Они живут среди нас, работают в одних с нами учреждениях, пользуются всеми благами нашего общества. И паспорта у них советских граждан, да и родились они при Советской власти и не видели живыми ни фабриканта, ни банкира или биржевого маклера.

На вид это респектабельные граждане, разъезжающие в собственных автомобилях. Они умеют блеснуть красноречием и манерами «интеллигентных» людей, поговорить о высоких материях, а при случае снисходительно поязвить над нашими недостатками. Советский образ жизни они принимают с серьезными оговорками и по возможности стараются вести свой образ жизни соответственно своему кодексу «нравственности». Если лучше к ним присмотреться, повнимательней взглянуть на их дела и поступки, сделать тайное явным, то можно обнаружить, что эти нелюди живут жизнью, несовместимой с нормами и принципами нашего общества.

Есть выражение «человек с двойным дном». Да, эти люди словно из другого мира, где действуют иные нравы, где процветает бизнес, где все продается и покупается. Вот почему им бывает неуютно среди нас — их образ жизни находится в постоянном противоречии с советскими законами. А закон порой бывает строг, особенно в тех случаях, когда речь идет об опасных преступлениях. Опасных тем более, что они, подобно тине, затягивают в свое болото людей неустойчивых, слабых духом.

Когда в 1963 году Лев Григорьевич Зельцер начал работать кладовщиком на плодово-овощной базе Тимирязевского района города Москвы, ему шел сорок пятый год. Сослуживцы Зельцера говорят, что именно на плодово-овощной ниве развернулся его могучий организаторский талант и недюжинные способности снабженца. Фрукт и овощ — продукт не только полезный, но и ценный. Зимой дефицитный, осенью скоропортящийся, но нужный людям круглый год. А коль нужный, значит, прибыльный. История не сохранила ярких деталей и поучительных подробностей десятилетней деятельности Льва Григорьевича в плодово-овощной сфере, оставив лишь скупой перечень ступенек должностной лесенки, по которой он восходил медленно, но верно. Через год Зельцер уже заведовал складом. Должность пришлась по душе, начальство им было довольно: находчивый, инициативный. В мае 1970-го он стал директором базы, в январе 1971 года — заместителем директора конторы, а уже в декабре — и. о. начальника торготдела.

Организаторский талант и прирожденные способности инициатора позволяли Льву Григорьевичу шагать все дальше и выше, но минимум образования тянул вниз: диплом заочного техникума торговли не очень много для работника большого масштаба. Впрочем, Лев Григорьевич, будучи человеком трезвым, иллюзий насчет очень уж крупного поста не питал. Но и плодово-овощную ниву не считал пределом карьеры: хотя и прибыльная, но все же хлопотливая. Запах гнилых помидоров и соленых огурцов его раздражал.

Зельцер мечтал о должности непыльной, но денежной. И конечно, в пределах области торговли. Здесь он чувствовал себя как рыба в воде. Лев Григорьевич любил жить красиво и широко, не считая рублей и копеек. Любил внешний лоск. В этом смысле фрукты и овощи его, конечно, шокировали. Иное дело — директор специализированного магазина с дефицитным товаром. Это даже лучше, чем директор универмага, где только и слышишь: план, план, план, и этот план начинает тебе мерещиться во сне. В специализированном магазине с дефицитным товаром проблемы плана практически нет. Тут не ты ищешь покупателя, а покупатель ищет тебя, ты ему позарез нужен, ты его благодетель. Знакомства с тобой ищут, твоей благосклонности жаждут, о дружбе с тобой мечтают.

Нечто подобное Зельцер уже испытал, работая в плодово-овощной системе. Телефонные звонки зимой: «Лев Григорьевич, дорогой, рад вас слышать. Как поживаете? Здоровьице как?.. Нельзя ли достать у вас свежих помидоров, огурчиков? Буду весьма признателен. Знаете, семейное торжество...» Лев Григорьевич решает — уважить или отказать. Ну, разумеется, нужного человека, «своего», можно уважить, «чужому» отказать. Тут действует принцип: услуга за услугу, ты — мне, я — тебе. Услуги, впрочем, не ахти какие, пустяки: огурчики, помидоры, бананы, мандарины. Да ведь все для друзей...

В 1972 году стараниями преданных друзей Зельцер стал директором красногорского магазина «Автомобили». Отныне он уже деятель областного масштаба, потому как вверенный ему магазин призван обслуживать покупателей Московской области — тружеников села, рабочих и служащих промышленных предприятий и учреждений.

Как известно, автомобиль пока что относится к категории дефицитных товаров. Образовалась естественная в таких случаях очередь. Каждый район области имеет свои фонды. Будущие владельцы «Жигулей» обращаются в исполком с просьбой поставить их на очередь. Исполкомы принимают решения, в которых указываются должность, имя и фамилия очередного покупателя. Решения эти направляются в магазин «Автомобили», очередной счастливчик едет в Красногорск, вносит в кассу деньги и получает ключи от «Жигулей». Такого порядка придерживались до 1972 года, до того дня, когда в магазин пришел новый директор — Зельцер Л. Г., добросовестный и инициативный работник, как аттестовали его служебные характеристики.

Узнав о новой должности Зельцера, его друзья, «нужные люди», пришли в великое волнение. Льва Григорьевича поздравляли. Восторженные поздравления заканчивались напоминанием, что, мол, давно мечтаю... Иные без обиняков просили. Но Лев Григорьевич, человек твердых принципов, поспешил охладить пыл своих почитателей:

— Это вам не овощи-фрукты. «Жигули» продаю только жителям области по спискам, утвержденным исполкомами.

Друзья недоверчиво улыбались: мол, мы тебя знаем, не таков наш Лев Григорьевич, чтоб не найти выхода из любого положения...

И он нашел выход. Конечно, не «за так» — услуга за услугу. Этот принцип Зельцер считал элементарной нормой человеческих взаимоотношений. Но услуги с обеих сторон должны быть равноценны. Это непременное условие. Впрочем, помочь «своему» за счет «чужого» он тоже считал для себя делом принципа. Он усвоил это давно: «своим» надо помогать, не считаясь с интересами «чужих», которых всегда больше.

А как же закон?

На этот счет у Зельцера есть свой твердый, непоколебимый взгляд: если закон стоит на твоем пути, его нужно обойти. В данном случае — существующий порядок продажи автомашин. Но это оказалось делом сложным. Нужен был сообщник в каком-нибудь одном или нескольких районах, кто-нибудь из тех, кто распределяет автомашины среди покупателей. Разумеется, дело это щепетильное, тут нельзя ошибиться: человек должен быть надежным и верным. Наиболее подходящей кандидатурой ему показался Вячеслав Николаевич Зонкин — председатель плановой комиссии одного из исполкомов. Молодой выпивоха, слабохарактерный, но в преступных махинациях он никогда не был замешан, словом, человек вне подозрений. Именно тот, кто был нужен Зельцеру. Зонкин составлял списки очередников на покупку автомашин, готовил решения исполкома.

Нужно было установить контакты, деловые, а затем и дружеские отношения с Зонкиным. Но... инициатива не должна исходить от Зельцера — Лев Григорьевич человек предусмотрительный и осторожный. Пусть Зонкин сам придет к Зельцеру. И Зонкин пришел. Пришел и спросил этак вежливо, почти заискивающе:

— Нельзя ли, Лев Григорьевич, увеличить району фонды на «Жигули»? Желающих много. Среди них есть уважаемые люди. Хочется помочь. А фонды не позволяют.

— Невозможного в этом мире, дорогой мой, ничего нет. Все возможно, — уверенно и с достоинством ответил Зельцер. — Все зависит от вас. Услужить достойному человеку необходимо и должно. Вы же исполком — вы принимаете решение! Давайте мне решение, и я продам тому, кому укажете.

Зонкин помялся, бросил на Зельцера многозначительный взгляд, решил пооткровенничать:

— Есть товарищи, которых не утвердят на исполкоме...

Зельцер ждал этих слов. Сказал загадочно:

— В том-то и дело. Я, конечно, могу вам дать несколько машин сверх фонда. Для ваших друзей. Но у меня тоже есть друзья и тоже уважаемые люди, но живут они в Москве и к вашему району тоже не имеют никакого отношения. А им, как и вашим друзьям, тоже хочется поскорей сесть за баранку. Пожалуйста, включайте их в списки.

— Сложно, — задумчиво произнес Зонкин. — Каждая кандидатура заносится в решение исполкома.

— А вы не заносите. И вообще измените систему распределения автомашин. Исполком выносит общее решение, не указывая, кому конкретно продать. Именной список вы прилагаете к решению, — подсказал Зельцер.

Но Зонкин еще не улавливал смысла.

— Допустим. И что это даст?

— Вы наивный человек. — Лев Григорьевич состроил ироническую гримасу. — Список можно заменить другим, это в вашей власти.

Зонкин понял. Так была заключена сделка, о которой затем в обвинительном заключении, утвержденном прокурором Московской области, будет сказано, что Зонкин обратился с просьбой «к директору магазина «Автомобили» Зельцеру Л. Г., деятельность которого с первых же шагов в должности директора автомагазина приняла преступный характер».

Итак, в 1972 году фирма «Зельцер и К°» начала деятельность. У читателя может возникнуть вопрос в отношении К°, мол, где же компания? Не спешите, уважаемый читатель, все в свое время. Одному Зельцеру и даже на пару с Зонкиным трудненько было бы осуществлять преступные операции. У них были подручные: у Зельцера — заведующий комиссионной секцией магазина Ценцеренский Борис Семенович; у Зонкина — старший экономист горплана Людмила Владимировна Овчинникова. Кроме того, у подручных были еще свои подручные.

Зельцер сдержал слово — район стал получать автомашины сверх плана. Каким образом? Самым обыкновенным и циничным: за счет других районов. Например, в четвертом квартале 1972 года ряд районов Московской области недополучил 32 машины, в 1973 году — 84 автомашины. Все Зельцер распределил по спискам Зонкина. По требованию Льва Григорьевича Зонкин включал в списки на продажу автомобилей не только своих приятелей и знакомых, но и приятелей знакомых Зельцера и Ценцеренского. Правда, приходилось на этих покупателей составлять липовые документы. Например, инженер Н. А. Сморчкова в решении исполкома названа бухгалтером совхоза, а работник столичного объединения музансамблей М. С. Гулько превратился в механизатора совхоза «Семеновский».

Таким образом, у Зельцера и Ценцеренского образовалась своя клиентура, у Зонкина и Овчинниковой — своя. Клиентура эта за соответствующее вознаграждение, именуемое в Уголовном кодексе кратким словом «взятка», вне очереди покупала автомашины.

На преступной стезе Зонкин был начинающим, неопытным деятелем. С одного покупателя в качестве благодарности брал импортную рубашку, с другого — дантиста — золотую коронку, с третьего — водолазный костюм, в котором, как потом шутили в зале суда, надеялся выйти сухим из воды. Двое покупателей «Жигулей» подарили Зонкину платяной шкаф с доставкой на дом. Иногда он довольствовался бутылкой отборного коньяка...

Иное дело Зельцер. Он не стал бы мараться из-за какой-то рубашки или водолазного костюма — и без спецодежды он умел ловить рыбу в мутной воде. В обвинительном заключении сказано об этом довольно красочно: «Обладая значительным опытом руководящей работы в системе торговли, организаторскими способностями, Зельцер и на новом для себя поприще — в должности директора магазина «Автомобили» — действовал с присущим ему размахом, и особенно, когда дело касалось получения взяток с лиц, которых по его указанию Зонкин вносил в подложные решения исполкома на приобретение автомашин в магазине «Автомобили». Размеры взяток Зельцер определял, исходя из предполагаемого дохода лиц, желавших приобрести автомашины».

Как видим, у Зельцера был дифференцированный подход к клиентуре. Пришел, к примеру, к Зельцеру водитель такси Ю. Б. Борисов с просьбой «устроить» ему вне очереди покупку «Жигулей». Не с улицы пришел, а по рекомендации знакомого. С Борисова Лев Григорьевич запросил «по-божецки» — 300 рублей. А вот у дантиста Молочникова Лев Григорьевич потребовал 1500 рублей. Мол, знаю вашего брата, деньжата у вас водятся, раскошеливайся. И Молочников раскошелился — прямо в кабинете вручил Зельцеру 1400 рублей наличными. Больше не было.

— За оставшуюся сотню поставишь золотую коронку моему другу, — смилостивился Зельцер. — Зайдет к тебе товарищ Зонкин, так ты ему уж услужи.

И Молочников услужил. Он только удивлялся точности, с какой Зельцер оценил зубы своего компаньона.

Как известно, аппетит приходит во время еды. Аппетит на взятки у Зельцера разгорался стремительно. В феврале 1974 года приятель Зельцера Ю. М. Алимовский предложил выгодного клиента — известного спортсмена. Лев Григорьевич ответил с присущим ему лаконизмом:

— Хорошо. Я позвоню.

Через несколько дней Зельцер звонил Алимовскому:

— С «Жигулями» для хоккеиста о’кэй. Можете приезжать. Не забудьте захватить деньги.

Речь шла о взятке, сумму которой Алимовский знал: 2 тысячи рублей. Зельцер решил не мелочиться: клиент может раскошелиться. Примчавшемуся в магазин «Автомобили» на крыльях радости покупателю и Алимовскому Зельцер показал решение исполкома, в котором спортсмен увидел свою фамилию. Тот уже приготовился было вносить за «Жигули» деньги в кассу, но Зельцер остановил его:

— Сначала внесите мне.

Спортсмен выложил на стол Зельцеру 1150 рублей. Зельцер со спокойной деловитостью посчитал и невозмутимо охладил ныл покупателя:

— Здесь не хватает восемьсот пятьдесят рублей.

— При мне больше нет, — виновато ответил покупатель.

— Тогда и машины нет, — отчеканил Зельцер.

— Но я потом привезу вам...

— Потом уже не будет, — отрубил Зельцер, давая понять, что разговор окончен. Он знал психологию автолюбителя и был уверен, что этот покупатель от него не уйдет.

— Хорошо. Возьмите у меня автомобильный магнитофон. Японский. Восемьсот рублей стоит.

Магнитофон Зельцеру понравился. Он решил не уступать ни рубля. Сказал:

— Магнитофон я беру. А еще полсотни?

Пятьдесят рублей нашлось у Алимовского, он дал их взаймы, и дело уладили.

Если у Зельцера шкала взяток была подвижной, зависящей от платежеспособности клиентуры, то Овчинникова держала твердую таксу — 300 рублей за машину. Хочешь иметь вне очереди «Жигули» — плати наличными три сотни.

У Ценцеренского так же, как и у Зельцера, была своя клиентура и свои маклеры, которые поставляли ему выгодных покупателей, готовых щедро «отблагодарить» за услугу. Это были разного рода темные личности, мошенники, спекулянты и дельцы вроде Вадима Джибладзе и Георгия Агаряна. Ценцеренский спекулировал не только комиссионными автомобилями, но и, воспользовавшись отсутствием Зельцера, продал за взятки четыре новые автомашины. Хитрый, осторожный, он получал взятки через Джибладзе. Как и у шефа, у Ценцеренского не было твердой таксы, но он был более сговорчив. С ним можно было торговаться. Когда работница ресторана Римма Михайловна Кулямзина — в официальной справке, выданной институтом имени Гнесиных, она значилась служительницей муз — пожелала купить «Жигули», Ценцеренский через Джибладзе запросил с нее 1000 рублей «за услугу». Но не тут-то было: Кулямзина умела торговаться. Она решительно сказала «нет». На любую половину согласна. Ценцеренский уступил: пятьсот рублей на дороге не валяются.

На следствии Зельцер утверждал, что со своих друзей он никаких взяток не брал. Ведь это же нехорошо — брать взятки со своих! Просто ему было приятно услужить своим людям, ну, например, с кем работал в плодово-овощной конторе: Е. И. Цехковскому, Л. Б. Червонному, М. А. Лайзерукову, Ю. И. Зазыкину.

Жил Лев Григорьевич на широкую ногу: разъезжал в собственной автомашине, кутил в ресторанах в обществе женщин легкого поведения. К одной из них «привязался», бросил семью и перешел к сожительнице. Так было удобней. Виллой и яхтой обзаводиться не стал. С начальством ладил — где польстит, где «пыль в глаза пустит», дабы поддержать репутацию деятельного, инициативного руководителя. Какова его подлинная инициативность — над этим никто не задумывался. Махровый комбинатор жил под вывеской «талантливого организатора». Эпитеты этой вывески украшали служебные характеристики Зельцера. Правда, в одной из характеристик проскочила фраза: с покупателями бывает груб. Проскочила потому, что слишком уж явно, вызывающе демонстрировал Зельцер свое презрение к людям не своего круга.

И все же напрасно Зельцер пренебрег пословицей «сколько веревочке ни виться...». Тучи сгущались медленно. Грянул и гром, пока несильно. Сначала только над Зонкиным, но он насторожил, спугнул Зельцера. Лев Григорьевич по собственной инициативе оставил магазин «Автомобили» и снова перебрался в столицу, заняв пост директора магазина № 21 в РПТ Свердловского района. Надеялся таким образом избежать грозы, переждать. Пусть, мол, там Зонкин за все отдувается. А тот, почуяв беду, тоже избрал нехитрый, можно сказать, примитивный, но довольно распространенный способ улизнуть от ответственности. Он срочно «заболел» и даже слег в больницу (в этом ему тоже удружил Зельцер, который предпочитал держать Зонкина под рукой). И пока здоровьем Зонкина занимались столичные врачи, преступными делами его занимались старший инспектор УБХСС Анатолий Александрович Корнеев и старший следователь Московской областной прокуратуры Владимир Михайлович Гуженков. Дело было нелегкое. Пришлось много потрудиться, чтоб распутать клубок преступлений Зельцера и К°.

Лев Григорьевич внимательно следил за ходом следствия — опять же через многочисленных друзей и знакомых. Когда понял, что дело принимает угрожающий оборот, решил выставить в качестве козла отпущения своего сообщника Зонкина. Прежде всего вместе с Ценцеренский он помчался в больницу к Зонкину. Мол, там идет следствие, дело пахнет тюремной решеткой, а ты прячешься в больничной палате. Он посоветовал Зонкину немедленно выйти на работу и попытаться «замести следы», уничтожив кое-какие изобличающие документы. Зонкин колебался — он был явно растерян. На другой день в больницу к Зонкину уже явились трое: Зельцер, Ценцеренский и некто, назвавшийся Леонидом. Между прочим, личность этого Леонида так и осталась неустановленной... А события с этого дня развертывались, как в детективном романе. Дружки и сообщники предложили Зонкину немедленно бежать из больницы. Тайком. Машина ждет внизу. Есть, мол, идея, которой нельзя не воспользоваться. Сам Зельцер советует.

— Надо выписаться, получить вещи, больничные документы, — заколебался Зонкин, но тон «хозяина» был строг, как приказ:

— Все это потом. А сейчас поедешь в чем есть.

И Зонкин подчинился. Подталкиваемый сообщниками, в больничном халате, он втиснулся в машину, и они помчались по каким-то переулкам старой Москвы. Куда и зачем его везут, Зонкин не знал и не спрашивал. Он был подавлен и деморализован. Тем более что в машине сидевший рядом с ним некто Леонид злобно рисовал ему картину предстоящего будущего: суд, колония усиленного режима, конфискация всего имущества, и советовал скрыться. Впрочем, это был скорее приказ, чем совет.

Неделей позже врач больницы, где «лечился» компаньон Зельцера, с невинно-покорным видом скажет следователю, что утром 15 июля больной В. Н. Зонкин бесследно исчез из палаты. Сам же Зонкин утверждал, что он был похищен и вывезен насильно. Привезли его в более чем странном одеянии на квартиру к гражданину Г. М. Абайдулину и сказали, что здесь будет его временное убежище. Сфотографировали. Объяснили, что для фальшивого паспорта. Обещали быстро изготовить документы и переправить в Израиль. Зонкину было все равно — Израиль, Сингапур или Берег Слоновой Кости. Только бы не колония.

Пока Зонкин, сидя взаперти в чужой квартире, терзался душевными муками, Ценцеренский и его подручные объезжали всех сто с лишним владельцев «Жигулей», купивших автомашины незаконным путем, показывали им фотографию Зонкина и давали подробный инструктаж, как вести себя на следствии. Инструктаж был до примитива прост: говорите, мол, что вы ездили к товарищу Зонкину, давали ему взятку, и он вносил вас в список на покупку автомашины. Если следователь попросит описать внешность Зонкина, вот вам, пожалуйста, его портрет. И еще: если следователь поинтересуется, кто вам посоветовал обратиться к Зонкину, назовите такого-то. И тут называлась фамилия человека, недавно уже отбывшего из СССР.

Казалось, все рассчитали, все предусмотрели. Виноват во всем Зонкин, мошенничал он, взятки брал он, а магазин, то есть Зельцер и его заместители, лишь выполнял решения исполкома. И думать не думали и знать не знали, что решения эти подложные.

Когда владельцы «Жигулей» были предупреждены и проинструктированы, на квартиру Абайдулина заявился собственной персоной Лев Зельцер, встревоженный и удрученный. Сказал Зонкину, что выезд в Израиль с фальшивыми документами оказался делом весьма сложным и, в сущности, невозможным. Поэтому у Зонкина остается единственное — добровольно явиться в прокуратуру или в милицию и всю вину взять на себя одного. Мол, бес попутал. Судите, казните, признаюсь и каюсь. Никаких таких Зельцера и Ценцеренского знать не знаю. А уж Лев Григорьевич, с его огромными связями и деньгой, сделает так, чтобы следствие шло по благоприятному руслу, чтобы суд учел все смягчающие вину обстоятельства и вынес минимальное наказание. И еще — Зонкин получает от Зельцера кругленькую сумму в виде компенсации за страдания, а семья его за все время пребывания Зонкина в колонии будет получать ежемесячное пособие...

Щедрым был Лев Григорьевич, не скупился на обещания. Да, очевидно, и выполнил бы их, если б дело пошло по разработанному им плану. Но увы! Тщательно продуманный план рухнул. А. А. Корнеев и В. М. Гуженков оказались опытными следователями. Не такие дела приходилось распутывать. И похлестче Зельцера преступников видали.

Первым был арестован Зонкин. На следствии вел себя осторожно — свою вину признал, но выдавать Зельцера и К° не спешил. Проинструктированные Ценцеренским владельцы «Жигулей» вели себя на следствии довольно стереотипно. На вопрос следователя, каким образом попали в списки на приобретение машины, отвечали:

— Мой знакомый Фельдман посоветовал обратиться к Зонкину.

— Фельдман, конечно, уехал в Израиль, — с легкой иронией заметил Корнеев.

— Да! А вы откуда знаете?..

— Мы многое знаем. Вы на чем ездили к Зонкину? — полюбопытствовал Корнеев.

— На электричке.

— С какого вокзала отходит электричка?

— С Киевского... Хотя нет, кажется, с Белорусского. А впрочем, не помню.

— Тогда, может, скажете, сколько времени идет электропоезд от Москвы?

Незадачливый свидетель растерянно моргает глазами: этого Ценцеренский не предусмотрел, не подсказал. Отвечает наобум:

— Минут сорок.

— Ровно два часа, — уточняет Корнеев. И еще вопрос: — На каком этаже кабинет Зонкина?

— На втором, — уверенно отвечает свидетель. Этот вопрос Ценцеренский предвидел и предупредил.

— А сколько этажей имеет здание исполкома?

Вопрос ставит свидетеля в тупик, он мысленно ругает Ценцеренского, который не предусмотрел такой детали, отвечает невпопад:

— Кажется, четыре или пять. Не считал.

— Всего два, — уточняет Анатолий Александрович.

Неспокойно было в эти дни в «лагере» Зельцера. Его подручные дотошно выпытывали тех, кто вызывался к следователю в качестве свидетеля. Лев Григорьевич хотел знать, тянется ли ниточка к нему и его заместителям или оборвалась на Зонкине. Узнав, что свидетель Молочников все рассказал, Зельцер почувствовал себя как лиса, попавшая в капкан. Нужно было что-то предпринять. И тогда в зубоврачебный кабинет к Молочникову заявился очередной пациент. Фамилии своей не назвал. Пришел и сел в кресло.

— Ну-с, что с вами случилось? — задал доктор обычный в таких случаях вопрос.

— Со мной ничего. С вами случилось, — с глухим раздражением ответил пациент.

— Со мной? — Молочников недоуменно уставился на незнакомца.

— Да, с вами. Нам известно, что вы были у следователя. Знаем, какие вы дали показания. Так вот, должен вам заметить, что поступили вы неразумно. Во-первых, вас будут судить как взяткодателя. Во-вторых, у вас конфискуют автомашину, как приобретенную незаконным путем. В-третьих, все так называемые свидетели покажут, что вы их направляли к Зонкину. А Зельцер тут ни при чем. В-четвертых, все друзья, родственники и знакомые Зельцера, у кого есть во рту хоть одна золотая коронка, укажут на вас, что вы им вставляли и по спекулятивной цене. И в-пятых, вообще вам не жить на этом свете. Своей смертью не умрете. Но выход у вас есть: на суде отказаться от своих показаний. Скажите, что следователи вынудили вас дать ложные показания против Зельцера.

Аналогичные разговоры состоялись и с другими свидетелями, которые рассказали следствию правду.

Сам Зельцер на следствии и в суде вел себя как изворотливый преступник. Либо отказывался отвечать на вопросы, либо отрицал неопровержимые факты и улики. Иногда на него «находило», и он позволял себе пооткровенничать со следователем. Он говорил:

— Не понимаю вашей мелочности. Из-за чего весь этот сыр-бор разгорелся? Ну, предположим, получил я каких-то там три тысячи восемьсот рублей. Разве это деньги? И потом: учтите, не из кармана государства я взял, а у каких-то людишек. Взял потому, что дают.

Майор милиции Корнеев говорил мне потом:

— Противно было слушать его циничную «философию». Это человек из какого-то другого мира — ему враждебно все наше, советское. Он хищник, жестокий и жадный, презирающий людей, среди которых жил и которых бесстыже обирал. Впрочем, понятия «стыд», «совесть», «порядочность» для него не существуют. Пустой звук. Когда я сказал ему, что нельзя жить по принципу «человек человеку — волк», он ухмыльнулся и процедил: «Каждый живет по своим принципам».

У Зельцера свои принципы, они вполне определенны. И на этот счет не может быть никаких сомнений. И не они вызывают особую тревогу. Вызывает тревогу то, что зельцеры действуют отнюдь не в одиночку, сбивая вокруг себя шайку, вышколенную, спаянную круговой порукой и общностью интересов, — шайку преступников. И борьба с подобными шайками должна быть решительной и беспощадной.

Суд над Зельцером и компанией состоялся. Приговор вступил в силу. Зельцер и Зонкин приговорены каждый к девяти годам лишения свободы, Ценцеренский и Овчинникова получили по шесть лет. Остальные приговорены к различным срокам лишения свободы. У взяткодателей были конфискованы машины, как приобретенные в результате незаконной сделки.