ЧАРДЖОУ
То, что личность убитого до сих пор не была установлена, раздражало прокурора-криминалиста Тамакаева. Вот и сейчас, когда на столе затрещал телефон, он поднял трубку и резко бросил в микрофон:
— Кто? Что? Кого вам?
Он обычно отличался подчеркнутой вежливостью и сейчас сам удивился своему тону. Собрался было изменить его, но, узнав голос собеседника, продолжил так же:
— Ну что ж вы зря звоните? Думаете, и мы тоже попусту проводим время?
Но на том конце провода, видимо, сказали что-то заслуживающее внимания, потому что он вдруг гораздо мягче сказал: «Приходите, приходите сейчас же».
Через короткое время он услышал приближающиеся к кабинету шаги. Вошел Талхат Хасянов. Без лишних слов он положил перед Тамакаевым лист бумаги.
Чем дольше читал Тамакаев, тем больше менялось его лицо.
«Радиограмма. В Дашгуйы, оставив кош, ушел неизвестно куда подпасок чабана Сарана. Никто не видел его с утра. Если не принять срочные меры, мальчик может погибнуть. С песками он незнаком. Радист (такой-то)».
— Когда послана радиограмма?
— В день убийства подростка.
— Искали подпаска?
— Все посты предупреждены…
— Вызывайте из Дашгуйы родителей подпаска, покажите им убитого. Может быть, это их сын… Какие у вас еще есть сведения о подпаске?
— Зовут парня Акы, фамилия Довранов. В прошлом году окончил школу. В семье он единственный ребенок. Сначала хотел поступать в политехнический, но сразу же после выпускных экзаменов круто переменил намерение. Удивил всех — решил стать чабаном. В школе три последних года был секретарем комсомольской организации. Скромный, вежливый, работящий — так о нем говорят и учителя и комсомольцы. Но бывал и вспыльчивым… Чабан Саран с родителями Акы в хороших отношениях. Его пока трудно заподозрить в чем-либо.
— Кто из родных Акы живет в городе?
— Никого.
— Знакомые, друзья, близкие есть?
— Никого нет.
— Надо ехать в кош.
Талхат сделал в блокноте пометку: собрать сведения о старшем чабане Саране.
Он вышел из кабинета. Ехать надо завтра же.
Поздно вечером ему сообщили, что Доврановы опознали своего сына Акы.
…Утро. Как на пружине, Талхат вылетел из-под одеяла. Растерся мокрым полотенцем. Жена готовила завтрак. Вошла в комнату с кувшином молока, ворча так недовольно, что муж прислушался:
— Теперь до нас дошла очередь, никого не боятся. Ух, эта шпана! Испоганили дверь так, что смотреть противно.
— Что нарисовали? Возьми да сотри.
— Ты пойди посмотри, что за рисунок, его и ножом не отскоблишь.
Талхат вышел на улицу, посмотрел на дверь и почесал затылок. Возвращаясь, наступил у самой двери на бумагу, сложенную вчетверо. Видно, положили под дверь ночью.
Пришлось позвонить подполковнику Джуманазарову:
— Ночью на двери подъезда кто-то нарисовал черной краской череп со скрещенными костями, а под дверью оставил записку: «Пожалей себя…»
Подполковник ответил, что тот же рисунок появился на дверях и у него самого, и у Хаиткулы, и у Бекназара Хайдарова. Записки неизвестный подбросил тоже.
Ничего себе! Хаиткулы ищет преступников в Ташкенте, он, Талхат Хасянов, собирается в далекое путешествие, а эти разгуливают у дверей их квартир!
И все же подполковник велел ему ехать. Хасянов держал в руке трубку, из которой доносились прерывистые гудки, и ему казалось, что гудки просят его: «Не уезжай, они здесь — в городе, в степи тебе делать нечего».