Если об острове Южном еще можно гадать, будут ли там когда-нибудь жить люди, то об острове Центральном — вулканической глыбе высотой около 200 метров и площадью в 22 квадратных километра — с полной определенностью можно сказать, что его следовало бы вернуть крокодилам. Если, конечно, еще не поздно…

Метров за пятьсот до острова наш проводник выключил мотор и перешел на весла. Осторожно причалив к отлогому берегу, он прижал палец к губам, призывая соблюдать тишину, а затем, пригибаясь и скрадывая шаг, повел нас по едва приметному следу вверх по береговому склону. Вскоре след перешел в тропу. Наконец Ойя остановился, опустился на корточки, скупым жестом предложил нам последовать его примеру и замер. Метрах в двадцати впереди неожиданно открылось небольшое, округлой формы озеро в зеленых, заросших папирусом и раскидистыми кустами берегах. Озеро посредине озера! Противоположный берег отвесной скалой уходил в воду; на ее вершине на высоких высохших деревьях в философском оцепенении сидели десятки марабу. Ближе к нам ровный отлогий берег, покрытый удивительно зеленой для этих пустынных мест травой, походил на уютный бережок какого-либо среднерусского прудика, облюбованного домашними утками и гусями. Но заселен этот веселый, прогретый солнцем, уютный лужок был иной живностью.

Следя за Ойя, мы насчитали с полтора десятка крупных — до четырех метров в длину — нильских крокодилов, гревшихся на солнце; гигантские рептилии с темно-зелеными спинами в мелких черных пятнах и грязно-желтыми животами почти сливались с травой, но различить и пересчитать их не составляло труда — почти все лежали, широко раскрыв огромные пасти, словно бы похваляясь друг перед другом своими мощными зубами. На самом деле крокодилы «потели»; ученые утверждают, что раскрытая пасть — это своего рода терморегуляция организма рептилий, у которых отсутствуют потовые железы. Среди молчаливых страшилищ беспечно сновали птицы, похожие на чибисов. Особенно оживлялись пернатые, когда из воды на берег выходил новый крокодил: вся птичья орава тотчас же перелетала на его мокрую спину и вовсю начинала работать клювами, поглощая свежую порцию моллюсков и паразитов. Однако не все крокодилы принимали воздушные ванны; вдоль берега тут и там бороздили воду крупные рептилии, и можно было заметить некую систему в их передвижениях: доплывут до какой-то невидимой границы — поворачивают обратно.

Шепотом спрашиваем у Ойя, что делают крокодилы в воде. Ойя шепотом же объясняет, что это хозяева пляжей патрулируют свои участки, охраняют их от чужаков.

Убедившись, что мы вдоволь насмотрелись на диковинных обитателей острова, Ойя хлопнул в ладоши и встал. Крокодилы с неожиданной резвостью один за другим соскользнули в воду и скрылись в глубине. А мы не без опаски вышли на освободившийся берег. Вскоре на середине озера то здесь, то там появились круги и буруны от всплывших к самой поверхности животных. Выставив из воды глаза и ноздри, крокодилы спокойно лежали или неторопливо плыли, едва шевеля могучими хвостами. Лишь правее нас, на кромке мелкой, заросшей травой лагуны, из которой доносилось какое-то кваканье и хрюканье, одно животное не ушло в глубину, а, повернувшись в нашу сторону, приняло настороженную позу. Ойя объяснил, что самка крокодила сторожит потомство, подрастающее в лагуне. Постепенно освоившись с нашим присутствием, мамаша обратила внимание на шнырявших вокруг нее темного цвета крокодильчиков с непомерно большими головами — ни дать ни взять головастики. Крокодилиха двинулась к дальнему берегу лагуны, увлекая за собой потомство. Точь-в-точь утка со своими утятами!

Такую картину на острове Центральном я наблюдал пятнадцать лет назад, во время третьей своей поездки на озеро Рудольф. А двадцать лет назад биолог М. Л. Модха, проживший на острове восемь месяцев, насчитал здесь 500 больших крокодилов! В 1980 году мой знакомый кенийский журналист видел уже иную картину:

Что же случилось с крокодилами? Ведь они считаются наиболее высокоорганизованными из всех ныне живущих пресмыкающихся, они благодаря удивительной приспособляемости к условиям окружающей среды на целых шестьдесят миллионов лет пережили ближайших родичей — архозавров.

У крокодилов в пресных или солоноватых водах, в которых они живут, практически нет врагов. На суше тоже. Разве что, когда перебираются из одного водоема в другой и потревожат слонов, те могут затоптать рептилию или лев с голоду прельстится крокодильим мясом. Сами же крокодилы питаются не только рыбой, пресмыкающимися, птицами — взрослые нильские крокодилы едят все, что подвернется: коз, собак, антилоп. У них достаточно силы и зубов, чтобы перекусить человека пополам и проглотить его в два приема! В Африке от крокодилов погибает больше людей, особенно детей и женщин, чем от всех наземных хищников, вместе взятых, включая львов и леопардов. Да что человек! Крупные нильские крокодилы нападают на таких гигантов животного мира, как буйволы и носороги. Но это в воде. На суше крокодилы чувствуют себя неуютно, они неуклюжи и медлительны. Лишь молодые крокодилы могут бежать со скоростью до десяти километров в час. Поэтому для человека на суше крокодилы, в сущности, не представляют опасности, к тому же они не вытаптывают поля, как слоны, не нападают на стада, как львы и другие хищники. И все же именно человек истребил крокодилов на острове Центральном. Точнее — бездумная и алчная деятельность человека.

У подавляющего большинства европейцев крокодилы ассоциируются с дорогими, модными дамскими сумками, туфлями, портфелями из крокодиловой кожи. Мода дорого обходится древнейшим животным. Несмотря на почти повсеместный запрет или строго лимитированную охоту на крокодилов, их бьют тысячами и тысячами. Одиночки браконьеры и организованные банды контрабандистов нанесли непоправимый урон и крокодильему царству на озере Рудольф. Однако, как это ни парадоксально, самая многочисленная популяция нильских крокодилов на острове Центральном больше всего пострадала не от вооруженных хищников-браконьеров, для которых здешние условия, где жара достигает 36—42 градусов, кажутся непомерно суровыми и плаванье на пирогах по бурному озеру слишком рискованным, а от вполне мирных и практически безоружных рыболовов-туркана.

Чтобы понять это, заглянем в Калоколо — один из поселков народа туркана с отелем для туристов и рыбоперерабатывающим заводом. Калоколо — единственное место на всем побережье озера, где обосновался XX век. Именно здесь свыше трех тысяч кенийских рыбаков наладили промышленный лов и переработку рыбы.

Прежде чем скрыться за крепкими каменными стенами пропахшего рыбой Калоколо, путешественник в изумлении и восхищении задержится на берегах залива Фергюсона, где на отмелях плещутся и ныряют несметные стаи диких уток. Невольно вспоминаешь Давида Ливингстона, который писал, что песчаные отмели реки Замбези кажутся совершенно белыми от пеликанов, а другие отмели — сплошь коричневыми от уток. «Одним выстрелом мне удалось убить четырнадцать штук», — замечает путешественник. Но одно дело — увидеть такое почти полтораста лет назад, а другое — в наши дни! С тех пор как много тысячелетий тому назад утки изменили свой оседлый образ жизни, у них в процессе эволюции выработался некий передающийся по наследству механизм, который предупреждает об опасности и определяет пути их миграции.

Озеро Рудольф и его заливы, по всей видимости, пользуются их доверием, поскольку ежегодно, по подсчетам орнитологов, сюда прилетает до 300 тысяч уток. Только ли тепло и обилие корма привлекают их? Возможно, какую-то роль играет и то, что в этих местах, где люди нередко голодают, утки не представляют для них ни кулинарного интереса, ни спортивного. Зато полный опасности перелет можно сравнить, пожалуй, лишь с полетом камикадзе. На всем пути с севера на юг Европы, вдоль Альп и через Средиземное море уткам приходится лететь под прицелами самых современных ружей многих легионов охотников-гурманов и браконьеров-хищников, открывающих такую стрельбу, словно в Европе началась новая война. Но те утки, которым удается преодолеть эту зону огня, в полную меру наслаждаются птичьим раем в заливе Фергюсона.

Дикие утки не единственные европейские птицы, избравшие озеро Рудольф для зимовки. Здесь встречаются золотистые ржанки, черноголовые трясогузки, много куликов и чаек, численность которых в последние годы заметно увеличилась. Что привлекает их? «Чайки чуют пищу за десять тысяч миль», — шутит орнитолог Б. Медоуз, занимавшийся изучением птичьих колоний на озере.

Отмечают ли ученые «интеллектуальный рост» представителей пернатого мира? С одной стороны, перелетные птицы вроде бы не поумнели. Иначе почему бы им, избавившись от доверчивости, не научиться облетать стороной места, несущие им смерть? А с другой… Взять хотя бы ворону. Ну, известная воровка, где что плохо лежит, она своего шанса не упустит. Но ведь какой изощренности достигла, какими навыками овладела! Сидит рыболов на зимнем подмосковном водоеме, потаскивает ершишек, плотвичек, окуньков и бросает на снег у лунки. Никого вроде вокруг нет. Рыбак отошел метров за десять-пятнадцать к другой лунке. Откуда ни возьмись налетели вороны, и не успел рыбак ахнуть, как половина улова исчезла, причем выбрано что покрупнее. Оказывается, канальи сидели на прибрежных деревьях и терпеливо следили за действиями рыболова, ждали момента, когда он отойдет. Но это еще не самое удивительное. У моего приятеля, отошедшего на два десятка метров от своих вещей, вороны развязали рюкзак, вытащили из него целлофановый мешок, в котором хранился завтрак, расклевали упаковку и утащили увесистый кусок сала. Суметь развязать рюкзак, согласитесь, это уже навык высокого класса! Сам я наблюдал, как ворона пыталась открыть оставленную на берегу около удилищ деревянную коробку с мотылем. Все попытки открыть коробку с помощью клюва и лап не увенчались успехом. Тогда ворона схватила коробку лапами, взлетела в воздух метров на десять, а потом выпустила ее. От удара о землю она раскрылась, и ворона склевала мотыля. Ученые приравнивают врановых по умственным достоинствам к мартышковым обезьянам, а по сложности решаемых ими задач — к ребенку среднего дошкольного возраста, признавая наличие у них «начального рассудочного мышления».

Но вернемся к «нашим крокодилам»…

Туркана с западного берега озера Рудольф испокон веков занимались скотоводством, а к рыбной ловле прибегали лишь во время сильных засух, когда гибли стада. Мне не раз приходилось с изумлением наблюдать, как туркана ловят рыбу почти руками. Круглая конусообразная корзина диаметром побольше метра и высотой около метра состоит из нижнего обода, нескольких сходящихся вверху дуг, оплетенных грубой бечевой, образующей крупные ячеи, в которые свободно проходит рука.

Полтора-два десятка обнаженных мужчин (у многих в волосах яркие перышки), облюбовав мелководный залив, одновременно заходят в него, выстраиваются в шеренгу и идут, взбалтывая ногами воду, пугая рыбу криками, загоняя ее к берегу. Ошалевшая рыба мечется из стороны в сторону, выбрасывается на поверхность. Тут-то рыбак, держа вершу за одну из дуг, накрывает рыбину, прижимает снасть ко дну, а затем, просунув руку в ячею, нащупывает добычу, вытаскивает из корзины и сажает на веревочный кукан. По мере приближения к берегу темп ловли и азарт нарастают, кто-то, «промазав», досадует, кто-то, бросившись за убегающей рыбой, поскользнулся и упал в воду, вызывая общий смех, а двое, погнавшись за одной добычей, сталкиваются лбами и наскоро «выясняют отношения». Шум, гам, смех, брызги во все стороны. В радуге водяной пыли блестящие под ослепительным солнцем крепкие мускулистые тела, поднимаясь в полный рост, нагибаясь и приседая, ускоряя и замедляя движения, устремляясь вперед и поворачивая вспять, кажутся участниками какого-то древнего колдовского ритуала.

Но вот ловцы достигли берега, похвастались друг перед другом уловом — в основном это тиляпия весом в килограмм и более, — водрузили верши на головы и, помахивая куканами, неторопливой вереницей двинулись к другой лагуне. До наступления темноты есть еще время сделать один-два захода и обеспечить семью не очень-то любимой, но все же пищей.

Такое рыболовство, спасая в трудные годы от голода, в общем-то никак не влияло на экономическое положение скотоводов-туркана, на их образ жизни. По-прежнему занятие рыбной ловлей носило эпизодический характер, а снасти, позволявшие ловить рыбу только на мелководьях, в лучшем случае обеспечивали лишь ненадежный улов. Но на рубеже шестидесятых-семидесятых годов засухи повторялись все чаще и чаще, а в 1973 году бедствие приняло массовый и трагический характер. На землях туркана, растрескавшихся и побелевших от жажды, гибли стада верблюдов, крупного и мелкого рогатого скота. Тысячи пастухов и их семьи лишились средств к существованию, умирали с голоду. Вспыхивали межплеменные распри, кровопролитные схватки за подыхающих от жажды животных.

Надо было что-то делать. И взоры людей с надеждой обратились к озеру. Не поможет ли оно? Ведь озеро Рудольф — одно из богатейших угодий; подсчитано, что здесь можно вылавливать до 10 тысяч тонн рыбы в год без риска уменьшить ее запасы. В озере водится до 30 видов различных рыб. Когда однажды я поймал окуня в 82 фунта (мой личный рыбацкий рекорд, хотя мне приходилось ловить в Индийском, Атлантическом и Тихом океанах), то мой улов не был даже записан мелом на доске регистрации рекордов в Клубе рыболовов. Оказалось, что на доску заносятся экземпляры весом свыше 100 фунтов. Последним значился некий Брук Андерсен — американский турист, за две недели до меня приезжавший на озеро Рудольф с Гонолулу и поймавший окуня в 290 фунтов.

Вот тогда-то в районе Калоколо с помощью государства и норвежских специалистов было образовано кооперативное общество рыболовов-туркана. Туркана научились ловить рыбу с лодок современными кошельковыми неводами, длинными, удилищами и стали сдавать ее в шести приемных пунктах, разбросанных на протяжении 210 километров западного берега. Кооператив обрабатывает и реализует соленую, сушеную и копченую рыбу не только в Кении, но и экспортирует ее в соседние африканские страны. Когда будет сдан в эксплуатацию разделочно-морозильный завод, кооператив сможет получать куда больше доходов, продавая свежую рыбу. А в главном магазине кооператива в Калоколо и в филиалах на закупочных пунктах можно приобрести практически все продовольственные и хозяйственные товары, необходимые рыбакам.

Так озеро Рудольф становится источником постоянного и надежного существования прибрежных жителей. Промышленное рыболовство, кооператив вносят существенные изменения во всю экономическую структуру сообщества скотоводов-кочевников, влияют на весь уклад их жизни. Таким переменам можно только радоваться.

Ну а какова связь между прогрессом на западном берегу озера и гибелью колонии крокодилов на острове Центральном? Увы, самая прямая и непосредственная. Сразу шагнув из первобытного общества в сферу капиталистических отношений, почти сплошь неграмотные туркана быстро усвоили пока только одно — рыба дает неплохой доход и надо брать ее как можно больше любыми средствами. Обуреваемые духом предпринимательства и наживы, туркана устремились на остров Центральный, где в глубоких заливах водится множество рыбы всех видов. Поездки на остров — довольно долгое и опасное путешествие. Даже опытным рыболовам оно стоит больших трудов. Пятнадцать миль, что отделяют остров от берега, современный моторный катер преодолевает за час, а лодке рыбака требуется почти полдня. К тому же погода должна быть благоприятной. Когда рыбаки-туркана решаются на такое плаванье, они рассчитывают прожить на острове недели две, пока их лодки не заполнятся вяленой рыбой.

Но даже для неприхотливых туркана пропитание на острове представляет немалую трудность. Они съедают те продукты, которые привозят с собой, питаются выловленной рыбой, а также всем, что попадается, А попадаются прежде всего яйца — птичьи, черепашьи, крокодильи. Туркана любят и крокодилье мясо, особенно мясо молодых крокодилов. Я тоже пробовал мясо молодых крокодилов и могу сказать, что его трудно отличить от телятины. Бот почему, пока не было на острове людей, были крокодилы, появились люди — исчезли крокодилы.

Исчезают с острова птицы. Наиболее многочисленными на Центральном были фламинго. Одно из вулканических озер, в водах которого содержится много соды и водорослей — идеальное сочетание для размножения этих птиц, — было названо озером Фламинго. Но вот появились рыболовы, стали собирать яйца, ловить птенцов, насаживать их на крючки в качестве приманки — количество фламинго стало катастрофически убывать. А когда к этому прибавились необычно обильные дожди, изменившие уровень воды в озере, птицы не выдержали и улетели, чтобы никогда больше не возвращаться.

В одном из парков Висконсина (США) установлена бронзовая мемориальная доска с надписью:

Неужели крокодилов на острове Центральном ждет такая же участь?