Книга: Червивая Луна
Назад: Девяносто четыре
Дальше: Сноски

Девяносто восемь

Блин, и как я, по-вашему, буду отцепляться, когда и охранник, и коричневый комбинезон с меня глаз не спускают?

– Камера! – кричит сверху режиссер.

Весь мир глядит сейчас на нас. На экран выплывает нечеткая картинка лунной поверхности.

Спускаемый аппарат совершает безукоризненную посадку, взрывая серебристый песок. Сжатый воздух пустили еще сильнее, чем раньше, так что получилась небольшая буря. Коричневый комбинезон заворожен этим зрелищем.

Люк спускаемого аппарата отъезжает в сторону, и мы видим космонавта. Он порхает по ступенькам. Ошибка: нога опускается в сантиметре от отпечатка, но этого никто не заметит.

Утвердившись на поверхности обеими ногами, он говорит: «Пусть враги Родины удостоверятся: наша мощь вечна».

Настала пора для прогулки по Луне, которую мы так тщательно репетировали. Я смогу. Я точно смогу. Я уверен в этом с тех пор, как… как призрак Гектора подошел и встал рядом со мной.

Космонавт не то парит, не то шагает. Я прыгаю вверх-вниз, вверх-вниз, наступаю на все метки по очереди.

Должно быть, это и убеждает Навозника и комбинезон, что за мной можно больше не следить. Они прилипли к телеэкрану.

Космонавт разворачивает флаг. Еще один прыжок, и он на месте.

Гектор говорит:

– Пора, Стандиш. Пора.

Тут я и отстегиваю лямки. Тут я и ловлю мгновение.

Девяносто девять

Космонавт, убаюканный ложным чувством невесомости, поворачивается, спотыкается, падает, роняет флаг. Похоже, есть секунд тридцать, пока меня не поймали. Карабкаюсь по ступенькам из траншеи наверх. Плакат уже у меня в руках.

Гектор рядом со мной. Становлюсь перед камерой и расправляю плакат, чтобы дедовы слова было лучше видно. Может быть, их видно даже ему. Хотелось бы верить.

Начинается с одинокого голоса.

 

На этот горный склон крутой

Ступала ль ангела нога?

 

Потом подхватывают другие. Вскоре голоса всех работников заполняют здание бойни.

 

И знал ли агнец наш святой

Зеленой Англии луга?

 

Сто

Навозники, кожаный, рукойводители – все они на мгновение окаменели. Это и есть мое мгновение. Не минута, а миг. Но может быть, чтобы повернуть ход истории, одного мига достаточно. Я стою на Луне. Я – камешек. Червивой Луне пришел конец.

Просыпаются пулеметы. Гильзы брызжут, как метеоры. Хоть бы мир успел меня увидеть. Хоть бы у меня получилось бросить себя в этот кошмар, называемый Родиной. Внутри уродского здания беспорядочно носятся люди. Вижу, что Гектор машет мне – он нашел выход. Подбегает мистер Лаш.

– Вы его видите? – спрашиваю я. – Вон там.

– Кого?

– Гектора.

Мы петляем, пробираемся сквозь обезумевшую толпу. Гектор наконец указывает на дверь. Налегаю на рукоятку, и вот мы снаружи, вышли в рассвет нового дня. Из тумана на нас выплывает седьмой сектор.

Мистер Лаш держит меня, но не знает, что делать дальше.

– Бегите за Гектором, – говорю я и машу в сторону холма. Мы бежим, катимся вниз по склону, бросаемся в траву. Только тут я замечаю кровь. Кровь идет из меня.

– У меня получилось, блин, получилось ведь?

– Да, Стандиш, получилось, – говорит мистер Лаш. – Держись.

Знаю, что дело плохо. И еще мне кажется, что я уже достаточно продержался.

– Стандиш, держись, все будет хорошо.

Его голос доходит до меня как с другой планеты.

На ноги меня поднимает уже Гектор. Он отыскал-таки нам машину, огромный кремовый «кадиллак». Чувствую запах кожаной обивки. Ярко-синей, синей, как небо, синей, как могут быть только кожаные сиденья. Гектор сзади. У меня одна рука опирается на хромированный край открытого окна, другая на руле. Мы едем домой, к миссис Лаш, к чистенькой кухне, к столу с клетчатой скатертью, к траве в саду – такой, будто ее только что пропылесосили.

Потому что только в стране крока-кольцев солнце – как в цветном кино. Жизнь под радугой.



Назад: Девяносто четыре
Дальше: Сноски