Глава V.
КЛУБ «ДИСКУССИЯ»
Мистер Дей побрился, принял душ, оделся перед зеркалом, почистил и подровнял пилкой ногти. Потом сходил за газетами и выглянул на улицу. День начинался чудесный.
В девять часов раздался стук в дверь. Он поднял голову от газеты.
— Прошу.
Вошла Галина.
— Доброе утро. Как спали?
— Великолепно.
Она заметила на столике проектор с пленкой.
— О, вы уже и кино смотрели?
— Да, и очень интересное. Хотите? Всего одна серия.
— Так рано? Давно не ходила на детские сеансы. Ну что ж, крутите. — Она села в кресло, в котором сидела вчера. — Можно закурить?
— Да, конечно, у нас на Западе в кинотеатрах курят. — Он подал ей пепельницу и стал к проектору. На стене возник светлый прямоугольник, аппарат тихонько зашипел, и Галина увидела сидящую в кресле женщину. Она не узнала себя, ничего не успела понять, а лента уже кончилась.
— Ну как фильм? — весело спросил мистер Дей.
— Мало действия.
— Натурально, натурально, — обрадовался он.
— Но кто эта дама?
Только тогда он сообразил, что Галина себя не узнала, — так была она далека от мысли, что ее могут снимать скрытой камерой.
— Как, вы не узнаете? В таком случае повторим.
Он перемотал пленку и пустил ее снова. На этот раз она поняла, что видит себя.
— Так, так, мистер Дей. Когда же успели?
Он подошел к столу, где лежали аппараты, взял в руки кинокамеру.
— Вчера, прежде чем пойти к своему знакомому, я незаметно включил эту штучку. Она не очень шумит, но если бы и шумела, вы бы не услышали: работал телевизор. Вы сидели там же, где сидите сейчас. — Он поставил камеру на стол, навел ее. — Вот так, видите? И весь фокус.
Она задумалась, докурила сигарету. Хорошее настроение пропало.
— Зачем вам это нужно? Только не говорите, что на память.
— Я мог бы не показывать вам ленту, не так ли? Поэтому прошу оценить мою откровенность.
— Слишком сложно. Не пойму.
Он стал серьезным.
— Объяснимся, дорогая Галина. Дело в том, что я почему-то думал: вы приставлены ко мне шпионить.
— Вот как? Почему же?
— Вероятно, я жертва западной пропаганды. Это очень мощный пресс.
— Все-таки не понимаю: зачем вы меня снимали у себя в номере? Неужели... — Она не смела вслух высказать свою догадку.
Но ему ничего не стоило называть вещи своими именами.
— Нет, я, конечно же, не думал, что вы будете интересоваться содержимым моих чемоданов. Я не настолько оболванен западной пропагандой. Но мне хотелось посмотреть, какое у вас выражение лица, когда вы в одиночестве.
— Спасибо за откровенность, мистер Дей. У вас имеются другие способы проверки?
— Не сердитесь. Я ведь вижу: моя прямота вам по душе. Это лучше, чем глухая скрытность.
Старый жуир угадал: Галина, вначале расстроившаяся и почувствовавшая неприязнь к своему «люксовому» подопечному, быстро сменила гнев на милость; ей нравилось такое безбоязненное отношение к самым щепетильным вопросам. Она ни на миг не допускала мысли, что этот психологический этюд еще сложнее, чем ей показалось, что у откровенности мистера Дея двойное дно, что все это устроено специально — именно в расчете на то, что она проникнется к нему симпатией и доверием. У него были все основания считать этюд удачным.
— Идемте завтракать, и в посольство, — сказал он громко. — Хочу есть.
— Я позавтракала.
— Кофе никому не помешает.
Из ресторана мистер Дей после завтрака позвонил в посольство, и они вышли на улицу. Такси со знакомым номером ожидало их на стоянке. За рулем сидел не Коля. Кто-то плотный, с толстой шеей.
— Это наше? — спросил мистер Дей у Галины.
— Да. Шофер другой.
— А где же Коля? — Это уже обращено было к водителю.
— Выходной. Мы работаем через день. Я его сменщик.
— Понятно, понятно.
— Куда прикажете?
Мистер Дей назвал посольство — не канадское, другой страны.
Ехали недолго, минут десять. Мистер Дей не настаивал, когда Галина отказалась сопровождать его в здание посольства. Она осталась в машине.
Он отсутствовал минут сорок и вышел вместе с двумя мужчинами. Им было лет по тридцать. Один светловолосый и худощавый. Другой темный, с пушистыми длинными бакенбардами, ростом и сложением походивший на боксера полутяжелого веса. Они проводили мистера Дея до машины.
— Познакомьтесь, — сказал он, открывая заднюю дверцу. — Это Фридрих. — Он показал на блондина, тот низко поклонился. — А это Джордж. — Боксер кивнул ей. — А это, господа, моя очаровательная спутница и хозяйка, леди Галина.
Боксер был в темных, непроницаемых очках. Галина не любила такие очки. Если ей приходилось разговаривать с людьми в темных очках, у нее возникало такое чувство, словно ее поставили под яркий, слепящий луч софита и рассматривают из темного угла. Чем непроницаемее стекла, тем большее раздражение они вызывают.
Она не протянула им руки. Мистер Дей с одного взгляда распознал ее настроение.
— Мы прощаемся до завтра, друзья мои, — сказал он. — Я на всякий случай утром позвоню.
Они помахали вслед машине рукой.
— Очень хорошие молодые люди, — как бы оправдываясь, заверил ее мистер Дей. — Серьезные... Как это у вас говорят? Целеустремленные.
— Рада за них.
— Между прочим, моя просьба к вам... ну, насчет вечера в кругу молодежи... отпадает. Все устроилось. Джордж берет это на себя.
— Он что, массовик-затейник?
Мистер Дей впервые не уловил иронии — может быть, потому, что не понимал выражения «массовик-затейник».
— Он студент... Так мы куда теперь?
— По плану выставка.
— Едем на выставку.
Езда с новым таксистом отличалась от езды с Колей, как рыбная ловля — еще в детстве отец возил Галину с собой на рыбалку — от забивания «козла», которое она ежедневно видит у себя во дворе с мая по сентябрь включительно. Второй раз они услышали его голос, когда приехали на ВДНХ. Он спросил у Галины:
— Вы долго рассчитываете здесь пробыть?
— Не меньше трех часов.
— Сейчас половина двенадцатого. Разрешите до двух быть свободным?
— Пожалуйста.
— Почему он отпрашивается так робко? — поинтересовался мистер Дей.
— Хочет подхалтурить.
— Подхалтурить? А что это значит?
— В данном случае — повозить других пассажиров. В Москве большой спрос на такси.
— Интересно. У нас таких понятий нет.
— Зато у вас есть кое-что другое.
— Например?
— Жаждете спора на социально-политические темы? Ну, например, безработица или расовое неравенство.
— Зачем спорить нам с вами? Пусть спорят системы. Я за свободный обмен мнениями.
Они шли прямой и широкой пешеходной магистралью к главному павильону выставки.
— Мистер Джордж устраивает вам именно такой обмен? — спросила она.
— Хорошо, что напомнили. У них там какое-то подобие клуба, собираются молодые люди, обсуждают актуальные проблемы. Я за вас поручился. Возьмите своих друзей, кого пожелаете.
— А почему надо давать ручательство? У них тайное общество?
— Насколько я понял, ничего тайного там нет. Просто собираются единомышленники, полемизируют.
— Какая же полемика между единомышленниками?
Мистеру Дею не нравился такой поворот.
— Добрейшая Галина, прекратим. Смотрите, как красиво вокруг. Оставим сухие предметы.
Они пробыли на выставке три с половиной часа, но до ее противоположного конца не добрались. В павильоне «Животноводство» мистер Дей сказал:
— Вы не устали? Я уже нагляделся. Все очень интересно, но пора и честь знать.
Сели в автопоезд, доехали до выхода. Таксист ждал их. После обеда мистер Дей отправился в гостиницу отдыхать, а Галина позвонила на работу Лене Смолиной, и таксист отвез ее на Смоленскую площадь, к Министерству иностранных дел. Лена вышла, и они поговорили. Галина передала подруге отлитые в пузырек из-под перекиси водорода духи «Кристиан Диор». Лена убежала, а Галина вернулась к гостинице. Она немного вздремнула в машине. В половине пятого явился мистер Дей, и они отправились смотреть Московский университет. В девять мистер Дей завез ее домой. На завтра была составлена обширная программа, заключительным пунктом которой значилось посещение квартиры на проспекте Вернадского — адрес у мистера Дея был записан, — где Джордж организовывал нечто вроде клуба.
Уже лежа в постели, Галина позвонила Володе. Разговор получился нервный.
— Я хотела бы пригласить тебя сейчас к себе, но у меня завтра два музея, — сказала она.
— И на том спасибо.
— Как твои дела?
— Благодарю, в порядке.
— Завтра вечером свободен?
— Да.
Он только отвечал на вопросы, не более.
— Тебе не кажется, что ты ведешь себя по-детски? И что у тебя тяжелый характер?
— Может быть. Не хочу притворяться.
— Ты и не сумеешь.
— Предпочитаю не уметь.
— Хочешь, чтобы я не спала?
— Спи, пожалуйста, на здоровье.
— Ах, Володя, Володя. Ты же большой, сильный, где же твоя снисходительность?
Вероятно, это его задело.
— Прости. Правда, что-то меня не туда несет. Прости.
— Хочешь со мной завтра вечером в одну компанию?
— Что за компания?
— Какой-то домашний клуб. Мой мистер Дей желает там быть. А потом поедем ко мне.
— Где встретимся?
— Я за тобой заеду. Будь дома от семи до восьми.
— Договорились. Спи спокойно...
Без четверти восемь шофер Коля привез мистера Дея и Галину на Профсоюзную улицу, она зашла за Володей, а потом поехали на проспект Вернадского и остановились у длинного, в полквартала, дома. Колю отпустили на полтора часа.
Квартира, куда они пришли, уже с порога производила впечатление проходного двора. На полу валялся придавленный окурок сигареты. Вешалка перегружена какими-то пыльными одеждами. Под вешалкой стоят несколько портфелей. В углу — табун пустых бутылок. Их встретили Джордж и высокий молодой человек с удивительно свежим цветом лица. Джордж был без очков.
— Это хозяин квартиры, — сказал он. — Ричард Славский.
— Очень рады, мистер Дей. — Хозяин уже помогал гостю освободиться от аппаратов.
Потом Джордж и Ричард познакомились с Володей, пожали руку Галине. Хозяину было не больше двадцати двух, но смотрел он на пришедших несколько покровительственно, как старший на меньших. У него был не по летам проницательный взгляд и нагловатая манера разглядывать людей. А в углах рта таилась чуть заметная усмешка, словно этот Ричард о каждом, на кого смотрел, знал что-то не совсем пристойное. Как стало известно Галине много позже, Ричард в то время переживал бурную полосу. Его родители, оба врачи, уехали на два года в Африку, и он остался один в трехкомнатной квартире. Медицинский институт, где он учился на третьем курсе, был заброшен. Ричард, прекрасно знавший английский язык, завел знакомства среди иностранцев и начал заниматься фарцовкой. Но все это она узнала после, а сейчас их пригласили в просторную гостиную, где за раздвинутым во всю длину обеденным столом сидело шесть человек: два брюнета студенческого возраста, очень похожие, оба с очень черными кудрявыми волосами, с узкими белыми лицами; юнец в цветастой женской кофте; странный толстощекий субъект, остриженный под машинку, весь какой-то сдобный, мелко и часто жевавший что-то, и две девы — одна миниатюрная, с живыми черными глазами, другая довольно крупная, с соломенными пышными волосами, раскиданными по плечам; она хранила устало-томный вид, и это делало ее комичной, потому что у нее был задорно вздернутый носик и веснушки, проступавшие даже сквозь пудру.
Вновь прибывших ни с кем не знакомили. Придвинули еще три стула, положили на стол перед каждым по пачке сигарет «Честерфильд», по пачке жевательной резинки и несколько тоненьких журнальчиков. Они были отпечатаны на русском. Владимир Яковлев взял их в руки, прочел заглавия: «Континент», «Посев», «Грани», «Вольное слово».
Хозяин меж тем носил кое-что из кухни — высокие стаканы с толстым литым дном, бутылки с виски и содовой водой, апельсиновый сок в литровых консервных банках с пробитыми в двух местах верхними крышками, стеклянный сифон, оплетенный серебристым металлом, и вазы с кубиками льда. Джордж следил за его действиями, как строгий метрдотель. Наконец все было принесено, Ричард пошептался с Джорджем и, обратясь к гостям, сказал:
— Итак, друзья, каждый ухаживает сам за собой или за соседом. Сегодня у нас знаменательный вечер. Мне доверена приятная миссия сообщить вам, что наш творческий клуб начинает свою деятельность. Вводное слово скажет наш друг Джордж, студент Московского государственного университета.
— Дорогие коллеги, — с пафосом, рассчитанным на большую аудиторию, заговорил Джордж. — Девизом и главным законом нашего клуба будет свобода слова, полная и ничем не ограниченная. Каждый сможет говорить то, что он думает, и в выражениях, которые считает подходящими. Не все из вас к этому привыкли, но проблема разрешима. Нас будут регулярно посещать люди, воспитанные в условиях подлинной демократии. Они дадут нам пример, как человек свободного образа мыслей может широко и непредубежденно судить о явлениях общественной жизни и о государственной политике. Это будет для всех нас отдушиной, это освежит наш ум и наше сердце.
Володя шепнул Галине:
— Слушай, это же шпана с антисоветским оперением. Куда мы попали?
— Подожди, не торопись.
Джордж неодобрительно покосился на них, помолчал немного и продолжал:
— Клуб должен иметь свое название. Прошу подумать и предложить.
— У меня есть предложение, — сказал Ричард.
— Мы слушаем.
— «Дискуссия». Клуб «Дискуссия». По-моему, подходит.
Джордж посмотрел в потолок, шевеля беззвучно губами, будто пробовал слово на вкус.
— Что ж, действительно ничего. Все согласны? Или есть другие предложения?
Брюнеты кивали головами. Томная курносая девица сказала:
— «Дискуссия» — это прекрасно.
— Утвердили, — подытожил Джордж. — Надо сказать о порядке нашей работы. Я думаю, форму наших собраний мы можем заимствовать у семинаров, которые проводятся в советских вузах и организациях. Только форму, но не дух. Кто-то делает доклад на определенную, выбранную нами же тему, а потом свободная дискуссия. Это первое. Второе: наш клуб должен стать тесным сообществом индивидуальностей, у которых нет тайн друг от друга. Каждый может принести сюда свое горе и найти здесь помощь и утешение...
— Он что, поп? — снова шепнул Володя.
— Молчи, молчи, — сказала Галя.
— ...Мы не ставим себе политических целей, — закруглялся Джордж. — Мы остаемся лояльными по отношению к системе общественного и политического устройства, существующего в стране нашего пребывания. Свободное духовное общение свободных личностей — вот наши средства и наша цель. Наши двери открыты для всех. Нам некого и нечего опасаться.
Раздались дружные аплодисменты двух девиц и длинноволосого юнца.
Мистер Дей склонился к Галине:
— Что ж, все очень разумно, не правда ли?
— Сомневаюсь. Никогда ничего подобного не слыхала.
— Еще несколько слов, — после паузы сказал Джордж. — Мир переживает сейчас счастливое время. Расширяются контакты между странами, процветает торговля. Но духовные контакты, на мой взгляд, еще очень сильно отстают от экономических аспектов разрядки. Я имею в виду непосредственный контакт между людьми, нерегламентированный обмен идеями. Наш клуб призван до какой-то степени исправить это несоответствие. Я кончил, спасибо за внимание.
Снова дружные аплодисменты с того же конца стола. Один из кудрявых брюнетов как-то вяло и небрежно поднял руку, прося слова.
— Пожалуйста, мы вас слушаем, — быстро проговорил Ричард. — Вставать не надо.
— Я хотел бы сделать доклад на следующем заседании, — солидно, не торопясь и ни на кого не глядя, сказал брюнет.
— Просим. Какая тема?
— История демократии.
— Согласны? — спросил Ричард, обращаясь ко всем сразу.
Девицы кивали.
— Утверждаем. А сейчас прошу высказываться. Коллега Джордж набросал перед нами программу нашего клуба. Мы можем принять ее или поправить. Каждый имеет право внести изменения.
Все молчали, и молчание неприлично затянулось. Обойдя стол и став против Владимира и Галины, Джордж сказал:
— У вас, по-моему, есть какие-то замечания. Но здесь все можно говорить вслух.
— Вы ко мне? — спросил Владимир.
— Да. Вы шептали на ухо вашей коллеге. Говорите для всех. — Джордж улыбался.
— Боюсь, это вам не понравится.
— Здесь полная свобода.
Владимир встал, отодвинул стул подальше.
— Ну что же, так и быть. Я говорил своей... своей коллеге, что здесь собралась антисоветская шпана.. И еще спросил, не поп ли вы, мистер... как вас там?
Курносая девица пискнула, как будто прищемила зубами язык. Джордж непроизвольно сделал угрожающее движение. Хорошо, что их разделял стол. Галина знала, как ловок и силен Володя, знала, что у него первый разряд по вольной борьбе. Начнись драка — неизвестно, чем обернется. Она тоже встала и взяла Володю за руку.
— Спокойно, — сказал он. — Спокойно, мистер... как вас там? Не становитесь в позицию, не доводите дело до Совета Безопасности. — И к Галине: — Я ухожу. Ты как?
Джордж снисходительно усмехнулся, обвел взглядом сидевших за столом и, как бы апеллируя к ним, сказал:
— Вот так ведет себя человек, воспитанный не в демократическом обществе. У него один аргумент — кулаки.
— Хотите поговорить о демократии? — мгновенно успокоившись, спросил Володя.
— А что ж, мы для того и собрались.
— У вашей демократии есть верх и есть низ, не так ли?
— Не понимаю.
— Ну есть правящие и управляемые.
— Правящими становятся в результате свободных выборов. — Джордж все еще говорил со снисходительной улыбкой. Сидевшие за столом улыбались, поглядывая на Володю полупрезрительно. Мистер Дей наблюдал за поединком с нескрываемым удовольствием.
— И в Соединенных Штатах любой гражданин может стать президентом? — спросил Володя.
— Разумеется.
— А вы когда-нибудь выдвигали свою кандидатуру?
— Я не политический деятель.
— Ну а если бы выдвинули, хватило бы у вас денег на избирательную кампанию?
Джордж сразу заметно поубавил самоуверенности в тоне.
— Это неудачный пример.
— Хорошо, возьмем другой, — охотно согласился Володя. — Что вы скажете об уотергейтском деле? Это так заведено у вашей демократии — совершать кражи со взломом, чтобы добыть улики, компрометирующие политических противников?
— Это осуждено общественностью. Виновные будут наказаны.
— А как насчет убийства президента Кеннеди?
Джордж уже начинал раздражаться, ответил резко:
— Мы договорились не трогать президентов.
— Ладно. Тронем Ольстер. Почему там ваша демократия убивает людей?
— Это не имеет отношения к демократии. В Ольстере происходят беспорядки на религиозной почве.
— А английские солдаты тоже действуют на религиозной почве?
— Вы берете все время не те примеры, — снова попробовал улыбнуться Джордж. — Мы тут обсуждаем вопросы свободного обмена идеями.
Володя смотрел на него исподлобья с выражением глубокой неприязни.
— Ну хорошо. Я не литератор и не журналист, но могу, не сходя с места, назвать вам десяток или два английских, американских и французских современных писателей, книжки которых читал в переводе на русский. Назовите вы хотя бы трех современных советских писателей, которых вы читали в переводе на английский. И скажите, пожалуйста, сколько советских фильмов видели вы у себя там, в демократическом раю?
Джордж пожал плечами.
— Это, как у вас говорится, не по существу.
— А что же тогда по существу? В чем существо вашего обмена идеями?
— Вам этого не понять, — брезгливо ответил Джордж. — Вы слишком... слишком... — Он искал подходящее слово и не мог найти.
— Просто я достаточно взрослый человек и думаю своей головой, а не чужой, — не дождавшись, когда Джордж выйдет из положения, сказал Володя. Помолчав, кивнул на притихшую компанию и добавил: — Если вы и заморочите эту шантрапу, туда им и дорога.
Шантрапа зароптала. Джордж молчал, сжав зубы и играя желваками на скулах. Володя закончил дискуссию:
— В общем, мистер... как вас там?.. смотрите не поскользнитесь. Я вам категорически не кланяюсь.
При полном молчании он покинул комнату. Галина догнала его у выходной двери, где Володя задержался, возясь с незнакомым замком. На лестничной площадке он сказал:
— Ты что, остаешься?
Она придерживала дверь, чтобы не захлопнулась.
— Не могу же я его бросить.
— Учти, это не бутафория. Это не «союз меча и орала» из «Двенадцати стульев». Гораздо хуже.
— Я же к ним записываться не собираюсь.
— Ладно. Будь здорова. — Он сбежал на один марш.
— Володя, но при чем здесь я?
— Не маленькая. Звони.
Галина вернулась в гостиную, а Владимир Яковлев сел в троллейбус и поехал домой. Ни номера дома, ни номера квартиры он не запомнил — не до того было. Он ругательски ругал себя...
Учредительное заседание клуба «Дискуссия», испорченное столь грубо, скомкалось. Ричард налил девицам виски, бросил в стаканы по два кубика подтаявшего льда и разбавил содовой.
Мистер Дей, поблагодарив за доставленное удовольствие, объявил о своем уходе. В машине он сказал Галине возмущенным тоном:
— Черт знает что! Действительно, как это сказал ваш Володя? Шантрапа... Я думал, все это несколько солиднее. — И неожиданно рассмеялся. — Впрочем, все довольно невинно.
— Нет, мистер Дей, это не так невинно, как вы думаете. По-моему, все это омерзительно.
— Ну не будьте так нетерпимы к инакомыслию. Как же тогда говорить о разрядке?
— При чем здесь разрядка?
— Джордж очень верно заметил: одной торговли мало.
— В таком случае почему же ваш Джордж не захотел отвечать на вопросы?
— Ах, оставим эту чепуху, — примирительно сказал мистер Дей. — Есть вещи поинтереснее.
— Изучаете жизнь советских людей? — петушиным своим тенором спросил шофер Коля.
— Некоторым образом. Пытаюсь.
— Я, между прочим, тоже советский человек, — сказал Коля.
Это был прямой намек, и мистер Дей его понял. Галина подумала: ну вот, этого еще не хватало.
— Что вы предлагаете, дорогой Коля? — заинтересовался мистер Дей.
— Могу в гости пригласить. Посмотрите, как живет рабочий класс.
— А что? — Мистер Дей посмотрел на Галину, ища ее одобрения. — Мне эта идея нравится.
— Какой же вы рабочий класс, Коля? — сказала она.
— А кто ж мы? Хлопкоробы, что ли? — завелся с пол-оборота Коля. — Если хотите знать, мы, шоферы, — самая распространенная профессия. Нас в стране больше десяти миллионов.
— Да я ничего не имею против вашей профессии. Не волнуйтесь, пожалуйста.
Коля повернул голову, подмигнул ей.
— Я волнуюсь, только когда с тещей капусту на зиму рубим. Зимой под капустку хорошо идет.
— Смотрите вперед.
— Ничего, мы милиционера и макушкой увидим. Так что, мистер Дей, печь блины?
— Вы хотите позвать меня на блины?
— А что? Теща утром поставит, к вечеру напечет. Правда, икры у меня нет. С селедочкой.
— Завтра?
— Да. Я как раз выходной. Мой напарник вас привезет, адрес знает.
— Во сколько?
— Хоть в шесть, хоть в семь.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение, дорогой Коля. Я сам подумывал о чем-то подобном.
Таким образом у мистера Дея возникло мероприятие сверх программы.
...Ложась спать, Галина подумала, что следовало бы позвонить Володе. Но ей не хотелось звонить. Так, наверное, избегают встреч и разговоров сразу после неудачи сообщники по неблаговидному делу. Ей было неприятно после сцены в квартире Ричарда.
Следующий день был отдан Третьяковской галерее, а вечером они отправились к Коле. Он жил в коммунальной квартире, с одним соседом. Большая, метров двадцать с лишним, светлая комната была тесно заставлена. И не мудрено: широкая кровать, диван, шкаф для платья, шкаф для книг, обеденный стол, письменный стол, телевизор, холодильник. И все нужно, ничего не выбросишь. Жена и теща хлопотали на кухне. Сам Коля встретил их в фартуке поверх костюма. Галстук у него был завязан неумело и висел криво, но это его, кажется, не смущало. Пахло блинами.
— А-а! — громко, на всю лестничную клетку заорал он, открыв дверь. — Привет акулам капитализма. — Глаза его горели отчаянным гостеприимством. — Прошу, прошу.
— Колька, идол. С ума сошел? — послышался из кухни низкий женский голос.
— Я же шучу, они же понимают.
Мистер Дей не был испуган таким приемом. Он улыбался, когда Коля тряс его руку, улыбался и в комнате, когда его усаживали на диван и знакомили с женой и тещей. Вскоре пришел друг Коли, широкоплечий, медлительный мужчина с сильно загорелым лицом. Ладонь у него была жесткая, как доска, руку мистеру Дею и Галине он пожимал очень осторожно. Мистер Дей при начале застолья объявил, что не пьет крепкого. Коля сказал, что есть вино, но и от вина гость отказался. Тогда Коля приказал жене налить мистеру Дею клюквенного сока.
— Но мы немножко выпьем, если вы разрешите, — обратился он к мистеру Дею. — А потом поговорим.
— О, вы не обращайте на меня внимания. Я свою порцию давно выпил.
— У нас говорят: свою цистерну. Верно, Леха?
Друг Коли покашлял в кулак.
— Верно.
— Ну, за здоровье дорогого гостя. И за нашу товарища Галю.
Стол был забит закусками. Жена Коли положила гостям блинов и придвинула поближе тарелку с семгой. Закусив, Коля держал краткую речь.
— Дорогой мистер Дей. Мы, конечно, не дипломаты, но мы все рады приветствовать вас в нашей тесной комнате. Разрешите сказать, кто жует за этим столом. — Он обвел сидящих взглядом, и при этом жена его, не сдержав смеха, поперхнулась. — Вот это моя супружница, Мария Петровна, год рождения — сорок третий. Дитя войны.
— Что ты мелешь, — перебила теща, дородная пожилая женщина добродушного вида.
— Нет, нет, законное дитя. Не мешай, теща, я все скажу. Значит, Мария Петровна — передовой труженик, не выпускает вымпел из рук. Она ткачиха. А это ее мать, почетный пенсионер, тридцать пять лет проработала тоже ткачихой, — Анна Афанасьевна.
— Прядильщицей, — поправила теща.
— Все равно. А это мой друг Алексей, безбожный человек, работает прокатчиком, мнет металл. Женат, двое детей. В настоящее время холост, жена в деревне. И вот я, известный вам водитель Коля, лучший друг автоинспекции и гроза собственной жены, когда приходим с именин.
— Угомонись, — сказала теща.
— Ничего подобного, я только начал. Что я хочу сказать, дорогой мистер Дей? Вот вы капиталист, правда?
Мистер Дей уже освоился с манерой Коли вести разговор и был готов ко всему.
— До некоторой степени.
— Вы живете богато?
— Не жалуюсь.
— Мы тоже не жалуемся. Вот посмотрите. Что вы видите? Комната. А что в этой комнате? Холодильник? Вот холодильник. Телевизор? Вот телевизор. Стиральная машина? На кухне. Автомобиль? Можем, но не будем. Мне зеленый глазок во как надоел. Теще могу купить велосипед, но она ездить не будет.
— Понесло, — сказала теща.
Галина рассмеялась. Коля махнул рукой, требуя тишины.
— Я говорю не по писаному, мы на бумажке только заявление на отпуск рисуем. Но что я хочу сказать? Жить троим в одной комнате — конечно, никакой театр не нужен. Но мы скоро получим квартиру. Мне лично будет хуже. Почему? Придется во все горло орать.
— Ты и так орешь, — сказала теща.
— У меня всё. Извините за внимание, — закончил свою речь Коля.
Весь вечер Коля не дал никому рта раскрыть. Он был набит мыслями и различными историями. Гостям скучать не приходилось. Поговорить самим им удалось лишь в тот момент, когда Коля вышел на улицу, чтобы позвать своего напарника, сидевшего в машине. Его накормили, а выпить не предлагали.
Провожали гостей до машины всей компанией...
Откровенно сказать, Галина, отправляясь к Коле, немного побаивалась. От Коли можно было ждать каких угодно выходок. Но все прошло как нельзя лучше, и она осталась очень довольна.
— Веселый человек, — сказал мистер Дей, когда они отъехали.
— Вы про Колю? — спросил шофер.
— Да.
— Он у нас стенгазету делает. Карикатуры рисует, как в «Крокодиле».
...Через два дня московская программа была выполнена. Мистер Дей и Галина отправились на «Красной стреле» в Ленинград. Там задержались на пять дней. После Ленинграда — Таллин. Два дня. После Таллина — Рига. Три дня. Галине маршрут этот был уже давно известен, так же как все обычные объекты туристского внимания. От других туристов мистер Дей отличался только особым пристрастием к морским портам. Он много снимал кинокамерой и фотоаппаратом.
Во всех трех городах у мистера Дея были какие-то встречи — он говорил, что навещал торговых представителей своей страны, — на которые он Галину не брал. Ее это не интересовало. Скорее она была рада отдохнуть полдня от обязанностей гида.
Из Риги они перелетели на юг, а 12 сентября вышли из самолета в аэропорту того благословенного города, где жил и страдал Евгений Петрович Храмов. Машина, заказанная Галиной заранее, ждала их.
— У меня, между прочим, здесь родной дядя, — сказала Галина, когда въезжали в город.
— Правда? Что он делает?
— Преподает в институте. Ему, если не ошибаюсь, уже пятьдесят восемь. Совсем одинокий.
— Надо вам его навестить.
— Посмотрим.
— Мне тоже надо тут повидать одного человека. Родственник моих знакомых.
— У вас есть адрес?
— Да. И даже телефон.
Шофер спросил:
— У вас какая гостиница?
— «Черное море», — сказала Галина.
— Отель первый класс, — важно заметил шофер.
Он подвез их к многоэтажному зданию. Номера им дали на одиннадцатом этаже — мистеру Дею, как всегда, люкс, Галине — обычный номер на одного человека.
Настроение у нее было паршивое. В последние дни она часто вспоминала Володю и бранила себя за то, что уехала, так и не поговорив с ним. Надо бы написать...
