28 июля 1866 г. Собирались выступить сегодня, но Матака сказал, что не готов: нужно было смолоть муку, и нам еще не выдали мяса. Матака каждый день присылал нам много приготовленной еды. Он спросил, зарежем ли мы быка, которого он нам даст, или возьмем с собой. Мы предпочли зарезать быка сразу. 28-го Матака пришел с большой порцией муки и привел людей, которые проводят нас до озера Ньяса; отсюда, от Моэмбе, до самого озера простираются его земли; в Лозеву он нас не отправит, так как недавно ее разграбили и сожгли.

Вожди, как правило, проявляют заботу о нашей безопасности. Страна сплошь покрыта горами. Сразу после Моэмбе начался подъем; к концу первого дня пути вблизи деревни вождя Маголы мы достигли наибольшей высоты, около 3400 футов над уровнем моря, по показаниям барометра. Отсюда хорошо видны деревни горных жителей, большей частью в сто домов или более. Жители используют источники с максимально возможным умением. Слишком влажные места дренируют; воду отводят по открытым канавам и используют для орошения. В большинство источников просачивается вода с окисью железа. Много участков гороха в цветении или уже плодоносящего. Деревья низкорослые, кроме растущих в долинах. Вблизи речек и на высоких местах много травы и цветов. Вершины гор возвышаются на 2000–3000 футов над подошвами, вдоль которых мы движемся. Наш путь лежит по извилистой дороге, мы все время то поднимаемся на крутые гребни, то спускаемся с них. Вся страна представляет собой цепь таких гребней.

В геологическом отношении плато по обе стороны Рувумы сложено из масс серого песчаника, подстилающего железистые конгломераты. Если подняться по Рувуме приблизительно на шестьдесят миль, то на поверхности почвы в нижней части склона, ведущего на плато, встречается множество больших и малых обломков окаменевшего дерева (пропитанного кремнеземом). В Африке эти окаменелости служат верным признаком присутствия на глубине угля, но выходов его на поверхность мы не наблюдали. Плато в разных направлениях прорезают вади, в которых на толстом слое песчанистой почвы хорошо растут травы и деревья; вади также можно видеть в отдалении, находясь в месте, где Лоэнди впадает в Рувуму. В песках Лоэнди очень часто попадаются куски каменного угля.

До слияния Лоэнди и Рувумы, примерно в девяноста милях от моря, волнистое плато сменяется более ровной местностью, на которой лишь отдельные гранитные массивы вздымаются на высоту в пятьсот – семьсот футов. У горы Чилоле встречаются изверженные породы, видимо трапп, подстилающий массы прекрасного белого доломита.

Продвигаясь на запад, продолжаем подниматься все выше и встречаем участки гнейса с роговой обманкой. Гнейс часто испещрен полосами, направленными иногда с севера на юг, иногда с запада на восток. По виду породы можно думать, что пласты ее были нагреты почти до плавления и слились друг с другом под действием жара. Из этих полосатых пород поднялись большие округлые массы гранита и сиенита, гладкие склоны и вершины которых почти лишены деревьев; горы эти поднимаются на высоту, вероятно, в 3000–4000 футов над уровнем моря. На высокогорных плато среди этих горных массивов попадаются большие пятна железистого конгломерата, в изломе он похож на желтый гематит. Он придает здешней почве красную окраску.

На водоразделе над равнинами (если их можно так назвать) выступают округлые гранитные горы, образующие сплошные подъемы и спуски и изборожденные бесчисленными ручьями, источниками Рувумы и Лоэнди. Самая высокая из встреченных гор поднимается на 3440 футов. Такая же неровная местность простирается за водоразделом к озеру Ньяса приблизительно на сорок миль. Вблизи озера и по его восточному берегу встречается гнейс с большой примесью роговой обманки. Самая замечательная особенность этих пород в том, что все пласты или стоят почти на ребре, или имеют небольшой уклон в сторону озера. Причину, вызвавшую такое залегание пород, установить трудно. Похоже на то, что имел место внезапный разлом, образовавший озеро и почти опрокинувший все эти пласты породы. Вдоль восточного берега южной части озера тянутся два горных хребта, явно гранитных; ближний покрыт маленькими деревьями и ниже следующего, зубчатого и голого. Но во всей этой стране не встречаются породы, содержащие полезные ископаемые. Породы здесь преимущественно древние кристаллические.

В долинах растет стройное высокое дерево, кажется, какой-то вид фигового; плоды на нем только начали наливаться, но росло оно слишком высоко, чтобы я мог установить, что это за вид. Население не ест эти плоды, но употребляет в пищу крупные личинки, которые выползают из них. Листья дерева достигают пятнадцати дюймов в длину и пяти в ширину, называют его здесь унгуэнго.

29 июля. В деревне вождя Маголы. С юга быстро идут тучи, несущие много влаги. Вверху дует такой сильный ветер, что на побережье, наверное, буря. Температура по утрам 55 °F (13 °С).

30 июля. После короткого перехода пришли в деревню вождя Пезимбы, состоящую из двухсот домов и хижин. Она красиво расположена на холме между двумя речками, используемыми, как обычно, для орошения посевов гороха в зимнее время. Вождь сказал, что если мы сейчас двинемся дальше в путь, то нам придется до Мбанги ночевать два раза, так как впереди широкая полоса джунглей. Поэтому мы остались в деревне. Партия арабов, услышав о нашем приближении, пошла в обход деревни по горам, чтобы избежать встречи. Идя в деревню Пезимбы, мы начали спускаться на запад, к озеру Ньяса, и теперь находимся на 300 футов ниже деревни Маголы. В пути пересекли много мелких речушек и Лачеси, довольно большую речку. От водораздела одна часть речек стекает к Лоэнди, другая – к Рувуме. Деревьев стало заметно меньше. Многие из вершин гор покрыты травой или другими растениями. Приятно видеть горы оголенными. Встречаются папоротники, рододендроны и деревья, издали похожие на белую пихту.

Корень мандаре здесь называют ньюмбо. В приготовленном виде он немного горчит, этот недостаток, возможно, удастся устранить культивированием. На водоразделе некоторые высокие участки сложены гнейсом, теперь, по мере спуска вниз, пошли вулканические породы, изверженные в более позднее время. Во многих местах встречается железистый конгломерат с дырками в нем. В изломе он похож на желтый гематит, стенки дырочек в нем черные. Вероятно, это та руда, которую в прежнее время употребляли кузнецы, следы существования которых попадаются здесь чаще, чем в более восточных районах.

31 июля. Я подарил Пезимбе отрез ткани, и он отлично накормил нас вчера вечером, а сегодня утром просил подождать, так как у него еще не было достаточного количества муки, чтобы преподнести нам. Мы подождали и получили щедрый подарок.

Здесь климат заметно мягче, чем во владениях Матаки; небо сейчас чистое. Утром прошли мимо последних населенных пунктов и продолжали путь по изобилующей водой плодородной местности до места ночевки около горы Мтавире, на берегу реки Мсапо. Недалеко от нашего лагеря находилась партия арабов-работорговцев. Я хотел поговорить с ними, но, как только арабы узнали, что мы близко, они снялись и отправились дальше.

2 августа. Вид желтой травы и разбросанных по ней деревьев около нашего лагеря, вызвавший в памяти Бечуаналенд, создал у меня радостное настроение. Весело пели птицы, приободренные холодом – было 47 °F (8 °С) – и близостью поселений. Здесь, как и по всей стране, растут камедные деревья и кусты, но раскопок в поисках камеди население не ведет, вероятно, потому, что деревья никогда не были достаточно большими, чтобы стать источником ископаемой смолы. Следы существования кузнецов очень обильны, кое-где сохранились еще горны. Должно быть, в прежнее время здесь, где сейчас все покрыто джунглями, было много возделанных земель.

 

 

Пришли в деревню Мбанга, утопающую в деревьях; это преимущественно молочаи, столь распространенные в стране манганджа, дальше к югу. Вождь Кандуло ушел в другую деревню пить пиво, но прислал распоряжение отвести нам хижину и приготовить еду. Остались здесь на день. Сделал лунные наблюдения.

Итак, мы пересекли обезлюдевшую страну в самой узкой ее части, пройдя сто миль, из которых около 70 – участок пути к северо-востоку от Моэмбе. Местные жители по-разному объясняют, почему исчезли отсюда люди. Одни говорят, что причина – войны с целью захвата рабов, и утверждают, что важную роль в этих походах играли племена макоа, живущие вблизи Мозамбика; другие говорят, что виноват голод; иные считают, что жители переселились к озеру Ньяса и в страну за ним. С уверенностью можно только сказать, судя по черепкам, рассыпанным по всей стране, и сохранившимся бороздам на полях, где сажали бобы, сорго, кукурузу и касаву, что исчезнувшее население было огромным. Живущие сейчас в стране вайяу пришли из-за Рувумы и, вероятно, сменили манганджа; процесс этот продолжается и сегодня.

4 августа. После полутора часов ходьбы пришли в деревню Миуле, лежащую на той же высоте, что и Мбанга. Вождь уговаривал нас остаться, ибо нам пришлось бы, по его словам, ночевать в джунглях дважды, а если мы выйдем завтра рано утром, то один раз. Мы остались. Я спросил вождя, что случилось с большим населением этой области, занимавшимся выплавкой железа. Он сказал, что многие умерли от голода, а некоторые бежали на запад, за озеро Ньяса. Голод – обычное следствие войны с целью захвата рабов, и от него погибает много народа, вероятно, много больше, чем при перегонке рабов к побережью. Вождь никогда не слышал преданий об употреблении каменных топоров или каменных наконечников для копий и стрел, не слыхал он и о находках таких предметов женщинами при вскапывании земли мотыгами. В стране маконде, где железа мало, пользуются деревянными копьями, как мы сами видели. Я видел также, как в стране бечуана и батаков для обработки земли применяют деревянные мотыги, но каменных не встречал ни разу. В 1841 г. в Капской колонии я увидел у бушменки круглый камень с дырой. В ответ на вопрос, для чего он, женщина показала мне, как пользуются этим камнем; она просунула верхнюю часть палки в дыру и выкопала корень. Камень придает палке большой вес.

Пользование каменными наковальнями и кузнечными молотками, распространенное среди африканских кузнецов, с их точки зрения, более разумно, чем применение нашего тяжелого инструмента. Негры не знают процесса цементации, применение которого к отдельным частям наковальни делает ее пригодной для работы. А из их мягкого железа наковальня была бы не так хороша, как из твердого камня. Стоит только посмотреть, как молотки из их железа после недолгой работы разбиваются и закругляются по краям рабочей поверхности, чтобы понять, что только случайная прихоть может заставить разумного местного кузнеца взять массивный кузнечный молот и обременить себя этим грузом при работе, которую легче выполнить камнем. Люди, живущие оседло, например на побережье, охотно пользуются куском чугуна, какой удается достать, но во внутренних областях, где у местных жителей нет уверенности в том, что они пробудут долго на одном месте, так никогда не поступают.

 

 

5 августа. Вышли из Миуле в поход к озеру Ньяса. Ночевали у последней из речек, текущих к Лоэнди. Вблизи Моэмбе есть целая сеть речек, текущих к этой реке, одна из них образует на своем пути озеро; истоки Рувумы тоже находятся в этой области. Выйдя из Моэмбе, мы пересекли довольно большую речку, текущую в Лоэнди, а на другой день после выхода из деревни Пезимбы – еще речку, впадающую в Чирингу, или Лочирингу, приток Рувумы.

6 августа. Сегодня утром миновали две пирамиды из камней в начале хорошо заметного спуска к озеру. Такие пирамиды часто встречаются по всей Южной Африке в горных проходах; их назначение – служить границей различных стран, возможно, отмечать места погребений. Впрочем, сопровождающие нас вайяу считают, что это просто кучи камней, снесенных в одно место кем-то расчищающим участок для посева. Пирамиды стояли как раз у самого места, откуда становятся хорошо видными синие воды озера Ньяса.

Дошли до речки Мисиндже, впадающей в озеро, и пересекли ее пять раз. Ширина Мисиндже около двадцати ярдов, вода в ней доходит до бедра. Со времени выхода на нижнее плато идем короткими переходами, так как у населения изобилие пищи, и если делаем остановку для отдыха, то нам подносят крупные подарки. Один из жителей дал нам четыре курицы, три большие корзины кукурузы, тыквы, сало антилопы – крупного самца, как видно было по его рогам, – и уговаривал нас остаться, чтобы он и другие могли посмотреть наши любопытные вещи. Он сказал, что на расстоянии дня пути к югу можно подстрелить всяких животных: буйволов, слонов, бегемотов, антилоп канн и разных других антилоп.

8 августа. Вышли к озеру в месте впадения Мисиндже. Мне казалось, будто я вернулся в свой старый дом, который уже не надеялся когда-либо увидеть; приятно было снова купаться в восхитительной воде озера, слышать шум волн и качаться в прибое. Температура воды в 8 часов утра 71 °F (27 °С), а воздуха – 65 °F (18 °С). Чувствую радостный подъем.

Здешний вождь Мокалаосе – настоящий манганджа. Цвет кожи у него и у всех его людей очень темный; это следствие того, что они живут во влажном жарком климате. Вождь держится очень дружественно, поднес нам проса, каши, касавы и вареного мяса бегемота и спросил, не хочу ли я молока, так как у него здесь есть скот от Матаки. Жители принесли на продажу санджику – самую лучшую озерную рыбу. Ее сушат на помостах над медленным огнем; рыба при этом теряет свой нежный вкус, но внутри материка эту сушеную рыбу очень ценят. Я купил пятьдесят штук за шесть футов коленкора. В свежем виде вкус санджики в точности такой, как самой лучшей сельди, то есть так нам кажется, но аппетит путешественников столь обострен, что они не способны вынести правильное суждение в вопросе о вкусе.

10 августа. Я послал вождю Джумбе письмо Сеида Маджида. Посланный встретил на Лоангве арабов из прибрежной полосы. Отсюда по реке Лоангве миль семь; арабы пришли вместе с посланным и долго торговались о плате за перевоз. Затем ушли, сказав, что приведут свою шхуну сюда, чтобы забрать нас. Видя, что они не едут, я послал Мусу. Он вернулся с известием, что арабы отвели шхуну к Джумбе в Кота-Коту, или, в их произношении, Нготаготу. Очень немногие из арабов с побережья умеют читать. Разговаривают они очень вежливо, но правдивость, видимо, у них не в почете. Отдыхаю сам и даю отдохнуть своим людям, обрабатываю записи в дневнике, лунные наблюдения, измерения высоты. Скоро двинусь в путь: либо далее на юг, либо к арабам на север.

Мокалаосе боится вайяу и будет поэтому рад приходу сюда Джумбе. Наступит день, когда арабы используют подходящий случай и рассеют людей Мокалаосе, как они рассеяли жителей Кота-Коты. Джумбе сделал свое пребывание в Лозеве невозможным. Когда люди Матаки взяли в плен людей Мокалаосе, Джумбе захватил их запасы зерна, и теперь у него нет здесь места, куда он мог бы явиться. Арабы Лоангвы рассказывают ужасные вещи об убийствах, совершаемых Джумбе, о продаже людей в рабство. Всему этому верить невозможно, но положение в его владениях в лучшем случае скверное. Вожди здесь не в состоянии создать государство, независимое королевство. Рабство и работорговля внутри континента представляют собой непреодолимое препятствие устойчивому положению во внутренних областях. Рабы легко разбегаются, и поэтому арабы правдой и неправдой лишь выколачивают как можно больше денег, а затем покидают страну.

Здесь, на Мисиндже, есть птица мамтамбве, которая поет очень хорошо и звонко, когда стемнеет.

11 августа. Из внутренней области пришли два вождя деревень, где мы ночевали. Они принесли нам пищу и спрашивали, как к нам относятся. Советуют идти на юг во владения вождя Мукате, в то место, где озеро сужается.

12 и 14 августа. Составляю карту. Из Моэмбе пришли несколько человек; рассказывают, что прибыл англичанин со скотом для меня – «у него два глаза спереди и два позади». На сегодня новостей предостаточно!

У Мокалаосе свои маленькие горести, и он поверяет их мне. У него сбежала жена. Я спросил, сколько их у него. Говорит, всех жен двадцать. Я заметил, что у него девятнадцать лишних. Он ответил обычным доводом: «А кто же будет готовить еду для гостей, если у меня будет только одна жена?»

Видел над озером тучи комаров кунгу, здесь их не едят. Какой-нибудь придирчивый путешественник, попав сюда с моими записками в руках и видя, что местные жители утверждают, будто не знают, как ловить и приготовлять кунгу, может сказать, что я фантазировал, рассказывая, будто видел в северной части озера лепешки, приготовленные из этих комаров. Спросил о комарах кунгу, мне сказали: «На севере умеют их готовить, мы не умеем».

Мокалаосе думает, что арабы боятся, как бы я не отнял у них шхуны, чтобы отправиться на север. Он и старшины считают, что самое лучшее – это направиться на юг во владения Мукате. Все арабы убегают от меня, так как англичане в их представлении неотделимы от захвата работорговцев. Они не могут представить себе, чтобы у меня была какая-нибудь другая цель. Они не могут прочесть письмо Сеида Маджида.

21 августа. Выступил к Лоангве на восточной стороне озера. Дорога на всем протяжении (около семи миль) гориста. Ширина реки Лоангвы у места впадения в озеро около двадцати ярдов, Мисиндже в два раза шире. Обе реки образовали мысы из отложений и вливаются в озеро у их вершин. Негр вайяу отвел нам на берегу (приблизительно на сорок футов выше уровня озера) дом, но я не мог заснуть из-за беготни толпищ маленьких муравьев, наводнявших помещение. Их отчетливо различимое стрекотание не давало спать моим людям, хотя все мы основательно устали, поднимаясь вверх по трудной дороге.

22 августа. Перебрались на южный берег Лоангвы, где нет этих надоедливых насекомых.

23 августа. Предложил вождю из племени вайяу послать каноэ, чтобы пригласить Джумбе, так как не поверил уверениям здешнего араба-полукровки, что он уже послал свою лодку. Все вайяу помогали мне, почему бы этому не помочь мне? Он был доволен моей просьбой, но советовал подождать, пока не вернется человек, посланный в Лозеву.

 

 

24 августа. Из соседнего с нашим дома леопард утащил собаку. Перед этим он покусал человека, но не смертельно.

29 августа. Поступило известие, что две шхуны пришли в Лозеву (Лесефу). Мазиту будто бы прогнали Джумбе в горы (скажи они, что на остров, я мог бы им поверить).

30 августа. Страх, который англичане внушают арабам-работорговцам, причиняет мне неудобства. Все они бегут от меня, как от зачумленного, и я поэтому не могу ни переслать письма на побережье, ни переехать через озеро. Арабы, видимо, думают, что, попав на шхуну, я обязательно ее сожгу. Так как две шхуны на озере используются исключительно для работорговли, то у владельцев нет никакой надежды на то, что я дам им убежать. Поэтому, выслушав множество лживых отговорок, мы решили направиться на юг и переправиться в том месте, где из озера вытекает река Шире. Несколько раз произвел наблюдения по обоим краям луны; написал донесение лорду Кларендону и, кроме того, несколько частных писем.

3 сентября 1866 г. Спустился к месту впадения Мисиндже и видел множество съедобных насекомых кунгу. Их ловят быстрым движением корзины, которую держат в руке. Дальше к югу достал лепешку из этих насекомых. Кунгу жужжат, как рой пчел; вероятно, это разновидность какого-то озерного насекомого.

На озере два береговых уступа: один расположен на высоте около пятнадцати футов над нынешним высоким уровнем воды, другой – приблизительно на сорок футов выше него. Между этими двумя уступами процесс выветривания от резких смен холода и жары зашел так далеко, что редко видишь округлый гладкий склон. Нижний береговой уступ отчетливо выражен.

Простирание больших масс слоистого гнейса параллельно большой оси озера, и все пласты стоят ребром. Некоторые пласты слегка наклонены в сторону озера, как будто имеют падение к западу, но другие столь же сильно наклонены в противоположную сторону или скручены.

Из сока ягоды, плода лианы, сделал очень хорошие синие чернила. Выжатый сок имеет цвет портвейна, требуется только добавить немного ferri carb. ammon.

Цвет шерсти пуделя Читане быстро меняется. Все места в области шеи и ребер быстро рыжеют. Большинство местных собак такого цвета.

Манганджа, или ваньяса, – аборигены страны. У них густые и длинные волосы, челюсть очень мало выдается вперед или совсем не выдается. Телосложение, форма рук и ног очень хорошие, лица мужчин часто очень приятны. Женщины неинтересные, неуклюжие, но чрезвычайно прилежны; они работают на своих участках с раннего утра часов до одиннадцати, а затем с трех часов дня до темноты или же толкут и мелют зерно. Мужчины днем делают шпагат или плетут сети, а вечером и ночью уходят на рыбную ловлю. Хижины строят мужчины, а обмазывают глиной женщины.

Черная рыба нсака делает в грунте ямы с приподнятыми краями. Высота от дна ямы до верха приподнятого края от пятнадцати до восемнадцати дюймов, ширина ямы два-три фута. Негры называют ее домом. Пара живет в таком доме некоторое время, пока самка не будет готова метать икру. После икрометания рыбы покидают дом.

Я дал Мокалаосе тыквенных семян и гороха. Он привел меня к себе в дом и угостил пивом. Я выпил немного, и он, видя, что я больше не пью, спросил меня, не хочу ли я, чтобы девушка-служанка сделала пата мимба. Не зная, что это значит, я предложил девушке тыквенный сосуд с пивом, чтобы она выпила, но не это имелось в виду. Мокалаосе спросил, не хочу ли я еще, а затем взял сосуд, и, в то время как он пил, девушка проделала названную операцию на нем: став перед ним, она положила обе руки на его талию под нижними ребрами и, нажимая на мускулы, постепенно переместила руки вперед на живот. Он сделал несколько длинных глотков, и при каждом глотке она повторяла эту операцию, как будто заставляя пиво распространиться равномерно по всему желудку. Наши любители выпить, по-видимому, не открыли пока необходимости в этой операции.

5 сентября. Идем берегом к мысу Нгомба, который подходит так близко к находящейся напротив горе Сенге, или Ценге, что сужает озеро до шестнадцати – восемнадцати миль. Мыс низкий, песчаный, на северо-западе и частично на юге его окаймляет пояс папируса и тростника, средняя часть лесиста. Часть мыса с южной стороны покрыта высокими песчаными дюнами, нанесенными южным ветром, который здесь дует перпендикулярно берегу. Такой ветер дул, когда мы шли на восток вдоль южной стороны мыса, и очень нам надоел. Пришли в деревню вождя Нантунды около ручья Лилоле. Другой ручей, который мы пересекли перед этим, называется Либеса. Эти ручьи – любимое место нереста санджики и мпасы – лучших рыб озера. Санджика очень похожа на нашу сельдь по форме, вкусом и размером. Мпаса крупнее ее.

7 сентября. Деревня вождя Чирумбы находится на южной стороне длинной лагуны. Лагуна называется Пансангва.

8 сентября. Мы двигались вдоль южной стороны мыса Нгомба на восток; покинув мыс, повернули на юг, имея по левую руку двойную цепь высоких гор. Горы гранитные, более близкая к нам цепь, как правило, ниже дальней и покрыта тощими деревьями. Вторая цепь, дальше к востоку, поднимается приблизительно на 600 футов над уровнем моря. Эти горы голые, с резкими изломами, их зубчатые пики поднимаются высоко вверх. Вероятно, это более молодая цепь. Старики не видели землетрясений, но некоторые из них говорят, что слыхали о подобных вещах от своих предков.

Прошли через множество заброшенных деревень; их легко узнать по священному фиговому дереву и по посаженным вокруг него древовидным молочаям с зонтичными соцветиями. Здесь есть вид фигового дерева, который подобно некоторым мангровым дает мощные боковые ответвления в виде арки. Эти деревья, равно как и жернова, камни-подставки для горшков при варке пищи и высокие глиняные скамьи, превратившиеся в кирпич под действием огня, когда горели разрушенные хижины, показывают нам, где некогда было «приятное место труда и отдыха человека». Каменные орудия никогда не попадались. Если бы они были, то не могли бы остаться незамеченными, так как при ходьбе почти все время смотришь вниз, чтобы не споткнуться о камень или пенек.

Разрушение деревень произошло здесь совсем недавно и было делом рук людей, столь гостеприимно принимавших нас на берегах Мисиндже, раньше чем мы дошли до ее впадения в озеро. В этом деле участвовала женщина-вождь Уленджелендже, или Нджелендже, снабжавшая рабами арабские караваны. Все это работа масининга, одного из племен вайяу, часть которого составляют люди Нджелендже. Масининга почти уничтожили население широкой плодородной полосы в три или четыре мили между горами и озером, по которой проходил наш путь. Тяжело было видеть черепа и кости рабов; охотно бы не замечали их, но они повсюду бросаются в глаза, когда бредешь по душной тропе.

9 сентября. Воскресенье провели в деревне вождя Канданго. Мои люди убили бегемота, спавшего на берегу; оказалось, это взрослая самка длиной в десять футов девять дюймов от кончика морды до корня хвоста и высотой в четыре фута четыре дюйма до холки. Дно озера в этих местах и всюду дальше к югу илистое. Ловим много Siluris Glanis. Они очень длинные; впрочем, значительная часть длины приходится на голову. Изжаренные на медленном огне (для этого их надевают на палку, воткнутую в землю перед костром), они казались мне гораздо вкуснее, чем когда-либо раньше. На берегу в илистых местах встречается много раковин. К северу от мыса Нгомбы редко когда увидишь раковину: там дно песчаное или каменистое.

10 сентября. Продвигаясь к югу, приблизились к горной цепи (озеро лежит сразу по ту сторону ее), но бухты, образуемые горами, видны не были. Пересекли два горных потока шириной от шестидесяти до восьмидесяти ярдов, но глубиной только по щиколотку. Во время половодья потоки эти несут громадные деревья, избитые и истерзанные о скалы в русле. Потоки разливаются и по равнине, в период дождей они сделали бы невозможным путешествие в этих местах. Провели ночь в доме очень любезного вождя, наутро переправились через Лотенде, еще один такой горный поток. По-видимому, каждый высокий массив цепи дает начало потоку. Очень бедный вождь Памавава поднес вместо пищи пакет соли; нам этот подарок был очень приятен, так как мы уже давно были лишены этой роскоши.

12 сентября. Пересекли речку Нгуену и продвинулись к другой речке с большой деревней на ней – Пантоза Пангоне.

У вождя уже четыре месяца болят глаза, он уговорил меня задержаться и дать ему лекарство.

13 сентября. Пересекли большой ручей Нкоре. Я упоминаю о ручьях, текущих в это время года (в конце сухого периода), чтобы дать представление об источниках испарений. Местные жители называют следующие реки и речки к северу от Мисиндже: Лоангва, Лесефа, Лелула, Нчамандже, Мусумба, Фубве, Чиа, Кисанга, Бвека, Чифумеро, Мкохо, Мангвело. Всего, включая перечисленные выше, здесь насчитывается двадцать – двадцать четыре непересыхающих речек и горных потоков, дающих в сухой период много воды. В период дождей прибавляется множество ручьев, которые текут и сейчас; но в это время устья их закрыты песчаными мелями и их вода в озеро не поступает, если не считать того, что просачивается сквозь песок. В период дождей уровень озера повышается не менее чем на четыре фута; в течение всего года озеро получает из непересыхающих источников достаточное количество воды, чтобы непрерывно питать вытекающую из него реку Шире.

Во время сегодняшнего перехода мы оказались прижатыми к озеру горой Гоме и, находясь в трех милях от оконечности озера, смогли как следует обозреть все кругом. Тут мы впервые увидели истоки Шире и широкие просторы Ньясы.

В этих местах я испытал много разочарований. Далеко отсюда вниз по течению Шире, на правом берегу Замбези, лежит прах той, смерть которой изменила все мое будущее. А сейчас, вместо того чтобы видеть на озере законную торговлю товарами, я вижу процветающие шхуны арабов-работорговцев.

Вечером пришли в деревню вождя Черекалонгвы на речке Памчололо, вождь встретил нас очень весело, пивом. Он говорил, что сейчас только Мукате, Кабинга и Мпонда снабжают работорговцев, совершая набеги на манганджа; арабы посещают на юго-западе и племя марами, которые также продают друг друга в рабство.

 

 

14 сентября. У Черекалонгвы (больного кожной болезнью, возникшей, как он думает, оттого что ел пресноводных черепах) потребовали, чтобы мы задержались на день: вождь хотел посмотреть на нас. Он много слышал о нас. Вождь спускался по Шире, доходил до Мозамбика, но в его городе ни разу не было еще ни одного англичанина. Очень сильная жара, и мы рады отдыху и пиву, которым он нас щедро снабжает.

Видел шкуру фенембе – вида ящериц, пожирающих цыплят. Здесь ее называют салька. Шкуру содрали, сделав разрез вдоль спины; длина тела 12 дюймов, окружность брюха 10 дюймов.

Уже почти отказавшись от поисков места, в котором д-р Рошер достиг озера Ньяса (никто – ни арабы, ни негры – не имел ни малейшего представления о Нусива или Макава, как он называл это место), я обнаружил, что речь идет о речке Лесефа. Немецкого филолога, наверное, удивило бы, что из этого слова получилось название Нусива, но вайяу произносят его «Лозева», арабы – «Лусьева», а слуга Рошера переделал «Л» в «Н» и «е» в «и», откуда и получилось Нусива. Все же речь идет о речке Лесефа, впадающей в озеро напротив Кота-Кота, или, в арабском произношении, Нкота-Кота.

Я теперь уверен в том, что выяснилось место, где Кингоманго, по его утверждению, вышел к озеру Ньяса. Это случилось два месяца спустя после того, как мы его открыли. Большая заслуга Кингоманго (Рошера) в том, что он нашел путь к озеру, но он путешествовал под личиной араба, и никто не подозревал в нем кого-то другого. О нашем приходе было широко известно, и он вызвал большой интерес у негров. Достижением д-ра Рошера можно считать только то, что он сохранил свое инкогнито на таком далеком расстоянии от Килвы; это, пожалуй, единственный (за исключением Буркхардта) известный случай, когда путешественник успешно выдал себя за араба.

Здесь растут красивые бобы тангаре, обладающие возбуждающими свойствами. Чтобы извлечь возбуждающие вещества, бобы тангаре кипятят, очищают от шелухи, затем добавляют воды и дают вскипеть два раза. После этого бобы толкут и полученную муку относят на реку, где несколько раз промывают, пропуская через муку воду. После двукратной варки бобы все еще сохраняют возбуждающие свойства, но теперь их употребление не грозит смертью.

Другой вид бобов с красивой белой отметиной растет здесь в изобилии, они легко развариваются и вкусны; в этих местах их называют гвингвиза.

15 сентября. Находимся на небольшом расстоянии к югу от озера и могли бы направиться на запад в деревню вождя Мосауки (его называют также Пасаука) и там переправиться через Шире. Мне кажется, однако, что будет полезно посетить вождя из племени вайяу Мукате, владения которого лежат дальше к югу. Только он и еще два вождя – Мпонда и Кабинга – продолжают совершать набеги на манганджа, подстрекаемые к этому арабами с побережья; сейчас они периодически посылают разбойничьи отряды к марави (их здесь называют малома), чтобы снабдить рабами торговцев в Килве. Три часа шли на юг, затем поднялись на горы из цепи, охватывающей всю южную часть озера. Город Мосауки находится на высоте около 800 футов над уровнем моря. Население города велико, а все высоты, насколько хватает глаз, усеяны деревьями. Вторая горная цепь тянется в нескольких милях от первой и так же, как и первая, покрыта деревьями. Ближайшая высокая гора называется Маньгоче. Народ здесь живет богато. Для всех вождей, посещаемых арабами, построены квадратные дома. Мукате ни разу еще не видел европейца, и все, что у нас есть, вызывает огромный интерес у него и его народа.

Он приходил к нам и оставался у нас подолгу. Мукате старается каждым своим замечанием вызвать смех. Цвет кожи у него темнее, чем обычно бывает у вайяу, подбородок украшен бородой; в этих местах все носят бороду, на арабский манер. Дворы его женщин занимают большое пространство; наш дом находится сбоку от этого места. Я пытался выйти на ту сторону, где дворы, но заблудился, и леди послали слугу проводить меня туда, куда я хотел пройти. Мы вышли прямо к выходу, пройдя через несколько хижин.

16 сентября. У Мукате. Долго обсуждал с вождем вопрос о работорговле. Арабы говорили вождю, что наша цель при встрече с работорговцами – обратить отобранных рабов в свою собственность и заставить их принять нашу веру. Ужасы, которые мы видели, – черепа, разрушенные деревни, множество погибших в пути к побережью, массовые убийства, совершаемые вайяу, – потрясли нас. От всего этого Мукате пытался отделаться смехом, но наши замечания многим запали в душу.

На другой день, когда мы были в походе, наш проводник, по собственному почину излагал суть моих бесед жителям деревень, через которые пролегал наш путь. Один вождь, сопровождавший меня на протяжении мили или двух по пути к Мукате, шепнул мне: «Поговори с Мукате, чтобы он прекратил свои набеги».

Конечно, не в наших силах что-то сделать, мы можем только заронить в сердца протест против этой отвратительной системы, а время заставит его созреть. Основной их аргумент: «Что бы мы делали без арабских тканей?» Мой ответ: «Делайте то, что делали до прихода сюда арабов». При теперешних темпах уничтожения населения вся страна скоро станет пустыней.

В прошлом году здесь произошло землетрясение, это было или в конце года, или в начале нынешнего (кратер островного вулкана на озере Гранд-Комор примерно в это время дымился в течение трех месяцев); все дома сотрясались, но никаких других явлений не наблюдалось. Горячих источников здесь не знают.

17 сентября. Пошли от Мукате на юг и достигли приблизительно середины небольшого озера Памаломбе. Вблизи обычной переправы у Мукате не было людей с лодками, и он послал гонца проследить, чтобы нам как следует помогли. Старейшины манганджа признались нам, что у них было землетрясение; все другие, у кого мы спрашивали об этом, отрицали этот факт, но почему – не могу себе представить. Старики рассказали, что было два толчка: первый перед заходом солнца, а второй ночью; все сотрясалось, толчки сопровождались шумом, куры кудахтали. На озере ничего не было заметно. По их словам, предание о том, что уровень воды в озере был когда-то выше, отсутствует. По преданию, их племя пришло сюда с запада или с запада-северо-запада, из земли марави. Предки научили их плести сети и убивать рыбу. Не осталось никаких следов обучения их другими, более развитыми племенами, нет ни скульптур, ни наскальных надписей; не слыхали они также до нашего прихода о книгах. Предки никогда не говорили им, что после смерти они отправятся к Богу, но слыхали, как об умершем говорили «Бог взял».

18 сентября. Погрузили всю партию на восемь каноэ и направились по озеру на север, к месту впадения в него протока, ведущего в озеро Ньяса. Это место называется Масангано («встречи»), и переход к нему занял два часа. Группа рыболовов, увидев нас, бежала, хотя мы и кричали, что наша партия – путешественники (олендо).

Люди Мукате покинули нас здесь, и я пошел в деревню убежавших рыболовов в сопровождении только одного человека. Мы возбудили у них такие сильные подозрения, что они ничего не хотели делать для нас. Вождь деревни (Пима), по их словам, отсутствовал. Они не могли отвести нам хижину и хотели, чтобы мы продолжали свой путь до деревни вождя Мпонды. Мы сами поставили шалаш. На другой день мы долго уговаривали жителей дать нам проводника, но никто не соглашался идти с нами.

Из деревни Пима открывается хороший вид на Памаломбе и горную цепь на западном его краю, на горы, охватывающие южную часть озера Ньяса (часть этих гор населена людьми Мукате), на низменную область к югу от этих гор, за которой находится озеро Ширва и горы Шикала и Зомба. Жители говорят, что бегемоты часто переходят из озера Ширва в озеро Ньяса. Озеро Памаломбе богато растительностью: гигантский тростник, ряска и обилие разных водорослей на дне. Одно прозрачное растение, покрытое слизью, прибивает в больших количествах к берегу. Рыба отлично жиреет на этой растительности. Ем много рыбы, называемой кадиакола; она очень мясиста.

Вероятно, все племена, обитающие по берегам озер Танганьика и Ньяса и рек Шире и Замбези, одного происхождения, так как языки их разнятся очень мало.

 

 

19 сентября. Утром, пройдя одну милю, увидели группу в триста – четыреста человек, добывавших соль на пропитанной ею равнине. Они выщелачивают почву и кипятят полученный раствор, профильтрованный через пучок травы, затыкающий отверстие в дне горшка. Воду выпаривают всю, пока не останется твердая соль. По этой равнине мы шли, пока не достигли большой деревни вождя Мпонды. Рядом протекает речка. Равнина вблизи деревни очень плодородна, на ней растет много больших деревьев. Крупный рогатый скот у Мпонды похож на откормленный мадагаскарский. Горб у скота на вид должен весить фунтов сто. Туловище такое огромное, что ноги, как отметили мои люди, кажутся совсем маленькими. Мпонда разговаривает очень громко и самодовольно, но чрезвычайно интересуется всем европейским. Говорит, что хотел бы отправиться со мной: «Мне все равно, хоть бы и десять лет не возвращаться». Говорю ему, что он может умереть в дороге. «Умереть можно и здесь, как и там, но зато увижу все удивительное, что есть в вашей стране». Мпонда знает меня, ибо, когда мы были тут в прошлый раз, он приходил инкогнито к нашей лодке поглядеть на нас.

Застали здесь партию арабов-работорговцев и пошли поглядеть на рабов. Увидев это, Мпонда обеспокоился, как бы мы не вздумали в его деревне применить силу для их освобождения, но я сказал ему, что мы идем только поглядеть. В загоне из стеблей дурры (Hocus sorghum) находилось восемьдесят пять рабов. Большинство из них – мальчики восьми – десяти лет, но были и взрослые мужчины и женщины. Почти у всех на шее ярмо. Несколько человек из молодых были привязаны ремнями за шею. На кострах в нескольких горшках варились дурра и бобы. За нами шла толпа, ожидавшая скандала, но я уселся и задал несколько вопросов относительно предстоящей дороги.

Партия работорговцев состояла из пяти или шести арабов-полукровок с побережья; по их словам, они из Занзибара. Толпа так шумела, что мы с трудом слышали друг друга. Я спросил, будут ли они возражать, если я подойду и посмотрю на рабов вблизи. Владельцы разрешили, а потом стали жаловаться, что с учетом людских потерь на пути к берегу моря и расходов на прокорм им останется от этого путешествия очень малая прибыль. Я подозреваю, что основной доход получают те, кто отправляет рабов морем в аравийские порты, так как в Занзибаре большинство молодых рабов, каких я видел здесь, идут приблизительно по семи долларов за голову. Я сказал работорговцам, что все это дурное дело. Вечером они преподнесли мне несколько куриц.

20 сентября. Вождь так усиленно уговаривал меня остаться еще на день и полечить его больного ребенка, что я согласился. Он обещал мне много пищи и в доказательство, что это обещание не пустые слова, прислал вечером огромный горшок пива. Ребенку стало легче от лекарства, которое я дал ему вчера. Мпонда предложил нам такое количество еды, что мы не могли все взять.

Земледельцы здесь, по-видимому, не на положении рабов; все обрабатывают землю, и к этой работе тут относятся с уважением. Когда мы прибыли, вождь был на своем участке, в поле: работа в поле не считается позорной. Весьма вероятно, что большую часть полевой работы выполняют рабы, но заняты на ней все, и все гордятся своим умением. В этой области выращивают много зерна, хотя почти все население составляют вайяу или мачинга. Это вызывает удивление, поскольку до последнего времени они занимались разбоем, переходя с места на место. Манганджа разводили крупную породу горбатого скота, попавшего затем в руки вайяу. Манганджа умели доить своих коров, теперешние же владельцы никогда их не доят, и стадо растаяло; там, где в прежнее время паслись тысячи, осталось очень немного коров.

Вчера рано утром лев убил женщину и спокойно, без помехи, съел большую часть тела.

Становится очень жарко. После полудня ноги людей горят огнем от раскаленной земли, приходится идти короткими переходами и главным образом ранним утром.

Викатани встретил здесь брата и узнал, что в деревне вождя Кабинги живут еще старший брат и сестра.

Отец, продавший Викатани в рабство, умер. Викатани хочет остаться здесь у родственников. Это было бы хорошо: то что он сможет высказать против работорговли, будет иметь немалое значение.

Послали за старшим братом, однако, когда пришло время выступить в деревню Мпонды на речке Нтемангокве, брата еще не было.

Я дал Викатани ткань, кремневое ружье вместо пистонного, которым он был вооружен, кремней, писчей бумаги и поручил его заботам Мпонды на время, пока не прибудут родственники.

Татуировки у различных племен служат украшением, и к ним прибегают в основном женщины. Это своего рода клановые гербы.