По причине совершенного бесплодия Центральной Кашгарии, представляющей мертвую пустыню Такла-Макан, оседлое население этой страны группируется на ее подгорной окраине, испещренной оазисами. Внутренние же склоны окраинных хребтов, обращенные к котловине, населены кочевниками и полуоседлыми туземцами, ведущими пастушеский образ жизни.

Оазисы Кашгарии, рассеянные, подобно островам, по ее подгорной окраинной полосе и отличающиеся плодородной лёссовой почвой, обязаны своим существованием в этой чрезмерно сухой стране живительному действию рек, сбегающих с соседних окраинных гор и в большинстве иссякающих бесследно в ее обширной центральной пустыне Такла-Макан. Исключение составляют только величайшая река страны Яркенд-дарья с весьма немногими левыми притоками и вторая по длине – Черчен-дарья, несущие свои воды в весьма отдаленное от их истоков озеро Лобнор.

По собранным мною на месте от туземных и отчасти китайских чиновников сведениям, численность всего населения Кашгарии простирается ныне приблизительно до 2 000 000 человек, в том числе около 1 800 000 оседлого и 200 000 кочевого и пастушеского.

Оседлые туземцы Кашгарии, живущие в оазисах и занимающиеся земледелием, в этнологическом отношении представляют помесь арийцев иранской ветви с тюрко-монголами. Об этом, несомненно, свидетельствуют их телесные признаки, присущие обеим смешавшимся расам, а отчасти и сам язык, в составе которого заключается много древнеперсидских слов.

Рост кашгарцев в общем не выше среднего, грудь слегка впалая, а спина выпуклая; корпус у них сухощавый, поджарый, верхние и нижние конечности тонкие, общий вес тела мал. Лицо продолговатое, к подбородку суженное, затылок плоский, скулы выдающиеся; уши оттопыренные, нос у корня широкий, а на конце слегка заостренный. Рот умеренный, глаза прямые, карие или темно-карие, брови дугообразные.

Волосы на голове и бороде черные, средней густоты, но значительно гуще, чем у киргизов. Цвет кожи светло-смуглый, но у субъектов, не принадлежащих к рабочему классу, отличается большей белизной. Выражение лица спокойное, задумчивое, как бы испытующее, причем у женщин на нем заметно более оживления, чем у мужчин.

Таковы в общих чертах телесные признаки типа, который может считаться преобладающим в среде оседлого населения Кашгарии. Само собой разумеется, что в этом населении должно встречаться немало и уклонений от него, вполне естественных у метисов. Так, в Яркендском и отчасти в Каргалыкском округах приходилось неоднократно замечать туземцев, подходящих по телесным признакам весьма близко к таджикам, т. е. высокого роста, с густой, окладистой бородой, густыми дугообразными бровями, с горбиной на носу и узким межбровьем.

Точно так же в Южной Кашгарии, в Хотанском и Керийском округах, встречались изредка туземцы среднего роста, с правильными европейскими чертами лица, русой бородой и серыми глазами, представлявшие по наружности резкий контраст с остальной массой населения страны.

В числе оседлых туземцев Кашгарии считается около 6000 дунган, переселившихся в эту страну из Внутреннего Китая в XIX столетии и проживающих в оазисах Аксуйской области. Дунгане, по всей вероятности, тюркского происхождения, но издавна усвоили язык, одежду и обычаи китайцев, от которых отличаются лишь несколько наружностью и своим магометанским вероисповеданием. Несмотря, однако, на долговременное общение с китайцами, они питают к ним непримиримую ненависть.

К числу оседлых обитателей Кашгарии принадлежит еще около 300 семейств цыган, из которых 270 проживают в Кашгарском оазисе, а остальные 30 – в Яркендском. Они занимаются преимущественно плетением корзин и отчасти барышничеством.

Кочевое население Кашгарии состоит только из одних киргизов, населяющих южный склон главного хребта Тянь-Шанской системы – Кок-шаала – с его отрогом Кара-тэке и окраинный хребет Памирского нагорья – Сары-кол. Эти кочевники, называемые каракиргизами, отличаются несколько наружностью, языком и бытом от своих северных сородичей, кочующих в сибирских степях.

Внутренний склон Куньлуня в южной и юго-западной частях Кашгарии занимают туземцы, отличающиеся от обитателей оазисов только своим полуоседлым, пастушеским образом жизни. В юго-западной части того же окраинного хребта, именно в горах Килиан-таг и Топа-таг, живут еще около 350 человек таджиков, вышедших в конце XVIII столетия из Вахана и называемых поэтому кашгарцами ваханлыками. Они ведут также полуоседлый пастушеский образ жизни, говорят на древнеперсидском наречии и, несмотря на принадлежность к секте шиитов, уживаются в ладу со своими соседями-суннитами, пасущими стада в тех же горах.

Кашгарский народ не именует себя никаким общим названием. Оседлые туземцы Кашгарии различаются только прозвищами по местам жительства. Например, говорят: кашгар-лык, яркенд-лык, хотан-лык (т. е. кашгарец, яркендец, хотанец и т. п.). Для всего же народа, населяющего Кашгарию, у туземцев нет никакого общего названия, кроме магометан.

Все оседлые туземцы Кашгарии, исключая дунган, говорят на одном и том же тюркском наречии, в котором заключается, по всей вероятности, не менее одной пятой древнеперсидских слов. Кроме того, в этом наречии встречается немало арабских слов, вошедших в него со времени распространения в Кашгарии арабами ислама. Областные различия туземного языка столь незначительные, что обитатели отдаленнейших местностей Кашгарии объясняются друг с другом совершенно свободно.

Окраинная подгорная полоса Кашгарии, в которой размещается ее оседлое население, в общем представляет пустынную страну, хотя далеко не столь бесплодную, как внутренняя пустыня Такла-Макан. В этой подгорной полосе преобладают саи – пустынные щебне-галечные равнины, покрытые весьма скудной растительностью; в ней встречаются также песчаные пространства, из которых наиболее обширные лежат к северу от Яркенда и юго-западу от Черчена, и изредка солончаки.

Зато по ней рассеяно немало оазисов с весьма плодородной лёссовой почвой, в которых группируется все оседлое население страны. Величина этих оазисов зависит главным образом от количества орошающей их воды. На берегах многоводных рек находятся все большие оазисы, а именно: Аксуйский, Кашгарский, Яркендский, Хотанский и Керийский, а по берегам малых рек и речек рассеяны сравнительно лишь небольшие оазисы.

Между оазисами, удаленными друг от друга нередко на несколько десятков верст, расстилаются пустынные, преимущественно щебне-галечные, равнины, местами вовсе лишенные растительности. Среди этих печальных равнин оазисы в летнее время представляются очаровательными островами, покрытыми пышной растительностью. Приближаясь к оазису, путник еще издалека замечает на горизонте темно-зеленую полосу осеняющих его деревьев, из которой местами высоко вздымаются стройные пирамидальные тополи. По мере приближения эта полоса постепенно возрастает в длину и высоту, мало-помалу обозначаются очертания отдельных деревьев; затем показываются разбросанные по окраине оазиса дома, и, наконец, утомленный путник с восторженным чувством вступает в тенистый оазис.

В нем все свободные от посевов места засажены деревьями: тополем, тутом, белой акацией, ивою, джидою, жужубою и разнообразными кустарниками. Среди этих насаждений рассеяны в живописном беспорядке маленькие серовато-желтые дома, окруженные глиняными стенками; вокруг них зеленеют сады и поля; везде струятся арыки, распространяющие приятную прохладу, освежающую усталого путника после утомительного перехода по знойной пустыне.

Местами встречаются мечети с прудами, обсаженными деревьями, в которых правоверные совершают перед молитвою омовения. В больших оазисах с городами или базарами, расположенными чаще всего в центральных частях, дома, по мере приближения к центру оазиса, все более и более сближаются и, наконец, образуют шумную базарную улицу или целый город.

Дом (уй) туземцев – это маленькая лёссовая мазанка с плоской крышей, в которой оставляются небольшие оконные отверстия. Постройка такого жилища весьма несложна и недорога. С площади, предназначенной для двора и строений, снимают поверхностный слой лёсса потребной толщины и, собрав его в кучи, утрамбовывают эту площадь. Затем, примешав к заготовленному лёссу мелкой соломы и полив эту смесь водой, разминают ее в густую массу, из которой кладут стены строения от 3 до 4 футов толщины и от 7 до 9 футов высоты.

В стенах оставляются отверстия для дверных коробок, а в жилых постройках еще внутренние ниши, служащие шкафами и каминами. Доведя стены постройки до надлежащей высоты, укрепляют на их верхних краях потолочные балки, на которые настилается помост тонких жердей. Этот помост покрывают тростниковыми циновками, а на них постилают тростник, посыпают его слоем лёсса вершка в 3 толщиной и слегка утрамбовывают.

В крышах жилых строений оставляют небольшие оконные отверстия, в которые вставляются рамки со створчатыми ставнями, закрываемыми только зимой, да и то лишь на ночь. Эти отверстия пропускают так мало света в комнаты, что в них в пасмурные дни господствует почти всегда полумрак.

Пол в жилых постройках набивается из той же лёссовой массы, из которой возводятся стены, причем задняя, наибольшая часть каждой комнаты, предварительно отделяется от передней, или проходной, перегородкой из брусьев от 10 до 20 дюймов высоты, и в задней части пол набивается почти в уровень с поверхностью верхнего бруса, а в передней значительно ниже. На устроенных таким образом низеньких нарах настилаются тростниковые циновки, а поверх них – войлоки.

На этих нарах туземцы работают, едят и спят – словом, проводят на них почти все время пребывания в доме.

Двери в домах делают одностворчатые, но всегда низкие, так что при входе в туземное жилище приходится нагибаться. Почти в каждой жилой комнате устраивают камин, состоящий из узкой, но высокой стенной ниши, окаймленной по краям плоским карнизом. Из верхней, клинообразной части этой ниши выходит внутри стены кверху дымовой канал, оканчивающийся низенькой трубой.

Почти во всяком доме можно встретить веранду с навесом, пристраиваемую к одной из наружных стен дома, или сени с широким отверстием во всю длину внешней стены, в которое вставляется деревянная решетка. На верандах и в сенях устраивают высокие нары, заменяющие в летнее время нары внутренних покоев, а на дворах, подле стен и иногда в садах, под тенистыми деревьями, делают из лёссовой массы лежанки (супа) для сидения и спанья.

 

 

Дом со всеми надворными постройками окружается лёссовой оградой в 6 футов высоты. Для сокращения ее длины задние стены домов и надворных построек нередко располагают по окружной черте дворов и соединяют их лёссовыми стенками. Такой же оградой обносят и прилежащие к надворным стенкам сады, а в Южной Кашгарии их окружают преимущественно живыми изгородями. У богатых поселян лёссовые стенки служат часто окружными межами их земельных участков.

Почва во всех оазисах Кашгарии лёссовая. Отложения лёсса покрывают, однако, далеко не всю площадь этой страны, а только окраинную, подгорную полосу ее, да и то лишь спорадически. Вокруг внутренней пустыни Такла-Макан, представляющей, по всей вероятности, сплошной сай, покрытый лишь местами песчаными грядами, простирается почти непрерывная полоса мелких лёссовых бугров от 30 до 120 верст ширины.

Эти обрывистые бугры, образовавшиеся, по-видимому, от выветривания окружающих пустыню лёссовых толщ, покрыты почти повсеместно тонким слоем песка, нанесенного ветрами из внутренности Такла-Макан. Внешняя граница означенной полосы лёссовых бугров представляет извилистую кривую, очерчивающую ее клиновидные выступы, или зазубрины, которые, однако, нигде не достигают подножий окраинных гор Кашгарской котловины.

В подгорной области Кашгарии, заключающейся между предгорьями окраинных хребтов и внешней границей помянутой полосы лёссовых отложений, окаймляющей пустыню Такла-Макан, преобладают почти повсеместно саи, т. е. пустынные щебне-галечные равнины, покрытые весьма скудною растительностью, и лишь изредка встречаются песчаные пространства и солончаки. Лёссовые же отложения на подгорной окраине рассеяны лишь спорадически, островами. На этих-то уединенных островах, а также на окраине сплошной лёссовой полосы, окружающей пустыню Такла-Макан, и преимущественно на ее клиновидных выступах, расположены почти все оазисы Кашгарии.

Предгорья и внутренние склоны южных и юго-западных окраинных гор также покрыты отложениями лёсса, подымающимися на них до 12 000 футов над морем, но не достигающими значительной мощности. Только обнаженные песчаниковые высоты, встречающиеся местами в западных и юго-западных горах, подверженных постоянным ветрам, свободны от лёссовых отложений. Эти отложения отсутствуют также на южном склоне главного хребта Тянь-шаньской системы – Кок-шаала, вероятно, по причине господствующих в той стране северо-западных ветров, относящих от гор минеральную пыль внутрь котловины.

Мощность лёссовых отложений Кашгарии не должна быть велика. Таких значительных толщ лёсса, как в северных провинциях Внутреннего Китая, мне не приходилось наблюдать в описываемой стране.

Качество кашгарского лёсса как сельскохозяйственной почвы не везде одинаково. В Яркендском и Каргалыкском округах желтозем отличается сравнительно большим плодородием, чем в Хотанском и Керийском, в которых к нему примешано весьма значительное количество крупнозернистого песка и лёссовидных песчано-глинистых наносов.

Первобытная лёссовая почва, отличающаяся необыкновенным плодородием и устойчивостью, от долголетнего пользования, конечно, несколько истощается и начинает требовать удобрения. В Кашгарии поля удобряют преимущественно навозом и грязью, выбрасываемою из арыков при их очистке, реже нечистотами, собираемыми с базаров, или плодородным лёссовидным илом, осаждающимся в долинах многих рек во время их разлития.

Удобрение же первобытным лёссом соседних девственных холмов и толщ, которого в Кашгарии повсюду достаточно, очень редко практикуется. Вообще вознаграждение почвы в этой стране, несмотря на потребность в нем, далеко недостаточно и отражается чувствительным ущербом на количестве собираемых сельскохозяйственных продуктов. Главного тука – навоза – там очень мало, потому что туземцы имеют весьма незначительное количество лошадей и крупного рогатого скота, который содержится притом почти круглый год на подножном корму; овцы же пасутся постоянно в соседних горах или на отдаленных от селений пастбищах, с которых их не пригоняют вовсе на ночь во дворы.

При таком значительном недостатке навоза и крайней ограниченности удобрения минеральными туками производительность сельскохозяйственной почвы Кашгарии должна быть значительно ниже той нормы, до которой ее, казалось бы, возможно довести посредством надлежащего удобрения.

Способ владения усадебной и пахотной землей во всей Кашгарии повсеместно подворно-участковый. Вся возделываемая и находящаяся под строениями земля общины издревле разделена на участки, принадлежащие отдельным владельцам и переходящие по наследству к их потомкам. Эти участки по праву собственности владельцев могут быть отчуждаемы ими сполна или по частям, а также расширяемы покупкой земли у соседей. Затем вся остальная земля оазиса, а именно: пастбища, леса и луговые пространства, поросшие камышом, который ежегодно снимается для скота, – считается государственной и находится в общем, нераздельном пользовании всех жителей селения.

Размеры земельных участков поселян Кашгарии вообще весьма незначительны. В густонаселенных оазисах, Яркендском и Каргалыкском, средняя величина такого участка простирается приблизительно до 1½ десятин на двор (семейство, состоящее из пяти человек), считая в том числе площадь, занятую усадьбой, садом, огородом, арыками, дорогами, прудами и межами. За исключением этой площади, на каждый двор придется, по всей вероятности, не более одной десятины собственно-полевой возделываемой земли.

В Хотанском и Керийском округах эти участки значительно больше и в среднем достигают приблизительно трех десятин на двор, но зато там почва менее плодородна, и двойные жатвы, в особенности в Керийском округе, собираются гораздо реже, чем в названных выше округах.

Земледелие составляет основное занятие массы оседлого населения Кашгарии. Кустарная промышленность и торговля, в особенности мелочная, занимают также очень много рук. В этой необычайно сухой стране земледелие возможно только при искусственном орошении (ирригации) посевов.

Даже в весьма высоких нагорных долинах, поднимающихся до 11 000 футов над уровнем моря, где количество выпадающего в летнее время дождя несравненно больше, чем в подгорных оазисах, и там пашни требуют искусственного орошения, хотя и не столь обильного, как в самой котловине. Можно уверенно сказать, что на всем необъятном пространстве Кашгарии, не исключая горных пространств, едва ли найдется где-либо незначительная площадь возделываемой без искусственного орошения земли.

Ирригация, существующая в Кашгарии с незапамятных времен, доведена туземцами до значительной степени совершенства. Каждый туземец начинает изучать ее практически с раннего детства. Летом в оазисах Кашгарии нередко можно видеть группы мальчиков, проводящих миниатюрные арыки на свои игрушечные поля и пускающих по ним из настоящих оросительных канав воду или устраивающих запруды и дамбы.

Поэтому нас не должны удивлять умение туземцев различать на глаз малейшие уклоны местности в ту или другую сторону, отличное знание ими всех сложных приемов и манипуляций искусственного орошения и находчивость в крайне затруднительных, по нашим представлениям, обстоятельствах в этом деле.

Система искусственного орошения в Кашгарии весьма однообразна. Здесь нет ни водочерпательных колес, приводимых в движение водой, ни насосов, ни элеваторов и тому подобных гидротехнических сооружений, весьма обыкновенных, например, во Внутреннем Китае. Для орошения оазиса, расположенного обыкновенно в долине реки, выводят из этой реки выше его один или несколько больших арыков, направляемых по наиболее возвышенным местностям орошаемого оазиса.

Из главных арыков, на которых устраивают всегда водяные мельницы, выпускаются в нижележащие местности того же оазиса второстепенные оросительные канавы, разветвляющиеся, в свою очередь, на многие малые водные артерии, орошающие непосредственно поля и сады. Если главный арык почему-либо нельзя направить по наиболее возвышенной местности оазиса, то его проводят по дамбе, от которой отделяются, подобно ветвям от ствола, малые дамбы второстепенных арыков и т. д. Кроме того, для сбережения воды и поднятия ее уровня на главных арыках устраивают нередко запруды, расширяя эти арыки в каналы и возводя на их берегах высокие насыпи.

Каждый арык, орошающий поле, проводится по наиболее возвышенной линии его, а если оно горизонтально, то по невысокой насыпи. Поверхность же самого поля срезается по перпендикулярным к арыку направлениям террасообразными, слегка наклонными от арыка полосками, перегораживаемыми земляными валиками на четырехугольные клеточки в несколько квадратных сажен. Таким террасообразным строением пашен и устройством на них клеточек достигается медленный сток воды с орошаемого поля, необходимый для надлежащего пропитывания ею рыхлой лёссовой почвы. Для орошения поля прокапывают из арыка маленькие канавки и пускают по ним воду на верхние терраски.

Наполнив ближайшие к арыку клеточки, она переливается из них через валики в смежные четырехугольники, из которых потом спускается в нижележащие клеточки соседней терраски и т. д. до самого края поля. Когда почва достаточно напитается водой, запирают выводные канавки из арыка, и поле высыхает.

Орошением в каждом оазисе заведуют особые выборные, называемые мирабами, или арык-аксакалами (арычные старшины). Вода распределяется по участкам поселян соответственно количеству находящейся под посевами земли и с соблюдением очереди. При этом не обходится, как сетовали мне неоднократно туземцы, без злоупотреблений. На поля богатых и влиятельных поселян, не говоря уже о туземных властях, воду пускают нередко вне очереди и в большем количестве, чем следовало бы по расчету.

В Кашгарии возделывают: кукурузу (кунак, маис), пшеницу (буг-дай), рис (грюнчж), ячмень (арпа), сорго (джугара), обыкновенное просо (тарык) и горох.

Из этих растений первое место занимает кукуруза, посевы которой превышают общее количество остальных зерновых хлебов. Такое предпочтение отдается маису, потому что он дает всегда весьма прибыльные урожаи. Кашгарцы очень любят маисовый хлеб и уверяют, что он питательнее пшеничного.

После маиса следует пшеница, посевы которой, однако, едва ли превышают одну треть количества засеваемой кукурузы. Ячменя на равнинах засевают еще меньше, чем пшеницы, и большая часть его употребляется на довольствие лошадей и ослов, так как овса в Кашгарии не возделывают. В горах же сеют исключительно ячмень, потому что там (выше 8000 футов) ни кукуруза, ни пшеница не вызревают, между тем как голый ячмень в Куньлуне возделывается успешно до высоты 12 000 футов над уровнем моря.

Сорго, сильно истощающее, по словам туземцев, почву и требующее много удобрения, засевают мало. Обыкновенное просо и горох встречаются еще реже на полях Кашгарии.

Рисовые плантации существуют только в тех оазисах, где есть избыток воды и удобные для посева риса места. Его сеют исключительно в низких речных долинах и других болотистых местах, которые легко затоплять, на бурой перегнойной почве с непроницаемой подпочвой. На возвышенных же местах с лёссовой почвой рисовых плантаций не встречается.

Из кормовых растений в Кашгарии сеют одну только люцерну (бидай), но зато посевы ее можно видеть почти на каждом участке.

В Яркендском, Каргалыкском и Хотанском округах почти ежегодно снимают по две хлебные жатвы, преимущественно ячмень раннего посева и после него кукурузу, реже озимую пшеницу и маис. В этих округах только в редкие, неблагоприятные годы бывает одна жатва, именно после малоснежных зим в горах и слишком позднего наступления весны. Двойная жатва получается, однако, не со всей возделываемой площади, а лишь с наиболее тучных земель, не требующих отдыха; с остальных же снимают только один хлеб – пшеницу, ячмень или кукурузу – и после них иногда редис. Рис, требующий обильного и продолжительного орошения, дает повсеместно одну жатву; люцерну же снимают от 3 до 5 раз.

В Керийском округе, вследствие позднего разлития рек, орошающих оазисы, снимают большею частью одну хлебную жатву, и только в благоприятные годы, когда, после обильного выпадения зимой снега, в Куньлуне наступает ранняя весна, там бывает две жатвы. Замедление весеннего разлития рек в этом округе происходит оттого, что количество атмосферических осадков в Куньлуне значительно уменьшается в восточном направлении.

Поэтому в горах Куньлуня, в пределах Керийского округа, зимы бывают вообще малоснежнее, чем в юго-западной части того же хребта, питающей реки Яркендского, Каргалыкского и Хотанского округов. Между тем первый, т. е. весенний, разлив рек в Кашгарии, столь необходимый для земледелия, происходит исключительно от таяния свежего снега в нижних и средних горных областях, выпавшего в течение предшествовавшей зимы, и величина его, следовательно, зависит от количества этого снега.

По этой причине в начале весны реки Керийского округа бывают маловоднее рек названных выше западных округов, и первое орошение из них полей производится не ранее конца апреля или даже начала мая, когда прибыль воды в них от начавшегося уже в это время таяния снегов в высоких горных областях значительно увеличивается. Позднее, когда таяние этих снегов и ледников усиливается, и в особенности в период дождей в Куньлуне, выпадающих ежегодно в июле, реки Керийского округа сильно разливаются, но времени для созревания хлебных растений вторичного посева остается уже недостаточно.

Кроме хлебных растений, в Кашгарии еще возделываются: хлопчатник, лен, конопля, кунжут, мак, табак, марена и шафран.

Лучший хлопок получается с плантаций Хотанского и Керийского округов, в которых хлопчатник по климатическим условиям произрастает гораздо успешнее, чем в остальных округах. Конопля разводится преимущественно для приготовления наши (гашиша) – наркотического вещества, сбываемого в большом количестве в Индию и отчасти потребляемого самими туземцами Кашгарии. Кроме того, из конопляного семени приготовляют масло для пищи и освещения, а из волокна делают веревки.

Лен сеют преимущественно для семени, из которого выжимают масло для пищи и освещения; волокно же весьма хорошего качества употребляют исключительно на веревки. Из кунжутного семени тоже приготовляется масло для пищи и освещения, а стебли растения идут на топливо. Мак разводят в небольшом количестве преимущественно для приготовления опия, сбываемого, подобно наше, в Индию и потребляемого на месте.

Туземный табак, по-видимому, довольно хорошего качества и родится в изобилии, но обрабатывается крайне плохо, и потому из него получается продукт очень низкого сорта – хуже нашей махорки.

Овощи: лук, морковь, редис, бобы, фасоль, укроп и петрушка родятся повсюду очень хорошо. Картофель, капусту и огурцы туземцы не разводят вовсе. Зато дынь, арбузов и тыкв во всех оазисах очень много.

Садоводство процветает повсеместно: при каждом сельском доме можно встретить небольшой садик или плодовые деревья, растущие близ дома, между пашнями на широких межах. Последний способ рассадки фруктовых деревьев преобладает в Хотанском и Керийском округах, а в остальных их разводят преимущественно в отдельных садах, обнесенных лёссовыми оградами, которые примыкают к надворным стенкам.

В садах Кашгарии успешно произрастают: абрикосы, персики, яблоки, груши, черешни, белые вишни, грецкие орехи, гранаты, айва и виноград. Миндальных деревьев и фисташек в Кашгарии нет, а также и слив. Абрикосовые деревья повсюду преобладают над остальными и дают плоды различных сортов; как и виноградные лозы, которых тоже очень много. Яблоки и груши невысокого качества, хороших же сортов вовсе нет. Кашгарцам полезно было бы переменить также семена многих других растений, сильно выродившихся в их стране, и развести у себя подсолнечник, картофель, капусту и огурцы, которых у них нет.

Из свежих персиков и абрикосов, часто еще не дозревших, туземцы варят похлебку, заправляемую мукой. Эти плоды, а также дыни и арбузы едят в свежем виде с хлебом и без хлеба. Кроме того, все плоды, исключая айвы, гранат, черешен и вишен, сушат. В особенности много заготовляется впрок абрикосов, персиков, винограда и грецких орехов, подаваемых гостям при каждом дастархане (угощении).

Кашгарцы – большие любители цветов: почти в каждом саду можно видеть маленький цветник с их любимыми цветами, тюльпанами, астрами, мальвами и бархатцами. Женщины нередко украшают этими цветами голову, а мужчины накалывают их иногда на ермолку или на грудь.

Земледельческие орудия кашгарцев – первобытного устройства. Поля вспахивают плугом (бугус), состоящим из коленчатого (самородного) корпуса, на нижний конец которого надевается железный стреловидный лемех (шыш), а к верхнему прикрепляется рукоять. В вертикальную часть корпуса, немного выше колена, вставляется короткое дышло (кешкин), поддерживаемое сверху распоркой. К концу дышла прикрепляются две постромки (урмачи), привязываемые к концам треугольного ярма; это последнее удерживается на шее рабочего быка двумя вертикальными стойками, врезанными в ярмо и стягиваемыми внизу веревочкой.

Боронование вспаханной земли производится деревянными смыками, а потом ее выравнивают иногда еще граблями.

Для рытья и очистки арыков, разрыхления земли, производства выемок и насыпей и вообще для всех почти земляных работ служит кетмень – общераспространенное в Кашгарии орудие. Это – железная лопата с загнутой почти под прямым углом трубкой, в которую вставляется ручка.

 

 

Хлеб жнут серпами, сходными с нашими, но значительно менее изогнутыми. Теми же серпами снимают люцерну и молодой камыш, употребляемый в Кашгарии вместо сена.

Для молотьбы хлеба утрамбовывают плотно на поле площадку и среди нее прочно устанавливают толстый кол. На этот кол надевается веревочное кольцо, прикрепляемое к длинной оглобле, к которой посредством постромок привязывают несколько быков или лошадей и гоняют их, как на корде, вокруг кола по разостланному хлебу. При таком способе молотьбы солома (саман) раздробляется на мелкие части, легко пережевываемые скотом.

На той же площадке и провеивают обмолоченный хлеб, подбрасывая его лопатой высоко вверх – к вершине установленного для молотьбы кола.

Для хранения зерна у кашгарцев не существует совсем амбаров. Они вырывают на дворе или на поле, близ домов, ямы и, обложив их бока и дно соломой, ссыпают туда хлеб. Потом покрывают его сверху соломой же, засыпают землей и сравнивают поверхность так, что присутствие такого зернохранилища становится почти незаметным.

Все тяжелые земледельческие работы исполняются мужчинами, а женщины занимаются прополкой, посадкой и уборкой овощей, собиранием плодов и другими, сравнительно легкими, работами на полях и в садах.

Заработная плата в Кашгарии вообще очень низка. Годовой работник на хозяйском продовольствии и одежде получает в среднем около 13 рублей. Кроме того, хозяин почти всегда отделяет для него маленький кусок земли, который он засевает для себя хозяйскими семенами. Поденщику на готовом продовольствии платят летом в страдную пору 12 коп., а зимой не дороже 5 коп.

Цены на продовольственные продукты тоже очень низки: пуд лучшей пшеничной муки стоит не дороже 40 коп., а маисовой – 25 коп.; фунт мяса продается по 4 и по 3 коп.; фунт скоромного масла по 12 коп. и постного по 5 коп.; курица стоит 18 коп., десяток яиц – 6 коп.

Из домашних животных туземцы Кашгарии содержат: лошадей, ослов, крупный рогатый скот, овец, коз и очень немного яков (в горах) и верблюдов. Лошадей, употребляемых преимущественно для верховой езды и отчасти для перевозки тяжестей вьючным способом, имеют только богатые поселяне и торговцы. Кашгарские лошади невысоки, но статны и выносливы. Крупного рогатого скота у туземцев тоже немного. Пашни пашут преимущественно на быках, а бедные поселяне, не имеющие их, впрягают в плуги ослов или обрабатывают землю ручным способом, посредством кетменя и граблей.

Осел (ишак) – весьма распространенное в Кашгарии домашнее животное, содержимое почти каждым поселянином. Перевозка почти всех тяжестей в домашнем хозяйстве и большей части товаров внутри страны производится вьючным способом на ослах. На них же преимущественно совершают туземцы переезды верхом, а бедные возделывают свои поля. Тяжелые туземные двуколки (арбы) с высокими колесами, по причине рыхлости полотна грунтовых дорог, употребляются очень редко. На них ездят почти исключительно китайские чиновники и купцы со своими семействами.

Овец в Кашгарии очень много; большая часть их мелкой курдючной породы с белой шерстью и черными пятнами на голове. Эта порода отличается миниатюрными рогами и вкусным мясом с небольшим, однако, количеством жира.

 

 

В Южной Кашгарии, в горах Куньлуня, между реками Керия и Каракаш пасутся стада тонкорунных овец, также мелкой курдючной породы, но с мягкой и длинной курчавой шерстью, преимущественно белого цвета и реже черного. Из шкур этих овец выделывают очень хорошие меха, вывозимые к нам в Россию, а из шерсти – знаменитые хотанские ковры и войлоки. Тонкорунные овцы пасутся круглый год в горах и, с перемещением из них в жаркую котловину, вскоре утрачивают ценные качества своего руна, которое развивается и становится грубым.

Овцы обыкновенной породы подгорных оазисов пасутся тоже большею частью целый год в соседних горах, а в отдаленных от гор оазисах – на окрестных пастбищах, покрытых низкорослым камышом, насаждения которого встречаются во всех речных солончаковых долинах.

В Кашгарии собирают молоко не только от коров, но и от овец. Из овечьего молока приготовляют масло и простоквашу (катпык) – любимое кушанье туземцев, в особенности летом, во время жаров.

Козы пасутся вместе с овцами и содержатся преимущественно для пуха, сбываемого в Кашмир, где из него выделывают знаменитые шали, а отчасти в Россию. Коз также доят, и молоко их считается целебным.

Скот в Кашгарии питается круглый год преимущественно подножным кормом, кроме небольшого числа лошадей и ослов, содержимых временно на дворах для работ. Зимой рогатому скоту, лошадям и ослам дают понемногу сухого камыша, заготовляемого летом, соломы, жмыхов и кукурузных листьев, а рабочим лошадям и ослам, кроме того, изредка – ячменя или кукурузы и люцерны. Естественных лугов с мягкими кормовыми травами в Кашгарии нет, а поэтому там вместо сена заготовляют на зиму для скота молодой камыш, да и то в небольшом количестве.

От недостатка корма скот зимой там бывает до того слаб, что не в состоянии долго двигаться. В этом, впрочем, виноваты отчасти сами туземцы, запасающие летом слишком недостаточно зеленого камыша, которого повсюду много. Сочный молодой камыш, скошенный своевременно, может заменить собою сено, в чем мы сами имели возможность убедиться, кормя в Кашгарии зимой своих лошадей таким камышом.

Из домашних птиц кашгарцы содержат больше всего кур, очень немного уток и еще менее гусей. Куриное мясо у них признается очень полезным для больных, а потому здоровые редко едят его, сберегая на случай чьей-либо болезни в семействе. Вареные яйца туземцы очень любят и почти всегда включают их в меню дастархана.

Общеупотребительное кушанье массы обитателей Кашгарии – умач. Это жидкий кисель, приготовляемый из маисовой муки. Только по праздникам едят лапшу из пшеничного теста с кусочками баранины. Летом к умачу добавляется еще похлебка из свежих, часто не дозревших персиков или абрикосов, заправляемая маисовой мукой, а также свежие фрукты, дыни и арбузы, съедаемые с лепешками. Кроме того, летом туземцы, имеющие коров или овец, едят часто кислое молоко (катык). Это же молоко, разбавленное водой, служит прохладительным напитком в жары. Осенью едят еще незрелые початки кукурузы, варенные в соленой воде.

У богатых и зажиточных туземцев, кроме перечисленных блюд, нередко готовятся еще следующие кушанья: 1) сурпа – суп из баранины с морковью, петрушкой и редисом; 2) кесме-гуджа – лапша из пшеничного теста с кусочками баранины; 3) гиула – жидкая рисовая каша с мелкокрошенной бараниной и жиром; 4) грюнчжи-ач – густая рисовая каша с кусочками баранины и сухими плодами; 5) манты – пшеничные пирожки с начинкой из баранины и жира с луком, приготовляемые на пару; 6) вареная холодная баранина и, наконец, 7) палау – плов из риса с кусочками баранины, приправленной постным маслом, морковью, луком и изюмом. Это блюдо считается самым лакомым, и без него не обходится ни одна пирушка.

Кашгарцы очень любят лук, в особенности зеленый, и часто приправляют им почти все свои кушанья.

Жидкие кушанья туземцы берут деревянными ложками с длинными ручками, а все остальные, не исключая густой каши и плова, – прямо руками.

Для варки пищи служат большею частью чугунные и реже медные котлы, привозимые преимущественно из России, а для кипячения воды на чай – медные кувшины местного изделия с длинными и узкими горлами. Затем вся остальная домашняя утварь, а именно: чаши, блюда, ведра, кадки и ступы – деревянная, долбленая. Тыквенные фляги, отличающиеся легкостью и достаточной прочностью, – во всеобщем употреблении, в особенности в дороге.

Глиняной посуды ныне в Кашгарии не выделывают и не употребляют даже привозной. В древности же эта посуда была распространена по всей стране, так как везде встречаются ее обломки. В Юго-Западной Кашгарии нам самим неоднократно приходилось находить множество остатков этой посуды, которая, судя по обломкам, была очень прочна и даже изящна. Когда и почему глиняная посуда вышла из употребления – туземцы не могли нам объяснить.

Китайская фарфоровая посуда и наши подносы встречаются только у зажиточных и богатых туземцев, да и то в ограниченном количестве.

Почти все кашгарцы, в том числе и многие женщины, курят и жуют табак. Для курения служат массивные деревянные кальяны с медной оправой местного изделия, а трубок туземцы не употребляют. В городах и многолюдных селениях распространено еще курение наши (гашиша), очень вредное для здоровья. В больших городах существуют даже особые заведения для курения ее, в которых можно встретить не только мужчин, но и женщин. Из всех городов Керия в особенности отличается многочисленностью курильщиков наши. К счастью, это зло мало распространено среди поселян, отличающихся вообще чистотою своих нравов.

Нижняя одежда мужчин состоит из короткого халата (чапана) и панталон, сшитых из белой хлопчатобумажной ткани. Сверху надевается халат из серой, коричневой или синей бумажной же ткани, зимой на вате или на бараньем меху, опоясываемый всегда синим, коричневым или малиновым бумажным кушаком.

Летом мужчины ходят в ермолках, которые снимаются только на время бритья головы, а зимой сверх ермолок надевают теплые куполообразные шапки с широкими меховыми околышами (бараньими или лисьими). Мужчины обуваются в сапоги с узкими голенищами и высокими каблуками. Отправляясь в мечеть или в гости, они надевают на них еще калоши, оставляемые в сенях.

Женщины носят длинные рубашки из белой бумажной ткани и шаровары из такой же ткани, сильно суженные внизу. У рубашек замужних женщин делается на груди разрез и обшивается по краям малиновыми или пунцовыми бумажными лентами, а у девушек рубашки шьются с разрезами на плечах, застегиваемыми посредством пуговиц. Верхняя одежда женщин состоит из длинного халата, спускающегося почти до земли, с длинными же рукавами. Кушаков женщины не носят, а поверх халатов надевают иногда короткие кофты с широкими рукавами.

Женщины, подобно мужчинам, обуваются в сапоги, которые отличаются от мужских короткими и еще более узкими голенищами.

В жаркое время сельские женщины не стесняются ходить в одних рубашках, и не только около дома, но даже на базарах. Мужчины в это время ходят тоже большею частью в одном нижнем белье. Притом оба пола в течение всего лета, несмотря на сильное нагревание земли, обходятся большею частью без обуви, а дети и без всякой одежды.

Девушки заплетают волосы в несколько мелких косичек, связывая их назади тесемками, а замужние женщины собирают свои волосы спереди в два плоские локона, концы которых заплетаются каждый в одну косу и спускаются на грудь. Головной убор женщин состоит в летнее время из ермолки или платка, завязанного на затылке, а зимой женщины носят теплые плоскодонные шапки с меховыми околышами.

Под шапку надевается белый платок, закидываемый на спину, а спереди из-под нее спускается белая кисейная вуаль, прикрывающая лицо. Впрочем, многие туркестанки, в особенности в многолюдных селениях, ходят с открытым лицом, а торговки на базарах никогда не закрывают его. Обычай закрытия мусульманками своих лиц, предписываемый Кораном и строго соблюдавшийся в Кашгарии во времена Якуб-бека, теперь часто нарушается и со временем, вероятно, вовсе выведется в этой стране.

Кашгарки носят в ушах серебряные серьги с камушками и привесками, а на пальцах серебряные же кольца. На шею они надевают коралловые или стеклянные бусы; голову же летом нередко убирают живыми цветами. Румяна и белила местного приготовления составляют также необходимую принадлежность туалета туземных франтих.

Обыденная жизнь кашгарского народа, его нравы, обычаи, обряды, поверья и социальное состояние представляют много любопытного, в особенности для нас, русских, имеющих с ним тесные торговые связи и потому наиболее заинтересованных жизнью этого соседнего нам народа.

Кашгарцы – магометане-сунниты, но почти вовсе не проникнутые религиозным фанатизмом. К иноверцам, в особенности к христианам, они никогда не относятся враждебно, а к нам, русским, питают даже некоторую симпатию, благодаря доброй славе, распространяемой о нас повсюду в Кашгарии нашими подданными – ферганскими сартами, торгующими в этой стране.

Перехожу теперь к описанию обыденной жизни кашгарского народа, начиная с рождения.

Беременная женщина, почувствовав приближение родов, сообщает об этом мужу, который секретно призывает повивальную бабку. Сами роды тщательно скрываются туземцами от посторонних: у них существует поверье, что если о родах проведают чужие, то эта огласка может затруднить их и сделать даже опасными. Повивальная бабка, войдя в комнату роженицы и приблизившись к ней, произносит трижды слово «сюп» (изыдь) и каждый раз плюет на нее. Этим, по поверью туземцев, изгоняется из беременной злой дух, препятствующий появлению на свет ребенка.

Затем бабка запирает дверь и приступает к своему делу, а муж роженицы остается всегда во время родов в смежной комнате или в сенях и, в случае сильного страдания больной, призывается бабкою к ее постели, так как, по убеждению туземцев, присутствие мужа при трудных родах способствует благополучному разрешению его жены от бремени.

Новорожденное дитя бабка завертывает в пеленки и кладет по правую сторону матери, потом, поздравив ее и мужа с рождением сына или дочери и получив вознаграждение, удаляется, а уход за больной и малюткой принимают на себя родственницы родильницы. Отцы бывают всегда гораздо более рады рождению мальчиков, нежели девочек, и на этот счет у мужчин есть поговорка: «Сын в дом, а дочь из дома». Матери же, как и все женщины в мире, предпочитают дочерей.

На другой или третий день по рождении ребенка к его родителям приходят родные и близкие знакомые с поздравлениями, причем женщины приносят деньги или лепешки, а отцы отделенных сыновей, осчастливленные рождением внуков, дарят им лошадь, корову или осла, смотря по состоянию.

По прошествии трех или четырех дней от рождения дитяти его отец приглашает приходского муллу для наречения имени новорожденному и созывает по этому случаю к себе в дом родню и близких знакомых. Приглашенных сначала угощают, потом приносят к ним младенца. Мулла, взяв его в руки, обращается лицом к западу (к Мекке) и читает молитву (тагби), потом поворачивается последовательно с ним к северу и к югу, прочитывая при всяком обращении ту же молитву.

Наконец, сотворив ее в третий раз, он нарекает имя новорожденному и передает его одному из родственников, а тот другому и т. д.; младенец передается последовательно, пока не побывает на руках у всех присутствующих родных. Последний кладет его на пол, с которого малютку берет одна из родственниц и относит к матери. После этой церемонии мулла и гости расходятся по домам.

Через 15 дней по рождении младенца кладут в люльку, через 20 дней в первый раз омывают, а через 40 моют вторично и мальчику бреют голову. Для этого приглашаются несколько мальчиков в возрасте от 5 до 10 лет. Из них выбирают одного, отличающегося кротким характером и имеющего в живых отца и мать. Избранник, опоясавшись кушаком и воткнув за него плеть, берет в правую руку бритву и, по указанию старших, прикасается слегка ее обухом к голове ребенка, а один из присутствующих мужчин, приняв от него бритву, бреет голову новорожденному. После этого приглашенных мальчиков угощают сладким компотом из ягод джиды.

Дитя кормится грудью матери до 2-летнего возраста и даже долее. С 6 или 7 лет дети начинают уже посещать школу. Обрезание мальчиков совершается в возрасте от 7 до 10 лет, а если ребенок болезненный, то иногда откладывается до 12-летнего возраста. Эта операция сопровождается также некоторою торжественностью. В назначенный день отец мальчика приглашает к себе родных и близких знакомых, которым подается дастархан. После угощения присутствующих мальчика уводят в отдельную комнату, в которой фельдшер (канчи), при содействии мужчин, совершает быстро обрезание. При этом редко употребляется насилие, а большею частью ловкий, невинный обман.

 

 

С 10 лет мальчики начинают уже понемногу помогать в легких работах отцам, а девочки того же возраста – матерям.

Кашгарцы очень чадолюбивы, часто ласкают своих детей, нежат их и вообще слишком балуют. Жестокое обращение родителей с детьми представляет редкое исключение; напротив, поблажки весьма обыкновенны.

Юноши, достигшие 14 лет, а девушки 12 лет, могут вступать уже в брак. О брачном союзе детей родители жениха и невесты условливаются иногда еще до совершеннолетия их и даже вскоре после рождения. Относительно степени родства соблюдаются предписания Корана, запрещающего братьям вступать в брак с родными сестрами, дядям с родными племянницами, отчимам с падчерицами, племянникам с тетками и пасынкам с овдовевшими мачехами. Возбраняется также всякому мусульманину иметь одновременно женами двух родных сестер, но вдовец может жениться на сестре своей умершей жены.

Юноши, за исключением безродных сирот, редко вступают в дома родителей своих жен, а большею частью вводят последних в свои семьи.

Сватовство составляет необходимую прелюдию всякого брака, хотя бы договор родителей о брачном союзе их детей был заключен заранее. Сватом избирается предпочтительно родной дядя жениха по отцу, а за отсутствием его – другой близкий родственник отца. Вместе со сватом отправляются еще двое или трое родственников или друзей женихова отца в качестве дружек и свидетелей.

О времени прибытия сватов родителям невесты большею частью дают знать заблаговременно; их в таких случаях поджидают и встречают за воротами. Войдя в дом и поздоровавшись с хозяином, сват и дружки садятся у порога. Хозяин дома начинает их упрашивать пересесть на почетное место. После неоднократных просьб они пересаживаются в переднюю часть комнаты на нары. Присев на них, сват читает молитву (пату), потом встает и спрашивает хозяина дома о здоровье, благополучии семейства и т. д.

Ответив на эти вопросы и спросив его в свою очередь о том же, хозяин просит его садиться. Гостям подается дастархан и после него чай. Напившись чаю, сват объявляет отцу невесты о цели своего посещения и начинает расхваливать жениха, не забывая перечислить все имущество его родителей, если они состоятельны или богаты. Дружки единогласно подтверждают все его уверения, как бы он ни увлекался в своих похвалах и оценке имущества родителей жениха. Отец невесты, по обыкновению, отвечает уклончиво, а сваты настаивают на категорическом ответе.

Наконец он объявляет им, что без совета жены не может дать решительного ответа, и призывает ее в комнату, где находятся сваты. При входе ее они встают со своих мест и кланяются. Она отвечает им легким поклоном и садится возле мужа. Сват передает ей содержание своего разговора с мужем и просит о выдаче дочери. Мать невесты сначала отказывает под предлогами молодости дочери, неопытности в хозяйстве и т. п., заставляя сватов долго себя упрашивать. Этого требует обычай, чтобы люди потом говорили: «Она не так-то охотно выдала за такого-то свою дочь, которая ей, стало быть, была не в тягость».

Наконец, после долгих уговоров, супруги изъявляют свое согласие или отказывают. В случае согласия начинается торг о свадебных подарках, подносимых невесте от жениха, и расходах его на самую свадьбу. У оседлых туземцев Кашгарии не существует обычая выкупать невесту, столь обыкновенного у других народов Центральной Азии. В Кашгарии жених или, точнее, его отец обязуется только поднести невесте свадебные подарки и справить на свой счет самую свадьбу.

Родители же невесты дают приданое за дочерью по своему усмотрению, и о нем не бывает даже речи при сватовстве. Во время сговора они условливаются со сватом только о свадебных подарках жениха и о предстоящих ему расходах на свадьбу. Эти подарки, смотря по состоянию родителей жениха, состоят из шелковых, полушелковых или бумажных тканей, кисейных платков, сапог, серег, бус и других мелочей.

Исполнив поручение, сват с дружками отправляется к отцу жениха и сообщает ему о последствиях сватовства. Если соглашение состоялось, то отец жениха озабочивается покупкой свадебных подарков невесте. Когда все обещанные подарки будут куплены, он в сопровождении приходского муллы и одного из почетных прихожан отправляется с ними к родителям невесты, куда вслед за ним гонят из его двора одну или несколько овец. Эти подарки служат как бы залогом: родители невесты, приняв их, не могут уже отказать жениху; невесте же они выдаются только после свадьбы.

Кашгарцу, как и всякому мусульманину, разрешается Кораном иметь одновременно не более четырех жен. Мусульманка же, вдовея или разводясь с мужьями, может вступать в брак неограниченное число раз.

Большинство туземцев Кашгарии, в особенности поселян, имеет по одной жене. Многоженство обычно только у купцов, зажиточных ремесленников и других наиболее обеспеченных в материальном отношении людей. Некоторые богатые торговцы, переезжающие постоянно из одного города или многолюдного селения в другое, имеют по 5, а иные даже по 10 жен, проживающих в тех местах, которые им приходится посещать по торговым делам.

Туземец, имеющий несколько жен и постоянное место жительства, помещает их в разных домах, построенных на одном и том же дворе, а за неимением нескольких домов – в одном доме, но непременно в разных комнатах, с отдельными выходами в сени или на двор. Первая жена считается старшей и полноправной хозяйкой дома, а остальные – ее помощницами, обязанными ее почитать и исполнять беспрекословно ее приказания.

В действительности же бывает почти всегда иначе: жены одного мужа, помещающиеся под общей кровлей, очень редко живут в согласии и едят с одного очага; между ними почти всегда господствует непримиримая ненависть, и ее неизбежное последствие – полная неурядица в доме. Пищу готовят порознь, и каждая старается расходовать из общего достояния как можно больше для себя и заботится только о себе, вследствие чего в доме царят хаос и опустошение.

По сознанию самих туземцев, полигамия разрушает основы семейного счастья и наносит большой ущерб благосостоянию многоженца. Поэтому разумнейшие из кашгарцев избегают ее даже при полном достатке средств к содержанию нескольких жен и решаются на второй брак только в случае бесплодия первой жены или рождения ею исключительно дочерей.

Развод у оседлых туземцев Кашгарии устраивается легко: при обоюдном согласии супруги могут развестись во всякое время беспрепятственно и распределить между собой, по желанию, детей. По настоянию же одного мужа или жены брачный союз может быть расторгнут только по уважительным причинам, а именно: 1 – при несогласном сожитии супругов; 2 – побоях, неоднократно нанесенных мужем жене; 3 – неспособности мужа или жены к отправлению супружеских обязанностей; 4 – прелюбодеянии, совершенном мужем или женой; 5 – сумасшествии одного из супругов и, наконец, 6 – вступлении мужа в последующий брак без согласия первой жены.

При разводе, состоявшемся по вине жены, она лишается своего приданого, свадебных подарков и вообще всех купленных ей мужем вещей. Если же виновником развода был муж, то он обязан выдать оставляющей его жене ее приданое и все принадлежащие ей вещи. Кроме того, он должен содержать ее на свой счет 100 дней после развода. В течение этого времени она считается еще несвободной и, только по прошествии означенного срока, может выйти замуж за другого.

Дети при разводе распределяются по взаимному соглашению разведенных супругов, а если оно не состоится, то мальчики остаются при отце, а девочки поступают к матери, к которой переходят также и грудные мальчики на все время, пока кормятся ее молоком.

Разведенные супруги могут вторично сочетаться браком лишь в том случае, когда разведенная жена, выйдя замуж за другого, овдовеет.

В большинстве семейств поселян, в которых отсутствует полигамия, супруги живут в согласии и разводы случаются гораздо реже, чем у горожан. Хотя, по понятиям туземцев, освященным Кораном, женщина во всех отношениях должна стоять гораздо ниже мужчины, но в Кашгарии муж не предпринимает ничего важного без совета и согласия жены, которая является не только полноправной хозяйкой в доме, но нередко пользуется еще неограниченным влиянием на своего супруга.

По обычаю, жена при входе мужа должна встать с места, отойти к порогу и сесть там тогда, когда сядет муж. Она обязана подавать ему что-либо и принимать от него всегда обеими руками и притом стоя, тогда как муж может принимать и подавать ей все одной рукой в сидячем положении. Этот обычай, впрочем, соблюдается только при гостях, да и то лишь в редких семействах, придерживающихся старинных, строгих мусульманских традиций. Вообще, женщина в Кашгарии пользуется значительной самостоятельностью и отнюдь не служит рабыней мужу, как в некоторых иных мусульманских странах.

Взаимные отношения оседлых туземцев Кашгарии отличаются вежливостью. При обращениях они всегда величают друг друга «вы»; это же местоимение употребляется взаимно и супругами при гостях. Только родители, обращаясь к своим детям, и хозяева к рабочим, называют их «ты». При встречах на дороге или при входе в дом туземцы произносят «асселяу-алейкюм?» (здоровы ли?), на что дается ответ: «алейкюм-асселям» (слава богу); затем следуют вопросы: «как поживаете? счастливо ли? (тола обдан-ма? тола хуги-ма?) здорово ли семейство?» и т. п. Эти приветствия сопровождаются поклонами, приложением правой руки к сердцу и, наконец, взаимным пожатием обеих рук.

Целование при встречах и прощаниях между мужчинами, даже близкими родственниками, не принято; но женщины-родственницы или приятельницы целуются иногда в правые щеки. Прощаются пожеланием благополучия («му-ба-рак») или возгласом: «Аллах акбер» («Бог велик»). Приступая к еде или к какому-нибудь делу, набожные кашгарцы произносят вполголоса: «Биссимилля аррахман арраим» («Во имя всеблагого милосердого Господа»), причем мужчины поглаживают слегка руками бороду.

Кашгарцы зимой и летом встают за полчаса до рассвета. Первою поднимается жена и, надев нижнее белье, зажигает ночник (чирак), потом разводит огонь в очаге. Зимой она ставит на очаг чайник с водой для омовения и, согрев нижнее белье мужа, наконец будит его. Надев белье, он направляется к очагу для омовения, потом расстилает на нарах маленький войлок или коврик (джай-намаз), становится на колени лицом к западу и молится.

После него моется жена и также молится. Окончив молитву, муж усаживается на нары, а жена готовит завтрак. Когда кушанье будет готово, она расстилает на нарах или на маленьком кругленьком столике с короткими ножками скатерть и подает завтрак. Остальные члены семьи, окончившие уже к этому времени омовения и молитву, собираются к завтраку и садятся: сыновья – близ отца, а дочери – около матери. После завтрака богатые и зажиточные туземцы пьют кирпичный чай, а бедные – суррогат его из местных трав, да и то лишь изредка.

Затем мужчины в будничные дни отправляются на работы, а в праздники – в мечеть. Женщины же убирают сначала комнаты, потом чешут головы и одеваются. Приведя в доме все в порядок, туземки отправляются доить коров, затем приносят воду и готовят кушанье. Летом они полют огороды, садят овощи, цветы, собирают плоды и вообще исполняют легкие полевые работы, тогда как все трудные лежат на мужчинах.

Зимой женщины очищают и прядут хлопок, шерсть, разматывают шелковые коконы, ткут материи и ковры, делают войлок и шьют одежду. Мужчины же в течение зимы имеют много свободного времени. Уход за скотом, заготовление дров и изредка поездки на мельницы – вот почти и все их зимние работы.

С окончанием полевых работ мужчины и женщины часто посещают ближайшие базары, и по временам без всякой нужды, а просто для развлечения и узнавания новостей, циркулирующих на этих сборищах, которые заменяют туземцам клубы и газеты. С этого же времени у богатых и зажиточных туземцев устраиваются нередко вечеринки под названием «томаша» (увеселение), на которые приглашаются родные и знакомые.

На них присутствует всегда музыка. Музыканты, и вместе с тем певцы, аккомпанируя себе, распевают любимые народные песни «Алтын-джан» (Золотая душа) и «Назыр-гум» (Моя милая), а присутствующие мужчины и женщины танцуют попарно поодиночке. Танцор или танцорка медленно и плавно, едва переступая, движется вокруг, слегка изгибая корпус, и при этом вяло, как бы нехотя, жестикулирует руками. Быстрые движения в танцах под учащенные темпы музыки и песни туземцы не уважают, и их редко приходится видеть. Танец туземцев в общем грациозен, но крайне монотонен.

В антрактах между танцами присутствующих на томаше угощают чаем, плодами, пирожками, холодным мясом и пловом.

Кашгарцы вообще очень любят музыку, пение и танцы. Серьезные и сосредоточенные в обыденной жизни, они при звуках музыки и песни необыкновенно оживляются и с увлечением предаются веселью. Их любимые песни «Алтын-джан» и «Назыр-гум» отличаются приятными мелодиями и содержательностью. Музыка же, служащая главным образом аккомпанементом песням самих музыкантов и немногих присоединяющихся к ним любителей-певцов, оркестрована удовлетворительно и играет довольно стройно. К сожалению, музыкальные мотивы туземцев, весьма приятные для слуха, так же монотонны, как и их грациозный танец.

Будучи страстными любителями музыки, пения и танцев, кашгарцы пользуются всеми удобными житейскими случаями (обрезание, помолвки, свадьбы) для устройства томаши, несмотря на весьма неудовлетворительное экономическое состояние значительной части населения. Праздников же у них очень немного. Кроме пятницы, посвящаемой всеми вообще мусульманами молитве и отдохновению от недельных трудов, в Кашгарии празднуют только три главных праздника: роза-аит, курбан-аит и янги-иль (Новый год).

Праздник роза-аит, считающийся торжественным и справляемый в IV луне (в мае) в течение трех дней, следует после единственного в году поста розы, продолжающегося 30 дней. Во время всего этого поста правоверным не разрешается днем вовсе есть, а только вечером и ночью до рассвета. Путешествующим же мусульманам (муссафир) и женщинам, кормящим грудью своих детей, дозволяется есть и днем. В пост роза-аит каждый мусульманин должен сколь возможно чаще посещать мечеть и совершать ежедневно 62 омовения. Такой искус, однако, выполняется только самыми набожными стариками, свободными от работ.

В первый день праздника роза-аит, кануном которого оканчивается пост, мужчины с восходом солнца, одевшись в лучшее платье, отправляются в мечеть. Моление начинается чтением отпустительной молитвы, продолжающимся около 10 минут, во время которого все молящиеся стоят на коленях с наклоненными головами, совершенно неподвижно и благоговейно слушают молитву. После этой молитвы мулла читает часа два Коран, а предстоящие слушают его чтение стоя или сидя.

По окончании моления присутствующие поздравляют друг друга, тут же, в мечети, с праздником и потом расходятся по домам. Закусив немного дома, они отправляются к родным и знакомым с поздравлениями. В каждом доме гостей потчуют мясом, вареными яйцами, пловом, чаем, печеньем и фруктами. Взаимные посещения продолжаются во все три дня праздника, в течение которых никто не работает, но томаши в эти дни не устраивают.

Спустя 70 дней после розы-аита справляется другой праздник – курбан-аит, продолжающийся также три дня. Этот праздник установлен в воспоминание Авраамова жертвоприношения. По верованию мусульман, Авраам, намереваясь принести в жертву Богу своего сына Исаака, не мог никак вонзить в его тело нож, который отскакивал от него, как от камня, и на вопрос Авраама, почему он не действует, (нож) отвечал, что Господь воспретил ему убивать Исаака. В это время явился архангел Гавриил и указал Аврааму на ягненка, которого надлежало принести в жертву вместо Исаака.

В первый день праздника курбан-аит правоверные с восходом солнца отправляются в лучших одеждах в мечеть и там молятся около двух часов. По возвращении из мечети в свои дома каждый взрослый мужчина в богатом семействе закалывает барана, а в остальных глава дома колет одного барана на все семейство. Заколотые бараны признаются принесенными в жертву Богу. Мусульмане веруют, что эти жертвы облегчат им по смерти переход в рай по узкому, как лезвие ножа, мосту, по которому праведники благополучно переходят туда, а грешники падают в бездну ада.

Из жертвенных баранов женщины тотчас же начинают готовить кушанья на праздник, а мужчины, посидев немного дома, отправляются поздравлять родных и знакомых с праздником. Визиты в этот праздник продолжаются тоже три дня, и во всех домах гостям предлагают дастархан. На базарах в продолжение всего праздника играет музыка и устраиваются танцы, в которых принимают участие не только мужчины, но и женщины. Существует также обычай во время курбан-аита биться яйцами, как у нас на Пасху.

Новый год (янги-иль), начинающийся с февральского новолуния, празднуется также три дня, но праздничного богослужения в мечетях в эти дни не бывает. Туземцы в течение всех трех дней ходят к родным и знакомым с поздравлениями, и в каждом доме гостей потчуют кушаньями, чаем и фруктами. В Новый год для женщин устраивают на базарах качели, на которых они качаются с песнями. Около качелей играет музыка, постоянно толпится народ и происходят танцы.

 

 

 

Оседлые туземцы Кашгарии очень суеверны: почти все они, несомненно, верят в заговоры, колдовство, порчу, талисманы, ведьм и домовых. Многие болезни кашгарцы приписывают вселению в больных злых духов (джинь), для изгнания которых нередко призывают к ним чародеев, называемых пырхонами. Одновременно с чародеем приглашается к больному и музыка, которая должна играть во все время изгнания из него злых духов.

При первых звуках музыки к больному начинают сходиться соседи, которых собирается порою так много, что всем недостает места в доме, и большая часть посетителей остается на дворе. По прибытии пырхона и музыки, больного, если он в силах, усаживают на нары и дают ему в руки веревку, верхний конец которой прикрепляется к потолку. Ухватившись за нее руками, больной привстает с места и начинает на ней кружиться.

В это время пырхон расставляет на полки свои куклы, потом берет ветку от яблони или джиды и, привязав к ней разноцветные лоскутки бумажных тканей, садится в угол комнаты. Когда больной, покружившись до изнеможения на веревке, сядет на нары, пырхон с криком вскакивает с места, ускоренно движется вокруг больного и, ударяя его приготовленной веткой, произносит следующее заклинание:

Произнеся это заклинание, чародей бросает ветку, берет вместо нее в руку нож и, замахиваясь им на больного, повторяет то же заклинание, а потом отходит в угол. Посидев там недолго, он снова вскакивает с места, берет в обе руки свои куклы, ходит вокруг больного и, ударяя его по голове куклами, произносит прежнее заклинание, оканчивая его воззванием к духам, чтобы они переселились в куклы. После этого он садится на свое место в угол, раскрывает волшебную книгу и ищет в ней указания места в теле больного, в котором находятся духи. Наконец пырхон встает и просит присутствующих вести за собой больного.

Сам он идет впереди и бешено кружится, за ним следует музыка, позади ее ведут больного, а в конце процессии движется народ. Чародей направляется к заброшенной мельнице, пустующему дому, а за отсутствием их – к одинокому дереву или на перекресток дорог. Придя на избранное место, он просит посадить больного на землю и накрыть его халатами, а сам между тем чертит палкой около него круг, по окружности которого устанавливает несколько палок с просмоленной ватой на верхних концах и зажигает эти факелы.

Потом он начинает бегать вокруг больного и, ударяя его по тому месту, в котором должны сидеть духи, сначала веткой, потом куклами, горящим факелом и, наконец, живым петухом или курицей, повторяет то же самое заклинание, как и в доме. Этим оканчивается чародейство. Если больной вскоре после него выздоровеет, значит, злые духи были из него изгнаны, если же болезнь затянется надолго или он умрет, – это объясняется тем, что в нем пребывали столь сильные духи, которых не может изгнать пырхон, а только святой.

Изгнание злых духов из больного на дому продолжается от одного до трех дней, что зависит от усмотрения пырхона, а потом уже его выводят из дома. Если больной не в силах держаться на ногах, то вместо него в доме, по указанию пыр-хона, кружится на веревке один из присутствующих, и никто обыкновенно не отказывается от этой роли, потому что духи, по народному поверью, немедленно переселятся из больного в отказывавшегося заместить его. Окончательное же изгнание злых духов из больного вне дома должно быть проделано непременно над ним самим, а потому, если он не в состоянии следовать за пырхоном сам, его несут за ним на носилках.

Туземцы для излечения болезней обращаются также часто к знахарям и знахаркам, пользующимся большим доверием в этой стране. Они лечат своих пациентов заговорами, настойками сушеных лягушек, ящериц, змей и т. п. средствами. Пишут также на бумаге подходящие к случаю изречения из Корана и, смыв написанное водой, дают ее больным пить. Знахари и знахарки, кроме того, снабжают желающих талисманами, предохраняющими не только от болезней, но и от всяких бед и напастей.

Суеверия туземцев касаются вообще всех сторон их быта. Например, завидев новую луну, некоторые набожные кашгарцы начинают прыгать, чтобы стряхнуть с себя грехи, накопившиеся в течение прошедшего месяца. Существует также обычай вечером в день барата разводить на улицах костры, через которые прыгают женщины для очищения от грехов и предохранения себя от болезней. В тот же вечер юноши и мальчики, собравшись в партии, берут тыквенные фляги из-под масла, прикрепляют их к шестам и зажигают. Потом с этими факелами они поднимаются на крыши домов и поют стих «чарамазан-барат». По поверью туземцев, пение этого стиха на крышах домов при свете факелов предохраняет живущих в них от вселения злых духов.

Кашгарцы стараются хранить в своих очагах неугасимый огонь, который, по их поверью, приносит благополучие дому. Золу же из них никогда не выносят днем, а только вечером или рано утром до рассвета, так как дневное очищение очагов может навлечь несчастье на живущих в доме. Оседлые туземцы Кашгарии очень боятся гроз, во время которых многие из них молятся об избавлении от угрожающей опасности.

Вообще поверья кашгарцев столь многочисленны и разнообразны, что о них можно было бы написать целую книгу.

Преобладающие среди туземцев Кашгарии болезни суть: лихорадки, сыпи, ревматизм, глазные и зоб. Легочные болезни редки, а сифилис и волчанка (род проказы) замечаются только в больших городах. Болезненность и смертность в этой стране вообще весьма умеренные.

Независимо от обращения к пырхонам, знахарям и знахаркам, туземцы пользуются еще у своих профессиональных лекарей и лекарок, не обладающих никакими научными познаниями и руководствующихся при лечении своих пациентов исключительно лечебниками весьма сомнительного достоинства.

Медикаментами служат преимущественно сухие травы и корни как местные, так и привозные из Индии. Последние в особенности славятся своей целебной силой и продаются недешево. Из индийских лекарств наибольшею популярностью пользуются корни «пиль-пиль» и «боз-бога», которые, по уверению туземцев, помогают от всех простудных болезней. Эти корни обращают в порошок и принимают его с чаем.

По смерти туземца (или туземки) его домашние тотчас же извещают родных и знакомых о постигшем горе и приглашают их к себе в дом помолиться об упокоении души усопшего и разделить с ними печаль. Собравшись в комнату, где лежит умерший, родные и друзья окружают его, оплакивают с причитаниями и просят Бога об отпущении ему грехов. Затем, утешив близких умершего, они расходятся по домам.

Все близкие родственники умершего в продолжение 40 дней по его смерти носят траур – черные или белые халаты и белые кушаки; сыновья же покойного, кроме того, в течение этого времени не бреют головы.

Через 3 дня справляются поминки в доме умершего, на которые приглашают мулл, родных и знакомых. Родственники предварительно посещают могилу покойного, молятся там и потом уже отправляются на поминки. После угощения муллы читают молитвы об отпущении грехов покойному, по окончании которых приглашенные расходятся. Такие же поминки справляются в 20-й и 40-й дни по смерти покойного. В 40-й день, после поминок, один из друзей умершего приглашает его сыновей к себе в дом, снимает с них траур и бреет им головы. В годовой день кончины покойного справляются по нем третьи и последние поминки.

На могилах своих родных кашгарцы воздвигают памятники из лёссовой массы в виде гробниц, на которых покоятся в лежачем положении вылепленные из той же массы цилиндры или шестигранные призмы. Над могилами же людей, прославившихся святостью жизни и канонизированных, сооружают из лёсса или обожженных кирпичей мавзолеи с куполами и оградами, обставляемые со всех сторон шестами.

К вершинам этих шестов привязывают флаги, конские и яковые хвосты, а на карнизах и оградах самых мавзолеев помещают черепа с рогами диких баранов. Такие могилы (по-туземному – «мазары») называются по именам погребенных в них святых. У мазаров в установленные дни совершаются молебствия, и благочестивые мусульмане нередко приходят к ним на поклонение.

В Кашгарии еще до настоящего времени сохранились остатки рабства. В минувшие времена главные города этой страны – Кашгар, Хотан и в особенности Яркенд – были настоящими невольничьими рынками. В них приводили на продажу много пленников, захваченных в Канджуте, Бадах-шане, Гильгите и Читрале, которых покупали богатые туземцы Кашгарии. Якуб-бек окончательно уничтожил позорную торговлю людьми, строго запретив продавать захваченных в плен людей, но дозволял рабовладельцам удержать за собой рабов, купленных ранее запрещения.

 

 

Эти рабы (мужчины и женщины), называемые кулами или хызмет-кар, проживают доныне у своих владельцев – дворян (хакимов) и купцов, но число их, говорят, не достигает и 1000. Несмотря на давность своего пребывания в Кашгарии и метизацию с туземцами, они сохранили некоторые телесные признаки, свойственные их народностям, и отличаются заметно наружностью от коренных обитателей этой страны.

Право владения рабами при продаже передается посредством купчих крепостей, совершаемых у местных казы (судей).

Вместе с рабством уцелели еще в Кашгарии и высшие сословия, игравшие в старину важную роль. К ним принадлежат: хакимы, сеиды и ходжи.

Хакимы, переименованные ныне китайцами в шанье (дворяне), суть потомки прежних туземных правителей. Они владеют родовыми землями, обрабатываемыми преимущественно их собственными рабами. Несмотря на официальное переименование, эти дворяне продолжают титуловать себя хакимами. Так именует их и народ, присвоивший им еще другое название – гучжа. Хакимы живут в городах и селениях, занимаются почти исключительно земледелием, а торговлей пренебрегают. Они происходят от шести именитых колен, к которым принадлежали туземные правители и высшие сановники страны, считаются благородными и пользуются некоторым почетом.

Сеиды признаются потомками Магомета. Предки их – пришельцы из Аравии, проповедовавшие в Кашгарии ислам, были чистокровные арабы. Они вступили в браки с туземными женщинами и оставили после себя смешанное потомство, продолжавшее метизацию. Поэтому нынешние сеиды окончательно утратили все черты арабского типа, говорят исключительно на туземном наречии и ничем, даже цветом кожи, не отличаются от туземцев. Как потомки пророка они пользуются в народе уважением. Большая часть сеидов – лица духовные, а остальные занимаются земледелием. Сеиды проживают преимущественно в селениях.

Ходжи – потомки святых, живут почти исключительно в селениях и большую часть времени проводят в молитве и паломничестве по мазарам. Они владеют землями, но сами не обрабатывают их, а сдают в аренду. Этот класс пользуется еще большим уважением в народе, чем сеиды. Благочестивые туземцы, приступая к какому-нибудь важному делу, – например к постройке дома, к торговой операции, выполнению подряда, или отправляясь в далекий путь, – приходят к ходжам за благословением и приносят им деньги, платье или съестные припасы. Почти все ходжи – лица духовные, а светских между ними очень мало.

Духовенство в Кашгарии весьма многочисленно: в каждом, даже незначительном селении есть несколько мулл, имеющих свои приходы (малля). Один из них, носящий звание ахуна, считается старшим, и ему подчиняются остальные муллы. Ахуны, в свою очередь, подчиняются хукум-казы – высшему духовному лицу в округе. Главою же магометанского духовенства в Кашгарии считается яркендский хукум-казы, носящий титул аляма и имеющий двух помощников. Сельские муллы пользуются земельными участками, которые обрабатывают сами или сдают в аренду, а также доходами за требы. Эти последние, впрочем, по причине неудовлетворительного экономического состояния населения и отчасти непритязательности самих мулл, очень незначительны.

Народное образование, отправление правосудия и общественная благотворительность лежат почти всецело на духовенстве, представляющем поэтому весьма влиятельный класс.

Умственное развитие кашгарского народа очень ограничено. Школ в Кашгарии, правда, много, но преподавание в них отличается вполне схоластическим направлением, очень мало развивающим мыслительные способности и почти не дающим никаких положительных знаний. Между тем туземцы Кашгарии отличаются весьма заметно природными дарованиями – быстротою соображения и понятливостью, но при этом не чужды легкомыслия и легковерия.

 

 

В каждом селении, соответственно числу жителей, существуют две или более начальные школы для мальчиков и девочек отдельно. В мужских школах преподают приходские муллы, а в женских – учительницы или учители из светских лиц. Дети обоего пола начинают посещать начальные школы с шести– или семилетнего возраста и учатся в них до 10–12 лет. В этих школах обучают чтению и письму на родном языке, но главным предметом считается Коран, заучиваемый наизусть в подлинном арабском тексте, которого не понимают вовсе не только ученики, но и большинство самих учителей.

В городах, кроме начальных школ, существуют еще средние училища – медресе, а в больших городах, именно: Аксу, Кашгаре, Яркенде и Хотане – и высшие медресе. Те и другие состоят при главных мечетях и приготовляют молодых людей почти исключительно для духовного поприща. В этих медресе преподают в соответственных объемах: мусульманское богословие, философию и право, а также арабский язык, арифметику и начала геометрии. Преподавание в средних и высших медресе отличается чисто схоластическим характером и дает очень мало положительных знаний.

Всеми учебными заведениями каждого округа заведует да-мулла – инспектор их. Общего же попечителя учебного дела в Кашгарии не имеется.

Отправление правосудия лежит тоже на духовенстве. Только тяжкие уголовные преступления, как то: убийства, грабежи, поджоги, вооруженное сопротивление властям и преступления политические судятся по китайскому уголовному кодексу и караются обыкновенно смертною казнью (отсечением головы). Следствия по этим преступлениям (кроме политических) производятся туземными чиновниками – беками – под наблюдением китайских чиновников и поступают на рассмотрение в окружные ямыни (присутственные места), а оттуда представляются в областные ямыни, куда отправляют одновременно с ними и самих преступников.

Обвиняемых в таких преступлениях нередко подвергают пыткам. Из областных ямыней судные дела с приговорами представляются на конфирмацию к генерал-губернатору Синьцзянской провинции (в Урумчи), которому предоставлено право утверждения смертных приговоров.

Затем все остальные преступления и проступки, а равно и гражданские дела подлежат ведению народных судей. Для этого каждый административный округ разделен на несколько судебных участков, имеющих своих особых народных судей – казы, избираемых самим народом из числа наиболее уважаемых ахунов участка и утверждаемых в должностях судей окружными хукум-казы. Маловажные дела разрешаются по обычному праву приходскими муллами, а все остальные – казы, которые, при своих решениях руководствуются указаниями шариата.

Высшая судебная власть в каждом округе принадлежит окружному хукум-казы, которому может быть обжаловано всякое решение участкового казы. Резолюции же хукум-казы считаются окончательными и никакому обжалованию не подлежат.

О характере уголовного и гражданского процессов у кашгарских мусульман по шариату могут дать некоторое представление нижеследующие выдержки, сообщенные мне местными казы.

Подозреваемый в первый раз в краже, когда нет достаточных улик, допускается к очистительной присяге и, по принятии ее, отпускается безнаказанно. В случае же отказа от присяги подлежит наказанию 40–50 ударами палок и аресту от 5 до 10 дней со связанными руками. Понесший уже наказание за первую кражу и обвиняемый во второй – к очистительной присяге не допускается, а в случае недостатка улик и запирательства подвергается легкой пытке, именно – сжиманию пальцев на руках деревянной колодкой.

Если подозреваемый не сознается на этой пытке, то, дав ему несколько палочных ударов, отпускают; при сознании же наказывают от 70 до 100 ударов палками и подвергают виновного аресту от 1 до 12 месяцев, если по истечении первого месяца ареста его не возьмет никто на поруки. За третью кражу полагается наказание от 100 до 500 палочных ударов, арест от 6 месяцев до 2 лет и после него отдача в заработки на срок, пока осужденный не заработает всех денег, затраченных на его содержание во время заключения.

В гражданском процессе шариат, в противоположность европейским кодексам, не требует непременного облечения в письменную форму договоров, долговых и иных обязательств; они могут быть доказываемы на суде свидетельскими показаниями.

В Кашгарии существуют еще блюстители общественной нравственности, называемые шейх-исламами. Они избираются народом и утверждаются в этих званиях окружными хукум-казы. Шейх-исламы наблюдают за нравственностью населения, доброкачественностью продаваемых на базарах съестных припасов, верностью весов и мер. На обязанности их лежит также надзор за тем, чтобы женщины закрывали лицо, а мужчины посещали исправно мечети.

Звание шейх-ислама считается почетным, и лица, исправляющие эти должности, не получают никакого вознаграждения. Шейх-исламы, впрочем, относятся очень снисходительно к исполнению правоверными своих религиозных обязанностей и обнаруживают лишь некоторую ревность в наблюдении за базарами.

Кустарная промышленность в Кашгарии развита в весьма значительных размерах, занимая очень много рук во всех многолюдных оазисах с городами и базарами. Наибольшая часть кустарей занимается производством дешевых хлопчатобумажных тканей из местного хлопка, которые, за удовлетворением собственных потребностей, вывозятся в большом количестве в наш Туркестан для туземцев. Сбыт этих тканей в наши пределы обусловливается крайнею дешевизною их в местах производства.

 

 

В промышленном отношении первое место принадлежит Хотанскому оазису. Кроме обширного производства хлопчатобумажных тканей, в этом оазисе выделывается еще множество превосходных шерстяных ковров, войлоков и бараньих мехов, а также шелковые ткани и ковры, медная посуда, клей, писчая бумага и нефритовые вещи.

Оазис Чира (Керийского округа) славится выделкой наилучших хлопчатобумажных и шелковых тканей, хотя это производство далеко не так обширно, как в Хотанском оазисе.

Шелководство до болезни червя в особенности процветало в Хотанском и Каракашском (Хотанского округа) оазисах, а также в Чире. В этих трех оазисах добывалось ежегодно очень много шелка-сырца, часть которого вывозилась к нам, в Россию. Ныне шелководство в них, по причине болезни червя, находится в упадке, но, вероятно, скоро достигнет прежних размеров. Шелководством занимаются довольно успешно еще в Яркендском, Кашгарском, Аксуйском и Кучасском оазисах. В Керии оно ныне, как и в Хотане, пало, а в Нии занятие шелководством почти вовсе прекратилось.

В Яркендском оазисе выделывается также весьма значительное количество хлопчатобумажных тканей, но главными предметами кустарной промышленности в этом оазисе служат выделка кож и приготовление из них обуви, которая вывозится оттуда во многие другие оазисы страны. Производство сбруи, ковров, писчей бумаги и в особенности столярного клея также весьма распространено в этом оазисе.

В Каргалыкском оазисе приготовляют много войлоков, почти не уступающих по доброте хотанским. Шерсть для них получается с овец, содержимых в большом числе богатыми жителями этого оазиса и пасущихся в соседних горах Куньлуня.

Многие из кустарей занимаются своими производствами на городских и сельских базарах, на которых работает также и большинство ремесленников: портных, сапожников и кузнецов.

Внутренняя торговля Кашгарии, в особенности мелочная, весьма обширна. Можно утвердительно сказать, что число торговцев в этой стране превышает действительную потребность в них. Этот избыток в людях торгового класса происходит от чрезмерной склонности или, вернее, страсти туземцев к торговле, как к какой-нибудь азартной игре. Занятие торговлей составляет заветную мечту многих бедных горожан и отчасти поселян. Когда им удается скопить небольшую сумму, они тотчас же открывают торговлю.

В больших оазисах, как например, Яркендском и Хотанском, кроме обширных городских базаров, на которых еженедельно 2 раза бывают торжки, существует еще много малых рынков, рассеянных по этим оазисам. На них торжки бывают один раз в неделю, и самые базары именуются по этим дням. Кроме того, базары с еженедельными торжками существуют во всех без исключения многолюдных селениях страны.

Крупные торговцы занимаются преимущественно хлебными операциями. Они скупают осенью по дешевым ценам у поселян и мелких торговцев хлеб, держат его у себя всю зиму, а с наступлением весны до нового урожая продают этот хлеб нуждающимся почти по двойным ценам на месте или на стороне, где цены выше. Эта спекуляция дает огромные барыши хлеботорговцам, но очень убыточна для населения, так как осенние цены на хлеб, устанавливаемые по договору скупщиков, чуть не вдвое ниже весенних и летних цен, открываемых этими же скупщиками.

Внутренняя торговля Кашгарии крайне стесняется пошлинами (бадж), наложенными в недавнее время китайцами на все предметы торговли, кроме продовольственных продуктов. Хотя эти пошлины и незначительны, но взимание их сопряжено с большими хлопотами и тратою времени для торговцев, которые обязаны иметь на всех продаваемых товарах клейма, налагаемые по уплате следуемых с них пошлин. Для взыскания их во всех городах и многолюдных селениях с базарами назначены особые китайские чиновники, называемые народом баджигерами (сборщиками пошлин).

Успеху внутренней торговли вредит отчасти также отсутствие в Кашгарии золотой и серебряной монет, которые в прежнее время ходили по всей стране. Китайцы ныне изъяли из обращения эти монеты и ввели в Кашгарии свою медную монету – чжос, по-туземному – пула. Эти последние чеканят в Кашгарии из местной меди, добываемой в горах Куньлуня, к юго-западу от Яркенда. Обращающиеся ныне в Кашгарии пулы двоякого достоинства: крупные стоимостью в 0,54 нашей копейки и мелкие – в 0,27 коп. Первые ходят только в Хотанском и Керийском округах, а последние – во всех остальных.

50 крупных пул или 100 мелких составляют тэньгу – стоимость прежней серебряной монеты, употребляемой доныне в виде фиктивной денежной единицы в счетах. 8 тэнег приравниваются лану (8,73 золотника) китайского серебра (94-й пробы), который по нынешнему курсу стоит около 2 руб. 30 коп. на наши кредитные деньги. Китайское серебро обращается во всей стране клеймеными слитками (ямбами) весом около 4,6 нашего фунта и мелкими кусками. Те и другие повсюду можно обменять на пулы.

Единицею веса служит чарык, равный 18,75 нашего фунта, с подразделениями: уч-щак (¾ чарыка), ярым-чарык (½ чарыка), щак (¼ чарыка) и ним-щак (¹/₈ чарыка). Золото, серебро и легкие лекарственные вещества взвешивают на китайских весах, употребляя лан (8,73 золотника), цянь (0,783 золотника) и фын (0,0873 золотника).

Погонная мера в Кашгарии – кулач (маховая сажень) – равна 6,19 нашего фута. Она разделяется на 10 равных частей, называемых беш-сар (7,43 дюйма), из коих каждая, в свою очередь, подразделяется на 5 частей – cap (1,486 дюйма).

Путевою мерою ныне служит китайская ли (0,537 версты), а в прежнее время расстояния по дорогам измерялись ташем (около 8 верст).

 

 

Внешнюю торговлю Кашгария ведет в настоящее время главным образом с Россией и отчасти с Индией; торговые же обороты ее с Внутренним Китаем очень незначительны. Между тем русская торговля в Кашгарии с каждым годом все более и более расширяется. Эту торговлю ведут преимущественно наши ферганские сарты, называемые в Кашгарии андижанами, и отчасти семиреченские сарты и татары. Большинство наших торговцев проживает постоянно в городах Кашгарии, отлучаясь из них лишь на короткое время в Фергану и Верный за товаром.

Главным предметом сбыта служат мануфактуры наших фабрик: ситцы, тик, кумач и другие хлопчатобумажные ткани; затем железо разных видов, металлические изделия, в особенности чугунные котлы, а также мыло, стеариновые свечи, сахар, зажигательные спички, зеркальца, бусы и многие другие мелочи. Из Кашгарии же к нам вывозятся преимущественно дешевые хлопчатобумажные ткани для туземцев Туркестанского края, потом бараньи меха, овчины, овечья шерсть, войлоки, ковры, сырые кожи и козий пух.

Конкуренция Внутреннего Китая и Индии для нашей торговли с Кашгарией нисколько не опасна. Доставка в эту страну товаров из весьма удаленного от нее Внутреннего Китая, при отсутствии хороших путей сообщения и недостатке перевозочных средств, обходится очень дорого. Такую высокую провозную плату могут выдержать только весьма ценные товары, имеющие очень ограниченный сбыт в этой стране.

Даже китайский чай, потребляемый в большом количестве в Кашгарии, встречает себе сильного соперника в контрабандном чае, привозимом ныне окольными путями из Бенгалии. О доставлении же из Внутреннего Китая железа и тяжеловесных металлических изделий не может быть и речи, так как цены на эти предметы китайцам пришлось бы возвысить вдвое против наших. Поэтому китайские купцы ограничиваются сбытом в Кашгарии чая, фарфоровой посуды, шелковых и хлопчатобумажных тканей на весьма скромные суммы.

Транспортирование кладей из Индии и Кашмира через Каракорум и Куньлунь по весьма трудному горному пути обходится также очень дорого, а потому оттуда привозятся в Кашгарию почти исключительно одни дорогие предметы, как то: кашмирская кисея, индийский чай, лекарственные вещества и очень немного английских ситцев и металлических вещей (ножей, бритв, иголок, наперстков и др.)* По той же причине и из Кашгарии в Кашмир и Индию вывозятся лишь наиболее ценные предметы: козий пух, наша, хотанские ковры и небольшое количество войлоков.

Итак, нам нет оснований опасаться торговых соперников ни со стороны Внутреннего Китая, ни со стороны Индии и сомневаться в дальнейшем преуспеянии нашей торговли с Кашгарией.

При Якуб-беке и ранее туземцы-поселяне платили налоги натурой, именно 1/10 часть собранных с земли произведений (херадж); купцы же, кустари и ремесленники оплачивали свидетельства – первые на право торговли, а последние – цеховые. Китайцы с восстановлением своей власти в отпавшей Кашгарии в 1878 г. изменили несколько прежнюю систему налогов, переложив натуральный налог на денежный.

Теперь поселяне платят налог деньгами с возделываемой земли в размере 10 % стоимости получаемых с нее произведений и, кроме того, особую пошлину со скота; с крупного по 3 тэньге, а с мелкого по одной тэньге. В больших оазисах с городами, в которых расположены китайские войска, поземельный налог взимается с поселян по-прежнему натурою в размере 1/10 собранных произведений и поступает на продовольствие солдат и войсковых лошадей. Торговцы же, кустари и ремесленники ныне не оплачивают никаких свидетельств, а взносят лишь пошлины с продаваемых ими товаров и произведений.

Кроме указанных налогов, на туземцах Кашгарии тяготеет еще много разных темных поборов, взимаемых в свою пользу местными властями, которые в совокупности с законными обложениями очень обременяют население. Такое чрезмерное вымогательство отражается весьма неблагоприятно на благосостоянии туземцев, большинство которых, несмотря на умеренность и бережливость, не пользуется достатком. Богатые же и зажиточные туземцы, держащиеся в стороне от властей, опасаясь темных поборов, стараются жить как можно скромнее и нередко припрятывают свои ценные вещи, чтобы они не попадались на глаза жадным китайским чиновникам, бесцеремонно обирающим население.

Кашгария составляет ныне часть обширной Синьцзянской провинции Китая, образованной в 1884 г. из западных земель и управляемой генерал-губернатором, резиденция которого находится в городе Урумчи. В административном отношении Кашгария разделяется на две области – Аксуйскую и Кашгарскую, подчиненные дао-таям на правах губернаторов, которые пребывают со своими управлениями в Аксу и Кашгаре. Области разделяются на округа, вверенные окружным начальникам из китайцев.

Округа в свою очередь подразделяются на бекства, представляющие низшие административные единицы, управляемые беками – чиновниками из туземцев. Этим последним подчиняются старшины селений – аксакалы. Беки избираются окружными начальниками и утверждаются в своих должностях дао-таями. Большинство их – люди ловкие, пронырливые, умеющие угождать начальству.

Такие именно люди и нужны местным китайским властям на низших административных должностях; через этих беков окружные начальники и состоящие в их управлениях китайские чиновники производят негласные поборы с населения, львиная доля которых достается, конечно, китайцам, а остатки бекам. Народ же, от которого невозможно скрыть эти проделки, питает затаенную ненависть к бекам и поносит их втихомолку кличкой предателей.

Вообще, нынешний китайский режим крайне неприятен кашгарскому народу. Туземцы горько сетуют на китайцев за их темные поборы, высокомерие, презрительное к ним отношение и постыдные вымогательства мелких китайских чиновников, позволяющих себе во время командировок не только кормиться на счет населения, жестоко обращаться с ним, присваивать его ценные вещи, но и отбирать от него жен и дочерей себе в наложницы.

Китайские чиновники, по уверению туземцев, берут взятки с торговцев предпочтительно деньгами, а за неимением их – и товарами, которые отсылают к бекам для продажи по высоким ценам, и эти последние по необходимости исполняют такие щекотливые поручения, пополняя выручку поборами.

Мало того, местные китайские власти, пользуясь щедрыми приношениями богатых туземных купцов и золотопромышленников, относятся равнодушно к безжалостной эксплуатации этими богачами населения и даже к своеволию над ним. Богачи (баи), разумеется, вполне довольны своим привилегированным положением и хвалят китайский режим, но народ ропщет на него и с сожалением вспоминает Якуб-бека.

По признанию самих туземцев, он был жесток и чрезмерно ревнив в охранении мусульманских традиций, но вместе с тем справедлив и снисходителен к бедным. При нем баи платили большие налоги, на счет которых преимущественно содержались войска, покупалось оружие и выплачивалось жалованье иностранным офицерам (турецким и сипаям из магометан). Бедных же он строго воспрещал обременять налогами, а потому большинство населения при нем жило гораздо привольнее, чем теперь.

Так отзывается кашгарский народ о своем Бадаулете, безвременно погибшем от ков вероломных китайцев.