Курьер бандитского подполья
— Чтоб вас… с вашей конспирацией!
Стафийчук рассмеялся, показав остренькие, мелкие, прокуренные до желтизны зубы. Засмеялись и двое других, сидевших на колченогих, крепко сколоченных табуретках.
Бункер, судя по добротности, был построен давно, основательно, еще в те времена, когда бандеровцы заботились не о временном пристанище, а о надежном убежище на черный день. Что он наступит, наиболее дальновидные бандиты не сомневались.
Стась сам выбрал место для своей базы, завез заблаговременно оружие, снаряжение, в соседних селах внедрил свою агентуру. Шутил, что в его бункере можно отсиживаться до второго всемирного потопа.
— Так гостей не встречают! — Зоряна говорила капризно и обиженно.
— У нас одинаковые для всех правила, — извиняясь, объяснил Стафийчук. — Так что не взыщи.
Зоряна быстрым взглядом обвела бункер, будто искала, на ком или на чем сорвать накопившуюся злость. Заметила на стене короткий немецкий автомат, сняла «шмайсер», передернула затвор. Бандеровцы поспешно сунули руки в карманы, за отвороты линялых стеганок. Только Стафийчук не двинулся с места, не схватился за пистолет, смотрел заинтересованно — не больше. Зоряна щелкнула предохранителем.
— Знакомая игрушка? — спросил Стась.
— Да. Отец обучил обращаться с нею. Партизанил он при немцах…
Националисты переглянулись. Худой и бледный от сидения в бункерах бандеровец, которого Стафийчук называл Дротом, встревоженно проговорил:
— Привел партизанского выкормыша…
Она резко повернулась к бандеровцу.
— Гей ты, Дрот, или как там тебя, смотри, как бы не нарубала из тебя гвоздей!
Дрот удивленно заморгал, побагровел, подхватился с табуретки.
— Сядь, — приказал Стась. — Говорил вам: огонь девка, пальца в рот не клади — откусит, скажет, так и было… А ты, Зоряна, тоже не кипятись, жизнь у нас такая, никому не верим.
— Ну ладно, разболтались, — сказала она. — Давайте к делу, мне не позже восьми надо уйти, а то не попаду в село.
— Хлопцы выведут на дорогу.
Зоряна доложила о встречах за последние две недели. Она исколесила всю округу, побывала на многих хуторах. Шла от одной встречи к другой. Дорогу к Скибе ей указал Стафийчук. Скиба привел к Шулике. Шулика передал Дубняку. Дубняк выделил хлопца, который отвел ее на место встречи с Джурою… Так связывала и связывала Зоряна ниточки лесной паутины, штопала в ней прорехи.
Она называла Стафийчуку и его подручным явки, зачепные хаты, подпольные клички главарей банд. Бандеровцы радовались: «Живой еще Дубняк, а говорили, что попался чекистам…»
Они помрачнели, когда Зоряна перешла к характеристике националистических группок, о которых знала со слов проводников. Малочисленные. Загнанные облавами в чащобы. Тайные схроны и склады оружия больше не существуют. Боеприпасы на исходе. На «боевиков» разлагающе действуют призывы властей выходить из леса и сдавать оружие. Особенно участились случаи бегства после того, как некоторые, начитавшись листовок, явились к представителям власти с повинной и действительно получили амнистию. Живут теперь неплохо, и слухи об этом проникли в лес.
Стафийчук и его помощники переспрашивали подробности, уточняли по карте местонахождение групп. Стась нервно заходил по бункеру. Следя за ним взглядом, Зорина увидела в дальнем, плохо освещенном углу бункера сваленное в кучу обмундирование солдат Советской Армии: шинели, гимнастерки, пилотки со звездочками. Тоже, наверное, досталось от немцев по наследству. Содрали где-нибудь в лагере фашисты одежду с военнопленных, отдали националистам.
Марию Стафийчук похвалил. Даже не ожидал, что она так успешно справится с заданием. Предупредил строго:
— Но, боже тебя упаси, Зоряна, попасть в лапы к ворогам нашим. Теперь ты знаешь столько, что дороже многих «боевиков».
Посоветовался со своими, не прикрепить ли постоянно к Зоряне Блакытного? Пусть и дальше охраняет и бережет учительницу. У девушки тоскливо сжалось сердце. Знала она цену такой «охране» — пуля в спину в случае провала. Но возражать не стала — бесполезно.
— Вот еще что, — вспомнила она, — со всеми условилась о сборе. Место — хутор Скибы. Сигнал — звездочки, выбитые на старом памятнике. Количество знаков укажет место встречи.
Проводник не скрывал своей радости. На сборе вожаки договорятся о совместных действиях, и тогда он, Стафийчук, сможет приступить к выполнению задания закордонного провода. Операция «Гром и пепел» будет осуществлена. Он торжественно сказал:
— От имени отчизны выношу тебе, Зоряна, щирую подяку.
При этих словах бандеровцы нехотя встали. Дрот чуть презрительно покосился на главаря. Велеречивость бывшего сельского учителя основательно надоела его подручным.
Стась оживленно потер руки, предложил:
— Добре поработали, час и отдохнуть.
В люке появилась нечесаная голова бандеровца со шрамом, приходившего как-то ночью к Марии.
— Спроворь нам, Василь, пообедать.
Карту убрали. Появились сулея самогона, жестяные кружки. Василь нарезал самодельным, остро отточенным ножом сало, располосовал каравай. Из шкафчика достал глечик с маслом, луковицы, крупную рыжеватую соль. Стафийчук разлил самогонку, протянул кружку девушке.
— Опьянею, — она отвела его руку, — а мне еще идти и идти.
— Не бойся, выйдешь куда надо.
— Куда доля заведет, туда и выйдет…
Посыпались шутки, грубоватые остроты. Выпивка на столе — бандеровцы повеселели. Зоряна чуть пригубила самогон. В нос ударил противный запах первака.
— Э, так у нас не пьют, дивчино, — запротестовал Дрот. — Хоть ты меня и обидела, но я зло таить не буду. Давай за знакомство, видно, бедовая ты…
— Помиритесь, — поддержал Стась. — Ты уж прости его, Зоряна.
— Ладно, — не заставила себя упрашивать Зоряна.
Все выпили. Глаза учительницы заискрились переменчивым блеском. Бандеровцы звучно хрустели луковицами, посыпали сало крупной солью. Выпили еще по одной. Но на этот раз Зоряна решительно отказалась, ее не стали неволить — самим больше достанется.
— Опьянеешь, ни на что годный не будешь… — предостерегла Зоряна Стафийчука.
Дрот захохотал.
— Ты смотри, Стась, как она о тебе заботится, мне бы такую.
— А чом не пара? — самодовольно отозвался Стафийчук. Он все чаще и чаще поглядывал на круглые колени Марии, едва прикрытые короткой юбкой.
Девушка раскраснелась, косынка сползла с волос, прическа сбилась, и сейчас она была совсем не похожа на ту сдержанную, подчеркнуто-строгую учительницу, которая каждое утро входит к ребятам в класс, учит девочек и хлопчиков доброму, разумному.
Так бывает иногда. Если в готовом портрете человека легкая рука мастера изменит лишь некоторые черты, то появится совершенно новый образ, лишь отдаленно напоминающий оригинал. В последние дни только деталей не хватало для полного превращения учительницы Марии Шевчук в курьера бандитского подполья Зоряну. Теперь они появились. Стафийчук мог гордиться — он был мастером, подчинившим ее своей воле.
— Было время, — разнеженно разглагольствовал Дрот, — гуляли по всему краю… Любого вражину — к стенке, любую молодицу — в постель…
— Эге ж, — меланхолически поддакивал ему приятель. — Только бы не партизаны — немцы не в счет, они не мешали. А помнишь, Дрот, как ты от медведевцев драпал в одних подштанниках?
— Тьфу, нечистая сила, — выругался Дрот, — не мог чего другого вспомнить!
Стафийчук побледнел, глаза издерганно, пьяно мигали, под ними легли густые тени.
— А ну давайте по последней, — главарь поднялся.
Бандеровцы нетвердо считали ступеньки, проталкиваясь в люк.
— Наконец-то, — облегченно вздохнула Мария.
— Чего? — не понял Стась.
— Говорю, наконец, эти бугаи выкатились…
Мария прикинула, сколько выпили. В сулее не меньше двух литров. Откуда только самогон поставляют в лес?
Стафийчук помотал головой, отгоняя пьяную одурь. Скрутил цигарку, сильно затянулся. На какое-то время это его отрезвило. Проводник схватил Марию за плечи, прижал к себе, подталкивая к нарам. Она не вырывалась, только уклонялась от жадных, прижженных самогоном губ. Близость девушки, ее податливость, покорность распалили Стафийчука.
— Василь, — заорал он, — тащи выпивки!..
Выпили. И снова наполнила кружки Мария. Себе плеснула на донышко.
— Спаиваешь? — мотнул головой Стась.
— Как же, тебя споишь, — одобрительно сказала Зоряна и заставила Стафийчука до дна опрокинуть кружку.
Он заснул сразу, моментально — так проваливаются в бездонную яму. Кружка покатилась, громыхая, под стол, но разбудить Стафийчука сейчас уже ничто не смогло бы.
Мария долго сидела на табуретке, не шевелясь, наслаждаясь тишиной, сбрасывая с себя напряжение последних часов. Она прикрыла рукой глаза, прислонилась к стояку, подпиравшему накат. Всмотрелась в спящего. Стафийчук свалился боком, и пьяная слюна пузырилась на губах. Наскоро прибрала на столе. Выбралась из бункера. На пне сидел телохранитель — чинил сорочку.
— Дай-ка я, — Зоряна взяла иголку с ниткой, споро заработала.
И вдруг кто-то заорал истошно:
— Держите ее! Секретарь райкома комсомола! Чекистка!
И прежде чем она успела сообразить, что происходит, руки ей завернули за спину, окружили плотным кольцом. Она тоже узнала говорившего — поповский сынок из Явора. Бандеровец возбужденно продолжал:
— Я ее узнал — она в нашем районе на Львовщине была комсомольским секретарем! Сколько хлопцев сгубила в облавах! Сам от нее еле ушел!
Мария не вырывалась, ждала, когда придет Стафийчук, которого никак не могли добудиться. Дрот был уже здесь, зло матерился:
— Змиюка чекистская…
Стафийчук рассвирепел. Его опухшее после пьянки лицо, налитые кровью глаза выражали то бешеный гнев, то растерянность: сам вербовал ее, посвятил в тайное тайных — и на тебе! Но сомневаться не приходилось: Волоцюга, опознавший Марию, был старым, проверенным «боевиком», да и учительница ничего не отрицала.
— Сперва на допыт ее, — распорядился Стафийчук, — потом отдадим хлопцам в бункер, пусть потешатся — и на сук…
Мария побледнела.
— Не боишься за меня голову потерять, Ярмаш? С тебя спросят!
— У кого узнала мое псевдо? — заорал Стась и сунул кулаком девушке в лицо.
Тоненькая алая струйка потекла из разбитых губ. Мария резко выпрямилась, крикнула:
— Хватит! Рукам волю даешь, ну что ж — отплачу за все, я и так перед тобой в долгу! Ну-ка развяжи меня!
— Она мне приказывает! — истерически захохотал Стафийчук.
Мария, презрительно прищурившись, слушала Стафийчука.
— Кто я такая, Ярмаш, можешь узнать швыдко по такому адресу… — она замялась. — А ну наклонись, скажу. Да не бойся, не кусаюсь!
Стафийчук посерьезнел, растерянно заморгал короткими ресницами.
— Гони курьера, и немедленно, — уверенно приказала Мария, — пусть передаст: «Горлинка просит помощи». Того, кто с ним придет, сразу ко мне. До того времени стерегите, раз не верите. А с тем злыднем, — она презрительно кивнула на Волоцюгу, — я разделаюсь позже…
Ее бросили в старый, полуобвалившийся бункер. Курьер ушел через тридцать минут — с теми, кто находился по указанному Марией адресу, шутить не приходилось. У бункера выставили охрану. Девушка осталась одна. Курьер мог возвратиться только через сорок восемь часов.
* * *
«Подлые враги украинского народа — буржуазные националисты — совершили еще одно кровавое злодеяние. От их рук трагически погибла молодая учительница из села Зеленый Гай Мария Григорьевна Шевчук. Совсем недавно приехала к нам Мария Григорьевна, но ее успели полюбить и дети и взрослые. Мария Григорьевна учила ребят добру, любви к Украине, к родному народу. Верная традициям народной интеллигенции, Мария Григорьевна после окончания института учительствовала в селах, несла людям свет знаний. Как комсомолка, она проводила значительную общественную работу среди молодежи, собирала и записывала народные песни. Бандеровские палачи замучили учительницу-комсомолку, но ее короткая светлая жизнь для всех нас будет примером. Убийц настигнет суровая кара, им не уйти от возмездия.
Группа товарищей»
(районная газета «Нове життя»).