Таксидермия производилась в восьмиугольном зале дворца, в котором стены были увешаны небесно-голубыми коврами и стоял массивный стол красного дерева. Валет Мечей проявила себя искуснейшим мастером. Она сновала туда-сюда, кричала, требовала, давала указания и распоряжения…

В восьмиугольный зал по ее приказу доставили несчетное количество иголок всех видов, крепкие цветные нитки, плошки, реторты, множество разных эссенций и большой котел. Засучив рукава до локтей, напевая старинные колыбельные, трудилась старая волшебница.

И вот засушена принцесса – спит, и сон ее глубок и темен. А старушка обращается к печально склонившим головы королю, королеве, архиепископу и некоторым знатным особам:

– Завершив работу хирурга и искуснейшего портного, еще раз напоминаю вам, что Брунильда, хотя и кажется всего лишь чучелом, на самом деле жива. Она спит, и если какой-нибудь мужчина не старше тридцати и не моложе пятнадцати лет воспылает к ней искренней и чистой любовью, Брунильда вернется к жизни и будет такой, какой должна была бы стать в пятнадцать лет – прекрасной и нежной, как спелое яблоко. А если ничья любовь не пронзит ее, как пронзали ее мои иглы, то быть ей и дальше тем, чем она является сейчас – шедевром таксидермического искусства.

Благодарная королева целовала волшебнице руки. Валет Мечей сухо простилась и умчалась, обернувшись утренним ветерком. Тот же ветерок унес и удрученных юных фей – волшебница обратила их в легкие и послушные игральные карты.

– Помните, детки, – донеслось прощальное предупреждение, – что я могу пребывать в любое время в любом месте, не замеченная вами, – и смех, мелодичный, как журчание ручейка, стих вдали.