В одиннадцать утра Тауров, Гнушев, Кусов и Шабенко выехали к дому, где жил Серых. Погода была морозно-туманной, с утра шел дождь пополам со снегом. Машина крутилась на сопках, то спускалась, то поднимаясь по узким улицам. Глядя на липнущий к стеклу снег, который изредка счищали «дворники», Тауров подумал: если Болышев взял записную книжку Пономарева с целью проверить незнакомые ему телефоны и адреса, он может появиться в доме Серых в любую минуту. Впрочем, с такой же уверенностью можно сказать, что он там не появится. Еще одно соображение: как человек осторожный, Болышев может навести справки о всех владельцах неизвестных ему адресов и телефонов, внесенных в книжку Пономарева. Впрочем, все эти расчеты строятся на песке. На том, что Болышев не знает, что они на него вышли. А если знает?

Машина остановилась примерно за квартал от нужного дома. Тауров вышел первым. Подойдя к задней стене дома, остановился. Деревянный заборчик, маленькая котельная с кучей угля перед дверью. Несколько засохших грядок с давно вырванной пожелтевшей картофельной ботвой. Осторожно постучал в дверь. Выглянул пожилой человек. Выбрит не очень чисто, хрящеватый нос, впалые щеки. На вид лет шестьдесят. Светло-голубые глаза смотрят настороженно. Изучив Таурова, человек спросил нехотя:

— Слушаю?

— Мне нужен Илья Трофимович Серых. Это вы?

— Я. Вы сами-то кто?

— Вы один дома?

— Один. В чем дело, собственно?

— Я из милиции. — Показал удостоверение. — Может, пригласите в дом? А то неохота стоять на виду. Приглашаете?

Человек отодвинулся.

— Пожалуйста.

Войдя в дом, Тауров тихо сказал:

— Еще трое наших должны войти.

Подождал, пока войдут Кусов, Гнушев и Шабенко. Закрыл дверь. По взгляду хозяина, по обстановке в прихожей, просто по ощущению попытался представить, был ли здесь Болышев недавно? Или не был?

— Илья Трофимович, к вам заходил Алексей Пономарев?

— Алексей Пономарев? — Кажется, Серых хочет выиграть время. Сильно искушение — прямо спросить у Серых, знает ли он Болышева. Нет, пока надо выяснить все о Пономареве.

— Илья Трофимович, советую вам ничего не скрывать.

Серых настороженно изучал Таурова.

— Я ничего не скрываю. Можете проверить.

— Где вы познакомились с Пономаревым?

— Как будто не знаете… В ИВС. Перед судом в одной камере пребывали.

— Давно виделись с Пономаревым?

— Неделю назад он вдруг заглянул.

— Один?

— Один… — Серых встревоженно поглядывал то на Таурова, то на Шабенко, то на Гнушева. — Только сами понимаете… Леха просил не говорить, что светился у меня.

— Милиции не говорить?

— Вообще никому. Да не томите, что с ним?

— Мы и хотели вас об этом спросить. Вы что-нибудь знаете о нем?

— Ничего не знаю. Обещал быть на днях, ну и с концами. Вот я думаю, может, случилось что? Вы ж зря не придете?

— Случилось. Позавчера Пономарев был убит. Кем, неизвестно.

Взгляд Серых из растерянного стал тяжелым:

— Не разыгрываете? Серьезно?

— Серьезней некуда.

Серых начал раскачиваться на носках:

— Понял, начальник. Понял, все понял. На понт берете насчет Лехи. Только не шутят такими вещами. Нехорошо. Но я-то понял…

Тауров достал из кармана один из снимков тела Пономарева. Взяв фотографию. Серых тщательно изучил ее. Вернул. Некоторое время всматривался в пол. Кажется, он всерьез переживал новость.

— Эх, Леха, Леха… — посмотрел на Таурова. — Ну что, тогда давайте в гостиную. Если уж так.

В гостиной Серых долго сидел молча. Наконец сказал:

— Насчет дружбы — настоящей дружбы у нас с Алексеем не было. Ко мне сюда он почти не приезжал. Какая уж тут дружба. Ему тридцати нет, мне пятьдесят семь. К тому ж инвалид я. Но ко мне он всегда как-то по-хорошему. Понимал я, конечно, что он… Что не завязал. Но что делать? Оттолкнуть, мол, не приходи? Не могу я так. Да и вообще нельзя. Ну вот. А тут вдруг зашел. «Трофимыч, закину к тебе портфельчик? Пусть постоит где-нибудь? Я за ним скоро приду. Окажи услугу». Мне что, жалко. Ставь, говорю.

— Давно это было?

— Восьмой день пошел.

— Портфель сейчас у вас?

— У меня.

— Пономарев не говорил, что в портфеле?

— Не говорил.

— Сами вы портфель не открывали?

— Зачем? Алексей мне друг.

— Может, кто-то все-таки интересовался этим портфелем? Звонил? Заходил?

Самый важный момент в разговоре. Нет, хозяин дома скользнул по Таурову равнодушным взглядом.

— Никто не интересовался. Вы первые.

— Случайно вы не знаете такого Болышева? Вадима Алексеевича?

— Болышева? — Серых пожал плечами. — Первый раз слышу.

Трудно понять, чистосердечен ли Серых. Все-таки, кажется, Болышева он действительно не знает.

— Вот что, Илья Трофимович, хотелось бы посмотреть, что в этом портфеле. Хозяина уже нет в живых. Так что надо выяснить, что там. Покажете портфель?

— Н-ну… Хорошо.

Серых ушел, было слышно, как он возится на кухне. Вскоре вернулся с небольшим черным портфелем. Протянул Таурову:

— Держите. Раз Алексея нет, чего уж. Вскрывайте.

«Дипломат» был небольшим, плоским, с одним металлическим замочком. Взвесив портфель на руке еще раз, Тауров попросил Гнушева сходить за понятыми. В ожидании понятых Шабенко приготовил инструменты. Гнушев вернулся с пожилой парой — квартальным председателем частного жилого сектора и его женой. Пока Кусов объяснял понятым их обязанности. Шабенко перепробовал все ключи — ни один к замку не подошел. Поработав отмычкой, а потом отверткой, лейтенант наконец не без труда открыл портфель. Сразу под крышкой лежал кусок парусины. Взяв увесистый лоскут в руки, Тауров подумал: возможность появления здесь Болышева становится реальной. Лоскут прошит суровыми нитками. Нитки, пересекаясь, образуют гнезда-ячейки. Кое-где на парусине видны затеки, следы ржавчины. Была в употреблении. Ну да. в Холмске. В питьевом танке. Тауров с трудом отогнул плотный край одной из ячеек. Пока все идет, как он и рассчитывал. — в ячейке лежит уже знакомая ему золотая десятка. Повертел монету. Дата та же — «1902 г.». Снова вложил монету в гнездо Внимательно изучил плотный двойной квадрат парусины. Рядов — десять на десять, всего сто ячеек. Кажется, в каждой по монете. Сто монет, но это не все. Под первым куском парусины в портфеле лежат еще несколько. Приподнял верхний — внизу еще один. Всего три.

Все три лоскута Тауров положил на столе рядом. Быстро отогнул наугад несколько ячеек. Можно не проверять — гнезда все до одного заполнены монетами. Триста золотых десяток. Да, Болышеву было из-за чего стараться.

— Как я понимаю, это золотые монеты? — сказал Гнушев.

А ведь лоскуты идеально подходят для тайника в питьевом танке. Подумав об этом. Тауров придвинул куски парусины к краю стола.

— Правильно понимаете. Прошу работников милиции в присутствии понятых начать подсчет монет. Товарищ Гнушев, заполните опись.

Вскоре все до одной монеты были сосчитаны. Их оказалось ровно триста штук.