В начале 1912 г. я был вынужден, по требованию министра народного просвещения царского правительства Кассо, подать в отставку. Попечитель учебного округа Лаврентьев так торопился удалить меня из Томского технологического института, что не задержал прошения об отставке до конца учебного года, чтобы дать мне возможность или даже обязать меня закончить чтение лекций и провести экзамены, а препроводил его немедленно в Петербург. В половине марта приказ министра о моей отставке был получен в Томске. Я, конечно, прекратил всякие занятия в институте и начал готовиться к скорейшему отъезду. Старшие сыновья с начала учебного года жили уже в Москве.

В начале мая я уехал в Боржом на Кавказ, куда уже поехала немного раньше жена, и провел там три месяца на курорте. Там я получил опять предложение Российского золотопромышленного общества принять осенью участие в экспертизах на рудниках Восточного Забайкалья, предложенных к покупке, а по пути туда заехать на Берикульский рудник в Кузнецком Алатау, другими экспертами уже осмотренный.

В середине августа я выехал из Москвы, взяв с собой помощником сына Сергея, уже студента Московского университета. На станции Тяжин я вышел из поезда и поехал на лошадях на Берикульский рудник, находящийся в самой северной части Кузнецкого Алатау, в 70 верстах от станции. Дорога шла сначала по равнине, затем по предгорьям хребта, покрытым густой елово-пихтовой тайгой. Отвод рудника расположен в долине речки Сухой Берикуль, правого притока р. Большой Берикуль, впадающей в р. Кию, и назывался официально «6-я Берикульская площадь». Стан рудника разбросан по дну долины, а штольни и шахты – то также по дну, то по нижней части обоих склонов этой долины, немного выше ее впадения в долину Большого Берикуля.

В долине Сухого Берикуля россыпное золото было открыто еще в 1830 г. и добывалось с перерывами до 1900 г.

Распределение золота в россыпи было неравномерное, некоторые золотники имели угловатую форму, содержали кварц, проба золота была невысокая – золото было серебристое. В плотике разреза по россыпи иногда появлялись гряды кварца с включением колчеданов, опробование их на золото дало хорошее содержание. Все эти признаки в совокупности ясно указывали, что россыпь лежит очень близко от коренного месторождения и частично даже на его выходах. Поэтому в 1901 г. владелец приступил к добыче жильного золота из толстой жилы, вскрытой на самом дне долины. По ней была проведена наклонная шахта по падению вглубь, а из нее штреки в обе стороны по простиранию.

 

 

Эту главную жилу, названную Магистральной, я мог еще осмотреть. Шахта спускалась под углом около 40° по падению жилы и содержала шесть штреков по горизонтам, в промежутках между которыми жила была уже выработана; в верхних горизонтах мощность ее была 0,7–1 м, но вглубь уменьшалась и в забоях шестого горизонта достигала 0,3–0,6 м. Кварц содержал вкрапления колчеданов, серного и мышьякового, цинковой обманки и свинцового блеска с золотом. Забои в пяти горизонтах в обе стороны от шахты были остановлены, при выклинивании жилы на шестом горизонте можно было еще видеть прожилки кварца в 3–5 см.

Кроме этой Магистральной жилы на отводе были найдены и работались еще несколько жил – Татарская, Хотимская, Кедрово-Петровская, Петропавловская, Химическая и др. – штольнями на склонах долины. Некоторые из них были извилистые, другие сильно нарушены сбросами и сдвигами. Почти во всех кварц содержал много сернистых руд, среди которых наиболее богат золотом был мышьяковый колчедан; местами цинковая обманка преобладала. Хотимская жила, пролегавшая по контакту известняка и порфирита, содержала вместо кварца кальцит и много пирита, богатого золотом.

В общем месторождение доставило уже много золота, но не внушало больших надежд; главная жила по простиранию на верхних пяти горизонтах была выработана, на нижнем – по-видимому, кончалась; вглубь и по простиранию оставалось невыясненным, будет ли она после наблюдаемых пережимов и обеднений снова выгодной. Остальные мелкие жилы были сильно выработаны, разведки для открытия их продолжения или новых жил отсутствовали. Следовательно, покупатель рудника прежде всего должен был затратить большие средства на глубокую разведку месторождения, не будучи уверенным, что разработка окупит их. Вероятно, к такому же выводу пришли и другие эксперты, судя по тому, что Российское золотопромышленное общество не купило этот рудник. Впрочем, позднейшие исследования не оправдали этих опасений. Берикульский золотоносный район был признан имеющим большие перспективы для дальнейшей добычи золота, были открыты новые жилы. Берикульский рудник работался все время до 1919 г. и потом с 1924 по 1937 г., важнейшая часть запасов и сравнительно бедных руд осталась в сильно нарушенных частях месторождения. Материалы, собранные на этом руднике, я не обработал, так как имелось уже описание его, сделанное П. П. Гудковым незадолго до меня.

Проведя на Берикуле несколько дней, необходимых для осмотра всех доступных еще подземных выработок, я вернулся назад на ст. Тяжин в поезд и безостановочно проехал через Иркутск и Читу до ст. Дарасун на р. Ингоде. Интересно было увидеть и путь по р. Ангаре выше Иркутска, и кругобайкальскую дорогу (наиболее интересную ее часть с тоннелями между истоком Ангары и ст. Култук поезд, к сожалению, проходил ночью), и берега р. Селенги до Верхнеудинска, перевал через Цаган-Дабан, Петровский завод, долину р. Хилка и пересечение хребта Яблонового – словом, всю местность, где я работал 14–17 лет назад, выясняя в главных чертах строение и развитие рельефа этой страны. В поезде ко мне присоединился М. А. Усов, которого я также пригласил в помощь для составления геологической карты окрестностей рудников в Забайкалье.

На ст. Дарасун за г. Читой мы вышли из поезда, переплыли р. Ингоду и направились на юг, вверх по долине р. Туры через ст. Ново-Доронинскую, Тыргетуй, Кумахту, Дарасун; от оз. Бальзино дорога перевалила в долину р. Или и пошла вниз по ней через ст. Ключи, Иля, Дулдурга до ее устья в р. Онон. Миновав эту реку, мы по речке Кургатай срезали излучину р. Онона, а от г. Акши поехали по его долине через ст. Нарасун и Ульхун. Эту часть Восточного Забайкалья я видел впервые; сравнительно с Селенгинской Даурией здесь преобладала степь; леса держались главным образом на северных склонах гор, да и то только более высоких, и в верховьях речных долин. Более густые леса покрывали длинный северо-западный склон хребта Эрмана (или Пограничного) на правом берегу р. Онона, тогда как юго-восточный склон хребта Онон-Газимурского, протянутого по левому берегу р. Онона, был полностью степной.

Редкий лес появился уже вблизи группы Евграфовского рудника в верховьях падей и покрывал гребень этого хребта. Вокруг селений были пашни, выгоны, по берегам рек – сенокосы, но в общем страна казалась мне менее населенной, чем Селенгинская Даурия, и с более бедной природой. За г. Акшей на станциях почтового тракта часто приходилось ждать лошадей по нескольку часов, потому что их было мало; ямщики были сплошь буряты и везли быстро. Близ караула Мангут мы опять переправились через р. Онон и повернули вверх по долине р. Нижний Хонгорок вглубь Онон-Газимурского хребта к Николаевскому руднику группы Евграфовского и соседних, где имелось несколько золотых приисков и рудников, часть которых, принадлежавшую Забайкальскому товариществу, нужно было осмотреть.

Стан группы Евграфовского рудника был расположен на дне долины р. Нижнего Хонгорока и представлял целый поселок с домами служащих, рабочих, амбарами, фабрикой по извлечению золота и небольшой церковью. В одном из домов вблизи конторы и фабрики поселили экспертов в нескольких комнатах. Выше стана по дну долины рос молодой березовый лесок; на склонах попадались кусты дикого даурского персика, плоды которого состояли из косточки и кожуры.

В качестве экспертов я встретил опять Журина, Лебедева и Тихонова, что было приятно, так как мы уже на двух экспертизах в Кузнецком Алатау и Калбинском хребте хорошо познакомились и ценили друг друга как добросовестных исследователей, старавшихся дать беспристрастную оценку каждого месторождения. При экспертизах всегда возможны попытки продавца воздействовать на экспертов посредством хорошего подарка или просто взятки, чтобы заключение было в его пользу. Чего-нибудь в этом роде во время экспертиз, в которых я участвовал, насколько знаю, не было. Хозяева предприятий давали нам помещение, стол, лошадей для поездок к шахтам, рабочих с инструментами для расчистки забоев, отбивки проб. Но это входило в их обязанность, так как делало возможной работу экспертов; последние, конечно, не могли привозить с собой на рудники палатки для жилья, провизию, рабочих, лошадей. Попытки обмануть экспертов подсаливанием забоев, из которых брали пробы, выстрелом шлиховым золотом из ружья или подсыпкой золота в самую пробу во время ее толчения в лаборатории были обнаружены при экспертизе на руднике Удалом и на Евграфовском.

 

 

Мои помощники М. А. Усов и Сережа занялись изучением окрестностей рудника для составления геологической карты, а я отправился на рудник для его первого осмотра вместе с химиком Лебедевым, который брал уже пробы из забоев для анализа. К руднику мы проехали из стана 1,5–2 версты вниз по долине Нижнего Хонгорока и вверх по небольшой пади (долине) правого склона, к устью Петропавловской штольни. Здесь нас встретил штейгер, роздал нам свечи и повел по штольне, достигавшей около 500 м длины; начало ее было закреплено, но дальше крепи не было, твердые породы хорошо держались мрачным сводом из черных песчаников и сланцев, слабо освещаемых нашими свечами. Эта штольня была пробита для выкатывания руды и прохода рабочих со стороны долины Нижнего Хонгорока; но на всем пути по ней мы встретили только один вагончик с рудой, который появился вдали во мраке в виде огонька, подвешенного спереди. Большой вагончик по рельсам сзади толкал китаец, полуголый, в синих, черных от грязи, панталонах. На руднике в составе рабочих было много китайцев, которые довольствовались более низкой заработной платой, жили артелью в казарме очень скученно, сами заботились о своем питании и вообще были для владельца выгоднее русских рабочих, занимавших только более ответственные должности штейгеров, десятников, механиков.

В конце штольни осадочная свита была пересечена толстой жилой кварцевого порфира, за которой мы поднялись по лестницам подземной шахты вверх к работавшейся части рудника: кварцевая жила с золотом у этой шахты внезапно оборвалась на всех этажах. По этой шахте опускали добытую руду в вагончики для выкатывания по штольне. В штреках мы увидели кварцевую жилу на нескольких горизонтах. Один из штреков выходил даже на поверхность земли. Это была самая старая штольня рудника, Ивановская, в которой разработка жилы была начата со склона горы в долину Среднего Хонгорока. Добытую руду приходилось возить на фабрику, находившуюся в долине Нижнего Хонгорока, через гору между обеими долинами, что было особенно трудно зимой во время пурги. Поэтому позже пришлось провести Петропавловскую длинную штольню со стороны Нижнего Хонгорока по пустым породам для облегчения доставки руды.

По Ивановской штольне мы вышли на склон горы, покрытый молодым березовым лесом в осеннем ярком наряде. Было очень приятно после нескольких часов работы во мраке и сырости вдохнуть свежий и теплый воздух ясного сентябрьского дня и взглянуть на синее небо. Вблизи устья эта штольня пересекала массивный гранит, в котором кварцевая золотоносная жила разбилась на тонкие прожилки и кончилась. Это было интересно видеть в некрепленом потолке штольни; прожилки эти были слишком бедны и не работались до перехода жилы в осадочные породы, где она становилась более мощной и богатой. Недалеко от этого контакта гранита и его осадочной оболочки мы видели гезенк, пробитый по жиле вниз от самого нижнего штрека. В нем жила была уже тонкая и возбуждала опасения.

У устья Ивановской штольни нас уже ждал экипаж, и мы быстро проехали через гору по старой рудовозной дороге и составили себе представление о расположении обеих долин и подземных работ в глубине горы между ними. В следующие дни я ездил на рудник один для подробного изучения как действующих, так и остановленных забоев, начиная с Петропавловской штольни, где отсутствие крепи на большей части протяжения позволяло хорошо познакомиться с породами осадочной свиты, с жилой порфира вблизи конца штольни и с местом у внутренней шахты, где жила, вскрытая в штреках рудника, была оборвана большим сбросом.

Во время осмотра действующих забоев я имел случай видеть, как эксперт Лебедев брал из них пробы для анализа.

Перед пробой из забоя удалялись занятые в нем рабочие – во избежание подсыпки ими золота в отбиваемую пробу по поручению управляющего. Забой осматривался, обмывался водой, если был запылен или загрязнен; затем у подошвы его расстилался брезент, эксперт намечал химическим карандашом полоску в 5–7 см ширины поперек всей жилы (иногда даже две или три такие полоски на разной высоте). Рабочий, сопровождавший эксперта, вооруженный молотком и зубилом, выбивал в этой полоске весь кварц жилы на глубину 2–3 см; кварц сыпался кусочками на брезент. Эту пробу собирали с каждого забоя в отдельный мешок и привязывали к мешку картонку с пометкой горизонта и номера забоя. Эти мешки сам эксперт увозил в лабораторию, где каждую пробу отдельно, в больших чугунных ступках, женщины измельчали в порошок.

Каждая проба давала кучку в 10–20 фунтов, которую тщательно перемешивали, уменьшали по правилам пробирного искусства в 10–20 раз, и уменьшенная порция порошка ссыпалась в несколько маленьких мешочков, соответственно занумерованных. Один мешочек поступал немедленно в лабораторию рудника для анализа, другой (в составе целой партии) отправлялся в Петербург в лабораторию Российского золотопромышленного общества для контрольного анализа, третий сохранялся на случай необходимости в проверке. Но так как подсыпку золота в пробы при желании можно было сделать и в лаборатории рудника, то толчение кварца велось под надзором химика, приехавшего с экспертами, а на ночь лабораторию запирали на ключ, который оставался у экспертов. Но и эти предосторожности не всегда гарантировали от подвоха. Контрольные пробы в Петербурге обнаружили, что в некоторые мешочки в лаборатории рудника все-таки было подсыпано золото, но неумело – слишком много. Очевидно, в лабораторию ночью кто-то пробрался или через окно (лаборатория была в нижнем этаже), или через дверь с помощью другого ключа, заготовленного заранее. Это, конечно, были проделки управляющего по поручению владельца, желавшего непременно продать дело, которое вначале давало хороший доход, но с углублением выработок и обеднением жилы, вероятно, стало менее выгодным.

По окончании осмотра и опробования работавшейся части рудника эксперты захотели осмотреть и верхние, выработанные уже горизонты, где в некоторых забоях можно было видеть оставленные участки жилы, которые в прежние годы считались бедными. Я присоединился к обоим экспертам. Мы поехали ко входу в рудник, но вошли не по Петропавловской штольне, а по проложенной выше по склону горы. Вход в нее был закрыт прочной дверью с солидным замком в защиту от хищников, которые, забравшись ночью в старые работы, могли бы спускаться вниз и «шуровать» в забоях, т. е. выковыривать видимое золото из кварца. Нас сопровождал старый штейгер, знавший эти оставленные выработки. Когда открыли дверь, на нас пахнула струя очень холодного воздуха. Зажгли свечи и пошли по штольне, которая была вся закреплена; сначала крепь, стоявшая уже лет 15, держалась хорошо, но далее, где начались выработки по самой жиле, давление породы было сильнее, и начались поломки – выпяченные коленом в штрек, согнутые дугой или сломанные стойки, сплющенные огнива – переклады.

Белая плесень спускалась кудрявыми полосами вдоль стоек, свисала клубками с огнив; воды было мало, она капала только кое-где. Поэтому мы удивились, когда дальше на крепи появился иней, покрывавший огнива и переклады сплошным слоем с кудрявой поверхностью; кристаллы снежинок отражали искрами огонь наших свечей. Здесь и крепь хорошо сохранилась и казалась грубо высеченной из белого мрамора. Но затем слой инея на крепи и на полу штрека становился все толще, все больше суживая проход, и, наконец, заполнил весь штрек в виде сплошной массы льда. Впрочем, предупрежденный о нашем визите в старые работы еще за день, штейгер распорядился пробить лед, но только так мало, что нам пришлось лечь плашмя и ползти несколько шагов по льду со свечой в руке.

Можно было думать, что в глубине горы была вечная мерзлота, которая известна по всему Забайкалью. Во время отработки этой части жилы она постепенно оттаяла, а после прекращения работ снова восстановилась, и влажный воздух, проникавший снаружи, осаждал свою влагу на крепи в виде инея, слой которого с годами нарастал и, наконец, заполнил весь штрек льдом в самой отдаленной части его. В этой части ни плесени, ни капавшей воды не было: вечная мерзлота, охватившая опять породы, превратила воду в их трещинах в лед, который предотвратил также оседание пород, скрепив их и предупредив порчу крепи.

Соседство фабрики со станом рудника позволило мне уделить время и для ее осмотра; она выдавала себя днем и ночью громким стуком и скрежетом. Руду с рудника подвозили на таратайках по помосту на второй этаж и сваливали на площадку у дробилки. Здесь двое рабочих сортировали руду: мелкие куски, меньше кулака, бросали в трубу, ведшую в нижний этаж, а крупные попадали в пасть дробилки, состоявшую из двух щек ее стальными зубцами, попеременно раскрывавшихся и сжимавшихся. Куски кварца, брошенные в пасть, раздавливались на мелкие кусочки, которые проваливались в нижний этаж. Это раздавливание и сопровождалось сильным скрежетом. Казалось, что чудовище, скрытое под полом, жадно раскрывает пасть, хватает куски белого сахара, грызет и глотает их днем и ночью.

В нижнем этаже дробление руды продолжалось под пестами, которые представляли отвесные бревна с чугунными наконечниками. Машина поднимала их вверх, и они, падая, ударяли в чугунные ступки, куда рабочий при пестах постоянно подсыпал мелкие куски кварца. В каждую ступку лилась вода, которая выносила с собой получавшуюся в ступке кварцевую муку и попадала со всех пестов на плоскань, по которой стекала, как было описано в главах о Ленских приисках. Но там промывали золотоносный песок, освобожденный в бочечной машине или на головке бутары от крупной гальки, а здесь вода приносила только тонкий кварцевый песок с золотом из ступок. Плоскань и здесь была покрыта медными листами, натертыми ртутью, для улавливания самого мелкого золота. Серый шлих с плоскани доводился периодически на вашгерде. Но промытый кварцевый песок не уносился водой в речку, а осаждался в ямах, из которых время от времени поступал на иловый завод для извлечения оставшегося золота химическим путем.

Этот завод, расположенный на другом берегу речки, подальше от стана, ввиду ядовитости газов, выделяемых при работе, теперь не работал. В длинном одноэтажном здании было пусто и тихо, в противоположность гулу и скрежету фабрики. Через окно видны были огромные деревянные пустые чаны один возле другого.

Интересно упомянуть, что эксперты обнаружили следующую уловку владельца. Фабрика днем дробила и промывала только самую богатую руду, чтобы показать экспертам товар лицом, демонстрировать ежедневный хороший выход золота. В ночную смену пускали бедную руду в расчете, что эксперты будут спать и на фабрику не придут смотреть, что работают. Но эксперты обнаружили, что количество обработанной за сутки руды, записанное в книге, не соответствует производительности фабрики по числу пестов, а гораздо меньше, и пришли ночью, чтобы выяснить, в чем дело. Оказалось, что ночью идет бедная руда, а в книгу записывается меньшее количество ее, чтобы среднее содержание за сутки золота получалось высокое.

Мои помощники скоро успели закончить составление геологической карты окрестностей рудника ввиду однообразия развития здесь осадочных горных пород. М. А. Усов даже съездил на соседние отводы того же владельца, чтобы осмотреть и описать небольшие разведочные работы на других золотоносных жилах. К сожалению, нам не удалось найти органических остатков в осадочной свите, возраст которой оставался неопределенным. Упомяну, что Евграфовский рудник был осмотрен в 1898 г. моим сотрудником по Забайкалью А. П. Герасимовым, который подробно описал все горные породы, включая массивный гранит и жилы порфира, но возраст осадочной свиты так и не мог определить. Оценка месторождения, сделанная им, ограничивается словами, что работается мощная кварцевая жила. Описание этого рудника по нашим наблюдениям я составил полное и очень скоро получил от Российского золотопромышленного общества разрешение опубликовать его. Оно было напечатано в издании Минералогического общества года через два или три по окончании экспертизы, но том «Материалов для геологии России», в который мой очерк был включен, вышел только в 1929 г., когда этот рудник, купленный обществом, сделался уже государственной собственностью.

Но в печатных работах советского времени новое описание его мне не попадалось. Осадочная свита, вмещающая жилу, по новым данным, значительно моложе, чем мы считали ее, и является скорее всего верхнепалеозойской. Закончив экспертизу, мы все уехали, причем другие эксперты одним днем раньше нас, ввиду малого количества лошадей на почтовом тракте, – чтобы не задерживать друг друга. Поехали той же дорогой через караул Мангут и г. Акшу по долине р. Онона, затем по долине р. Или. Отмечу, что по долине р. Нижний Хонгорок ранее добывалось россыпное золото, но в небольшом количестве. Видны были старые разрезы и ямы, но уже совершенно заплывшие или заросшие. Степные склоны долины были очень бедны выходами горных пород.

С тракта мы свернули в верхнем течении р. Или выше ст. Ключи и поехали на запад вверх по долине той же реки Или, которая также поворачивает на запад. Долина здесь очень широкая, занятая лугами и ограниченная с севера и с юга плоскими холмами и увалами, покрытыми лесом. Верстах в двадцати от тракта в р. Или справа впадает речка Безымянка, текущая с юга, с подобных же плоских высот с лесом. По долине этой речки, недалеко от ее устья, расположен небольшой стан Евдокие-Васильевского прииска Забайкальского товарищества Останиной, Белоголового и Второва, бывшего уже в аренде у Российского золотопромышленного общества. Экспертизе нужно было выяснить, заслуживает ли золотой рудник дальнейших затрат на разведки и что он обещает в будущем. В ожидании этого решения работы на руднике и фабрике были уже два года приостановлены, и стан опустел. Мы остановились в главном доме. Против стана на обоих берегах речки, вернее, даже ручья, длиной от верховья до устья всего около 5 верст, уже поднимаются плоские высоты. На правом берегу, выше стана, расположен глубокий открытый разрез и на дне его – шахты рудника, а на левом возвышается очень плоским конусом над поверхностью остальных высот Грищевская гора – остаток старого порфирового вулкана.

И здесь метод нашей работы был тот же: М. А. Усов и Сергей начали экскурсии для осмотра всех обнажений горных пород в окрестностях рудника, чтобы составить геологическую карту, а я приступил к подробному изучению стенок открытого разреза на правом склоне долины, который давал редкий случай видеть боковые породы золотоносного месторождения при дневном свете и на значительной площади.

Это месторождение находилось на отводе Евдокие-Васильевском, отведенном в 1876 г. Забайкальскому золотопромышленному товариществу для разработки рудного золота, открытого здесь на склоне долины в связи с тем, что золотоносная россыпь, которую работали на Троицко-Ильинском прииске по дну долины речки Безымянки, тут внезапно оборвалась. В этом месте на правом склоне была глубокая седловина, в которой выступал гранит, оказавшийся золотоносным. Очевидно, здесь было коренное месторождение, размыв которого давал золото для россыпи. Рудник начали работать в 1879 г., но первые 9 лет вели работы беспорядочно, без системы, руда не подвергалась правильной сортировке, богатая разубоживалась бедной, улавливание золота производилось на плохих аппаратах. Это сообщил геолог Макеров, изучавший рудник зимой 1888/89 г. и давший первое его описание. В 1895 г. Российское золотопромышленное общество начало переговоры о покупке этого рудника, который считался самым значительным из золоторудных месторождений России. Фрайбургский горный инженер Гелер, находившийся на службе общества, сообщил горному инженеру Гришину, приехавшему для изучения рудника, такие данные, которые позволили последнему в своем докладе определить запас золота в совершенно фантастических цифрах, но они побудили Российское золотопромышленное общество приобрести в 1896 г. рудник от прежних арендаторов на довольно тяжелых условиях. Но в 1897 и 1898 гг. рудник по разным причинам не работался.

 

 

В 1897 г. на рудник прибыли горные инженеры, которые констатировали полное расстройство хозяйственной стороны дела: в пределах прежних работ месторождение было совершенно испорчено, характер его не выяснен, простирание не прослежено, работы велись в погоне за богатыми мешками, выработки садились. Но, несмотря на эту неприглядную картину, второй эксперт признал месторождение грандиозным, а первый считал его одним из лучших приобретений общества и содержащим, без сомнения, богатое золото, которое можно добыть самым выгодным и технически совершенным способом. Но запас в 13 350 пудов, вычисленный Гришиным под давлением Гелера, второй эксперт счел совершенно фантастическим и, по его словам, был бы счастлив, если бы запас оказался даже в несколько десятков раз меньше.

Но фантазии этого немецкого инженера, оставившего в нашей литературе только одну сумбурную статью по геологии месторождений золота, очевидно, действовали и на этих экспертов, судя по их отзывам о богатстве рудника, для которых оснований в натуре было слишком мало.

В 1897 г. рудник осматривал А. П. Герасимов, который отметил неряшливое ведение работ мелкими арендаторами, стремившимися выхватить скорее все богатые места, оставляя убогие; они так завалили отвалами выходы на склоне, что без их предварительной очистки нельзя приступить к проведению штолен для правильных работ. Он дал объяснение строения месторождения, в общем схожее с тем, которое высказал А. Я. Макеров, изучавший рудник еще в 1888 г., но своего мнения о благонадежности и перспективах разработки рудника не высказал.

Правый склон долины выше стана представлял огромную выемку с уступами, на которых кое-где еще видна была крепь неглубоких подземных галерей (орт). На дне выемки стояло надшахтное здание над шахтой глубиной 12 сажен (25 м); в двух местах в самом низу откосов разреза видны были устья штолен, проведенных по самому нижнему горизонту у дна долины. Из штолен в нескольких пунктах были еще углублены небольшие шахты и гезенки для разведки месторождения ниже дна долины. Но эти подземные выработки были доступны только отчасти, а в других шахтах затоплены водой или заполнены льдом.

Подробное изучение этого разреза по всем уступам, выполненное мной, обследование окрестностей во все стороны на несколько верст, в общем на площади в 32 кв. версты, сделанное М. А. Усовым и сыном Сергеем, и осмотр доступной части подземных выработок в штольнях и шахтах на дне разреза, который выполнил М. А. Усов по окончании экскурсии, а затем в 1913 г., когда он, по приглашению Российского золотопромышленного общества, приехал еще раз и осматривал эти выработки, уже очищенные и вновь опробованные, – весь этот материал наблюдений привел меня к следующему выводу о составе, строении и генезисе весьма оригинального золоторудного месторождения.

Оно расположено на линии большого разлома, трещина которого рассекает на протяжении нескольких верст массивный гранит. Вдоль трещины гранит раздроблен на крупные и мелкие куски, опять сцементированные один с другим; гранит превращен в так называемый милонит, пояс которого у рудника имеет не менее 100 м ширины, а восточнее, на берегу соседней речки Курлукты, около 500 м; этот пояс как будто суживается с востока на запад и уходит под Грищевскую гору левого склона долины речки Безымянки. Эта гора, состоящая из порфира и его туфов, по-видимому, представляет остаток старого вулкана, расположенного на этом же поясе разлома земной коры, по которому прорвалась эффузивная порода из глубин. Месторождение, находящееся на том же поясе разлома вблизи подножия этого вулкана, в своей верхней части, над дном долины, представляет вулканическую брекчию, состоящую из обломков гранита, аплита, порфира, порфирового туфа, связанных белой и желтой глиной и кальцитом.

В этой брекчии проходят две толстые жилы кварцевого порфира. Самородное золото и серный колчедан, содержавший золото, были рассеяны по этой брекчии главным образом в глине и рыхлой массе, окружающей обломки. Ниже дна долины вместо брекчии виден был уже гранит, но сильно раздробленный на глыбы, разрушенный на мелочь, заполняющую промежутки между более твердыми глыбами. Можно было думать, что это месторождение образовалось в жерле паразитического вулкана у подножия Грищевской горы на том же поясе разлома; по нему прорвались вулканические газы на поверхность, вырвали массу раздробленного на разломе гранита, большая часть которого упала назад, заполнив эту воронку взрыва неплотной массой.

Потом из глубины по жерлу поднялась масса расплавленного порфира, застывшая в виде двух жил в материале воронки, и, наконец, продолжавшие выделяться из глубин эманации – горячие газы и перегретые воды отложили в воронке самородное золото и золотоносный серный колчедан в рыхлом материале между обломками и создали это месторождение. Оно было богато золотом только в верхней части, в зоне цементации, о которой мы уже говорили, где отлагается золото, вынесенное грунтовой водой из самой верхней части, отчасти уже уничтоженной размывом. Эта зона цементации, ограниченная стенками воронки в устье жерла, имела протяжение или диаметр 80—100 м по горизонтали и мощность 30–40 м по вертикали и в этом объеме дала главную часть золота, добытого на руднике. Ниже зоны цементации воронка стала быстро беднеть, и ниже дна долины, где вулканическую брекчию сменил разрушенный гранит, содержание золота упало, и добыча сделалась невыгодной. Богатство зоны цементации, где попадались целые гнезда самородного золота, обмануло неопытных инженеров, вообще, очевидно, малосведущих в геологии, которые и подсчитали фантастические запасы, в уверенности, что такое содержание удержится и в глубине.

Экспертиза посоветовала Российскому золотопромышленному обществу расчистить подземные выработки ниже дна долины и тщательно опробовать все забои, чтобы выяснить среднее содержание более глубокой части месторождения. Эти работы, осмотренные М. А. Усовым в 1913 г., дали плачевный результат. На основании этого общество отказалось от аренды, и рудник 20 лет бездействовал. В 1933 г. трест Забайкалзолото заинтересовался им снова и поставил разведку, под руководством М. Б. Косыгина. Из очерка Д. С. Соколова, изучавшего месторождение одновременно с этой разведкой, видно, что наши данные о положении его в зоне адилонитизации по разлому, о размерах и составе подтверждены. Выяснено, что эманации при интрузии порфиров, которую по новым данным считают молодой юрской, выносили золото и золотосодержащие сернистые руды в два приема, и золото содержалось также в магме порфира. Выяснены ли достаточные запасы в глубине месторождения и возобновлена ли добыча, к сожалению, в отчете не сказано. Мой подробный отчет об этом месторождении был напечатан в т. XXVI «Материалов для геологии России», изданном в 1919 г. Минералогическим обществом.

Мой вывод о генезисе этого своеобразного месторождения сильно отличался от выводов моих предшественников по его изучению – Я. А. Макерова и А. П. Герасимова. Оба они также констатировали его приуроченность к поясу разлома и раздробления в граните. Первый назвал даже милонит гранита конгломератом трения, а оруденение золотом связал с обеими жилами порфира, прорвавшими этот конгломерат. Он отметил, что степень обогащения его золотом зависит от большего или меньшего расстояния от этих жил. Месторождение он отнес к типу метаморфических. А. П. Герасимов полагал, что сами брекчии гранита вынесли из недр земли большой запас золота, а вылившиеся впоследствии кварцевые жилы явились лишь его концентраторами, собрав вокруг себя наибольшее количество золота и обогатив ближайшие части месторождения.

Ни тот, ни другой подробнее о первоисточнике оруденения не высказались, не поставили себе вопроса, почему только в этом месте пояса раздробления гранита, по-видимому, гораздо более древнего, имело место оруденение. Мой вывод о том, что это месторождение представляет жерло маленького вулкана, эманации магмы которого вынесли золото из глубин и отложили в жерле, в милоните гранита, раздробленного на брекчию взрывом газов, давал другое объяснение, а соседство порфиров Грищевской горы на том же поясе милонитизации наводило на мысль, что этот маленький вулкан был паразитическим по отношению к главному – Грищевской горе. Структура месторождения, его ограниченные размеры в виде круга или овала в поперечнике были слишком своеобразны, а две жилы кварцевого порфира, внедрившиеся в массу вулканической брекчии, указывали на родство с вулканической породой Грищевской горы.

Мне, как читавшему несколько лет курс рудных месторождений в высшей школе, конечно, были известны месторождения золота, прямо связанные с вулканами – в Венгрии, Новой Зеландии, Северной Америке, расположенные даже в теле самих вулканов. Евдокие-Васильевское месторождение, по всем данным, соответствовало этому типу. А приуроченность его к жерлу маленького вулкана, который можно было считать паразитическим по отношению к соседней большой Грищевской, также порфировой горе, позволяла поставить вопрос, не содержит ли жерло, по которому изливался порфир этой горы, месторождения золота, аналогичного по генезису Евдокиевскому, но, соответственно большему размеру главного вулкана, гораздо более крупного и богатого? Подтверждением этого являлись данные о нахождении на левом берегу речки Безымянки, наискось от разреза рудника, небольшой шахты с квершлагом; она была затоплена и недоступна для осмотра, но в ее отвале виден был тот же милонит гранита, а по сведениям конторы, некоторые пробы показывали содержание золота. Вулканическое жерло маленького вулкана, может быть, краем переходило и на левый берег современной долины.

Было бы интересно провести со дна долины Безымянки штольню под Грищевскую гору, дойти ею до жерла этого вулкана и пересечь его, чтобы выяснить, не представит ли это жерло золоторудное месторождение того же типа, как и Евдокиевское. Штольню, может быть, придется вести 100–200 м по гранитному милониту, что стоит денег. Но открытие крупного месторождения вполне окупит затрату, а штольня послужит для эксплуатации. Конечно, это предприятие будет связано с риском затратить средства на штольню и открыть только безрудный порфир. Но в горном деле некоторый риск при разведках всегда имеется. Сколько глубоких скважин проводят теперь в поисках нефтяных месторождений на основании одних соображений о строении местности.

Эти соображения о штольне под Грищевскую гору были высказаны в моем отчете об этой экспертизе. Исследователи советского времени отнеслись, насколько я знаю, в своих трудах отрицательно к этому предположению. Кажется, они высказывались за то, что порфир Грищевской горы не похож на порфир жил Евдокие-Васильевского рудника и принадлежит другому времени. И то, и другое возражение неубедительно: один и тот же вулкан в разное время извергает породы (лавы) разного состава, а одновременные (одни жильные, в глубине, а другие – изливавшиеся на поверхность) также бывают не вполне тождественными. Кварцевый порфир жил рудника и фельзитовый порфир Грищевской горы не очень отличаются один от другого. И я уверен, что со временем разведка штольней под Грищевскую гору будет проведена, и если она откроет золоторудное месторождение, – последнее оправдает мои предположения. Грищевская гора значительно выделяется по своей высоте в виде очень плоского конуса над окружающей местностью, как показывает рисунок, сделанный с фотографии, снятой из долины р. Или по дороге к устью речки Безымянки. Можно думать, что некогда, после сильных разломов, связанных с дислокациями конца мела или начала третичного периода, гора представляла крупный вулкан.

Упомяну в заключение, что в нашем Приморье, на берегу Охотского моря, золоторудное месторождение Белая гора также представляет жерло старого вулкана.

По окончании этой экспертизы мы выехали к железной дороге и направились на запад. М. А. Усов – в Томск, другие – в Москву и Петербург.