Глава II
Юлий Макарович с удивлением читал объявление на афишной тумбе у областного Дома народного творчества. Объявление извещало, что в актовом зале педагогического института состоится встреча с кандидатом в депутаты областного Совета М. Ф. Коломийцем, приглашаются все желающие. Методист областного Дома народного творчества Юлий Макарович поправил пенсне и вновь перечитал афишку. Все правильно: избирателей приглашали встретиться именно с М. Ф. Коломийцем, кандидатом в депутаты областного Совета.
— Демократия… — процедил сквозь зубы Юлий Макарович и поспешно оглянулся: не услышал ли кто?
Дело в том, что, как доподлинно было известно Юлию Макаровичу, М. Ф. Коломиец имел звание полковника и являлся начальником областного управления государственной безопасности.
Юлий Макарович решил обязательно пойти на эту встречу: было заманчиво вблизи увидеть и услышать человека, которого он считал в этом городе врагом номер один. Тут читателю следует открыть одну тайну: Юлий Макарович был референтом службы безпеки подпольного краевого провода ОУН. Но об этом знали только два — три его особо доверенных помощника. В картотеке же закордонного провода Юлий Макарович числился под псевдо «Бес».
…За пять минут до начала встречи Юлий Макарович появился в актовом зале. Здесь было уже много избирателей, и не составляло особого труда отыскать себе удобное место в задних рядах. Вообще-то Юлий Макарович был личностью неприметной, костюмы выбирал скромных тонов, избегал всего, что могло бы выделить его. Разве только пенсне — старомодное, так называемое «адвокатское», могло привлечь к нему чье-либо внимание. Однако оно было своего рода свидетельством интеллигентности Юлия Макаровича, так сказать, деятеля на ниве народной культуры. Коллеги Юлия Макаровича по работе привыкли, что он носит сорочки снежной белизны, галстук — «бабочку», что глаза его смотрят из-за стекол пенсне на окружающий мир ласково и отрешенно. Они бы очень удивились, если бы узнали, что у Юлия Макаровича отличное зрение и на явки к своим связникам он приходит в стареньком пальто, в неброской сорочке и без пенсне.
Еще недавно Юлий Макарович счел бы личным оскорблением, если бы к нему обратились по имени-отчеству: звучало бы это «по-восточному». Но с некоторых пор он сам стремился к тому, чтобы быть таким, как ненавистные ему «схидняки». И даже закордонному центру рекомендовал: я для вас для всех — Юлий Макарович, и никто иной…
Юлий Макарович внимательно слушал, как доверенное лицо представляет М. Ф. Коломийца избирателям. Полковник был в военной форме, и Беса это немного удивило. Ему казалось, что чекисты всегда носят штатскую одежду.
Полковник между тем рассказывал о программе, с которой шел к выборам блок коммунистов и беспартийных. Он говорил о том, что крепнут колхозы области, реконструируются цехи самого крупного в городе предприятия — машиностроительного завода, что намечается в городе развернуть жилищное строительство.
Его слушали внимательно, степенно. Чувствовалось, что кандидату в депутаты верят, как верят и Советской власти, которую он представлял на этом собрании.
— Предлагаем вопросы задавать в письменном виде, — сказал председательствующий, когда полковник под аплодисменты сошел с трибуны.
Юлий Макарович поерзал в кресле. О, он бы мог задать начальнику областного управления госбезопасности много вопросов! Жаль, не может этого сделать…
Перед полковником положили целый ворох записок. И пока выступал слесарь машиностроительного завода, рабочие которого выдвинули М. Ф. Коломийца кандидатом в депутаты, полковник прочитал записки, рассортировал их.
Вопросы были разные. В одной записке спрашивали, когда соединят трамвайной линией центр города с рабочим поселком. В другой — почему так трудно определить ребенка в ясли. Но больше всего вопросов задали о том, как ведется борьба с остатками националистического подполья.
Полковник отвечал на все вопросы основательно.
— Банды буржуазных националистов практически уничтожены, — сказал он, — речь сегодня идет о том, чтобы окончательно выкорчевать этот дурной бурьян.
От слов полковника Юлия Макаровича передернуло, он заерзал в кресле и посмотрел на выход.
— Да не вертитесь вы, — проворчал сосед.
— Простите, — пробормотал Юлий Макарович.
— Однако мы с вами должны понимать, что борьба еще не окончена, — продолжал полковник. — К сожалению, отдельным, глубоко законспирированным группам националистов удалось уцелеть, выжить. Их подрывная деятельность направляется из-за рубежа сборищем предателей и палачей, укрывшихся под вывеской «Центрального провода закордонных частей ОУН». Оуновцы ревностно служат империалистическим разведкам. Выполняя их задания, они стремятся максимально использовать остатки своих сил для шпионажа, диверсий, террора против Украины.
Коломиец рассказал о мерах, которые принимают Компартия и правительство Украины для того, чтобы окончательно очистить леса западных областей от националистических бандитов. Полковник вновь подчеркнул, что почти все банды украинских националистов на территории области уничтожены, их главари погибли или арестованы, а тем бывшим бандеровцам, которые осознали свою вину перед народом, предоставлена возможность заняться мирным трудом.
Для Беса эти слова прозвучали похоронным звоном. Он сжал в кармане рукоять пистолета. Если стрелять навскидку, то можно уложить полковника наповал, а там — будь что будет! Бес ясно представил мгновение тишины после выстрелов, потом волну паники. Уйти, конечно, не удастся… Ну и что же…
Бес мог бы авторитетно подтвердить, что все сказанное кандидатом в депутаты — правда. Бандеровские сотни действительно разгромлены, подполье ликвидировано, только в лесах или городках еще сохранились одиночки, но и они обречены. Бес знал почему, хотя даже себе боялся в том признаться: побеждала новая жизнь, она наступала стремительно, властно.
Бесу было хорошо видно, как зал неодобрительно зашумел, когда полковник сказал, что кого-то из бандеровцев простили.
— Они нам — пулю, мы им — хлеб-соль? — поднялся пожилой человек, по виду рабочий.
Коломиец переждал шум.
— Не надо крайностей, — рассудительно сказал он. — Чекисты никогда еще хлебом-солью бандитов не привечали. Не об этом речь. О другом. О том, что среди бандеровцев было немало обманутых. И всегда надо отличать, где бандит, а где заблудившийся селянин, которого бандеровцы угрозами и страхом смерти загнали в лес. Борьба с буржуазным национализмом — это борьба классовая. И естественно, у нее много граней. Разве просто иному полуграмотному, не имеющему политического опыта хлопцу разобраться в том, что проповедуют националисты? Ой как непросто! Мне, скажу вам доверительно, — по-доброму улыбнулся полковник, — не раз приходилось «беседовать» с бандеровцами: и бывшими, и такими, кто не раскаялся. Знаете, что поражает? Полное незнание жизни, целей, за которые борется наш народ. Иные так заплутают меж трех сосен, что только диву даешься… Вы, конечно, понимаете, что говорю я не о тех, кто сознательно встал на путь борьбы с Украиной Советской и мечтает об установлении буржуазного строя, о собственных заводах и хуторах, адвокатских конторах и торговых фирмах. С такими у нас и разговор другой. А вот обманутым надо глаза открывать.
— Много ли их? — иронически спросили из зала.
— Они есть, и мы должны это учитывать. Не наша это пословица — «Лес рубят, щепки летят»… Как должны помнить и то, что украинские буржуазные националисты накопили колоссальный опыт демагогии и лжи. Знаете, наверное, что та же ОУН была создана еще в 1929 году под крылышком немецкой разведки.
— Ого! Бандиты со стажем! — Зал чутко реагировал на каждую фразу оратора.
— Вот-вот, очень точно подмечено! А ведь и до той поры существовали десятки националистических организаций. За что они боролись, какие цели перед собой ставили? У меня есть националистическая газетенка той поры. Вот что в ней провозглашалось…
Полковник извлек из папки небольшую по формату газету, пожелтевшую от времени, нашел нужное место, прочел:
— «Украинский национализм должен быть готовым ко всевозможным способам борьбы с коммунизмом, не исключая массовой физической экстерминации хотя бы и жертвой миллионов человеческих экзистенций…»
Полковник отложил газетку, чуть иронически усмехнулся.
— Не очень понятно, верно? Слова все какие-то замысловатые… Это оттого, — объяснил он тут же, — что желто-голубые добродии всегда были неравнодушны к псевдонаучной тарабарщине. А если ее отбросить, как шелуху, то легко увидится бандитский призыв к уничтожению любыми способами миллионов людей. Ибо физическая экстерминация означает физическое уничтожение. Кого? Человеческих экзистенций — человеческих существ.
Полковник внимательно глянул в зал, словно хотел проверить, понятно ли он говорит.
— Впрочем, вспомните недавние события. Все мы знаем, в чьем обозе приплелись националистические бандиты на Украину в сорок первом. Соперничали с гитлеровцами в том, кто больше убьет, сожжет, расстреляет… Пусть не надеются, что мы это забудем, у народа крепкая память…
— Помним… — сказали из зала.
Полковник резко и гневно говорил о том, против чего боролся последовательно, неустанно.
— Если вы окажете мне доверие и изберете своим депутатом, то я обещаю, что как ваш представитель и избранник приложу все свои силы для того, чтобы покончить с националистическим бандитизмом. В этом вижу долг коммуниста, долг гражданина!
Раздались аплодисменты. Они шквалом накатились на Беса. Аплодировали все, и Юлий Макарович, всеми силами сдерживая ненависть, тоже похлопал пухлыми ладошками.
— Хочу повторить, — сказал полковник, — что борьба не закончилась. Мне иногда приходится читать издания националистов за рубежом. Эти недобитые бандиты с волчьей тоской вспоминают о тех временах, когда под защитой гитлеровских автоматов могли терроризировать целые села, устраивать облавы на коммунистов и комсомольцев, чинить еврейские погромы, расстреливать, как они выражаются, москалей и жечь хаты поляков. В одной из записок меня спрашивают: «Кто сегодня поддерживает националистов, есть ли у них союзники?» Отвечу так: у нас, на Украине, националистов ненавидят за горе и жестокие злодеяния. Это святая ненависть. Но «союзники» у националистов есть. Это империалистические разведки, это те, кто мечтает о новом походе против нашей великой страны.
Полковник достал из папки еще один лист бумаги.
— Я прочитаю вам документ, который даже меня, много повидавшего человека, потряс до глубины души. Вот что вспоминает маленькая девочка о налете банды Клея…
Полковник говорил тихо, но его слышали все.
— «Двадцать девятого ноября 1944 года под вечер дома были мой отец, мама, сестра Эмилия и я. К нашей хате подошла группа вооруженных людей. Два бандита вошли в комнату, а остальные остались в сенях. Те, что вошли в комнату, требовали, чтобы отец вышел во двор. Отец вышел в сени, здесь его окружили бандеровцы. Один из них возвратился в хату, выругался и выстрелил из пистолета в голову матери — она упала на пол. В сенях он убил отца. Вернувшись в комнату, он еще раз выстрелил в труп мамы, потом вышел в сени и спросил у бандитов: „И ее убить?“ Я потеряла сознание…»
Коломиец закончил чтение. Он стоял на трибуне молча, будто задумался. И люди молчали — тишина эта была как минута молчания в память погибших.
— Хочу спросить… — поднялась в зале женщина. — Ответьте мне, товарищ кандидат в депутаты, что с тем выродком Клеем? А то, может, и сегодня еще землю топчет?
— Клей, к сожалению, ускользнул, — ответил полковник. — Но мы разгромили вооруженное националистическое подполье. Ничто им не помогло: ни оставленное гитлеровцами оружие, ни террор, ни ложь. Они были обречены, потому что пошли против народа.
Бес снова потянулся к пистолету. Он, всегда сдержанный, привыкший с ювелирной точностью взвешивать каждый свой шаг, терял рассудок от бешенства. Огромным усилием воли он все-таки заставил себя сидеть и слушать.
— Вам плохо? — спросил участливо сосед. — Ничего, пройдет, — выдавил Бес, — знаете, годы не те… сердце пошаливает…
Он даже улыбнулся: бледно, чуть разжав тонкие губы.
