Яркендский оазис, занимающий по приблизительному исчислению площадь около 600 кв. верст, имеет превосходную лёссовую почву, обильно орошен арыками из Яркенд-дарьи и потому считается плодороднейшим во всей Кашгарии.

Избыток воды обусловливает существование в этом оазисе обширных рисовых плантаций, которые в течение всего лета должны быть покрыты водой. Они занимают площадь почти в 50 кв. верст к юго-востоку от города и дают множество риса, который вывозится в Кашгар и Хотан.

Кроме того, Яркендский оазис производит много пшеницы, кукурузы, ячменя и хлопка. В нем возделываются также: сорго, лен, конопля, кунжут, мак и табак.

В Яркендском оазисе снимают обыкновенно две жатвы в лето, но не со всей возделываемой площади земли, а лишь с тех ее участков, которые не требуют отдыха. Эти участки еще осенью засевают озимой пшеницей или, чаще, ранней весной – ячменем. Озимая пшеница и ячмень созревают в Кашгарии в начале июня; по снятии их освободившиеся поля немедленно засевают кукурузой, которая поспевает уже в октябре. С полей же, требующих отдыха, снимают только одну жатву, а люцерну, засеваемую в каждом хозяйстве, три и даже четыре раза в лето.

Бывают неблагоприятные годы, в которые вторую жатву редко удается снять. Это случается после малоснежных зим в окраинных горах и их неизбежного последствия – весеннего маловодья рек, орошающих оазисы, а также в годы слишком позднего наступления весны.

Весь Яркендский оазис утопает в зелени, берега арыков, прудов, придорожных канав и все свободные от посевов места засажены деревьями: пирамидальными тополями, платанами, тутом, джидой, или лохом, белой, или японской, акацией, жужубой и ивой. При всех сельских и некоторых городских домах разведены сады, в которых успешно растут: абрикосы и персики разных пород, белые вишни, гранаты, грецкие орехи, яблоки, груши и виноград.

Огородные овощи: лук, морковь, редис, бобы, фасоль, петрушка и укроп родятся в изобилии. Картофеля, огурцов и капусты туземцы Кашгарии не разводят; их можно найти, однако, во всех оазисах страны, в которых живут китайцы или дунгане, возделывающие эти овощи для себя. Дынь же, арбузов и тыкв в Яркендском оазисе разводится множество.

Во всем Яркендском оазисе, за исключением городов, по последней переписи считается до 150 000 жителей. Следовательно, в нем на каждую квадратную милю приходится по 12 500 человек, а на квадратную версту – 250 человек. В действительности же плотность населения этого оазиса должна быть еще несколько больше, потому что на площади в 50 кв. верст, занимаемой рисовыми плантациями, число постоянных жителей очень незначительно.

В северо-восточной части оазиса расположены рядом два города: туземный, или мусульманский, и китайский, называемый Янги-шаари (т. е. Новый город). Туземный город обнесен глиняной стеной в виде неправильного пятиугольника с башнями по углам и бойницами вверху, но без рва.

Городская стена имеет до 2 сажен в толщину, почти 4 сажени в высоту и до 4 верст в окружности.

В 150 саженях к северо-западу от туземного города расположен китайский город, окруженный стеной из необожженного кирпича прямоугольного начертания около 300 сажен длины и 200 ширины. Стена имеет башни по углам и на середине каждого фаса, четверо ворот и бойницы; толщина ее около сажени, а высота не более 2 сажен; вокруг нее простирается широкий и глубокий ров.

В мусульманском городе считается около 30 000 жителей, почти исключительно туземцев, а в китайском – только 1500 человек, в том числе 500 солдат; остальные же обитатели его – китайские чиновники, купцы, ремесленники, прислуга и немного туземцев. В Янги-шаари помещаются: окружное управление, начальник округа, все китайские чиновники и две лянцзы (батальона) китайских войск.

Дома в туземном городе мало разнятся от сельских. Это небольшие мазанки с плоскими крышами, в которых оставляются оконные отверстия, закрываемые створчатыми ставнями. Больших архитектурных зданий, за исключением немногих мечетей, вовсе нет. Этих последних в мусульманском городе насчитывается до 60, но из них только три обращают на себя внимание величиною и внешним видом, а именно: Алтын-мечеть, считающаяся главной, с высшим духовным училищем Хандык-медресе; мечеть Мухаммет-хана и Джал-мы. Первые две старинные, а последняя выстроена недавно, при Якуб-беке.

Улицы в этом городе очень узки и мрачны, в особенности те из них, которые для защиты от солнечного зноя покрываются на лето сверху тростниковыми циновками. Вода в городских прудах и канавах, употребляемая для питья и кушанья, отвратительная, а грязь и зловоние в туземном городе царствуют повсюду. Санитарное состояние его вообще крайне неудовлетворительно, а потому болезненность и смертность в Яркенде, в особенности летом, достигают весьма больших размеров.

Этому немало способствует также близкое соседство с городом обширных рисовых плантаций, порождающих летом изнурительные лихорадки. В Яркенде, между прочим, сильно распространен зоб, заболевание, которое туземцы объясняют употреблением недоброкачественной воды. Зобатые мужчины и женщины в этом городе встречаются очень часто, но только среднего возраста; у молодых же людей обоего пола и у детей зоба не бывает.

В туземном городе два базара, состоящие из узких, местами крытых циновками улиц, длиной около 300 сажен. Наружные фасады домов, образующих базарные улицы, заняты лавочками, разными ремесленными заведениями и чайными домами (чайхана), напоминающими наши сельские харчевни. Все базарные постройки отличаются малыми размерами, причем лавки, чайханы и ремесленные заведения расположены в беспорядке: рядом с пекарней, например, помещается кузница, а возле лавки с мануфактурным товаром цирюльня или чайный дом.

Лавки снаружи открыты и заграждаются с лицевой стороны только невысоким барьером, а перед чайными домами и ремесленными заведениями устроены маленькие веранды с навесами и лежанками, на которых ремесленники часто занимаются своим делом, а посетители чайных домов закусывают и пьют чай.

Смесь и пестрота на этих базарах поистине поразительные, не менее изумительны своим причудливым разнообразием и житейские сцены, меняющиеся на них, как в калейдоскопе. Вот, например, компания туземцев, усевшись чинно на веранде перед чайным домом, насыщается любимым пловом, а на соседней веранде цирюльник бреет голову своему клиенту; рядом с цирюльней, в кузнице, раздаются удары молотов и сыплются огненные искры; подле нее торговец семенами отвешивает свой товар покупателю в то время, когда другой сосед его, портной, примеряет на веранде халат заказчику.

Для полноты картины нужно добавить еще разносчиков с лотками на головах или на тачках, шныряющих с обычными призывными криками взад и вперед по базару, непрестанное движение толпы посетителей, вереницы проходящих нагруженных и порожних ослов, издающих по временам неистовый рев, и несмолкаемый говор людей. Весь этот шум не мешает, однако, некоторым ремесленникам после трудов покойно спать среди белого дня на лежанках своих веранд.

 

 

Базары открыты ежедневно, а дважды в неделю, в определенные раз навсегда дни, на них бывают торжки. Торговцы увеличивают на эти дни количество товаров в своих лавочках, а ремесленники стараются приготовить побольше вещей на продажу. Число посетителей базаров в такие дни значительно превышает будничную базарную толпу.

В китайском городе – только один базар, но широкий и сплошь крытый. Лавки китайских и туземных купцов на этом базаре больше и лучше, чем на базарах мусульманского города. Ремесленные заведения на нем точно так же обширнее и содержатся опрятнее. Вообще в Янги-шаари замечается больше чистоты, чем в туземном городе; дома в нем тоже лучше и поместительнее.

Туземные торговцы горько сетуют на пошлины (бадж), которыми облагаются все предметы торговли на базарах, исключая жизненные припасы. Эти пошлины, введенные недавно китайскими властями, крайне стесняют торговлю. Хотя они и не обременительны по своим размерам, но взимание их придирчивыми китайскими сборщиками и наложение клейм на все оплаченные предметы составляют очень сложную процедуру, в высшей степени неприятную торговцам.

Цены на жизненные припасы и вообще на предметы первой потребности в Яркенде очень умеренные.

Соль в Яркендский оазис доставляется: каменная из гор хребта Сарыколь и самосадочная из соляных озер, лежащих близ большой дороги из этого оазиса в Кашгар.

К юго-западу от Яркенда, в горах Куньлуня, в летнее время добывается ежемесячно около 100 пудов меди, из которой в Кашгаре китайское казначейство чеканит монеты (пулы) стоимостью в 0,6 и в 0,3 нашей копейки.

Река Яркенд-дарья ежегодно во время разлития осаждает на своих плоских берегах близ юго-восточной окраины Яркендского оазиса массу золотоносного ила, из которого туземцы извлекают посредством промывки значительное количество золота. Право промывки золотоносного ила и вольной продажи добытого из него золота предоставляется безвозмездно каждому желающему.

В промышленном отношении Яркенд занимает первое место после Хотана. В этом городе изготовляется множество обуви, которая вывозится на продажу в другие города страны. Затем следуют в нисходящем порядке: производство бумажных тканей, выделка кож, ковров, войлоков, сбруи и небольшого количества шелковых тканей.

Кроме того, в Яркенде выделывают немного разных вещей из нефрита, добываемого в горах Куньлуня по верхнему течению Яркенд-дарьи. Эти вещи сбываются почти исключительно китайским купцам, которые отправляют их в Пекин.

Из Яркенда ежегодно вывозится много риса и пшеницы, преимущественно в Кашгар для продовольствия расположенных там в большом числе китайских войск, которым местного хлеба не хватает. Остальной же излишек этих продуктов отправляется в Хотан.

Яркенд ведет небольшую торговлю с Ладаком, куда из этого города вывозятся только козий пух и наша (гашиш) – наркотическое вещество, добываемое из конопли.

Из Ладака же в Яркенд доставляется: преимущественно белая кисея на чалмы, женские кисейные платки, индийские лекарственные вещества, бенгальский чай низкого сорта (контрабандой) и немного английских ситцев (бомбейских фабрик) и металлических изделий. Торговля с Ладаком крайне стесняется трудностью караванного пути через высочайшие хребты Куньлунь и Каракорум. Товары по этому пути перевозятся вьючным способом на лошадях (по 6 пудов на каждой), которых на высоких перевалах заменяют яками, нанимаемыми у горцев – ваханлыков.

Караванное сообщение с Ладаком поддерживается только в летние месяцы – с мая по ноябрь. Доставка каждого пуда товара из Яркенда в город Ле обходится от 4 до 5 рублей на наши деньги, а следование каравана между этими городами продолжается до 35 дней. При таких невыгодных условиях трудно рассчитывать на развитие торговли между Кашгарией и Индией в значительных размерах, а капитальное исправление горной дороги из Яркенда в Ле потребовало бы громадных неоплатных затрат.

В Яркенде проживает постоянно около 100 человек наших торговцев, в числе которых нет ни одного русского – все ферганские сарты, именуемые туземцами Кашгарии вообще андижанами. Главный предмет их сбыта – мануфактуры наших фабрик, преимущественно ситцы, и металлические изделия. Кроме того, они продают сахар, стеариновые свечи, зажигательные спички, разный мелочный товар и некоторые изделия ферганских ремесленников.

Из Яркенда же наши торговцы вывозят преимущественно грубую бумажную ткань (мату) для туземцев Туркестанского края; затем козий пух, овчины, ковры и войлоки.

В Яркенде считается до 30 караван-сараев, в которых останавливаются торговые караваны, прибывающие с товарами из Ле, Кашгара, Хотана и других городов. В этих обширных зданиях находятся помещения не только для людей и товаров, но и для всех животных приходящих караванов.

Во время пребывания в Яркенде я узнал, что в этом городе находится несколько человек ладакцев, пришедших с караваном из города Ле, которые бывали в Тибете. Надеясь получить от них какие-нибудь сведения о северо-западной части этой страны, я пригласил их через аксакала Насыра-Джана-ходжу к себе на квартиру.

По справке оказалось, что трое из прибывших ладакцев действительно были в Тибете и по приглашению аксакала немедля пришли ко мне. На предложенный им вопрос, в какой части Тибета они были, ладакцы отвечали, что 2 года тому назад, т. е. летом 1887 г., они ходили с торговым караваном из Ле через Рудок в монастырь Торго, находящийся в 10 днях пути к западу от Лхасы. Около этого монастыря, по их словам, ежегодно в июле бывает большая ярмарка, на которую стекаются торговые караваны из Ладака, Лхасы и других местностей Тибета. С одним из таких караванов им и пришлось, в качестве погонщиков, побывать в Торго летом 1887 г.

По рассказу опрошенных ладакцев, из Рудока в Торго ведет торная караванная дорога, пролегающая на всем протяжении по весьма широкой междугорной долине на юго-восток. Эта обширная долина окаймлена с северо-востока и юго-запада высокими горными хребтами, на которых белеют местами вечноснеговые горы. На всем пути от Рудока до Торго путники не видели ни одного озера, но речки и ручьи встречались в долине часто.

Погода в ней во время следования каравана, в июле и июне, стояла прохладная и часто выпадали дожди. Подножный корм для животных в долине повсюду очень хорош, и нет ни одной безводной станции. В ней кочуют местами тибетцы в черных палатках, а между их стойбищами пасутся привольно многочисленные стада диких яков, куланов и антилоп.

По свидетельству тибетцев, с которыми путники все-таки имели сношения, страна к северу от долины, за горами, очень высока, пустынна и безлюдна. Тибетцы весьма редко посещают ее со своими стадами, потому что в ней вовсе нет хорошего подножного корма. Через эту страну не существует никакого сообщения с Кашгарией, о которой обитатели долины слыхали от ладакцев, проходивших с караванами в Торго. По словам тибетцев, через эту пустынную и безлюдную страну к ним в долину никогда не проникали чужеземцы с севера.

Ладакцы провели в пути из Рудока в Торго и обратно 2 месяца, включая и пребывание на ярмарке, продолжавшееся 2 недели. От Рудока до Торго, по пройденной ими караванной дороге, они насчитали 16 переходов, составляющих в общем итоге расстояние около 650 верст.

Окончив расспросы, мы показали ладакцам типы тибетцев, рисунки их палаток, утвари и других вещей. Увидев типы, они с изумлением воскликнули: «Чантан! чантан! (т. е. тибетцы! тибетцы!), это те самые люди, которых мы видели на пути в Торго, вот и палатки их! Как вы могли нарисовать все это так верно за глаза?» Потом, указывая на рисунки некоторых предметов, они называли их по-тибетски и объясняли назначение.

Поблагодарив ладакцев за их интересное сообщение о безвестной стране, я роздал им подарки и дружески простился с этими простодушными людьми.

В Яркенде я пытался также разузнать что-нибудь о развалинах пустыни Такла-Макан. Аксакал Насыр-Джан-ходжа, проживший в этом городе 18 лет, сообщил мне, что, по уверению многих знакомых ему туземцев, в 40 верстах к востоку от Яркенда, на окраине пустыни, находятся развалины, называемые Конё-татар и занимающие обширное пространство. В них ясно заметны основания домов и сохранились пни от больших деревьев, осенявших некогда поселение. В этих развалинах туземцы находят домашнюю утварь, обломки разных орудий, а иногда золотые и серебряные вещи. В песчаной же пустыне, простирающейся к северу от Яркенда, неизвестно никаких развалин, по крайней мере поблизости Яркендского оазиса.

Все эти сведения о развалинах, сообщенные Насыром-Джаном-ходжою, подтвердили мне опрошенные мною жители Яркендского оазиса.

8 июля экспедиция оставила Яркенд и направилась по Хотанской дороге почти прямо на юг. Первые 5 верст от города мы шли среди рисовых плантаций, над которыми полотно дороги приподнято искусственно фута на 3. Плантации в то время были залиты водой вершка в 4 глубиной. Они занимают низменную площадь с бурою перегнойною почвою, резко отличающейся от светло-желтой лёссовой почвы остальных возвышенных мест Яркендского оазиса.

Рис сеют в конце апреля и тотчас же заливают засеянные поля водой, которая должна покрывать их до конца сентября, пока он не созреет. В этот период времени на рисовых полях, покрытых постоянно водой, живет много болотных птиц. Во время жаров рисовые плантации порождают упорные лихорадки, которыми часто заболевают не только живущие поблизости их поселяне, но и многие из городских жителей.

 

 

На 6-й версте от города мы перешли по мосту через небольшой рукав Яркенд-дарьи, называемый Сугучаком. От моста рисовые плантации тянутся еще версты на 3 по правую сторону дороги, а по левую простираются большею частью пустыри, на которых разбросаны кое-где, в виде маленьких островков, усадьбы туземцев, осененные деревьями. Далее экспедиция следовала около версты по густозаселенной прибрежной местности почти до самой Яркенд-дарьи. Эта величественная река была в полном разливе и несла совершенно мутную, желтую воду; ширина ее на переправе простиралась около 130 сажен; средняя глубина, по словам перевозчиков, до 2 сажен, а скорость течения приблизительно 6 футов в секунду.

Переправа нашего каравана на шести больших лодках, благодаря ловкости и стараниям туземцев-перевозчиков, продолжалась не более 2 часов и окончилась благополучно.

Большая Хотанская дорога пересекает Яркенд-дарью верстах в 8 выше летней переправы, и по ней в высокую воду сообщение прекращается, потому что там нет удобных мест для пристаней. При низкой же воде Яркенд-дарью переходят в том месте вброд, а зимой по льду.

От переправы дорога идет около 16 верст по низменной долине Яркенд-дарьи с бурою перегнойною почвою. По сторонам ее встречались изредка рисовые поля, орошаемые из многоводного арыка, который направляется вдоль дороги. Селения в этой низменной местности редки и малолюдны.

Из долины мы поднялись на возвышенную равнину. На ней, имеющей уже чистую, светло-желтую лёссовую почву, плотность населения значительно больше, чем в низменной долине Яркенд-дарьи с бурой перегнойной почвой. Поднявшись на нее, мы прошли почти 20 верст по оазису, тянущемуся вдоль дороги с обширными полями, которые были покрыты прекрасной кукурузой.

Мы миновали два большие селения с базарами – Паскал и Ешим-базар. В первом из них экспедиция вышла на большую Хотанскую дорогу, направляющуюся, как выше замечено, западнее летней переправы через Яркенд-дарью. Сельские базары расположены обыкновенно в центральных частях селений, где дома сплочиваются и образуют узкую улицу с лавочками, пекарнями, чайханами и разными ремесленными заведениями.

К юго-западу от дороги селения, по словам проводников, простираются верст на 100 до гор, а на северо-востоке культурная зона оканчивается верстах в 5. За ней следует полоса мелких лёссовых бугров, шириною около 30 верст, а за последнею – пустыня Такла-Макан. В этой полосе бугров, служащей как бы преддверием названной пустыни, растет повсюду тамариск, а в плоских котловинах между буграми встречается редкий низкорослый тополь. На восточной окраине ее находится мазар (могила) мусульманского святого Дзыды-паши и при нем маленький монастырь, посещаемый паломниками.

Дорога в монастырь отходит с почтового тракта в селении Ешим-базар, от которого он отстоит верстах в 40 к северо-востоку. Монастырь расположен на арыке близ западной окраины пустыни Такла-Макан, покрытой в том месте высокими песчаными грядами, на которых нет никакой растительности.

Южнее селения Паскал мы прошли мимо мазара Шайдалыка, находящегося у самой дороги. Туземцы, проезжающие по этой дороге в Яркенд с продуктами на продажу, молятся у могилы святого и берут около нее горсть земли, которая, по их верованию, способствует выгодному сбыту привезенных на базар продуктов. Затем экспедиция перешла по мосту через многоводный арык, выведенный из далекой Яркенд-дарьи. Он орошает поля и сады многих селений, лежащих к западу от дороги, и, по пересечении ее, направляется к северу, питая и там своими водами обширную площадь культурной земли.

Из селения Ешим-базар экспедиция вышла на широкую долину реки Тызнап и пересекла по мостам пять узких, но глубоких разветвлений ее рукава, называемого Тызнап-бой. По берегам этих протоков простираются густые заросли тростника, усеянные малыми озерками, на которых было много плавающих и голенастых птиц. Солонцеватая, перегнойная почва долины, в особенности на берегах рукава Тызнап-бой, малопригодна для земледелия, и потому долина реки Тызнап в этом месте очень слабо населена.

Река Тызнап, через которую мы перешли совершенно свободно вброд, получает начало под названием Холостан-дарья в высоких горах Куньлуня, близ перевала Янги-даван, и течет в северо-восточном направлении. По выходе из гор на равнину она пересекает большую Хотанскую дорогу между селением Ешим-базар и городом Каргалык и теряется верстах в 15 к востоку от нее в лёссовых буграх. Долина названной реки, подобно долине Яркенд-дарьи, окаймлена с юго-востока увалом соседней возвышенной равнины.

На этой последней, отличающейся превосходною лёссовой почвой, селения следуют с небольшими промежутками одно за другим до самого города Каргалык. Поля были покрыты превосходной кукурузой, поднимавшейся местами до 9 футов в высоту; встречалось и немало усадеб, окруженных с прилежащими к ним полями непрерывными глиняными стенками – верными признаками благосостояния их владельцев.

Внутри каждой из таких оград заключается двор с домом и надворными постройками, обнесенный, в свою очередь, с двух или трех сторон внутреннею стенкой, примыкающею к наружной ограде, а в надворную стенку упирается садовая. Затем, все остальное пространство, ограниченное внешней, или объемлющей, стенкой, занимают поля. Самые же земельные участки туземцев очень незначительны: у зажиточных они редко бывают более 3 наших десятин на семейство, а у бедных не превосходят 2 десятин, считая в том числе площадь, занятую двором со всеми на нем постройками и садом.

11 июля экспедиция прошла через маленький городок Каргалык и расположилась на ночлег близ юго-западной его окраины в оазисе. Каргалыкский оазис занимает площадь около 300 кв. верст и орошается многоводным арыком, выведенным из реки Тызнап. Тучная лёссовая почва его отличается замечательным плодородием. В этом оазисе мы видели много усадеб, обнесенных глиняными стенками, а на полях – превосходную кукурузу до 10 футов высоты. Плоды и овощи в нем родятся в изобилии.

На северной окраине оазиса расположен городок Каргалык, не обнесенный стеной, в котором проживает окружной начальник с несколькими китайскими чиновниками и находится окружное управление. В городе есть порядочный базар с лавочками и различными ремесленными заведениями.

В Каргалыкском оазисе вместе с городом считается до 30 000 жителей. Следовательно, в нем на каждую квадратную географическую милю приходится средним числом около 4900 жителей, а на квадратную версту – до 100 человек. В действительности же плотность его населения должна быть гораздо больше, потому что в северо-восточной части оазиса много пустырей.

В этом оазисе я окончательно решился повернуть с экспедицией с большой Хотанской дороги в горы Куньлуня и простоять там в прохладной местности до спадения на равнине жаров. Наши животные были так утомлены сильными жарами и насекомыми, что дальнейшее следование на них в Хотан по пустынной большею частью равнине, в нестерпимые жары, представлялось крайне рискованным.

Оставив большую дорогу, экспедиция направилась из Каргалыкского оазиса почти прямо на юг, по кружному караванному пути, ведущему через селение Кок-яр и перевал Янги-даван в Ладак. По выходе из оазиса эта дорога пролегает по пустынной щебне-галечной равнине, простирающейся на запад до берегов реки Тызнап. На востоке же вдоль дороги на протяжении около 15 верст тянется полоса Каргалыкского оазиса, постепенно выклинивающаяся в южном направлении.

В 20 верстах от оазиса экспедиция вступила в долину плоской и пустынной песчаниковой гряды, простирающейся в восточно-западном направлении почти параллельно подножью Куньлуня. Эта неширокая долина, окаймленная весьма высокими обрывами, орошена маленькой речкой Таш-булак и в северной части совершенно бесплодна; в южной же оживляется довольно разнообразной растительностью и присутствием трех маленьких поселков.

У первого из них мы разбили палатки для ночлега на зеленом лугу, покрытом невысокой, но густой травой. Такие луга встречаются очень редко в Кашгарии и притом почти исключительно на запущенных низменных полях. В омутах речки Таш-булак мы наловили порядочное количество маринки и гольцов, добыв там же двух водяных ужей.

Около 4 часов пополудни на северо-востоке показалась темная пыльная туча, надвигавшаяся со стороны пустыни Такла-Макан. К 6 часам солнце совершенно померкло и настала такая тьма, что нельзя было различить высокого обрыва, отстоявшего не далее 200 сажен от нашего лагеря.

На следующий день мы продолжали путь сначала по той же долине, постепенно расширяющейся в южном направлении. По берегам речки Таш-булак она покрыта камышом, злаком чием и разнообразными кустарниками. Миновав два маленьких поселка, расположенных в южной части долины, экспедиция вышла на обширную щебне-галечную равнину, называемую Юзбаш-аягы. Эта пустынная равнина, заключающаяся между предгорьем Куньлуня и пересеченной нами песчаниковой грядой, простирается на запад от дороги верст на 100, до реки Тызнап, а на юго-востоке она переходит в долину речки Килиан-су, окаймляемую с юго-запада отрогом Куньлуня – Кош-тагом, а с северо-востока – помянутою песчаниковой грядой. Западная часть равнины представляет бесплодную пустыню, в восточной же ее части, орошенной местами маленькими речками, встречаются изредка малолюдные селения.

Река Таш-булак, текущая поперек равнины с юга на север и прорезающая эту гряду, то иссякает в своем ложе, то появляется на дневной поверхности равнины, и, только после обильных дождей в соседних горах, в которых находятся ее истоки, она разливается и течет непрерывно.

Пройдя верст 16 по пустынной равнине, экспедиция достигла выселка Юз-баши и остановилась около него на ночлег. К востоку и юго-востоку от этого поселка видны были кое-где на равнине оазисы с селениями, протянувшимися узкими полосами по берегам орошающих их арыков.

От выселка Юз-баши мы прошли еще верст 7 по той же пустынной равнине, встретив на ней несколько стад степных антилоп (Gazella subgutturosa); потом вступили в долину, образуемую плоскими, пустынными песчаниковыми отрогами Куньлуня. Она орошена речкою Таш-булак и покрыта по ее берегам камышом и кустарниками. В этой долине расположено многолюдное селение Кок-яр, имеющее около 800 жителей.

Дома в нем, по недостатку места в долине, сплочены гораздо теснее, чем в равнинных оазисах. Пахотной земли в селении недостаточно, воды тоже мало, а потому жители его занимаются в больших размерах овцеводством. Стада их пасутся в соседних горах Куньлуня, на которых встречаются местами хорошие пастбища. Недостаток пахотной земли и воды для орошения полей вынудил даже некоторых жителей Кок-яра перейти от занятия земледелием исключительно к овцеводству.

 

 

Переночевав близ южной окраины селения, мы прошли верст 7 по песчаной равнине и должны были остановиться на ночлег у выселка Пуса-лянгера, так как далее, на протяжении 20 верст по дороге, не было воды, а дни стояли очень жаркие. Долина речки Таш-булак, носящей выше Кок-яра название Ясполун-су, к юго-востоку от этого селения значительно расширяется и покрыта плоскими песчаными буграми, но далее к югу опять суживается. В широкую часть долины Ясполун-су выходят с юга узкие междугорные долины, заключающиеся между пустынными песчаниковыми отрогами Куньлуня.

В день нашей стоянки у лянгера Пуса повторился густой пыльный туман. После полудня начал дуть свежий ветер с северо-востока, принесший вскоре такую массу пыли, от которой быстро померкло солнце, а потом совершенно скрылись из вида и ближайшие высоты.

Пользуясь продолжительной остановкой, я расспрашивал жителей поселка Пуса-лянгера о соседних горах Куньлуня и просил указать в них место, удобное для продолжительной стоянки каравана. Туземцы советовали нам идти по той же дороге на реку Холостан-дарья (верхнее течение реки Тызнап), где, по их словам, есть места с весьма хорошим подножным кормом. Если же верблюды будут не в состоянии перевалить через лежащий на пути крутой хребет Топа-таг, то остановиться севернее его гребня – на урочище Тохта-хон.

Взяв из Кок-яра проводников, мы направились к югу по пустынной долине, окаймленной невысокими и бесплодными отрогами Куньлуня. К востоку и западу от нее, между соседними отрогами, простираются такие же пустынные долины; все они имеют весьма значительное падение к северу и прорезаны вдоль глубокими сухими руслами, по которым стремятся временные потоки после обильных дождей в высоких горах хребта Топа-таг, замыкающих эти долины на юге.

В конце станции долина перешла в скалистое ущелье, в котором под высоким утесом находится источник, наполняющий чашеобразное полукаменное углубление чистой водой. Немного южнее источника, где ущелье расширяется в долину, мы разбили лагерь для ночлега.

В тот же день я послал одного из наших казаков с туземцами для осмотра перевала через хребет Топа-таг по дороге на реку Холостан-дарья. Этот перевал, называемый Топа-таг-даван, оказался недоступным для наших слабых верблюдов. Оставшись еще на день в том же месте, я отправил другого казака с туземцами осмотреть урочище Тохта-хон, на которое нам указывали жители Пуса-лянгера. Посланный, возвратившись в тот же день в лагерь, сообщил, что на этом урочище подножный корм для верблюдов хорош, а для лошадей посредственный; воды же в двух соседних источниках для всего каравана будет совершенно достаточно.

Другого, более удобного места для продолжительной стоянки экспедиции во всей окрестной местности не было, а потому я решился расположить ее на урочище Тохта-хон.

Пройдя верст 7 до местности Ак-мечеть по неширокой долине, мы повернули на юго-восток и следовали верст 6 до самого урочища Тохта-хон по узкой, извилистой побочной долине. Сообщенные о нем казаком сведения оказались совершенно верными. Мы расположили лагерь на небольшой междугорной площади, в расстоянии около версты от источников, находящихся в глубоких ущельях, в которых не было удобного места для стоянки.

На другой день по прибытии в местность Тохта-хон я со всеми сотрудниками, в сопровождении трех казаков и двух туземцев, отправился осматривать перевал Топа-таг-даван. Мне хотелось достоверно узнать, нельзя ли как-нибудь исправить пролегающую через него дорогу, чтобы сделать ее доступной для верблюдов с вьюками, или обойти трудные на ней места кружным путем.

Выехав на урочище Ак-мечеть, мы направились к юго-западу по узкой долине, ведущей на перевал, и верстах в 6 от этого урочища достигли северного подножья главного хребта Топа-таг. Подъем на перевал Топа-таг-даван, вершина которого возвышается на 10 330 футов над морем, очень крут, хотя восхождение на него и облегчается несколько зигзагами дороги. Спуск на юге на протяжении около полуверсты от вершины перевала тоже сильно крут, но далее дорога идет версты 3 по отлогому склону, потом по весьма трудным каменным уступам, называемым Аккуран-даван, и, наконец, последние 3 версты опускается постепенно ущельем к реке Холостан-дарья, на урочище Баранса.

Добравшись с трудом до реки, мы окончательно убедились в недоступности перевала Топа-таг-даван для верблюдов с вьюками, а обход трудных на нем мест оказался совершенно невозможным. После кратковременного отдыха на берегу быстрой Холостан-дарьи, текущей в том месте в узкой и пустынной долине, мы сели на лошадей и возвратились тем же путем в свой лагерь.

Таким образом, мы должны были остаться в местности Тохта-хон и пробыли там почти полтора месяца – с 18 июля по 1 сентября. Оттуда геолог экспедиции К. И. Богданович совершил продолжительную экскурсию на запад, в горы Куньлуня, до Яркенд-дарьи. Другой мой сотрудник, П. К. Козлов, с препаратором экспедиции ездил в долину верхней Холостан-дарьи и добыл там несколько интересных видов птиц для коллекции.

Ботаник экспедиции В. И. Роборовский занимался собиранием растений для гербария в окрестных горах, а я – астрономическими и магнитными наблюдениями, расспросами туземцев об окрестной стране, а также измерениями высот верхней и нижней границ древесной растительности на соседних горах.

 

 

Горы, в которых мы находились, принадлежат к системе Куньлуня, заполняющего в юго-западной Кашгарии обширное пространство своими длинными северными и северо-западными отрогами.

Один из таких мощных отрогов, называемый Топа-таг, простирается с юго-востока на северо-запад по правому берегу Холостан-дарьи и отделяет от себя почти прямо на север длинные отрасли, оканчивающиеся бесплодными песчаниковыми отпрысками.

Горы хребта Топа-таг и его помянутых северных отрогов в окрестностях урочища Тохта-хон отличаются необычайным расчленением, остротой гребней и чрезмерной крутизной своих склонов. Они повсюду изборождены целым лабиринтом узких, извилистых долин и сумрачных ущелий. Эти глубокие долины и теснины, в свою очередь, разветвляются на множество побочных, еще более узких долин, лощин и щелей.

Бока всех долин очень круты, а стены ущелий почти повсеместно отвесны; падения же тех и других чрезвычайно велики. Поэтому после каждого обильного дождя с этих гор несутся с оглушительным ревом и страшной быстротой многочисленные бешеные потоки, иссякающие вскоре по прекращении ливня. Источники же в них редки и необильны водой, а постоянных речек, несмотря на значительное выпадение осадков, вовсе нет.

Причина тому заключается, без сомнения, в необычайной крутизне самых гор и сильном падении долин и ущелий, по которым дождевые и снеговые воды быстро уносятся на соседнюю северную равнину. Шумные потоки, которыми они низвергаются с высоты, большею частью еще на пути к этой равнине иссякают в рыхлой лёссовой почве нижних долин и появляются на ее поверхности в виде скромных источников, образующих небольшие речки. Этим постоянным источникам и питаемым ими речкам обязаны своим существованием небольшие оазисы, рассеянные по соседней, подгорной, равнине.

По причине необыкновенной крутизны и чрезвычайного расчленения описываемых гор сообщение по ним очень затруднительно. По свидетельству туземцев, через хребет Топа-таг, кроме перевала Топа-таг-даван, нигде нельзя не только переехать верхом на лошади, но и перевести ее в поводу. Они уверяли, что даже пешему человеку, не привыкшему к ходьбе по горам, трудно пройти через этот хребет, минуя помянутый перевал. Нам хотелось проехать с урочища Тохтан-хон верхом через хребет Топа-таг на Холостан-дарью восточнее перевала Топа-таг-даван; но туземцы категорически заявили о совершенной невозможности такой поездки, и никто из них не решился служить нам проводником.

На северных склонах описываемых гор, преимущественно в крутых и глубоких лощинах, защищенных от жгучих солнечных лучей соседними высотами, встречаются изредка небольшие еловые и можжевеловые лески с кустарниками черной смородины, рябины, розы, жимолости и ивы. В открытых же долинах и лощинах растут: чий, барбарис, ломонос, мирикария. Несмотря на однообразие травянистой растительности этих гор, на них находится немало порядочных пастбищ. Преобладающие кормовые растения собственно на горах – кипец и овсянка (Festuca altaica). На горных склонах растет также много касатика (Iris), которого скот не ест.

Во время нашего пребывания в горах Топа-тага, к сожалению, была засуха: в течение 45 дней только два раза выпадал порядочный дождь и три раза маленький, смачивавший лишь слегка почву. Посевы туземцев в горных долинах, орошаемые в благоприятное время, кроме дождя, еще арыками из временных потоков, совершенно погибли. Подножный корм в горах от бездождья сильно засох, и только в некоторых долинах зеленели еще заросли чия, которым питались наши верблюды; для лошадей же подножного корма было недостаточно, и им приходилось ежедневно давать понемногу ячменя.

В горах Топа-тага водится много голубых горных баранов (Pseudois Nahoor) и живут сурки, а в верховьях Холостан-дарьи и ее притоков встречаются тибетские медведи. Из птиц в этих горах гнездятся: ягнятники, грифы, улары, каменные куропатки, голуби, красноносые клушицы, чемканы, земляные ласточки, сорокопуты, белоголовые плисицы, стенолазы, мухоловки и другие мелкие птички.

На урочище Тохта-хон и в соседних горах живет постоянно около 100 таджиков, переселившихся туда из Вахана еще в конце XVIII века и называемых поэтому туземцами ваханлыками. Они высокого роста, с густой окладистой бородой, темно-карими глазами, дугообразными, сходящимися густыми же бровями и с горбиной на носу. Ваханлыки говорят на древнеперсидском наречии, но знают все очень хорошо и туземный язык. Несмотря на принадлежность к секте шиитов, они живут в согласии с туземцами-суннитами и отличаются вообще кротким нравом.

Мужчины и женщины ваханлыков носят большей частью самодельные шерстяные халаты, сапоги из шкур собственной выделки и куполообразные овчинные шапки шерстью внутрь с отворотами в виде околыша. Главное занятие ваханлыков – скотоводство и преимущественно овцеводство. Подспорьем ему служит земледелие, которым они немного занимаются в некоторых горных долинах, засевая исключительно ячмень. Ваханлыки ведут пастушескую жизнь: они живут зимой в каменных хижинах или в глиняных мазанках, расположенных в ущельях, близ источников, а летом – в войлочных юртах, устанавливаемых около зимних жилищ.

Скот их пасется круглый год на окрестных горах и на ночь пригоняется почти всегда к жилищам. Перекочевки же с места на место с юртами и стадами ваханлыки предпринимают только в редких, исключительных случаях, когда в окрестностях их поселений бывает бескормица.

В тех же горах Куньлуня пасутся многочисленные стада овец, принадлежащие жителям селения Кок-яр, в числе которых есть владельцы 1000 и более штук. Стада пасут беднейшие жители того же селения, имеющие немного и своего скота. Пастухи проводят все лето со стадами на больших высотах, проживая, подобно ваханлыкам, в глиняных или каменных хижинах и юртах, расположенных близ источников, к которым пригоняют овец на ночь. На зиму же они спускаются в нижние долины и живут в глиняных мазанках или в землянках.

По рассказам туземцев и рекогносцировке П. К. Козлова, река Холостан-дарья, получающая начало с перевала Янги-даван верстах в 120 от урочища Тохта-хон, течет на северо-восток в узкой долине, переходящей местами в ущелье. Верстах в 90 от истоков она принимает слева многоводный приток Мохон-дарья, а в 20 верстах ниже его в нее изливается справа еще более многоводная и длинная речка Улук-лай-ляк-дарья.

Караванная дорога в Ладак, пролегающая из Каргалыка через Кок-яр, урочище Ак-мечеть, перевал Топа-таг-даван и урочище Баранса на Холостан-дарье, от последнего направляется вверх по этой реке на перевал Янги-даван через Куньлунь. Она во многих местах проходит по опасным горным карнизам, доступным только для яков, горных лошадей и ослов; верблюды же с вьюками не могут проходить по ней.

Верстах в 20 ниже помянутого урочища Баранса долина реки Холостан-дарья, получающая оттуда название Тызнап, значительно расширяется, и в ней появляются селения, число которых постепенно возрастает вниз по реке. Жители их, благодаря значительному понижению и расширению долины, занимаются успешно земледелием и содержат много овец. Стада их пасутся в горной области Холостан-дарьи, где встречается немало хороших пастбищ, в особенности в долинах Улук-лайляк-дарьи и Мохон-дарьи, весьма богатых настоящими альпийскими лугами. В верховья же Холостан-дарьи, в которых также много хороших лугов, пастухи не проникают, опасаясь набегов канжутцев.

17 августа наш лагерь на урочище Тохта-хон совершенно неожиданно посетили три европейца: француз Довернь и два английских офицера – майор Кумберленд и лейтенант Боуэр. Они прибыли из Ладака и намеревались проехать через Таш-курган и Канжут обратно в Ле. Довернь, весьма образованный и любознательный негоциант, проживающий в Кашмире более 20 лет и много путешествовавший по окрестным странам, сообщил нам немало любопытных сведений о них.

Он, между прочим, был и на озере Пангонг, которое, по его словам, содержит столь соленую воду, что в нем нет никакой животной жизни; окрестности же этого длинного озера совершенно пустынны. На мой вопрос, не передавали ли ему жители Ладака каких-нибудь сведений о северо-западной части Тибета, Довернь сообщил, что они той страны не посещают и ничего не знают о ней. Торговые караваны из Ладака и Кашмира ходят только в Лхасу и в некоторые монастыри Южного Тибета, а в северной и северо-восточной частях его не бывают.

Довернь и его спутники, доставившие нам большое удовольствие своим посещением, пробыли на урочище Тохта-хон почти сутки и затем отправились в дальнейший путь на реку Холостан-дарья.

Во время нашей продолжительной стоянки на урочище Тохта-хон почти ежедневно, с 10 часов утра до 5 пополудни, дул порывами прохладный ветер с северо-востока, со стороны пустыни Такла-Макан, приносивший пыль. С горных вершин, на которые я всходил по временам, все видимое к северо-востоку пространство казалось покрытым легким пыльным туманом, тогда как высокие горы на западе, за рекой Холостан-дарья, почти всегда можно было различить отчетливо.

В половине августа 3 дня подряд господствовал такой густой пыльный туман, что мы потеряли совершенно из вида вершины ближайших к лагерю гор. Северо-восточный ветер, проникавший к нам по узкой долине с северо-запада, дул регулярно с 10 часов утра до 5 пополудни во все ясные дни, а в пасмурные, когда все небо было покрыто облаками, что случалось, впрочем, редко, – преобладали затишья.

Несмотря на засуху, сильно повредившую развитию растительности во всей окрестной стране, наши верблюды в течение 45-дневного пребывания в горах, на значительной высоте (9290 футов), где не было ни жаров, ни насекомых, заметно поправились. Лошади, которым ежедневно давали понемногу ячменя, тоже достаточно подкрепились; притом их легко было поправить на пути в Хотан, довольствуя фуражом, который можно найти во всех придорожных селениях. Поэтому в конце августа, когда жары на равнине уже значительно уменьшились, мы начали готовиться к дальнейшему пути.

В благодарность ваханлыкам и пастухам соседних хижин, относившимся к нам все время с искренним дружелюбием и оказавшим экспедиции много услуг, мы пригласили 30 августа тех и других к себе в лагерь, угостили обедом, чаем и лакомствами, а вечером пускали в их присутствии фейерверк, сопровождавшийся пальбой из нашей маленькой пушки. Такой прием привел наших простодушных гостей в полный восторг.

После фейерверка, когда они собирались расходиться по домам, я подошел к ним и, поблагодарив за дружеское к нам расположение и оказанные услуги, пожелал им счастливой жизни, умножения стад и просил о сохранении доброй памяти о нас. Они отвечали, что не только сами до конца своих дней будут вспоминать нас добром, но передадут эти отрадные воспоминания и детям. Затем мы горячо простились с добродушными бедняками, мысленно пожелав им лучшей доли в будущем.

1 сентября экспедиция оставила Тохта-хон и направилась по старой дороге в Кок-яр. Обратный путь с гор на равнину был несравненно легче переднего: мы спускались по долине, имеющей весьма значительное падение, в особенности на первом переходе. Переночевав на прежнем месте, близ источника, мы на другой день встретили партию рабочих из Кок-яра, в числе 200 человек, шедших по наряду на казенный медный прииск. Этот прииск находится в долине Холостан-дарьи, верстах в 18 выше урочища Баранса, в местности Кызыл-элюр. Медь выплавляют из руды в малых печах, вырытых в обрыве, употребляя древесный уголь и ручные мехи. Вся добытая медь отправляется в Кашгар, где из нее чеканят монеты.

С рабочими следовали 10 мастеровых из Каргалыка для починки инструментов. Все люди шли пешком, а багаж их, состоявший из платья, посуды, инструментов и съестных припасов, был нагружен на ослов. Шествие замыкал китайский чиновник с несколькими полицейскими.

На второй ночлег мы расположились на старом же месте, у лянгера Пуса. Воды в речке Ясполун-су не было вовсе: жители лянгера довольствовались водой из пруда, наполненного посредством арыка в половодье этой речки. В 1 версте к западу от лянгера течет постоянный ручей, образующийся в соседней долине из источников, но вода в нем солоновата и притом содержит значительное количество сернистого водорода; скот, однако, пьет ее охотно.

 

 

На следующий день экспедиция миновала знакомое селение Кок-яр. Хлеб с полей был уже собран, оставалось немного кукурузы позднего посева. На плоских крышах строений повсюду возвышались скирды кукурузных стеблей, листья которых объедает зимой скот, а самые стволы употребляются на топливо.

Пройдя верст 5 от Кок-яра, мы остановились на ночлег близ выселка Тобен-лянгер, на берегу речки Таш-булак. Эта речка, носящая выше Кок-яра название Ясполун-су, усиливается близ южной его окраины водами многих источников и течет до выхода на соседнюю равнину все лето непрерывно. У Тобен-лянгера, где мы ночевали, в ее русле встречаются неглубокие ямы, в которых живет много гольцов и есть водяные ужи.

По рассказам туземцев, к западу от долины селения Кок-яр на протяжении около 50 верст до реки Тызнап простирается волнистое и совершенно пустынное плоскогорье. Долина же этой реки, обильно орошенная арыками, весьма плодородна, и в ней расположено много селений.

От Тобен-лянгера мы прошли еще около 8 верст по долине Кок-яра; потом, выйдя из нее на описанную уже выше пустынную подгорную равнину, свернули с караванной дороги и направились по проселочному пути на восток. По этому пути мы должны были выйти на большую Хотанскую дорогу в многолюдном селении Гума и следовать по ней до самого Хотана.

Равнина, на которую мы спустились с гор Топа-тага, простирается, как было замечено выше, с северо-запада на юго-восток и заключается между предгорьями Куньлуня и плоской песчаниковой грядой, тянущейся почти параллельно этим предгорьям и прорезанной в меридиональных направлениях несколькими речками. В общем эта равнина представляет пустынную, щебне-галечную страну, западная половина которой, лишенная воды и растительности, безлюдна.

В восточной половине, благодаря соседству гор, с которых стекает достаточное количество воды, встречаются изредка маленькие речки, образующиеся на подгорной окраине равнины из ключей. По берегам этих речек и выведенных из них арыков, на лёссовых отложениях в виде длинных островов, расположены небольшие селения и выселки, вытянувшиеся вдоль них узкими полосами.

Переночевав у выселка Бунака, мы сделали небольшой переход по пустынной равнине и остановились в селении Кент-сай на дневку. Селение расположено на правом берегу маленькой речки и растянуто верст на 8 в длину, а в ширину простирается не более полуверсты. Поля и сады его орошаются из большого арыка, поглощающего почти половину речной воды. В оазисах этой пустынной подгорной равнины засевают, как и повсюду в Кашгарии, больше всего кукурузы, затем пшеницы и немного ячменя, сорго и проса. Озимая пшеница, по словам туземцев, созревает гораздо ранее яровой, а потому, по снятии ее, освободившиеся поля тотчас же засевают кукурузой, поспевающей в октябре.

Верстах в 5 к северу от селения Кент-сай расположено селение Зулун, вытянувшееся вдоль по той же речке, которая ниже его прорезает плоскую песчаниковую гряду, окаймляющую описываемую пустынную равнину с северо-востока.

Следующую от селения Кент-сай станцию экспедиция прошла по весьма пустынной щебне-галечной равнине Бора-нын-сай, большая часть которой совершенно лишена растительности. В конце перехода мы приблизились к помянутой песчаниковой гряде и вступили в долину прорезающей ее речки Боран-су, в которую впадает слева ручей Годам-су, образующий живописный водопад в 3 сажени высоты. У этого водопада, на зеленой лужайке, экспедиция остановилась на ночлег. В 2 верстах ниже его, на речке Боран-су, расположено селение Бора, вытянувшееся по узкой поперечной долине песчаниковой гряды. Через это селение пролегает большая караванная дорога из Яркенда в Ладак.

На другой день мы вышли в селении Бора на помянутую караванную дорогу и поднялись по ней из долины на песчаниковую гряду, по которой эта дорога пролегает целую станцию. Волнообразная поверхность гряды, почти повсюду покрытая тонким слоем песка, вовсе лишена растительности. Пройдя около 20 верст по этой мертвой гряде, мы спустились с нее по весьма крутому склону в неширокую долину речки Килиан-су и остановились в селении Ой-тограк на ночлег.

Оно, подобно другим селениям, растянуто на большое протяжение в длину по обоим берегам речки, прорезающей песчаниковую гряду, а в ширину простирается не более полуверсты. После грустного перехода по мертвой песчаниковой гряде этот оазис с тенистыми садами и приветливым населением был поистине отрадным местом отдохновения.

Из селения Ой-тограк мы опять поднялись на песчаниковую гряду, которая к юго-востоку от прорезающей ее речки Килиан-су значительно понижается и переходит в возвышенную плоскость. Поверхность этого пустынного плато, сплошь покрытого щебнем и галькой, совершенно бесплодна. На север она опускается невысоким обрывом к соседней равнине, а на юго-западе образует крутой нагорный обрыв долины речки Килиан-су.

Эта долина, простирающаяся с юго-востока на северо-запад между предгорьями Куньлуня и описываемым плато, представляет юго-восточное, клинообразное продолжение пустынной равнины, пересеченной нами вкось, на пути из Кок-яра в селение Бора. В долине Килиан-су, выше селения Ой-тограк, расположены три маленьких поселка, оазисы которых представлялись нам с высоты в виде небольших зеленых островков, резко выделявшихся на темно-сером фоне пустынной долины.

Пройдя немного по плато, экспедиция оставила большой караванный тракт в Ладак и повернула по проселочной дороге почти на северо-восток. На пути по плато мы пересекли три низких, насажденных на нем кряжа – типичные представители так называемых гор размыва; потом, в конце перехода, спустились в долину речки Пшне-су, окаймленную с запада небольшим обрывом пройденного плато, а с востока – весьма высоким и почти отвесным склоном плоской высоты противоположного берега.

В долине расположено селение Пшна, вытянувшееся узкой полосой верст на 10 по обоим берегам орошающей ее речки. В этом селении мы остановились на ночлег. Жители его встретили нас, как и повсюду в Кашгарии, очень радушно: принесли нам множество винограда, персиков, арбузов, дынь и свежих грецких орехов.

Утром, пройдя версты 2 по селению вниз по речке, текущей на север, мы поднялись по весьма крутому склону на плоскую высоту правого берега долины и направились по ней к северо-востоку.

По высоте, вправо от нашего пути, простирался плоский и широкий насажденный кряж, отделяющий короткие ветви на восток. Миновав северо-восточную его оконечность, мы стали постепенно спускаться с высоты. Вдали, на севере, все видимое пространство казалось покрытым буграми, а ближе расстилалась пустынная равнина. Спустившись с высоты на эту равнину, мы вышли на большую Хотанскую дорогу и вскоре достигли многолюдного селения Гума, на западной окраине которого разбили палатки для ночлега.

Около 6 часов на северо-востоке показалась темная пыльная туча, медленно подвигавшаяся из пустыни Такла-Макан. Слабый ветерок, дувший с той стороны, по мере приближения тучи стал постепенно усиливаться и, наконец, перешел в шторм. Из проносившейся над нами тучи посыпалась масса пыли с песком, помрачившая дневной свет до того, что нельзя было различить соседних домов. С удалением тучи на юго-запад небо прояснилось, но слабый ветер продолжал дуть с северо-востока почти до самого утра.

Селение Гума расположено на дороге из Яркенда в Хотан, по обоим берегам речки Гумын-су, и простирается верст на 20 в длину, а в ширину от 2 до 5 верст. В нем считается 750 дворов и около 3500 жителей. Почва этого оазиса лёссовая, с весьма значительной примесью песка, нанесенного ветрами из соседней пустыни. Она уступает в плодородии чистым лёссовым почвам Яркендского и Каргалыкского оазисов, но при обильном орошении дает очень хорошие урожаи. Жители Гумы содержат много овец, пасущихся в соседних горах Куньлуня, и достаточное число ослов, но лошадей и крупного рогатого скота у них мало.

По рассказам жителей Гумы, к северо-востоку от их селения и вообще от большой Хотанской дороги простирается параллельно ей непрерывная полоса мелких бугров, имеющая от 30 до 100 верст ширины. Близ дороги эти бугры повсеместно покрыты тамариском, а далее к северо-востоку в них растут рассеянно и купами тополевые деревья – преимущественно в котловинах между холмами и в сухих руслах.

Еще далее в том же направлении, за пределом полосы бугров, залегает пустыня Такла-Макан, в которой, по уверению туземцев, нет никакой растительности и животной жизни. Эта мертвая земля только местами покрыта высокими и длинными песчаными грядами, простирающимися почти в меридиональных направлениях, а между грядами залегают обнаженные, щебне-галечные равнины (по-туземному сай) темного цвета.

Жители селений, расположенных вдоль большой Хотанской дороги, не проникают в глубь самой пустыни, а посещают только сопредельную ей окраину полосы бугров, в которую ездят иногда зимой за тополевым лесом для домашних потребностей. Оттуда, с высоты бугров можно видеть темные щебне-галечные равнины этой мертвой земли и покрывающие их местами высокие песчаные гряды, уходящие за горизонт, в неведомую даль.

Из селения Гумы мы вышли на пустынную щебне-галечную равнину и направились по большой дороге на восток. Вдали на юге был виден высокий северо-западный отрог Куньлуня – хребет Кош-таг, гребень которого, покрытый свежим снегом, ярко белел все утро, а потом скрылся в легком пыльном тумане. В хребте Кош-таг, по словам проводников, встречаются изредка на северных склонах гор небольшие можжевеловые лески, а в высоких областях его есть порядочные пастбища, на которых пасутся стада овец, принадлежащих жителям селений большой дороги. Источники в этом хребте редки и необильны; постоянных речек в нем нет.

После небольшого перехода от Гумы по щебне-галечной пустыне, лишенной всякой растительности, мы остановились в селении Мукойлы на дневку. Пользуясь свободным временем, я расспрашивал местных жителей об окрестной стране, о направлении ветров, облаков и об осадках. Они подтвердили сведения, собранные в Гуме, о полосе мелких бугров, тянущейся параллельно Хотанской дороге, и о пустыне Такла-Макан, а также сообщили, что в их стране преобладают западные и северо-западные ветры, затем следуют юго-западные и северо-восточные; южные же и восточные ветры дуют очень редко.

Облака движутся с юго-запада, запада и северо-запада и почти никогда не приносятся с остальных стран горизонта. Дожди выпадают очень редко, преимущественно в июне и июле; снега зимой бывает тоже мало, и он держится недолго; толщина снегового покрова достигает, однако, иногда почти четверти аршина, но он редко лежит долее недели.

Близ южной окраины Мукойлы находятся небольшие развалины, в которых мы нашли много обломков старинной глиняной посуды, ныне вовсе не выделываемой и не употребляемой в Кашгарии. Около развалин сохранились следы большого арыка и фундамент древнего мазара праведника Османа. К сожалению, жители селения не могли сообщить нам ничего определенного об этих древностях.

 

 

От селения Мукойлы дорога по-прежнему идет по щебне-галечной пустыне, простирающейся на юг до соседней плоской высоты, которая тянется параллельно дороге. Пустыня покрыта местами мелкими песчаными наносами и небольшими столовидными лёссовыми высотами, выветрившимися в глыбы усеченно-пирамидальной формы. К северо-востоку от дороги простирается полоса мелких бугров, поросших тамариском.

Оказалось, что эти бугры также лёссовые, происшедшие, по всей вероятности, от выветривания сплошной лёссовой толщи, отложившейся широкой полосой вдоль окраины пустыни Такла-Макан. На такое происхождение этих бугров указывают их обрывистые повсеместно склоны и обнаруживающиеся в них пласты плотно спрессовавшегося первичного лёсса. Поверхность бугров и промежутков между ними засыпана тонким слоем песка, нанесенного ветрами из пустыни Такла-Макан.

Последние 5 верст перехода мы сделали по лёссовой высоте, распавшейся местами на глыбы, и остановились на ночлег в селении Чода. С 2 часов начал дуть холодный ветер с северо-востока, из пустыни, и вскоре густой пыльный туман окутал всю окрестную местность.

Дальнейший путь продолжался по местности с таким же характером.

На пути из селения Чода мы миновали селение Моджа и остановились на ночлег у лянтера Гундулук, расположенного на поляне, среди зарослей тростника. К северо-востоку от него, на лёссовых высотах, находится множество обломков старинной глиняной посуды.

 

 

За лянгером Гундулук мы пересекли плоскую лёссовую высоту, распавшуюся от выветривания на столовидные и усеченно-пирамидальные глыбы; потом шли по щебне-галечной пустыне, миновали селение Зангуй и снова очутились в такой же пустыне, покрытой изредка мелкими песчаными наносами, среди которой и остановились ночевать у лянгера Сай. Вода в колодце, имеющем 12 сажен глубины, содержит значительное количество сернистого водорода и издает сильный запах, напоминающий гнилые яйца. Чтобы освободить ее, хотя немного, от этого зловонного газа, надо долго и сильно мешать воду в ведре и переливать ее ковшом.

Мертвая, щебне-галечная пустыня простирается к югу от лянгера Сай верст на 15 до подножия плоской гряды Дува, тянущейся параллельно дороге. С севера она окаймлена полосой мелких лёссовых бугров, сопровождающих большую дорогу на всем ее протяжении до Хотана. В юго-западной, придорожной части полосы эти бугры покрыты тамариском, а в северо-восточной – низкорослым и редким тополем. Присутствие в этой полосе древесной растительности следует приписать незначительной глубине местных водоносных горизонтов, по которым сочится вода с хребта Кош-таг.

Количество атмосферных, как и в других местностях Кашгарии, столь незначительно, что без живительного действия горных вод, проникающих в нее подземным путем, не могли бы расти даже столь неприхотливые деревья, как пустынный тополь. На близость к поверхности непроницаемых слоев во всей полосе лёссовых бугров, опоясывающей пустыню Такла-Макан на юго-западе, указывают также существующие в ней источники.

Они поддерживают нижние течения многих речек, которые по выходе из окраинных гор теряются в подгорных пустынных равнинах, а потом в области бугров снова собираются из источников и, проникнув внутрь пустыни Такла-Макан, исчезают в ней уже совершенно.

После небольшого перехода от лянгера Сай по безжизненной пустыне экспедиция достигла многолюдного селения Пиальма и остановилась близ южной окраины его на дневку. Это селение, имеющее около 1500 дворов и 6500 жителей, расположено по обоим берегам речки Кара-су. Почва оазиса Пиальмы, как и всех вообще оазисов Юго-Западной и Южной Кашгарии, лёссовая, с весьма значительною примесью песка. При обильном орошении она дает очень хорошие урожаи, в особенности кукурузы. Жители селения содержат много овец, пасущихся в соседних горах хребта Кош-таг.

Старшина селения Пиальма сообщил некоторые сведения об окрестной стране. По его показанию, к северо-востоку от большой Хотанской дороги простирается полоса мелких бугров, имеющая против Пиальмы около 100 верст ширины. За нею залегает пустыня Такла-Макан, представляющая совершенно бесплодную, щебне-галечную равнину (сай) темного цвета, покрытую местами высокими песчаными грядами меридионального направления.

Жители селения Пиальма ездят только в северо-восточную окраину полосы бугров за тополем, который растет там в изобилии, а внутренности пустыни не посещают. С высоких бугров этой окраины можно, однако, обозревать пустыню на далекое расстояние и ясно различать покрывающие ее местами колоссальные песчаные гряды.

Жителям селений, расположенных на большой дороге от Яркенда в Хотан, не известно, существуют ли на юго-западной окраине пустыни Такла-Макан, соседней этой дороге, какие-либо развалины.

От селения Пиальма экспедиция продолжала путь по щебне-галечной пустыне, совершенно лишенной растительности, и вскоре вступила в пределы Хотанского округа. На юге, в расстоянии около 100 верст, был ясно виден весьма высокий горный хребет, простиравшийся в северо-западном направлении и покрытый снегом. Наши проводники называли его Осман-кыр и утверждали, что этот хребет – отрог Куньлуня, тянущийся по правому берегу среднего течения реки Каракаш.

К северу от дороги простиралась, как и на предыдущих станциях, полоса мелких лёссовых бугров, а к югу – щебне-галечная пустыня, окаймленная с полуденной стороны цепью степных кряжей Ятаньчи. Южнее ее видны были вершины значительного хребта, простирающегося с юго-востока на северо-запад.

Пройдя верст 20 по мертвой щебне-галечной пустыне, мы остановились среди нее на ночлег у постоялого двора Ак-лянгер, с колодцем в 20 сажен глубины. Несмотря на совершенное отсутствие растительности и наземной воды, тут живет много тушканчиков, водящихся и в окрестностях лянгера Сай, расположенного в такой же мертвой пустыне. На обоих лянгерах, при добывании воды из колодцев ведрами, было вынуто несколько трупов этих грызунов.

Мы сначала недоумевали, как могут существовать они в такой безжизненной пустыне, но затем пришли к заключению, что пищей им служат, несомненно, остатки фуража от останавливающихся в лянгерах караванов и проезжающих, а питьем – лужицы воды, проливаемой у колодцев при наполнении сосудов.

Оставив Ак-лянгер, экспедиция следовала сначала по щебне-дресвяной пустыне, потом пересекла плоскую песчаниковую высоту, простирающуюся с севера на юг и оканчивающуюся немного южнее дороги. Она прорезана продольными лощинами и почти повсюду покрыта песком. В одной из таких лощин, около самой дороги, находится мазар мусульманского святого имама Магомета-Шакира и при нем маленький монастырь. В этом монастыре содержится до 10 000 голубей в память названного святого, который их очень любил. Проходящие караваны считают долгом снабжать монастырь зерном для содержимых в нем голубей, а за неимением его – деньгами.

Перейдя высоту, мы очутились в лёссовых буграх, выдающихся в этом месте с севера на юг клинообразной полосой и покрытых толстым слоем крупнозернистого песка. С бугров мы спустились на низменную солончаковую равнину, на которой миновали маленькое озерко и, поднявшись снова на бугры, следовали по ним до самого ночлежного места у селения Зава-курган.

 

 

 

Близ западной окраины этого селения на левом берегу речки Карасу стоит форт с глиняной стеной прямоугольного начертания, имеющий около 150 сажен длины, 100 сажен ширины и двое ворот. В этом форте, сооруженном по приказанию Якуб-бека тогдашним начальником Хотанского округа Ниаз-беком, ныне помещаются базар и караван-сарай.

Экспедиция разбила палатки для ночлега между фортом и селением Зава-курган, на берегу речки Карасу, в которой мы наловили много гольцов. Ниже селения долина этой речки покрыта густыми зарослями тростника, в которых живут во множестве кабаны, а верстах в 40 к северо-востоку от него речка Карасу, по словам жителей Зава-курган, образует длинное озеро около 40 верст в окружности, называемое Ессы-Куль, поросшее почти сплошь тростником.

По прибытии в Хотан я расспрашивал там многих туземцев об этом озере, но никто не мог мне сообщить о нем положительных сведений. Между тем положение его соответствует месту большого озера Яшиль-Куль, показанного на известной китайской карте издания 1863 г. и перенесенного с нее на европейские карты.

Всю следующую станцию, около 12 верст, мы прошли по многолюдному оазису Зава-курган, площадь которого простирается до 170 кв. верст. Лёссовая почва его, удобряемая жителями плодородным илом из реки Каракаш, дает очень хорошие урожаи. На полях мы видели много прекрасной кукурузы позднего посева, которую уже начинали снимать.

Близ восточной окраины оазиса дорога пересекает большой солончаковый пустырь, орошаемый тремя узкими, но топкими рукавами реки Каракаш, через которые устроены мосты. Выйдя из селения, мы остановились на левом берегу этой реки на ночлег. Долина ее, имеющая около версты ширины, почти сплошь покрыта кругляками и галькой, нанесенными рекой во время летних разливов. Для защиты селения Зава-курган от наводнений возведена на левом, низменном берегу реки высокая плотина из булыжника.

Река Каракаш, весьма многоводная и быстрая в период разлива – в июне и июле, во время нашего пребывания в конце сентября имела вид маленькой горной речки, скромно журчавшей в своем каменном ложе. Из долины ее был виден на юге, верстах в 30, довольно высокий хребет, простирающийся с юго-востока на северо-запад. Севернее его простиралось несколько параллельных ему низких кряжей, расположенных, как казалось издали, в шахматном порядке.

Вечером к нам прибыл аксакал наших торговцев в Хотане, Абу-саттар, с чиновником из туземцев, посланным начальником Хотанского округа для встречи и сопровождения экспедиции в Хотан.

Утром 22 сентября мы перешли обмелевшую реку Каракаш и вступили в знаменитый Хотанский оазис, славившийся еще в глубокой древности своими естественными богатствами, промышленностью и торговлей с Западной Азией, Индией и Китаем. Все расстояние от реки Каракаш до города Хотана, 23 версты, мы прошли по оазису, встретив на пути только два небольших пустыря. Миновав китайский город, экспедиция прошла через туземный и расположилась лагерем близ восточной окраины последнего, на берегу речки Ильчи.

В течение шестидневного пребывания в Хотане я мог собрать лишь важнейшие сведения о городе и окружающем его оазисе. В этом деле мне оказал большую услугу аксакал Абу-саттар, проживший в нем почти безвыездно около 18 лет.