Алексей чуть тронул рукоятку тисочков. Пот лился градом, было жарко от двухсотсвечовой лампы. К тому же кладовка почти не проветривалась, воздух был спертым и горячим. Осмотрел зажатую в тиски заготовку, впрочем, уже почти готовую монету. Труд тяжелый, но ничего, с каждой такой поделки он имеет деньги. Три монеты он уже продал, чистыми положив в карман пять тысяч. Если завтра в горторге все пройдет хорошо, будет еще тысяча. Сотню он обещал дать за работу Юре. Даст, что делать. Девятьсот чистыми — тоже неплохо. Наконец-то он решил играть в свою игру. Конечно, если Шеф узнает, что он утаивает монеты и продает их без его ведома — ему конец. Но, во-первых, он уверен Шеф об этом не узнает. Никто же не будет показывать Шефу монеты. Три монеты уже ушли, их нет. Шеф, Шеф… С Шефом надо говорить, откладывать нельзя. «Товар» спрятан. Деться некуда, он будет говорить с Шефом сегодня. Сейчас. Пусть от этого в груди возникает неприятный холодок, но ведь рано или поздно этот разговор все равно должен состояться. За эти три года он вырос из «шестерок». Теперь же, когда пришлось убрать Разина, терять ему нечего. Да и вообще — он имеет право на полную долю. Что касается Разина — дурак. Ударился в панику из-за досмотра, сказал, что уходит из дела. И главное, загубил тайник. Такой тайник… Он, Алексей, в этот тайник вложил душу. Тайник никогда бы не раскрыли, никогда. Разин же тайник загубил. Ясно, рано или поздно Разин бы их заложил. Здесь Шеф прав. Разин слабак, и хорошо, что с его смертью оборвались все нити. Но Разина убрал он, Алексей, своими руками, поэтому сейчас он имеет право на разговор. Подумав об этом, Алексей примерился еще раз и точно ударил. Все, готово, последний знак на гурте поставлен. Ослабил зажим тисочков, вынул монету. Мелькнуло: может, зря он замочил Разина? А Шеф — Веру? Нет, не зря. Разин бы их выдал, это точно. Раскололся бы, не в этот раз, так в другой. Шеф прав, оставлять его было нельзя. Вера же — гадюка. Он бы такое тоже никогда не простил. Подумав о том, что сделала Вера, Алексей с трудом подавил вспыхнувшую вдруг ненависть. Гадюка. Мразь ссученная. Надо же, не нашла ничего лучшего, послала записку в ОБХСС. За это убить мало. И кого заложила — человека, с которым жила столько лет. Тут же вернулся мыслями к Шефу. Нет, ходить перед Шефом на задних лапках он уже не будет. Но лезть на рожон тоже не будет. За эти три года он научился многому, от того же Шефа. С «товаром» же он все сделал правильно. «Товар» спрятан в надежном месте. Без него, Алексея, Шеф это место никогда не найдет. Значит, будет вынужден пойти на его условия. Золота у Шефа должно быть много, не меньше десяти килограммов. Если же сейчас попросить килограмм себе, Шеф должен будет смириться.

Алексей еще раз любовно осмотрел монету. Жаль, некому похвалить, кругляшок — залюбуешься. Теперь все дело в Юре. Ничего, он разработал все до точки. Прокола быть не должно. Тут же услышал голос тетки:

— Лешенька… Перестань себя мучить, поешь? А?

— Иду, иду, теть Кать… Все. — Осторожно собрал инструмент, штампы, сложил в чемоданчик. Взял кисточку, любовно смел в жестяную коробочку оставшуюся от работы золотую крошку. Крошки немного, несколько крупинок, но здесь не должно остаться ничего, даже двухсотсвечовую лампу и тисочки он каждый раз уносил с собой. Вывернул двухсотсвечовку. вместо нее аккуратно ввернул лампу на сорок свечей. Сложил все в чемодан, внимательно оглядел крохотную кладовку — пуста. Теперь действительно все, да еще тетка поставит сюда вещи, не отличишь от обычной квартирной кладовки. Единственное — тяжелый чемодан придется тащить до машины. Ничего, игра стоит свеч. Вышел в кухню, дотронулся до теткиного плеча:

— Все, теть Кать, спасибо. Ставь свои раскладушки, матрасы. Я теперь туда залезу не скоро.

Тетка вздохнула, посмотрела скорбно:

— Все. Опять, значит, пропал на неделю.

— Пропал. Пропал, теть Кать, и что? Неужели ты молодой не была? Ведь была?

— Ладно, ладно. Садись, борщ остынет.

Наскоро поев, чмокнул тетку в щеку, взял чемодан. Прежде чем выйти, по привычке посмотрел в окно. Улица здесь была тихой, движение машин редким. Тем не менее он зорко посмотрел в обе стороны. Как будто все спокойно, тишина. Спустился вниз, около полукилометра шел пешком к поставленным на всякий случай поодаль темно-вишневым «Жигулям». Незаметно оглянулся, открыл багажник, положил чемодан. Потом сел за руль, развернулся и на средней скорости поехал к гаражу.

Здесь, метрах в полуста от гаража, находилось его самое важное приобретение, теперь потерявшее всякий смысл, — сарай, купленный за бесценок у хозяйки соседнего дома. Сарай долго служил надежным тайником; но две недели назад, проверив метки, он понял — тайник накрыт. Причем накрыт явно не милицией. После нарушения меток не было никакой засады. Значит, только одно: тайник накрыл Шеф. Рано или поздно это должно было случиться. Сам виноват, не надо было заводить тайник так близко от гаража. Хорошо, в то время в сарае не было ни золота, ни монет.

Остановившись у сарая, он достал из багажника чемодан. Подошел к двери, пригляделся к замку — метка сдвинута. Значит, в сарае побывали опять и сделали это очень осторожно. Но на этот раз он ждал посещения, ведь «товар» он должен был отдать Шефу сегодня утром. Но так как «товар» он отвез на новое место, то перенес свидание на три часа дня, причем перенес самовольно, по его расчетам, Шеф наверняка должен был уже начать поиски. Ничего, через пятнадцать минут они встретятся, и все прояснится. Он чувствует себя хозяином положения. У него есть деньги, денег этих пока хватит. Будет же еще больше. Но самое главное — сейчас, именно сейчас он знает, о чем и как говорить с Шефом.

Открыв замок, Алексей внес в сарай чемодан, поставил в угол. Наспех завалил валявшимся тут же тряпьем, вышел, запер замок, теперь уже не заботясь о метке. Сел в машину, доехал до условного места, небольшого скверика, и стал ждать. Ждал недолго, ровно в три из ближнего переулка вышел Шеф. Он сразу узнал высокую сухую фигуру. Шеф подошел неторопливо, не оглядываясь, открыл дверцу, сел рядом. Алексею было достаточно одного взгляда, чтобы понять — именно Шеф. и никто другой, недавно снова был в сарае.

Некоторое время оба молчали. Наконец Шеф тяжело повернулся:

— Здравствуй, сынок. Что случилось?

Все, хватит. Тянуть больше не нужно, если уж начинать разговор, то сейчас. И рубить сплеча. У Шефа наверняка с собой серьезный аргумент, заряженный «вальтер». У него только финка в рукаве. Но, кроме финки, есть козыри повыше — спрятанный «товар». И ясное понимание, что именно он сейчас должен сказать Шефу.

— Случилось то, что я хочу поговорить. Серьезно.

В другое время это считалось бы открытым бунтом. Но не сейчас. Шеф сказал, явно выигрывая время:

— Со мной?

— С вами.

— Понятно, — Шеф замолчал, разглядывая улицу. Спокоен. Или кажется, что спокоен? Шеф никогда не будет кричать. Не будет угрожать. Даже повышать голос не будет. Незаметно вынет «вальтер» и выстрелит в бок. Сейчас тоже выстрелит? Пожалуй, не выстрелит. Слишком людная улица. Да и не та ситуация. Главное, Шеф не знает, куда он отвез «товар».

— Хорошо, Леша, мы еще поговорим. Но сначала «товар». Где он? В багажнике? Что молчишь? Где «товар»?

— Шеф, товара пока не будет.

— Не понял. Что значит «не будет»?

— Не будет, пока мы не поговорим.

— Леша, ты что, шутишь?

— Не шучу.

— Вот как. Я вижу, ты все продумал.

— Продумал. Вы научили.

— Хорошо, давай говорить. Слушаю. Говори.

— Шеф. все эти три года я пахал на вас по-честному. Так ведь? Или не так?

— Это не разговор.

— Почему? Это разговор. Хоть один раз я вас предал? Подвел? А что я с этого имел?

— Как что? Бабки, которые я тебе давал. Ты что, их не считаешь?

— Не нужно. Шеф. Я не мальчик. Я все это терпел — до последнего. Пока не замочил Разина. Работа трудная. Убил человека, закопал в лесу. И что я за это получил? Пять бумаг в зубы? И гуляй?

— Если тебе нужно еще — получишь. Я когда-нибудь отказывал? Сколько тебе еще нужно? Штука? Полторы?

— Это не разговор. И не бабки.

— Не разговор? Тебе что же, уже полторы штуки не бабки?

— Не бабки. По сравнению с тем, что есть у вас.

— Как ты заговорил. Значит, тебе нужно столько, сколько у меня? Я правильно понял?

— Столько мне не нужно. Отдайте по справедливости.

— Разъясни, что ты считаешь справедливостью?

— По справедливости — расплатитесь рыжьем.

— Так, так, так. Золотишка захотелось. Куда оно тебе, Леш? Может, объяснишь?

— Это мое дело. Применение найду.

— И сколько ты хочешь?

— Много мне не надо. Кило.

Шеф протянул руку ко рту. Хороший признак, когда он начинает грызть ногти.

— Кило. Разговор действительно серьезный. Только одного я в толк не возьму — почему тебе весь мой «товар» не забрать? Там ведь даже больше?

— Мне лишнего не нужно. Вашего — особенно. Вы мне все-таки помогли, на ноги поставили.

— Ну да. Все-таки, значит, я тебе помог.

— Шеф. Не будем качать права. Я тоже кое-что сделал.

— Ладно, Леш. Я правильно понимаю — я тебе кило рыжья, а ты мне «товар»?

— Да, Шеф. Если… Если это кило вы мне дадите, то если захотите, все снова останется, как было.

— Подробней не расшифруешь?

— Расшифрую. Собакой буду для вас. Все буду делать. Вы ж сами знаете — разлучаться нам с вами нельзя. Все-таки кругляшки я вам штампую, никто другой.

— Из чего ты их штампуешь, ты забыл?

— Не забыл. Но и я в этом деле не последняя пешка.

Шеф молчит. Он, Алексей, никогда не поймет, что скрывается за этим молчанием. Сколько ни вглядывайся, не поймет. Вот Шеф вздохнул:

— Ладно. Об этом еще поговорим. Хорошо, кило я тебе дам. Но пока у меня к тебе дело есть. Серьезное.

Кажется, Шеф не хитрит. А что, вполне может быть, у Шефа свои заботы.

— Слушаю, Шеф?

— В «Золотой рог» ты ведь ходишь?

— Вчера был пятый вечер. Торчу как проклятый.

— Мента, которого я тебе обрисовал, не было?

— Пока нет.

— Черт. Рано или поздно, он там должен появиться. Я их знаю. Сегодня пойдешь снова, хорошо?

— Хорошо, Шеф.

— Не бойся, ты для них в полной темноте. Никакой рисовки на тебя у них нет. Если только… С монетами ты не баловался? Скажи честно.

— Не волнуйтесь. С монетами чисто.

— Смотри, Леша. Лучше скажи сразу. Сгорим оба.

— Да нет. Шеф. Вы что? Кроме вас, никому я не давал эти монеты.

— Ладно, будем верить. Так вот, если мент этот в «Золотом роге» появится — поговори с бабой.

— Вы имеете в виду певицу?

— Ее, кого ж еще. Попроси по-дружески, пусть помолчит.

— Сделаем. Это раз плюнуть.

— Но волнует меня сейчас не она. Вера.

Алексей незаметно посмотрел на Шефа. Кажется, Шеф начинает играть в прятки.

— Вера? Но вы же сказали, что вы ее?.. Вчистую?

— Не хотел я панику поднимать. Хотел, но… не получилось.

— Вы серьезно?

— Зачем ты мне нужен обманывать тебя? Ушла она. Не должен был я тебе говорить, но скажу. Чтоб понял, что к чему. Недаром говорят, у баб чутье, как у собаки. Я ее повез подальше. Хотел, чтоб все чисто. Ну а она почувствовала. Стала дверь рвать, на ходу. Тут уж все ясно, упускать нельзя. Короче, пришлось стрелять в машине на полном ходу. Но задел только. Ну и вывалилась и ушла. Ночь была, я но кустам рванулся. Куда там. С концами.

— Почему мне не сказали?

— Паники не хотел. Подъехал утром к ее дому, подождал нет. Подумал сначала — самое лучшее сейчас податься в бега. Ведь если она заявит, меня сразу возьмут. Но потом… Позвонил на работу — вроде все тихо. Значит, решила молчать.

— И будет молчать. Деться ей некуда.

— Пока некуда. А что дальше будет? Нам надо на нее выйти, прежде чем она… очухается. Я вечером даже прошел в ее квартиру, просидел там всю ночь. Мент приходил, тот самый, которого ты ловишь. Поскребся и ушел. Ну а если она сама к ним придет?

— Она не придет. Повязана.

— Кто ее знает. Дура шальная — Шеф достал из кармана паспорт, протянул. — Держи.

Алексей взял паспорт, полистал. «Севрюкин Павел Васильевич». На фото — вроде чуть-чуть похож. Если Шеф приготовил это для него — сойдет.

— Рядом с Вериным домом есть магазин, знаешь? — сказал Шеф. — Завтра утром пойдешь туда. Наймешься рабочим. И как только увидишь Веру позвонишь.