ТАЙНА ПЕЩЕР
Утро выдалось холодное. В тени на траве еще был иней. Сникли оставшиеся в палисаднике цветы, точно опаленные огнем. Только ноготки и настурции все еще держались вопреки осенним заморозкам.
В сенях лежало несколько тугих кочанов капусты. На столе в миске начищенная морковь. Бурмин взял морковину, захрустел ею, вышел на крыльцо.
После короткой встречи с одним из наблюдателей Бурмин раздумывал о принятом решении: правильно ли он поступил, распорядившись не заходить в пещеру, куда отправились Эньшин с Лисовским, а вести наружное наблюдение?
Он прошел в дом, развернул план пещер — никаких подходов к часовне на них обозначено не было. «Что же за фокус? Ведь в часовне их не видно и не слышно, да и что они могут в ней делать столько времени?»
Посовещавшись, Бурмин с помощником открыли замок, вошли в часовню, спустились в подвал. Пусто. Следы двух человек едва различимы. Видимо, их затирали — они прослеживались лишь до фундамента. «Что за чертовщина? Испарились они, что ли?» Стену внимательно осмотрели. Стена как стена. Из камня. Простукивать не стали, как бы не спугнуть. Но сколько ни думай, а ничего другого не придумаешь — видно, стена фундамента с секретом и те двое ушли через нее.
Бурмин мысленно проклинал себя за этот промах. Ведь, кажется, все было учтено, а вот этого не предусмотрел. Но заниматься самобичеванием некогда. «Спокойней... Так. В стене должен быть ход, иначе им выйти было некуда...»
— Елкин! Ты ручаешься, что твои сторожа не задремали? Если так, то нужны другие предположения. Понимаешь? Это не шуточки...
— Владимир Михайлович! Так они же опытные. С ними этого не могло случиться. Нет, нет. Насчет этого не сомневайтесь. Они не могли проглядеть... Ручаюсь...
«Тогда остается одно — есть ход из-под часовни. Ну а уж за то, что упустили Лисовского, отвечать придется, никуда не денешься... Но время дорого!.. Нас четверо, двоим — наблюдать за выходами из пещер. Мы с Елкиным ищем возможные выходы в других местах... Нет, к директору музея нельзя обращаться... Вот с проверкой планов сложней... Значит, так: если они ушли, в пещерах их нет... но это не проверено... могут и там еще быть...»
— Елкин! Обследуй места возможных выходов, ребят отправь срочно к башне и к выходу из музея — пусть ведут наблюдение. Я еду на станцию, связываюсь с Москвой.
Бурмин позвонил со станции в Москву. Просил узнать, не появился ли «приятель Сеня».
Вернувшись, Бурмин ничего утешительного от Елкина не услышал:
— Наблюдают. Ничего нового. В овраге был. Еле ноги вытащил. Какой черт туда полезет? Сплошные заросли и темнота, там и целой бригады будет мало... Может, все-таки простукать фундамент в часовне?
— Нет, нельзя. Они могут быть там...
— Вряд ли, Владимир Михайлович, небось давно вышли.
— Не стоит гадать, а осторожность нужна. Они далеко не простаки. Будем ждать до утра и наблюдать.
Утром Бурмину пришлось снова ехать на станцию — он ждал вызова Москвы. Его соединили, и он получил подтверждение: «Приятель Сеня в Москве». Но если Эньшин в Москве, значит, из подполья часовни есть выход. Должен был выйти и Лисовский. Оба ускользнули от наблюдателей.
Выходит, сотрудники Бурмина сидели у часовни, а Эньшин в это время катил в Москву, возможно, прихватил и Лисовского, по всей вероятности, еще и с ценностями из коллекции. Да, нечего сказать, провели их эти двое.
Бурмин вернулся в село, и ему доложили, что Лисовский не появился на работе.
Группа Бурмина со всеми необходимыми приспособлениями спустилась под часовню. Чтобы обнаружить и открыть потайной выход из подполья в пещеры, потребовалось немного времени.
Когда кладку разобрали, Бурмин взял фонарик и шагнул в яму. За ним — остальные. Дальше была полуоткрыта массивная дверь с коваными железными петлями. На земле были отчетливо видны следы. Пройдя небольшое расстояние по подземному, кое-где укрепленному ходу, наткнулись на завал. Было видно, что он произошел недавно. Расчистили путь и пошли очень осторожно, опасаясь осыпей. В одном месте ход разделился. В конце правого отсека был завал. Вернулись и пошли другим. Там увидели скорчившегося на земле человека. Бурмин узнал Лисовского. Пульс едва прослушивался, он был без сознания. Кисть правой руки разбита. Лисовский лежал возле тяжелой каменной плиты, преградившей проход. Ему влили в рот спирт, поднесли к носу нашатырь. Он приоткрыл глаза, но тут же снова закрыл, лишь задышал чуть глубже.
С трудом оттащили в сторону глыбу и увидели, что рычаг, поворачивающий ее, сломан недавно.
Вышли в овраг. Лисовского донесли на руках до автобуса и уложили на сиденье, и машина помчалась на предельной скорости в Москву.
