Когда в час оргии, за праздничным столом

Шумит кружок друзей, беспечно торжествуя,

И над чертогами, залитыми огнем,

Внезапная гроза ударит, негодуя, –

Смолкают голоса ликующих гостей,

Бледнеют только что смеявшиеся лица, –

И, из полубогов вновь обратясь в людей,

Трепещет Валтасар и молится блудница.

Но туча пронеслась, и с ней пронесся страх…

Пир оживает вновь: вновь раздаются хоры,

Вновь дерзкий смех звучит на молодых устах,

И искрятся вином тяжелые амфоры;

Порыв раскаянья из сердца изгнан прочь,

Все осмеять его стараются скорее, –

И праздник юности, чем дальше длится ночь,

Тем все становится развратней и пошлее!..

Но есть иная власть над пошлостью людской,

И эта власть – любовь!.. Создания искусства,

В которых теплится огонь ее святой,

Сметают прочь с души позорящие чувства;

Как благодатный свет, в эгоистичный век

Любовь сияет всем, все язвы исцеляет, –

И не дрожит пред ней от страха человек,

А край одежд ее восторженно лобзает…

И счастлив тот, кто мог и кто умел любить:

Печальный терн его прочней, чем лавр героя,

Святого подвига его не позабыть

Толпе, исторгнутой из мрака и застоя.

На смерть его везде откликнутся друзья,

И смерть его везде смутит сердца людские,

И в час разлуки с ним, как братская семья,

Над ним заплачет вся Россия!..