как-то Орлов в разговоре с Крошко похвастался своими могущественными связями: немецкая полиция поручает ему наблюдение за агентами советской разведки. Крошко ему не поверил. Тогда Орлов достал из сейфа несколько полицейских фотографий. На одной из них Крошко увидел своего товарища, разведчика Соколова.

Соколов смог вовремя уехать из Германии.

...Крошко изымает из сейфа Орлова черновик фальшивки, «изобличавшей» американских сенаторов Бора и Харрисона в получении денег от советского правительства. Впоследствии этот черновик был передан корреспонденту американской газеты «Нью-Йорк ивнинг пост» Артуру Никкербокеру-младшему, некогда купившему у Орлова эту фальшивку. Никкербокер возбудил против Орлова судебное дело, и немецкая полиция вынуждена была арестовать всю его шайку. Разразился международный скандал. В результате Орлов сошел с политической арены.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Орлов, видимо, догадался, кто «изъял» у него черновик фальшивки, и организовал неусыпную слежку за своим помощником. Однако Николаю удалось добраться до Гамбурга. Он успел сесть на советский пароход «Герцен» и вскоре был на Родине.

Он еще находился в пути, а в газетах всего мира без конца повторялось имя таинственно исчезнувшего поручика. Его называли «королем кремлевских шпионов», «красной бестией Крошко», «человеком, который проникал сквозь стены», «хозяином секретных сейфов царя Кирилла», «коллекционером ротозеев» и прочее, и прочее, и прочее.

Вот кто такой КЕЙТ, вот чьи донесения вы читаете в этой книге.