Книга: Последний полет «Ангела»
Назад: ПРИГОВОР ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ НЕ УДАЛОСЬ
Дальше: ВОССТАВШИЕ ИЗ ПЕПЛА АДАБАШИ
ВСПОМИНАЕТ КОМИССАР ЯРЦЕВ
Чтобы выяснить судьбу бывшего старшего полицейского Демиденко, лейтенант Черкас направил запросы в те органы и организации, где на него могли быть какие-либо сведения.
Майор Устиян аккуратно продиктовал ему еще двенадцать пунктов плана, которые объединялись единым словом «розыск». Все осуществлялось без суеты и спешки, очень планомерно, по ходу отметались второстепенные детали, проверялись версии и предположения. Алексей поражался, как последовательно, скрупулезно плетет Устиян, другого сравнения лейтенант не нашел, сеть, в которую в конце концов и попадает тот, кого они ищут. А искали они Ангела, того самого, который любил щеголять в черном, был на побегушках у Коршуна, расстреливал и вешал ни в чем не повинных людей.
— Найдем чернявого Ангела — появится шанс узнать, кто такой Коршун, — так считал Устиян.
В этом была своя логика, проверенная опытом.
Навести необходимые справки о комиссаре партизанского отряда «Мститель» и секретаре подпольного райкома партии оказалось несложно. Отряд этот был известный, бывшие партизаны поддерживали между собой связи, ежегодно в День Победы встречались. Вскоре Алексей уже знал, что секретарь подпольного райкома воевал счастливо до Победы, был после войны на партийной работе, к сожалению, года два назад скончался — война и ее раны не прошли бесследно. Алексей с щемящей грустью подумал о том, что все меньше остается среди нас фронтовиков и может наступить такой день, когда уйдет навсегда последний из них. И останутся лишь памятники, обелиски, братские могилы и Вечный огонь.
Он с понятным волнением ждал известий о комиссаре отряда. И вот однажды по внутреннему телефону ему доложили, что в бюро пропусков находится гражданин Ярцев, который хочет его видеть. Ярцев — эта подпись стояла под приговором партизанского суда.
Через несколько минут в кабинет вошел подтянутый седой человек.
— Мои партизаны доложили, что вы меня разыскиваете, — глуховатым баском сказал он. — Разрешите представиться: Иван Егорович Ярцев, в прошлом комиссар отряда «Мститель», а ныне учитель истории.
— Мне невероятно повезло, что я нашел вас, Иван Егорович! — с энтузиазмом воскликнул Алексей. — Садитесь, пожалуйста, разговор будет у нас не короткий, если вы располагаете временем и помните те давние партизанские времена.
— Товарищ Черкас, — не обиделся бывший партизан, — ни склерозом, ни провалами памяти не страдал. Поживете с мое и поймете, что есть страницы жизни которые по истечении времени читаются только четче. Спрашивайте…
— Помните приговор Ангелу? Почему он не был приведен в исполнение? Насколько я понимаю, партизаны доводили такие вещи до конца.
— Помешала случайность. Точнее, мы недооценили Ангела, он оказался чутким и осторожным, как матерый волк.
— Вы можете вспомнить подробнее, как это было?
— Попробую…
…Приговор Ангелу вынесли буквально на следующий день после уничтожения Адабашей и других сел. Привести его в исполнение поручили двум молодым партизанам. От мысли казнить Ангела принародно отказались, как она ни была заманчива. Ангел в одиночку нигде не появлялся, только с бандой полицейских. Рисковать людьми из-за живодера, так сказал командир, не хотелось. Решили, как это иногда делали, оставить рядом с телом казненного приговор.
Ангел, как правило, не ночевал в одном и том же месте, для ночлега он выбирал самые неожиданные места. Сегодня мог расположиться со своими подручными в каком-нибудь хуторе, а на следующую ночь соорудить логово километров за тридцать от него. Он не был обычным полицейским. Партизаны предполагали, что Ангел возглавляет одну из тех мелких террористических групп, которые были созданы СД для уничтожения партизанских связников и подпольщиков. Группы эти обладали большой оперативной самостоятельностью, расстреливали и вешали даже без видимости суда и следствия. И не случайно Ангел оказывался рядом с Коршуном во время крупных карательных акций команды «Восток» — Коршун его ценил как «знатока» местных условий.
Нам известно было об Ангеле очень немного, продолжал Ярцев. Каратель тщательно скрывал фамилию, даже ближайшие приспешники ее не знали. Тем более что он часто менял своих подручных, очевидно, опасаясь иметь долго при себе тех, кто мог бы его как-то раскрыть, расшифровать. Одевался почти всегда в черные рубашки, сшитые на манер офицерских.
Ходили слухи, что он якобы до войны отбывал наказание, «пострадал» от Советской власти, но мы были убеждены, что бандит сам их распространяет, чтобы гитлеровцы больше ему доверяли. Всего вероятнее было наиболее простым: в первые месяцы войны сдался в плен, стал добровольно служить оккупантам. Мы получили точные сведения, что после уничтожения Адабашей этот проклятый Ангел и еще десять отпетых головорезов расположились на ночлег в доме Зинаиды Кохан, девицы с вполне определенной репутацией. Но о ней чуть позже…
Так вот, наши парни ушли на задание, к утру возвратились и доложили, что приговор приведен в исполнение. Увы. Произошло вот что. Подобрались они к дому, там шла гулянка, что-то вроде бандитской свадьбы. Ангел любил их устраивать — с выпивкой, баяном, плясками. На этот раз он «венчался» с хозяйкой дома, к которой уже давно заглядывал. Подождали наши, пока они перепьются. Каратели разбрелись на ночлег по дому, только в комнате, где был «банкет», горела лампа, но фитилек прикручен, что вполне понятно: керосин тогда экономили. В окно было хорошо видно, как Зинаида убирала со стола, шлялась из комнаты на кухню с грязной посудой. За столом сидел Ангел в своей черной рубахе и почему-то в фуражке, вроде собрался куда-то. Партизаны подождали, пока «невеста» в очередной раз шмыгнула на кухню, и пристрелили палача через окно. Для верности швырнули еще и гранату. Под шум и беспорядочную стрельбу ушли. Наши люди в селе подтвердили: была ожесточенная пальба, каратели прочесывали все задворки, потом быстро в панике собрались и уехали. Исчезла и Зинаида Кохан, проще — Зинка.
А через какое-то время узнаем: в одной из диких расправ над мирным населением вновь участвовал… Ангел. Вскоре погиб командир отряда, на нас обрушились каратели, в «охоте» на отряд принимали участие большие силы, пришлось уходить, менять базу. В боях, засадах, тяжелейшем рейде по лесам и болотам, когда раненых несли на руках десятки километров, случай с Ангелом ушел на задний план. К тому же вернуться в эти места больше не довелось.
— Но пытались выяснить, что произошло? Ведь не могли же обмануть парни, которым давалось это задание? — спросил после того, как Ярцев закончил свою повесть минувших лет, Алексей.
Он словно бы видел: темное село, пьянка в одной из хат, в полуосвещенной «парадной» комнате, в «красном» углу — Ангел. Выстрелы — сыплется битое стекло, заваливается, сметая рюмки и чашки, на стол каратель…
— Объяснение напрашивалось только одно. Хитрый Ангел почуял опасность, напоил до смерти и «подсадил» вместо себя кого-то из приближенных. Ведь потом только сообразили: окно не было закрыто ставнями, не занавешено ничем — с какой стати, так не бывало.
Словом, ушел гад в тот раз. И в эти места больше не совался, как стало известно, окончательно стал холуем у эсэсовца Коршуна.
— Да, — подтвердил Алексей, — потом его неоднократно видели с Коршуном. Эти двое — Коршун и Ангел, надо же такое нелепое сочетание! — принесли немало бед людям.
В рассказе Ярцева появилось новое действующее лицо: «невеста» карателя. И еще он упомянул о гибели командира: «убили подло, в спину». Алексей написал на листке бумаги: «Зинаида Кохан».
— Это ее подлинные имя и фамилия? — спросил он Ярцева.
— По-моему, да. В селах, знаете ли, сложно изменить фамилию, перекроить биографию. А Зинку знала вся округа: самогонщица, бабенка из тех, что любят гульнуть. Мужа ее призвали в армию в первые дни войны, но она тужила недолго… Перед приходом немцев, знаете, было такое междувременье в некоторых местах: мы ушли, а оккупанты еще не ворвались — кинулась грабить сельмаг.
— Что с нею потом было, после освобождения? Не наводили справки?
— Нет. Кого эта мразь интересовала? Где-нибудь забилась в щель и отсиживается. Местожительство, конечно, сменила.
— Найдем, — пообещал Алексей. — Она знает, кто такой Ангел, и вполне могла поддерживать связи после войны.
— Если бы мне сейчас поручили привести в исполнение тот давний приговор — рука бы не дрогнула. И будьте уверены, на хитрость не купился бы, — резко, без тени жалости, произнес Ярцев.
Алексей заметил, как он подобрался, жестче обозначились у него морщины. Бывшему партизанскому комиссару и в давние годы, и сейчас, видно, решительности было не занимать.
— Расскажите, Иван Егорович, как погиб ваш командир.
— Что же рассказывать? Нелепо погиб, странно, и, думаю, к его смерти Ангел, все-таки приложил свою лапу.
Командир решил навестить невесту свою, учительницу. В том селе не было гитлеровского гарнизона, и оно считалось, с партизанской точки зрения, надежным. Изредка в село приходили окружении из лесов — тогда жители направляли их к нам. И в тот день сюда пришла группа красноармейцев, которыми командовал капитан. Они были в форме, с оружием, держались организованно, за еду заплатили, причем советскими деньгами, мол, пригодятся, все равно наши вернутся. Вот эти деньги и убедили окончательно селян, что это свои. Капитан даже митинг провел, зачитал сводку от Советского Информбюро. Словом, завоевал доверие. И когда начал тихо расспрашивать, как разыскать партизан, кто-то «по секрету» посоветовал переговорить с учительницей. Они ее навестили, внушили доверие, девушка пообещала выяснить. Далее… Командира подстерегли, когда он уже возвращался в отряд. Стреляли с очень близкого расстояния, почти в упор.
— А учительница? — спросил Алексей, когда Ярцев завершил рассказ.
— Ее тоже убили. Дом сожгли. И буквально сразу же каратели обрушились на отряд. «Капитана» больше никто в глаза не видел.
Ярцев примолк, прошлое вдруг неожиданно приблизилось к нему, он его увидел не в расплывчатом, зыбком тумане воспоминаний, а так, словно все это произошло совсем недавно.
— Что же было дальше, Иван Егорович?
— То, что бывает в таких случаях на войне. Отбивались от карателей, сами их трепали, прошли еще с боями не одну сотню километров, — Ярцев сокрушенно вздохнул: — Как сейчас помню: говорил я тогда командиру: не ходи!
— У вас были какие-то основания так советовать?
— Нет, конечно же, иначе бы я его не отпустил, поперек тропинки лег. Знаете, как на войне случалось? Впрочем, откуда вам знать… У человека в минуты опасности срабатывают какие-то тайные инстинкты самозащиты. У меня в тот раз только подозрение чуть шевельнулось, не больше.
— Спасибо вам, Иван Егорович. Извините, что отнял у вас столько времени.
— Мое время стариковское, — пошутил Ярцев, — течет медленно и довольно монотонно. Вот если мои воспоминания помогут разыскать Черного ангела, я буду рад… Зла людям не хочу, но это и не человек был.
Вдруг ему пришла в голову простая мысль:
— А может, его уже давно нет?
— Вполне вероятно, — согласился с ним Алексей. — Но в этом тоже надо убедиться.
После ухода Ярцева он записал для памяти разговор с ним, прикинул, в каком направлении вести поиск дальше. Алексей вспомнил заметку, которую недавно прочитал в «Комсомолке». Экскаваторщик, прорывая траншею, наткнулся на старую, с войны мину. Она четыре десятилетия пролежала в земле, корпус весь истлел, а, когда взрывали в овраге, ахнула, будто свеженькая, с конвейера. Эхо войны. Разным оно бывает, это эхо. И часто слышатся в нем боль и страдания прошлого. Но ни в коем случае нельзя допускать, чтобы чужие мины ждали своего часа.
«Мой капитан! Из окошка нашего дома мне хорошо видно, как ваши солдаты обшаривают развалины, какими-то прутьями ощупывают землю под деревьями.Вилли сказал, что они ищут мины, недавно на мине подорвалась девочка. Она увидела кем-то брошенную куклу, потянулась к ней, оказалось — мина с сюрпризом. Страшно все это…Мне очень плохо, мой капитан, без тебя. Я знаю, как мало у меня надежд снова увидеть тебя, но не могу поверить, что ты ушел из моей жизни навсегда. Называй меня глупой девчонкой, но пока я живу, всегда буду думать о тебе. Говорила об этом с Вилли, единственным близким мне человеком. Он сказал, что ты — парень особый. «Почему?» — спросила я. «Ты видела, — ответил он, — сколько он и его приятели положили тех под окнами твоего уютного дома? Только идиот Гитлер мог попереть против таких ребят».У Вилли теперь на все свой взгляд.А плохо мне вот почему… К маме на улице подошел незнакомый ей мужчина и передал привет от полковника Раабе. Привет — и больше ничего. Мама разволновалась, это ведь означает, что отец жив. Я же не знаю, просто не представляю, что будет дальше. Думала, с прошлым покончено. Оказывается, нет, оно может неожиданно предстать перед тобою и в образе незнакомого мужчины.Порою стыжу себя: «Ирма, неужели ты желаешь своему отцу смерти?» В газетах начали печатать материалы о зверствах эсэсовцев. Всем теперь известно, что увидели жители Веймара, когда прошли по Бухенвальду. Возвращаются узники из лагерей, они рассказывают страшные вещи. И даже мысль о том, что среди палачей мог быть и отец, — невыносима.Как мне быть — скажи, мой капитан? Все мои надежды только на тебя, сильного и умного. Дочь эсэсовца — это как клеймо на всю жизнь. И оно будет на мне даже в той, новой Германии, которую собираются построить Вилли и его друзья.Я не очень верила сентиментальным немецким легендам, в которых девушки из-за любви бросались со скал в Рейн. Но если ты прикажешь мне — я брошусь! Может быть, это и есть выход?»
