Глава XXXVII
Леся стала своим человеком в узком мирке людей, населяющих или обслуживающих коттедж, спрятавшийся за высоким забором. Служба Мудрого не могла иметь несколько таких конспиративных особняков — их содержание обходилось дорого, а субсидий, выделяемых «дружественными» разведками, едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Потому, хотел этого Мудрый или нет, но Леся иногда становилась свидетелем событий, которые видеть ей было совсем не обязательно.
В коттедже изредка появлялись люди, которые готовились к дальней дороге. Их здесь экипировали, Мудрый или кто-то из его приближенных давал последние инструкции. Это были курьеры или агенты, навербованные из лагерей перемещенных лиц. Лесю удивляло, что готовили их к рейсам небрежно, поверхностно, и сами они имели вид робкий, испуганный. По отдельным словам, которые ей удавалось уловить, по отрывкам разговоров она пыталась выяснить цели этой поспешной, почти дилетантской работы.
Леся установила, что Мудрый и его шефы решили сделать ставку на «массовость». Майор Стронг должен видеть, что уходит в рейсы много людей, — следовательно, есть база для работы: организация, опирающаяся на разветвленную агентуру, представляет собой определенную ценность.
Агентам давались несложные задания. Они уходили с приказом установить, уцелел ли такой-то, или не провалена ли явка там-то. Это были «портные»; которые по «выкройкам» Мудрого пытались заштопать, подлатать разрушенную конспиративную сеть.
Один из таких курьеров отправлялся в Польшу. Его задача была сформулирована очень четко: отыскать Яна Шпонтака.
Когда Леся услышала эту фамилию, лицо у нее стало каменным. Если бы кто-нибудь был с нею в эти минуты рядом, то наверняка спросил бы: «Что с вами?» Но она одна находилась в комнате на втором этаже — по расписанию, составленному Мудрым, эти предвечерние часы отводились ей для отдыха.
Инструктаж агента проводил лично Мудрый, это свидетельствовало о важности предстоящего рейса.
— Наши сведения о Шпонтаке заканчиваются осенью 1947 года. В июле этого года Шпонтак получил приказ свернуть свои подразделения, обеспечить переход наиболее стойких борцов в УССР, Щецин и Вроцлав, где бы их вряд ли стали искать. Шпонтаку было предоставлено право самому избрать район своей будущей деятельности. Мы знаем, что в октябре сорок седьмого он еще был на территории Польши…
Значит, Мудрый считает, что Шпонтаку не удалось, как и некоторым другим, уйти за кордон…
У агента был тихий голос, и Лесе пришлось напрягать слух, чтобы расслышать его вопросы.
— Но ведь этого мало, чтобы отыскать человека, который прячется от всех, — сказал агент.
— Конечно, поэтому вы должны познакомиться с жизнью Шпонтака. Возможно, он сейчас скрывается у людей, с которыми был связан в прошлом.
И Мудрый в нескольких словах пересказал то, что было зафиксировано о Шпонтаке в картотеке СБ.
Лесе был по целому ряду причин крайне интересен этот разговор, и она подсела ближе к окну — велся он на первом этаже, в комнате, окно которой выходило в сад, и поэтому его не посчитали нужным закрыть. Вечер стоял на редкость тихий, и было бы тяжело беседовать в закупоренной комнате.
— Шпонтак в 1939 году, — повествовал Мудрый, — на территории Западной Украины вступил в молодежную организацию «Сич». В том же году он вместе с группой молодыков перебрался в Братиславу, навстречу гитлеровскому валу. Гитлеровцы переправили его в Ганновер и запрятали в лагерь для беженцев. Из лагеря Шпонтак бежал.
«Фашисты в это время вовсю готовились к нападению на СССР, — отметила Леся, — им требовались люди для создания „пятой колонны“, и в лагерях они подбирали всех, кто был пригоден. Побег был инсценирован…»
— Шпонтак объявился в Берлине. Один из наших людей, — рассказывал Мудрый, — рекомендовал Шпонтака в УНО. Он стал одним из помощников Сушко, который возглавлял эту организацию в Берлине.
В июле 1941 года Шпонтак получил приказ уйти на территорию УССР…
— У Яна тогда были документы на имя Козака: Ян Козак. Он добрался до Львова, вошел в контакт с немцами и был принят на работу в оккупационную администрацию. Сначала работал в магазине Добровольского, потом под собственной фамилией служил в IV комиссариате украинской полиции Львова.
«Гестапо посадило его в магазин, — прокомментировала Леся, — слушать, запоминать, выявлять оставшихся в живых сторонников Советов. Когда надобность в маскировке отпала, Шпонтаку вернули прежнюю фамилию. Думали — победили окончательно, и пусть теперь, мол, другие прикрываются „легендами“».
Мысли Леси «наслаивались» на тихие голоса Мудрого и агента. Она давно заметила за собой эту привычку «видеть» то, о чем думала, и сейчас она зримо увидела Шпонтака в мундире полицая, с повязкой на руке, в пилотке; грохочут кованые сапоги, немецкая винтовка в руках — властелин тихого, утонувшего в руинах Львова.
— В полиции по службе отличился и был направлен немцами на учебу в школу украинской полиции в Новом Сонче. Это было летом сорок третьего…
«Лето 43-го — страшные облавы на Львовских евреев. Их уничтожали сотнями и тысячами — детей, женщин, стариков. Рвы заполнялись трупами, и земля долго шевелилась и стонала, потому что бросали землю на живых».
— После окончания школы был назначен заместителем коменданта управления полиции в Раве-Русской. Служил здесь до сорок четвертого года…
«В Раве-Русской было гетто. Гитлеровцы знали, кого туда послать в полицию. Гетто было уничтожено, чудом спаслись единицы. Нет, не стоит искать Шпонтака в Раве-Русской — его там запомнили кровавой памятью…»
— Но вы не будете искать Шпонтака в Раве-Русской, — втолковывал Мудрый агенту. — Только идиот полезет в костер, который сам разжег. А Шпонтак идиотом не был, он всегда заботился о путях отхода. И уход гитлеровцев не застал его врасплох. Вместе со своим полицейским отрядом Шпонтак ушел в леса.
— Ищите следы Шпонтака в Сенявских лесах, в Соснице, в Верхратах…
…Леся долго в тот вечер не зажигала огонь, сумерничала в темноте. Она сидела, будто растворившись в полумраке комнаты, — за окном было чужое небо и смотревшиеся чужими из этого коттеджа звезды. Отрывисто, не по-украински говорили на украинском языке люди, населявшие коттедж. Леся куталась в платок — от этой своей привычки она не могла избавиться и здесь. Кто бы мог предположить, что вдруг, вот так внезапно ее окунут в дни, когда горячим пожаром пылали и леса, и села, и небо…
Пусть поищет курьер Мудрого Шпонтака, пусть!..
— Иди отдыхай! — услышала Леся голос Мудрого, отпустившего наконец курьера. Тяжело скрипнули ступени лестницы, Мудрый поднимался на второй этаж, в Лесину комнатенку.
— Не спишь? — спросил он с порога.
— Хорошо сидеть в темноте, — откликнулась Леся. — Люблю я, когда солнце зашло, а еще не ночь.
Мудрый подошел к раскрытому окну, глянул вниз.
— Слышно сюда все?
— Я не прислушивалась.
— Шпонтака знала?
— Посылал как-то к нему Рен…
— Как думаешь, уцелел?
— Когда катится пожар волной, мало что после него остается…
— Грустные у тебя мысли.
— Как и судьба моя.
— Выше голову, дивчина.
Леся ужинала с Мудрым. Она последовала его совету, была улыбчивой, веселой и почти беззаботной.
