О том, насколько глубока дружба миссис Тренор, красноречиво свидетельствовал ее тон: когда она распекала мисс Барт, в голосе звучали такие же нотки личного горя, как и прежде, когда она стенала, что прием непременно сорвется.

— Лили, все, что я могу сказать, — твое поведение для меня непостижимо!

Миссис Тренор со вздохом откинулась на спинку кресла, вся в утреннем буйстве кружев и муслина, равнодушно отвернувшись от алчущей внимания груды бумаг на столе. Она казалась себе врачом, который опустил руки, столкнувшись с открытым нежеланием пациента излечиться.

— Разве не ты сама сказала мне, что твои намерения серьезны? Нет, я просто уверена, что ты все тщательно планировала с самого начала! С чего бы тогда тебе просить меня освободить тебя от бриджа и устранить Керри и Кейт Корби? Я и не предполагала, что ты затеяла все это, только чтобы позабавиться с ним, никому бы из нас не пришло в голову, что у тебя может быть на уме что-то иное, кроме замужества. И все прекрасно играли свои роли, я уверена! Все хотели помочь этому. Даже Берта унялась — честное слово, — до тех пор пока не приехал Лоуренс и ты не умыкнула его у нее из-под носа. После такого она имела полное право на месть — зачем, скажи на милость, ты задирала ее? Вы же сто лет знакомы с Лоуренсом, зачем вести себя так, словно ты его только что для себя открыла? Если у тебя есть что-то против Берты, то глупо показывать это сейчас, отплатила бы ей сразу после свадьбы! Я говорила тебе, что Берта опасна. Она была в ужасном настроении, едва сюда явилась, но приезд Лоуренса вернул ее в доброе расположение… Если бы ты только дала ей возможность считать, что он приехал ради нее, она никогда не сыграла бы с тобой эту злую шутку. Ох, Лили, не стоит поступать так опрометчиво.

Мисс Барт приняла эту проповедь совершенно бесстрастно. Да и на что ей обижаться? Ведь собственное благоразумие упрекало ее голосом миссис Тренор. Но и благоразумие не помешало Лили придумать спасительную отговорку:

— Может же у меня быть выходной. Я подумала, что Грайс собирается пробыть здесь всю неделю, а мистер Селден уезжает сегодня утром.

Миссис Тренор бессильно всплеснула руками:

— Он действительно собирался — и в этом-то вся беда. Теперь очевидно, что он бежал от тебя, потому что Берта сделала свое черное дело и насквозь пропитала ему душу ядом.

Лили ответила с легким смешком:

— О, если он бежит, то я его настигну!

Подруга жестом предостерегла ее:

— Что бы ты ни задумала, не делай ничего!

Предупреждение позабавило мисс Барт. Она улыбнулась:

— Я не собираюсь буквально бросаться в погоню ближайшим поездом. Есть и другие способы… — Она не стала уточнять, какие именно.

Миссис Тренор намеренно исправила время глагола:

— Не есть, а былидругие способы — множество! Я не предполагала, что тебе нужно подсказывать. Не обманывай себя, он напуган до смерти. Побежал прямиком домой, к мамочке — уж она-то не даст его в обиду.

— О да, до самой смерти, — согласилась Лили, и на щеках у нее заиграли ямочки.

— И как ты можешь смеяться! — с укором сказала миссис Тренор.

Это заставило Лили трезво взглянуть на положение вещей, и она спросила:

— Что именно сказала ему Берта?

— Ох, и не спрашивай — нечто ужасное! Кажется, она обо всем пронюхала. Ну, ты понимаешь, о чем я, ничего особенного на самом деле. Но могу предположить, что она упомянула князя Валериано и лорда Хьюберта и расписала в красках, как ты брала деньги взаймы у старого Неда Ван Олстина, — это, кстати, правда?

— Он двоюродный брат моего отца, — отозвалась мисс Барт.

— О, разумеется, об этом она умолчала. Кажется, Нед сказал Керри Фишер, а та, конечно, проболталась Берте. Они все одного поля ягоды, годами держат язык за зубами, и ты думаешь, что тебе ничего не угрожает, но стоит только появиться подходящей возможности, и они все припомнят.

Лили побледнела, в голосе появилась резкая нотка.

— Я проиграла эти деньги за бриджем у Ван Осбургов. И конечно же, я их вернула.

— Ах, этого они не помнят, к тому же именно мысль о карточном долге так напугала Перси. Ох, Берта знала, с кем имеет дело и что именно надо ему сказать.

Все эти увещевания, продолжившиеся в том же духе еще около часа, мисс Барт выслушала с восхитительным самообладанием. Ее от природы добрый нрав годами дисциплинировался необходимостью подлаживаться, поскольку Лили почти всегда приходилось идти к цели чужими окольными путями. Она от природы была склонна принимать неприятности по мере их поступления, посему без сожаления выслушала беспристрастный отчет о том, во что ее глупость, скорее всего, выльется, тем более что сама она продолжала упорно размышлять про оборотную сторону случившегося. Но в свете уверений миссис Тренор просчет выглядел пугающе, и Лили осознала, что постепенно начинает видеть ситуацию глазами своей подруги. Слова миссис Тренор усиливались собственными тревогами ее собеседницы, хотя миссис Тренор об этом едва ли догадывалась. Богатство формирует весьма смутное представление о том, что такое бедность на самом деле, если только человек не наделен живым воображением. Джуди казалось ужасным то, что бедняжка Лили должна перестать мечтать о настоящих кружевах для нижних юбок, о собственном автомобиле и о яхте по первому требованию, но ежедневные метания из-за неоплаченных счетов, каждодневные угрызения из-за превышения расходов были столь же далеки от ее разумения, как семейные неурядицы ее поломойки. И то, что миссис Тренор не осознавала настоящего положения вещей, еще сильнее раздражало Лили. Пока подруга корила ее за упущенную возможность затмить своих соперниц, в воображении она снова боролась с подступающей волной безденежья, которого ей почти удалось избежать. Что за безумный ветер вновь унес ее в это мрачное море?

И если нужен был последний мазок в картине ее полного самоуничижения, им стало то, как прежняя жизнь опять приняла Лили в свою колею. Еще вчера ее фантазия свободно парила над выбором занятий. Теперь она опустилась до уровня все той же обыденности, в которой мгновения призрачной роскоши и свободы сменились долгими часами неволи.

Ее рука виновато легла поверх руки подруги.

— Дорогая Джуди, мне жаль, что я такая зануда, вы ведь так добры ко мне. Наверное, у вас найдется несколько неотвеченных писем, позвольте мне хоть чем-то быть вам полезной.

Она решительно села за стол, и миссис Тренор приняла это возвращение Лили к утренним обязанностям со вздохом, который означал, что собеседница сама подтвердила свою непригодность для чего-то более возвышенного.

За ланчем круг гостей сильно поредел. Все мужчины, кроме Степни и Дорсета, вернулись в город (для Лили последней каплей стало то, что Селден и Грайс уехали одним и тем же поездом), леди Крессида в сопровождении четы Уизерэлл на машине отправилась завтракать в отдаленный деревенский дом. Обычно в такие малоинтересные дни миссис Дорсет появлялась из своей комнаты лишь пополудни, но ради нынешнего случая она выплыла в разгар ланча, заспанная, с ввалившимися глазами, в которых под напускным безразличием пряталась злость. Приподняв брови, она окинула взглядом стол:

— Как мало нас осталось! Я просто наслаждаюсь покоем, а вы, Лили? Вот бы так всегда было — без мужчин гораздо лучше. О, Джордж, о присутствующих мужьях не говорят, так что это не о тебе. Но я думала, что мистер Грайс пробудет до конца недели, разве он не собирался, Джуди? — допытывалась она. — Такой милый мальчик, не понимаю, что заставило его уехать? Он довольно застенчив, и боюсь, мы могли его вспугнуть, ведь он получил такое старомодное воспитание. А знаете, Лили, он сказал, что никогда в жизни не видел, чтобы девушка играла в карты, пока не увидел вас тогда, помните? Он живет на проценты со своего дохода, и у него всегда остается немало для инвестиций.

Миссис Фишер проворно повернулась к ней:

— Я твердо верю, что кто-то просто обязан просветить этого молодого человека. Я в ужасе от того, что он уклоняется от исполнения своего гражданского долга. Каждый обеспеченный человек непременно должен изучать закон своей страны.

Миссис Дорсет исподтишка взглянула на нее:

— Думаю, что он уже изучал. Законы о разводе. Он рассказывал, что обещал епископу подписать что-то вроде петиции о запрете разводов.

Миссис Фишер побагровела под слоем пудры, а Степни лукаво взглянул на мисс Барт:

— Я полагаю, он подумывает о женитьбе и хочет подлатать старую посудину, прежде чем отправится в плаванье.

Его невеста казалась уязвленной этой метафорой, и Джордж Дорсет откликнулся с сардоническим рыком:

— Бедняга! О команде бы ему волноваться, а не о корабле.

— Или о безбилетных пассажирах, — весело сказала мисс Корби. — Решись я на путешествие с ним, я б уж попыталась провезти зайца в трюме.

Мисс Ван Осбург, смутно негодуя, мучительно подбирала слова.

— Я в самом деле не понимаю, почему вы над ним насмехаетесь. Я считаю, что он очень милый! — воскликнула она возмущенно. — Во всяком случае, у девушки, на которой он женится, всего будет вдоволь, чтобы чувствовать себя комфортно.

Эта реплика была встречена взрывом хохота удвоенной силы, вид у мисс Ван Осбург был сконфуженный, но она бы наверняка утешилась, если бы только знала, какой глубокий отклик нашли ее слова в душе одной из слушательниц.

«Комфортно»! Во всем английском языке не было сейчас для Лили более содержательного слова, чем это. Она не могла даже улыбнуться оттого, что богатая наследница считает огромное состояние только спасением от нужды: она думала лишь о том, чем могло для нее обернуться это спасение. Ей были не страшны комариные укусы миссис Дорсет — собственная ирония ранит куда сильнее, ничто не могло казнить ее горше, чем она сама себя казнила, ибо никто, даже Джуди Тренор, не мог оценить истинной глубины совершенного ею безумия.

Лишь выходя из-за стола, она очнулась от этих бесплодных раздумий, услышав просительный шепот хозяйки дома:

— Лили, дорогая, если ты не очень занята сейчас, можно, я скажу Керри Фишер, что ты собираешься съездить на станцию и заодно привезешь Гаса? Он возвращается в четыре, и Керри вознамерилась его встречать, но я случайно узнала, что она его практически высосала за время своего пребывания у нас. Судя по ее настойчивому желанию подхватить Гаса, у нее снова куча неоплаченных счетов. Мне уже кажется, — заключила миссис Тренор с чувством, — что большую часть алиментов она получает от чужих мужей!

По пути на станцию мисс Барт не спеша обдумала слова подруги и примерила их на себя. Почему она должна страдать за то, что однажды попросила взаймы у своего пожилого кузена, буквально на несколько часов, а женщины, подобные Керри Фишер, живут припеваючи за счет доброты своих друзей и терпимости их жен, и никто их за это не осуждает? Получается, что дозволено женщинам, побывавшим замужем, то не дозволено незамужним девушкам. Конечно, это скандал, если замужней женщине приходится занимать деньги, и Лили знала не понаслышке, какие последствия это может повлечь, и все-таки это malum prohibitum  — преступление, которое общество осуждает, но которому потворствует, и, хотя за него могут покарать из чувства личной мести, оно никогда не бывает поводом к всеобщей обструкции. Короче говоря, для мисс Барт такие возможности были недоступны. Она могла, конечно в крайнем случае, брать взаймы у своих подруг — сотню-другую, то там, то здесь, но подруги охотнее делали одолжения платьями или безделушками и смотрели чуточку косо, стоило ей намекнуть, что она предпочла бы чек. Женщины не слишком-то щедрые кредиторы, а те, с кем свел ее жребий, были в том же положении, что и она, или так давно избавились от него, что чужие тяготы и нужды были им непонятны. В результате этих нелегких раздумий она решила присоединиться к своей тетке в Ричфилде. Оставаться в Белломонте, не играя в бридж или не делая других трат, Лили не могла. Не могла она и продолжить свою традиционную осеннюю серию визитов, они лишь усугубили бы ее трудности. Теперь ей просто необходимо себя ограничивать, а единственный способ сэкономить — вести жизнь скромную и неподвижную. Завтра же утром она отправится в Ричфилд.

Гас, как ей показалось, удивился и даже испытал некоторое облегчение, увидев ее на станции. Лили отдала ему поводья, и он плюхнулся рядом в маленьком экипаже. Потеснив ее так, что ей осталась всего треть сиденья, он весело сказал:

— Приветствую! Какая редкая честь для меня! Наверное, вы, против обыкновения, никак не могли придумать, чем бы заняться?

Был теплый вечер, в таком близком соседстве этот человек показался Лили особенно грузным и краснолицым. Он повернулся, и ей стало неприятно оттого, что широкая щека и толстая шея его были грязны от пота и поездной пыли, но взгляд его маленьких мутноватых глаз сказал ей, что соседство с такой свежей и тонкой девушкой для него живительно, как глоток прохладного напитка. Это ощущение помогло ей справиться с собой и весело ответить:

— Просто мне редко выпадает шанс. Слишком многие леди оспаривают у меня эту привилегию.

— Привилегию доставить меня домой? Что ж, в таком случае я рад, что вы ее выиграли. Правда, я знаю настоящую причину — вас послала моя жена. Разве не так?

Он проявил несвойственную таким скучным мужьям проницательность, и Лили, не удержавшись, захохотала вслед за ним, когда он ее разоблачил.

— Видите ли, Джуди полагает, что я для вас самая безопасная спутница, и в этом она права, — подхватила она.

— Ах, да неужели она так считает? Если так, то это оттого, что вы не станете тратить время попусту на старую развалину вроде меня. Нам, женатым мужчинам, следует смириться со своей участью: все призы достаются умникам, чьи руки ничем не связаны. Позвольте, я закурю сигару? День выдался отвратительный.

Он въехал на тенистую сельскую улицу и отдал ей поводья, чтобы прикурить сигару. Огонек спички в руке осветил его одутловатое лицо, оно приобрело более глубокий малиновый цвет, и Лили невольно отвела взгляд в приступе минутного отвращения. А ведь некоторым женщинам он кажется красивым! Отдавая ему поводья, она спросила участливо:

— Наверное, пришлось вам потрудиться сегодня, утомились?

— По правде говоря, да — порядком! — Тренор, которого ни жена, ни друзья почти никогда не слушали, наслаждался столь нечастым в его жизни задушевным разговором. — Знали бы вы, сколько приходится пыхтеть, чтобы поддерживать все это. — Он махнул хлыстом в направлении белломонтских угодий, простершихся перед ними роскошными холмами. — Джуди понятия не имеет о том, сколько тратит… впрочем, — прервал он себя, — на наш век хватит, но мужчина обязан смотреть в оба и не упускать ни одной полезной наводки. Мои отец и мать тряслись над своим состоянием, будто курица над яйцом, и, к счастью для меня, запасли немало, но с нашим теперешним размахом я не представляю, что бы со мной было, не пускайся я в биржевые игры. Все женщины думают, то есть Джуди думает, что тут только и дел — раз в неделю ездить в город и стричь купоны, но на самом деле я чертовски тяжко тружусь, чтобы механизм крутился без перебоев. Хотя нынче грех жаловаться, — он перевел дух и продолжил чуть погодя, — потому что я сделал удачное вложение, благодаря другу Джека Сепни — Роуздейлу. Кстати, мисс Лили, я буду вам по гроб жизни благодарен, если бы вы как-нибудь уговорили Джуди быть полюбезнее с этим типом. В один прекрасный день он так разбогатеет, что скупит нас всех с потрохами, а если она сейчас пригласит его на ужин, я смогу через него получить что угодно. Он до смерти хочет познакомиться с людьми, которые и знать его не желают, а парень в таком положении готов на все ради женщины, которая введет его в свет.

Лили поколебалась мгновение. Поначалу разговор тек в интересном русле, вдохновляя ее на новые идеи, но потом плавное течение ее мыслей было грубо нарушено упоминанием имени мистера Роуздейла. Она мягко возразила:

— Но, вы ведь знаете, Джек уже пытался — и не смог этого сделать.

— Ох, чтоб его! Да это все потому, что и сам Роуздейл жирный, лоснящийся и манеры у него скользкие! Ну, я только могу сказать, что тот, у кого хватит ума сейчас оказать ему эту любезность, внакладе не останется. Пройдет несколько лет, и он станет тем, кем станет, хотим мы этого или нет, но тогда он не будет раздавать полумиллионные наводки ради приглашения на ужин.

Лили мысленно перенеслась от назойливой личности мистера Роуздейла к тому, что сказал Тренор вначале. Эти прозаические словечки с Уолл-стрит: «наводки», «сделки» — не сможет ли и она найти в них спасение от своих ужасных затруднений? Она часто слышала о женщинах, зарабатывающих таким образом посредством своих друзей, но об истинном значении биржевых махинаций имела не больше представления, чем любая другая обычная женщина, и неясность, казалось, делала их менее грубыми. Конечно, она не могла ни при каких обстоятельствах представить, что станет выведывать «наводку» у мистера Роуздейла, но рядом с ней сидел мужчина, обладающий этой драгоценной возможностью, который, будучи мужем ее лучшей подруги, испытывал к ней почти братскую привязанность.

В глубине души Лили знала, что, как бы ей ни хотелось верить в лучшее, отнюдь не братский инстинкт будет руководить Гасом Тренором, если она обратится к нему за помощью. Однако это было подходящее объяснение ситуации, помогающее задрапировать всю ее неприглядность, а Лили всегда очень скрупулезно относилась к тому, как она выглядит со стороны. Ее щепетильность не позволяла ей переступать некий нравственный порог, и стоило ей углубиться в анализ собственного мнения по этому поводу, двери захлопывались и ничто не могло их отворить.

Когда они подъехали к воротам поместья Белломонт, она с улыбкой повернулась к Гасу:

— Вечер такой чудесный, не могли бы вы покатать меня еще? Я была несколько не в духе весь день, а теперь просто отдыхаю вдали от всех, рядом с тем, кто простит мне, если я буду чуточку скучной.

У нее был такой очаровательно-жалобный вид, когда она высказывала свою просьбу, искренне надеясь на его доверие и понимание, и Тренор втайне пожалел о том, что его жена не видит, как другие женщины относятся к нему — и не только потрепанные кошелки, вроде миссис Фишер, но даже девушка, ради одного такого взгляда которой большинство мужчин отдали бы многое.

— Не в духе? С чего бы это, бога ради, вам быть не в духе? Неужели последние платья от Дусе не оправдали надежд? Или Джуди обобрала вас до нитки за бриджем вчера вечером?

Лили тряхнула головой и вздохнула:

— Мне пришлось отказаться и от платьев Дусе, и от бриджа — я их не могу себе позволить. Честно говоря, я вообще ничего не могу себе позволить из того, что могут мои друзья, и боюсь, что Джуди считает меня скучной, потому что я больше не играю в карты и потому что я не так изысканно одета, как другие женщины. Да и вам я скоро наскучу, если буду рассказывать о своих треволнениях. Я упомянула о них, только чтобы вы оказали мне милость — величайшую из милостей.

Она снова заглянула ему в глаза и внутренне улыбнулась, прочтя в них дурное предчувствие.

— О, конечно, если только я в состоянии… — Он запнулся, и она догадалась, что его удовольствие испорчено воспоминанием о методах миссис Фишер.

— Величайшую милость, — кротко повторила она. — Дело в том, что Джуди сердится на меня, и мне хочется, чтобы вы помогли нас помирить.

— Сердится на вас? Да ну, что за чепуха! — Он с облегчением рассмеялся. — С чего бы это? Вы же знаете, как она к вам привязана.

— Она моя ближайшая подруга, потому-то мне и не хочется ее сердить. Но, я полагаю, вам известно, чего она от меня хочет. Она, бедняжка, принимает сердечное участие в устройстве моего брака — брака с большим состоянием.

Она умолкла, слегка сконфузившись, и Тренор внезапно повернулся к ней и посмотрел на нее проницательным взглядом:

— С большим состоянием, значит. Только, ради бога, не говорите, что это Грайс! Да неужто? Нет-нет, разумеется, все останется между нами, поверьте, я буду нем, но — Грайс! Господи боже мой, Грайс! Неужели Джуди действительно думала, будто вы докатились до того, что выйдете за этого напыщенного болванчика? Вы ведь не собирались, а? И дали ему от ворот поворот, потому-то он и удрал сегодня первым же утренним поездом. — Он откинулся на спинку и еще вольготнее развалился на сиденье, словно раздувшись от радостного сознания собственной сообразительности. — Почему, скажите на милость, Джуди решила, что вы на такое пойдете? Я мог бы ей сказать, что вы никогда не свяжетесь с этаким молокососом!

Лили испустила еще более глубокий вздох.

— Я временами думаю, — прошептала она, — что мужчины понимают женские мотивы куда лучше, чем другие женщины.

— Некоторые мужчины — определенно, я уверен. Я мог бы сказать Джуди, — повторил он, ликуя от сознания превосходства над своей женой.

— Я знала, что вы поймете, потому-то и хотела поговорить с вами об этом, — поддакнула мисс Барт. — Я не могу выйти замуж вот так, это невозможно. Но и продолжать жить так, как живут женщины моего круга, я тоже не могу. Я нахожусь почти в полной зависимости от своей тети — нет, она очень добра ко мне, но регулярного содержания не выдает, а недавно я много денег проиграла в карты и никак не решусь ей сказать. Разумеется, карточные долги я выплатила, но теперь у меня едва ли осталось что-то для остальных нужд, и продолжение прежнего образа жизни ввергнет меня в немыслимые трудности. У меня есть крошечный собственный доход, но боюсь, деньги инвестированы неудачно, поскольку с каждым годом доход все уменьшается, а я настолько далека от денежных дел, что даже не знаю, хороший ли советчик агент моей тетушки. — Она помолчала с минуту и прибавила более мягко: — Я вовсе не хотела утомлять вас всем этим, просто мне нужна ваша помощь, дабы убедить Джуди, что сейчас я не могу жить так, как следует жить в вашем кругу. Завтра я собираюсь уехать к тетушке в Ричфилд, там и останусь до конца осени, уволю горничную и научусь самостоятельно чинить одежду.

При виде этой очаровательно-горестной картины, впечатление от которой усиливали легкие мазки, которыми она была написана, мистер Тренор участливо заворчал. Если бы еще сутки назад его супруга завела с ним разговор о будущем мисс Барт, он сказал бы, что девушке с такими дорогостоящими запросами и без денег лучше бы выйти замуж за первого попавшегося богача, но теперь, сидя рядом с этой самой девушкой, ищущей у него поддержки и участия, заставившей его почувствовать, что он понимает ее лучше, чем ближайшие подруги, и порукой тому была ее восхитительная близость, он был готов поклясться, что подобное замужество — просто надругательство и что, как человек чести, он просто обязан сделать все возможное, дабы ее бескорыстие не обернулось для нее тяжкими последствиями. Этот порыв подогревался вдобавок мыслью о том, что, выйди она замуж за Грайса, ее окружали бы лесть и одобрение, тогда как отказ принести себя в жертву выгоде сулит ей лишь одинокое противостояние нужде. Черт возьми, если он мог найти способ выручать в такой же ситуации записную попрошайку Керри Фишер, которая была для него не более чем приятной привычкой — вроде сигареты или коктейля, он, конечно же, постарается сделать все возможное для девушки, пробудившей в нем самые возвышенные чувства, излившей ему свои беды с доверчивостью ребенка.

Тренор и мисс Барт возвратились после заката, и по пути в поместье он попытался на удачных примерах убедить ее, что, если она ему доверится, он сможет обеспечить ей кругленькую сумму без существенного риска для ее небольшого состояния. Она была слишком далека от тонкостей биржевых манипуляций, чтобы понять его технические разъяснения или даже осознать, что некоторые пункты этих разъяснений весьма расплывчаты; туманность, окутывавшая денежные махинации, была завесой для ее замешательства, и, несмотря на всеобъемлющий сумрак, надежды влекли ее, словно фонари в тумане. Она поняла только то, что ее скромное вложение может, как по волшебству, умножиться без всякого риска для нее. Уверенность, что это чудо не за горами, что промежуток между неизвестностью и результатом будет совсем недолгим, избавила ее от длительных сомнений.

Словно камень упал у нее с души, она как будто избавилась от тяжкой работы. Ее сиюминутные тревоги рассеялись как по волшебству, и до чего же легко было сознавать, что никогда снова она не окажется в подобном положении. И поскольку необходимость экономить и во всем себе отказывать отступила, она почувствовала, что готова принять любые требования, которые жизнь может ей предъявить. Поэтому, когда Тренор прямо теперь, по дороге домой, придвинулся ближе и взял ее руку в свою, она лишь вздрогнула от минутного приступа отвращения. Это просто часть игры, он должен быть уверен, что ее обращение к нему было мгновенным порывом, спровоцированным приязненным отношением, которое он у нее вызывал. Возвратившаяся способность управлять мужчинами не только утешила ее уязвленное самолюбие, но и помогла ей избавиться от мысли о притязаниях, на которые намекало его поведение. При всей его показной солидности, он был грубый, тупой мужлан, простой статист в дорогостоящей постановке, устроенной на его же деньги, — конечно же, умной девушке нетрудно будет вертеть им и, пользуясь его тщеславием, заставить его чувствовать себя обязанным ей.