ПИРУЭТ НА ПОЛЯНЕ
Кто из партизан Ковпака не знал, да и сейчас не вспоминает с теплой улыбкой отважного разведчика, весельчака и балагура Гришу Дорофеева! До войны он работал в цирке. Именно это обстоятельство сыграло важную роль в истории, которую я хочу рассказать.
Однажды ранним утром наша группа вышла на выполнение задания в район захваченной немцами станции Ясень. Шли через лес. Было тихо. Но вот над нашими головами, справа, где-то в соснах, раздалось: «Тум-тум-тум-тум-тум!» Черный дятел! В мирное время его иначе никто и не называл, как лесным барабанщиком, а теперь, в военное, — автоматчиком. Бойцы заулыбались, завертели по сторонам головами. «Ку-ку, ку-ку, ку-ку!» — закуковала в отдалении кукушка — значит, пришло настоящее лето. А рядом пичужка запела, мохнатая рыжая белка скакнула с ветки на ветку. По верхушкам деревьев скользнул золотистый луч солнца. Лес просыпался. Чистый, прозрачный воздух был наполнен запахом хвои. Дышалось легко и свободно.
Изредка перебрасываясь шуткой, взбудораженные чудесной свежестью этого замечательного июньского лесного утра, мы шли дальше, как обычно, гуськом, выдвинув метров на двести впереди себя скромную — два человека — партизанскую нашу разведку: Гришу Дорофеева и бывшего учителя Петра Ступака. Вскоре лес поредел, и мы стали видеть между деревьями маячившие спины наших разведчиков.
Дорофеев шел впереди, Ступак — метрах в ста за ним.
Внезапно Дорофеев поднял руку и опустил. Ступак быстро повторил это движение и скрылся в траве… Немцы!
По знаку командира группы Тутученко мы почти бесшумно бросились в кустарник, росший вдоль русла пересохшего ручья.
Маскируясь в кустах, я прополз вперед, нашел удобное место и, приложив к глазам бинокль, увидел сквозь редкие деревья на открытой поляне до полуроты немцев. На подводе стояли два пулемета.
Немцы в изумлении уставились в одном направлении, рассматривая что-то, видимо поразившее их воображение. Я повел биноклем в ту сторону, куда были повернуты головы немцев, и не поверил глазам.
По краю поляны Дорофеев катился колесом!
Вот он разбежался, перевернулся боком, взметнув руки вверх, перекувырнулся через спину на руки, подпрыгнул, еще переворот, еще прыжок — и он лихо крутанулся в сальто-мортале!
Ошеломленные неожиданным зрелищем, гитлеровцы стояли как вкопанные.
Подползший Тутученко выхватил у меня бинокль.
— Що, що це? — воскликнул он, вне себя от волнения.
Но мы уже все поняли: Дорофеев наткнулся на немцев внезапно. И вот он «дает представление», чтобы спасти положение — выиграть время. Даже минута сейчас для нас много значила!
— Хлопцы, за мной! Ратувати Гришу! — вполголоса скомандовал Семен Тутученко, скатился в овражек и побежал вдоль пересохшего русла, которое подковой огибало поляну.
Замысел его был прост: с фланга или с тыла, где будет удобнее, открыть огонь по фашистам и отвлечь их внимание от попавшего в беду товарища.
Тяжело дыша, мы изо всех сил спешили на помощь Грише, но Гриша в помощи уже не нуждался.
Показав гитлеровцам еще один цирковой номер, он сделал головокружительный трюк — свой любимый, как он часто нам говорил, пируэт — двойное сальто-мортале в противоположную от зрителей сторону, двумя скачками добрался до кустарника, скатился в овраг и будто сквозь землю провалился!
Спохватившись, немцы открыли огонь…
Позже, вспоминая это «представление» в лесу, Дорофеев, смеясь, говорил нам:
— Это был тот единственный в моей жизни артиста случай, когда я ни за какие аплодисменты не стал бы повторять свой номер на «бис»!