Хотя о разных дорогах на Камчатку писать и нет нужды, для того что иные ныне почти вовсе оставлены, но довольно объявить о проезжих дорогах, которыми обыкновенно ездят, однако любопытный читатель и того не почтет за излишество, когда обо всех порознь объявлено будет, тем наипаче что такое описание имеет служить к изъяснению, какие в тех местах российские поселения, сколько к которому зимовью или острогу приписано ясачных и какого народа, сколько с них ясака и аманатов бралось, и по скольку человек посылалось из Якутска служивых; особливо же с какой трудностью и с каким продолжением времени ясачным сборщикам на Камчатку уходить должно было, хотя бы и от неприятельских людей не было им тогда в дороге опасности, ибо они и без того неизбежными имели неприятелями голод и холод, которые их часто губили.

А что сие правда, оное всякому легко рассудить можно, что казаки хаживали тем путем токмо в зимнее время. Скарб, амуницию и потребное к пропитанию важивали на нартах чрез знатное расстояние, самыми дикими, пустыми, и многим ужасным вьюгам подверженными местами, от которых по несколько времени обыкновенно стоят на одном месте; в таком случае не можно не изойти съестным припасам прежде времени.

Тогда сыромятным сумам, ремням, обуви, особливо же подошвам расход бывает, которые они, пожарив на огне, употребляют в пищу. Поверить почти не можно, чтоб человек дорожный мог снести голод через 10 или 11 дней, однако в тех местах никто тому не удивляется, ибо редко кто, бывший в той стороне, путь свой без оной нужды оканчивал.

Из Якутска на Камчатку езжали: 1) по реке Лене вниз до ее устья, где она пала в Ледяное море, от устья по Ледяному морю до устья Индигирки и Ковымы-реки, с Ковымы сухим путем чрез Анадырск до Пенжинского или до Олюторского моря, а оттуда или байдарами по оным морям, или и сухим же путем.

Токмо сия дорога была весьма продолжительна; ибо в благополучную погоду, когда на море льдов не бывало и при способных ветрах, требовалось целое лето; в противном случае кочи, на которых они плавали, часто разбивало, и оттого бывали они в пути года по два и по три. Расстояния от Якутска до устья Яны 1960 верст, а именно: от Якутска до Усть-Билюйского зимовья 351, оттуда до Жиганского 465, от Жиганского до Сиктанского 224, от Сиктанского зимовья до устья Лены-реки 500 ½ от устья Лены до Усть-Янского зимовья 419 верст.

Сим путем отправлялись прежде сего из Якутска ясачные сборщики в три зимовья индигирских, в Алазейское и в три зимовья ковымских, токмо сей путь ныне вовсе оставлен; а сколько с Ковымы-реки до Камчатки расстояния, сколько в помянутые зимовья посылалось служивых, сколько к ним ясачных людей приписано было, о том ниже сего будет объявлено.

Другая дорога все сухим путем: от Якутска ездят на Алданскую заставу, с Алданской заставы в Верхоянское зимовье, оттуда чрез Зашиверское, Уяндинское, Алазейское, Среднее и Нижнее Ковымские зимовья до Анадырского острога, из Анадырска в Нижний Камчатский, а из Нижнего Камчатского чрез Верхний в Большерецкий острог.

Верхоянское зимовье от города Якутска в 554 верстах, стоит над рекою Яною, впадающею в Ледяное море, от устья в 310 верстах, а конной езды до оного со вьюками пять недель. В сие зимовье отправлялось из Якутска по 6 человек служивых. Ясачных приписных к зимовью якутов 195 человек, а ясака с них собиралось по 10 сороков и по 22 соболя, да по 50 лисиц красных.

Зашиверское зимовье от Верхоянского в 360 верстах, стоит по правую сторону реки Индигирки, которая впадает в Ледяное ж море; а санной езды от Верхоянска до сего зимовья скорою ездою две, а тихою – четыре недели. Юкагирей приписано к нему 86 человек, а ясака собиралось по 11 сороков соболей и по соболю.

Подшиверное, или Среднее Индигирское, зимовье, которое в описании геодезистов не упоминается, стоит над Индигиркою же рекою, в двух днях нартяного хода от Зашиверска. Ясачных юкагирей приписано к нему 32 человека, а ясака собиралось по шести сороков по 34 соболя.

Уяндинское, или Нижнее Индигирское, зимовье стоит на устье впадающей в реку Индигирку с левой стороны Уяндины-реки, от Зашиверска в 220 верстах, а нартяного до него хода пять дней. Ясачных юкагирей приписано к нему 57 человек, а ясака собирается 8 сороков 28 соболей.

Во все помянутые три зимовья посылался из Якутска один приказчик с 15 человеками служивых, которые должны были хранить до них аманатов человек с сорок.

Алазейское зимовье стоит при впадающей в Ледяное море реке Алазее, в знатном от устья расстоянии. Мерных до оного верст от Уяндинска 509, а нартяного хода три недели. Ясака собиралось там с юкагирей по 8 сороков и по 1 соболю, да по 20 пластин собольих.

Аманатов бралось с них по 6 человек, а служивых присылалось по 10 человек за сбором.

Среднее Ковымское зимовье стоит по левую сторону Ковымы-реки, которая впадает в Ледяное ж море. Мерных верст от Алазейска до сего зимовья 103 версты, а ясака там собиралось с 25 человек юкагирей пять сороков и четыре соболя.

Нижнее Ковымское зимовье стоит по правую сторону той же реки, в 442 верстах от Среднего, а нартами доходят до него в три недели. Ясака собиралось там с 32 человек юкагирей по 8 сороков по 17 соболей.

Есть еще и Верхнее Ковымское зимовье, токмо в стороне от камчатской дороги. Оно стоит выше Среднего зимовья в 4 неделях нартяного хода, а ясака в нем собиралось с 43 человек юкагирей по 5 сороков по 38 соболей.

Во все помянутые три зимовья посылался из Якутска один приказчик в 20 человеках служивых, которые должны были содержать под охранением 25 человек аманатов.

Анадырский острог стоит по левую сторону впадающей в помянутое ж море реки Анадыря, в 963 верстах от Нижнего Ковымского зимовья, а нартами доходят в шесть недель. Ясака собиралось там с 31 человека юкагирей 78 соболей да 19 пластин собольих.

А сколько коряков оленных и сидячих ему подсудно, про то известия получить не мог, токмо можно думать, что число немалое. Ибо платят в оный не токмо якутские и катырские коряки, но и живущие по Олюторскому и Пенжинскому морю до самого Охотского уезда.

От Анадырского острогу до Нижнего Камчатского 1144 версты, а езды на оленях с кладью до Пенжины недели с две, а оттуда по берегу Пенжинского моря и от Тигиля, через хребет на Еловку и по Еловке до Нижнего Камчатского острога недели с две же или немного больше.

Сею дорогою и поныне ездят во все объявленные остроги и зимовья до Анадырска, выключая Камчатку, куда оною, кроме курьеров с нужными и времени не терпящими делами, никого не посылают.

Третья дорога по большей части водяным путем. От Якутска вниз по Лене до устья реки Алдана, которая впадает в Лену с правой стороны по течению. Алданом вверх до устья текущей в оный с правой же стороны реки Маи, Маею вверх же до впадающей в оную с той же стороны реки Юдомы, Юдомою вверх же до так называемого Юдомского креста, от креста сухим путем до Охотска, или токмо до Уракского плотбища, а с плотбища вниз по Ураку до Охотского моря, морем до Охотского порта.

Из Охотска на морских судах морем до Большой реки или сухим путем вкруг губы Пенжикской, которая, однако, дорога недавно проложена и ради немирных коряков опасна, как уже в первой части упомянуто. Но от Якутска до Юдомского креста и по Ураку водою не ездят тамошние обыватели, для того что путь оный труден и весьма продолжителен.

За счастье почитается, если суда одним летом до креста дойдут: и для того помянутыми реками почти одна только Камчатская экспедиция перевозила на судах провиант и тяжести. А по Ураку никто ж судами не плавал, кроме объявленной экспедиции, для великих, может быть, и опасных порогов.

Четвертая и как бы проезжая дорога, которою в летнее время всяк ездит, лежит чрез горы; и понеже мне самому оною ехать случилось, то я сообщу описание моего пути, которое для пополнения наших ландкарт не бесполезно быть имеет, тем наипаче что в наших картах не токмо малые речки, но почти все знатные реки по той дороге опущены, каковы, например, Амга, Белая, Юна, Юнакан и пр.

От города Якутска плавают судами до урочища, называемого Ярманка, которое от города в 10 верстах, против лежащего на Лене острова Медвежьего, а по-якутски Еселяла.

Ярманкою она, может быть, для того называется, что летним временем случается там немало людей, отправляющихся в Охотск, которые там стоят по несколько дней и в дорогу отправляются, то есть вывязывают лошадей, готовят вьюки и разравнивают побочни, чтоб каждый был в полтрети пуда, ибо вьючная лошадь более пяти пудов глухой клади редко возит, выключая что наверх несколько запаса или другой мелочи кладется, что называется прикладкою. Впрочем, помянутая Ярманка – пустое место.

 

 

От Ярманки первое знатное урочище – Кумахтай Хортыга, то есть «песчаный взвоз» или «взъем», на верху которого по деревьям навешано от якутов множество волосов лошадиных в подарок месту оному, чтоб им и подниматься, и опускаться безопасно было, а расстояния от Ярманки до сего места версты с три. Между взъемом и Ярманкою по левую сторону дороги есть озеро, по-якутски Намтага, которое вокруг версты на две.

Потом следуют Булгунняхтах пригорок, Олионг озерко, Букулуг, Есе Елбют, Усун-Ерга и Сюбтюр. Долгота пустоши между оными урочищами не больше как по версте расстояния. На последней пустоши имели мы первый свой ночлег, поехав от Ярманки.

Следующего дня переезжали реку Солу, которая в версте была от нашего стана. Вершины ее верстах в 100 из хребта, а устье, где пала в Лену, верстах в 6 от переезда. Лошадей кормили при Кутчугуй Тылгыяхтак озерке, между которым и речкою Солою нижеследующие урочища: Кутердяк и Урасагаг пустоши, Олбут озеро, Миогурте пустошь, Кайгарамар и Улахан Тылгыяхтак озера. Все помянутые урочища почти в равном между собою расстоянии, а всего от Солы до кормовища верст с 11.

Того же дня проехали мы Барынияктак, Сыгыннах, Коромок и Конморор пустоши, а ночевали при озере, Урюн-хамус («белый камыш») называемом, которое от кормовища верстах в 13. Близ помянутого озера по левую сторону дороги живут якуты, которые поселены там в 1735 году для содержания ямской станции.

На другой день, проехав Хатыли и Чупчулаг озера, кормили лошадей при Арылаке («островистом») озере, которое в длину от запада к востоку версты на три простирается, а в ширину от одной версты до полутора а третий ночлег имели при озерке Талба, где якуты содержат станцию.

Между кормовищем и ночлегом были урочища Кордюген и Кутчугуй Наарыгана озера, первое по правую, а другое по левую сторону дороги, одно против другого, потом Улахан Носрагана – немалое озеро, в которого верхний конец пала речка Тангага, текущая из хребта верст за 40.

Мы, вверх по сей речке следуя, переезжали речку Кулулджу, которая впала с северной стороны в Тангагу близ переезда, от устья ее в 4 верстах, да проехали Кыттагай, Сынгасалак и Биттагай озера, из которых первое от речки Кулулджу верстах в 4, второе от первого в 5, а третье от второго верстах в 4.

За версту от Биттагая озера переехали мы на другую сторону Тангаги-речки, а Талба озеро, где ночевали, от переезда в полуторе, а от Биттигая озера в одной версте. Всего объявленного дня переехали мы верст с 30.

От озерка Талбы следуют озерки ж Кыл-Сарыннак – в 7 верстах, Кучугуй Бахалджима – в 3, Улахан Бахалджима – в 2 верстах, и все остаются справа. От последнего озерка верстах в полутора поднимаются на хребет, а по другую его сторону проезжают пустоши Кубалаг, Кеинду, Намчаган, Курдюгень да Сатагай озерко, при котором лошадей кормят. Всего от озерка Талбы до Сатагая верст с 20.

Пополудни проехали мы Чабыичай, три Бысыктака, Ханчалу и Ала-атбага («пегой лошади голова») озерки, из которых над последним учрежден ямской станок, который якуты содержат. Тут мы ночлег имели. Все помянутые озерки были по правую сторону дороги, а расстояния от кормовища до сего станка с 13 верст.

От Ала-атбаги верстах в двух следуют два озерка Буердаты, одно близ другого, от них в версте Егдегась озерко, а версте в полуторе Кокора-речка, которая от того места, где мы к ней приехали, в 22 верстах в речку Татту впала по течению с левой стороны.

Мы вниз по ней ехали до ее устья, а на оном расстоянии нижеследующие урочища: Огусбаса («бычья голова»), Кыбычжа пустошь, Кутчугуй и Улахан Кыллагы озера, Улус Исы и Кураннак-алас пустоши, Детчимей, Лампарыкы, Урасалад, Куагалы и Чиранчи озера.

За версту не доезжая до последнего озера, при помянутой Кокоре-речке есть Татская станция, где обыкновенно лошадей берут и отправляют на Беловскую переправу для перемены тех, которые везли от Якутска, да закупают скот на пропитание в пустых местах, который с собою гоняют, и когда нужда потребует, то убивают оный дорожные поочередно, делят на всю свиту по равным частям и, запекши, довольствуются, пока изойдет.

Впрочем, стараются, чтоб скот был небольшой, чтоб мяса доставалось не помногу на человека, в противном случае и на жареное нападают черви. На помянутую станцию посылается из Якутска служивый, а расстоянием она от того места, где мы к Кокоре приехали, верстах в 15.

Переночевав на объявленной станции, послав вперед подводы на перемену якутским к реке Алдану и исправив все потребное, отправились мы в путь наш и ехали мимо озер Имитте и Талбакана, от которого устье речки Кокоры, где в Татту пала, было в виду, например версте в полутрети по правую сторону дороги, мимо озерка Менга-аласа и чрез пустоши Каракак, Титиктяк, Туара-сысы, Булгунняктак, до пустоши Титтяка, на которой при озерке и ночевали; всего расстояния переехали того дня с 15 верст, а дорога от самого Талбакана озера была вниз по реке Татте неподалеку от оной.

За Титтяком следуют Чоараитта, Менне, Куротток, Табалак и Сусун-сысы пустоши, потом Тиоуля-речка, которая верстах в 4 от переезда в Татту пала, а расстояния от ночлега до переезда сей речки с 12 верст.

В 13 верстах от Тиоули впала в Татту с левой же стороны по течению, от переезда верстах в 5, Намгара-речка, которая вершинами вышла из гор верстах в 60 от устья, между помянутыми речками знатные урочища – Кунгай озеро да три пустоши, из которых первая Саадахтак, а две ближайшие к Намгаре одним именем, Битигитте, называются.

От Намгары следуют Нирга озерко да пустоши Тюулюгутте, Каялаху, Булгунняктак и Таалджиран, при которой, не доезжая до реки Татты за две версты, есть Джоксогонская станция, на которую служивые из Якутска присылаются; помянутая станция от Намгары верстах в 14. Здесь мы ночевали, а лошадей в полдень кормили на Кунгае озере, которое от Тиоули верстах в 4½.

Отъехав от станции вышеписанное расстояние, переправлялись мы за речку Татту, которой устье, где в реку Алдан пала, по объявлению тамошних обывателей, около 160, а вершина около 150 верст от переправы. Близ переправы есть два озерка, называемые Куллу, одно по правую, а другое по левую сторону дороги.

Верстах в 4 от переправы переезжали мы Леебаганю-речку, которая пала в Татту с правой стороны от переезда около 4 же верст; не доезжая до ней за версту, есть Елиегниок озерко, по правую сторону дороги.

В полуверсте от переезда Леебаганю переезжали мы Бес Уряк (Сосновку-речку), которая впала в оную с правой стороны неподалеку от переезда, а верстах в 5 от Сосновки – Бадараннак, который близ переезда пал с правой же стороны в Сосновку-речку; отъехав от него версты с 2, приехали к вершине Бес Уряка, оттуда, переправясь за хребет, на вершину речки Тюгутте, которая оттуда верстах в 30 пала в Амгу-реку по течению с левой стороны, а хребтом езды было версты с 3.

Следуя вниз по речке Тюгутте, по левому ее берегу, проехали вначале озерко Утя, потом переезжали впадающие в Тюгутте речки Кыртак, которая от вершины Тюгутте верстах в 8, и Быелтыны, до которой от Кыртака с полтрети версты. Ночевали у озерка Бысыттаки, в 3 верстах от Быелтылы-речки, а лошадей в полдень кормили при озерке Умя, которое между вершиною Тюгутте и Кыртаком-речкою на половине.

От Бысыттака в двух верстах переезжали мы небольшую речку Бес Уряк, которая пала в Тюгутте с левой стороны, а в двух же верстах от Бес Уряка проехали Майчарылак озерко, от которого верстах в 5, переехав речку Тюгутте, в сторону от нее поворотили.

От поворота в версте следует немалое озеро Тегутте, потом Тарага, Маралак, Тыгытты, другой Маралак и Мелкей, из которых Тыгытты в длину от S к N верст на 5, а шириною местами на полторы версты, а прочие озерки небольшие. В полуверсте от Мелкея следует переправа Амгинская, а всего расстояния от Бысыттака до Амгинской переправы с 18 верст; впрочем, Тыгытты озеро от реки Амги не больше версты расстоянием, ибо мы от него до переправы вверх по Амге ехали версты с четыре.

Амга-река шириною от 40 до 50 сажен, пала в Алдан верстах в ста от переправы. Между устьями ее и вышеописанной Татты-реки считают тамошние якуты верст сто, а по журналу морских служителей, которые по Алдану на судах ходили, 119 верст.

Сия река особливого примечания достойна потому, что около тех мест издавна поселены пашенные крестьяне, токмо об успехе пахотного дела ничего ныне не известно, для того что потомки поселенных крестьян не токмо пашню, но и российский язык позабыли, а напротив того, и обычай. и язык от якутов приняли, так что их от якутов ни по чему распознать нельзя, кроме того что они христиане.

Здесь мы за проводниками и за переправою ночевать принуждены были.

Переправясь за Амгу, ехали вверх по ней версты с две, до впадающей в оную небольшой речки Оулбута, в которую верстах в двух же от устья пала с правой стороны Аиспыт-речка.

Оулбутом ехали мы вверх до самой ее вершины, а с вершины выехали на вершины ж Чиопчуню-речки и следовали вниз по ней до речки Ноху, в которую она устьем впадает с левой стороны расстояния от устья Оулбута до вершины верст с 10, от вершины ее до вершины ж Чиопчуню верста, а от вершины Чиопчуню до устья, где в речку Ноху течет, верст с 15.

По речке Чиопчуню следующие знатные урочища: Даркы озерко, сквозь которое она течет, Оюн озерко, по левую ее сторону, Хат-речка, текущая в нее с левой же стороны, Табхалак и Куталак озерки.

Хат-речка пала в Чиопчуню версты за три до ее устья. Ноху-речка вышла из хребта и пала в Алдан-реку. До вершины ее 120, а до устья верст с 40 полагается.

От Ноху дорога лежит чрез хребет на 12 верст до речки Соарданака («вороньей»), которая течет в Ноху с правой стороны, а устье ее ниже переезда чрез Ноху в 8 верстах.

Верстах в 2 от Соарданака течет речка Елгей, которая верстах в 10 от переезда в помянутую ж речку Ноху впадает, а до вершины ее считается 20 верст. Здесь мы ночлег имели, а лошадей кормили у вышеописанного Даркы озерка, сквозь которое речка Чиопчуню течет.

В версте от ночлега пала в Елгей с правой стороны Актахачи-речка, по которой мы верст с 8 вверх ехали, после поворотили к речке Чипанде, которая верстах в 4 от поворота, Чипандою ехали до реки Алдана, в который она устьем впадает с левой стороны по течению, а езды Чипандою до Алдана было 16 верст, на котором расстоянии три озера: Билир, Дрюк и Чипанда – по тому знатные, что сквозь них течет Чипанда-речка

Алдан – великая и судовая река – пала в реку Лену с правой стороны от Бельской переправы верстах в 800, а ниже города Якутска верстах в 200 или более.

Перевозятся за Алдан-реку судами, и переправа оная называется Бельскою, потому что в 24 верстах выше того места пала в Алдан с правой стороны река Белая, а устье помянутой Чипанды – речки ниже переправы в 8 верстах, ибо дорога от ее устья до переправы лежит вверх по Алдану на объявленное расстояние.

От Ярманки до Бельской переправы ехали мы больше лесами, а лес – листвяк и березняк, сосняк редко попадает по Бес Уряку и Амге-реке, а осинник примечен токмо по речке Егею.

Переправясь за Алдан и следуя к реке Белой, проехали следующие урочища: Чичимык озеро, длиною версты на две, а шириною на версту, Кереатм-речку, которая пала близ переезда в протоку реки Алдана, Оулбут-речку, которая в ту же протоку Алдана пала, которою ехали вверх мимо Тубуляги озерка до ее вершины, а от вершины выехали на Белую реку, которая по-якутски Тайдага называется.

Она течет из хребта, в Алдан пала от того места, где мы к ней приехали, верстах в 20. От переправы до сего места всего расстояния верст с 30, а порознь от переправы до Чичимыка озера – 15, от озера до речки Кереатм – 5, от Кереатма до Оулбута – верста, Оулбутом вверх до Тыбыляги озера – 4, от озера до вершины Оулбута – верста, а от вершины через хребет до реки Белой – две версты. Здесь ночевали, а лошадей кормили у Чичимыка озера.

От ночлега путь наш был вверх по реке Белой, чрез впадающие в оную с правой стороны по течению Сасыл, Улак и Лебини речки, у которой мы и ночевали, а лошадей кормили, не доезжая версты за 3 до реки Улака. Расстояния от ночлега до речки Сасыла 6, от Сасыла до Улака – 17, а от Улака до Лебини – 3 версты.

Следующего дня переехали мы впадающую в Белую с той же стороны Аргаджики-речку, которая от Лебини около 7 верст, а лошадей кормили у горы Тыллай-хая, то есть «ветряной камень», который так назван от беспрестанно веющего вкруг его ветра, а расстояния до него от Аргаджики верст с девять.

Верстах в 5 от Ветряного камня начинается черный лес, который верст на 10 простирается. Проехав им версты с три, ночевали. На другой день, выехав из помянутого леса, ночевали, для того что за сильным дождем до 4 часов пополудни с ночлега ехать не можно было.

Хаджала-речка от конца черного леса верстах в 5, пала в Белую по течению с левой стороны.

В 20 верстах от Хаждалы течет в Белую с той же стороны Чагдала-речка, по которой мы в сторону от Белой поехали.

Едучи вверх по Белой, переезжали ее три раза: в первый – между речками Улаком и Лебини, в другой – не доехав за две версты до Аргаджики-речки, а в третий – близ ВетреЯного камня.

И понеже тогда лето было не весьма дождливое, то переезды были благополучны, для того что вода токмо по черево была лошади, в противном случае по несколько дней бывает там простоя, ибо за чрезмерною быстриною реки в малолюдстве и на плотах перебираться опасно, для того что стремлением воды несколько верст на низ плоты уносит.

Между тем может посадить плоты на каржу или на камень, где и плот разнесет, и люди потонут, какие несчастия и при переборе на лошадях неоднократно случались.

По Белой реке леса весьма довольно, а лес еловый, сосновый, лиственничный и березовый. Много же по ней ерьника, тальника и смородины, а местами и можжевельника, особливо ревеня черенкового такое изобилие, будто бы оный нарочно был сеян.

Следуя вверх по Чагдале 23 версты, на 16 верстах надлежало нам переправляться чрез реку семь раз, и для того оного дня ночевали мы у четвертого переезда, в 8 ½ верстах от устья Чагдалы речки, а лошадей в полдень кормили, не доехав за 5 верст до Чагдалы-речки.

От седьмого переезда в 15 верстах течет Юнакан-река, которая шириною около 30 сажен, а устьем пала в Алдан-реку. По сей реке ехали мы до самой вершины.

В 10 верстах от того места, где мы к реке Юнакану приехали, течет в Юнакан с левой стороны небольшая речка, которой якуты имени не знали, а по ней в полуверсте от устья есть накипной лед, Бусь-киоль («ледяное озеро») называемый, который ни в какие летние жары не тает.

Оный лед находится между высокими каменными горами, которые по-тамошнему Аранцы называются; в длину простирается оный сажен на полтораста, в ширину на – 80, толщиною – четверти на три, а видом совсем походит на вешний лед таков же синь, таков на поверхности шероховат и таков тропореховат от солнечного зноя. В проезде мимо устья объявленной речки в самые жары бывает холод.

На объявленных десяти верстах надлежит переезжать чрез Юнакан-реку 8 раз. Выше последнего переезда в версте разделилась она на две рассошины, из которых одна с юго-восточной стороны в северо-западную, а другая с востока на запад простирается.

У соединения рассошин, перебравшись за Юнакан в девятый раз, поехали мы по рассошине, которая к западу имеет течение, а до вершины ее только было восемь верст, однако и на оном расстоянии надлежало переезжать чрез нее три раза.

Между устьями сей реки и Белой, где они в Алдан впадают, по описанию морской команды, токмо тридцать одна верста расстояния. На вершинах объявленной реки, накормив лошадей и ехав чрез горы верст с 20, увидели паки вышеописанную реку Белую, чрез которую в версте от приезда и переправлялись; а по переправе, доехав до речки Букакана, которая от переправы в 3 верстах течет в Белую с правой стороны, ночевали.

Следующего дня, отъехав вверх по Букакану верст с 6, в сторону от нее поворотили и выехали на вершину Акыру-речки, которая устьем впадает в реку Юну верстах в 15, а от Букакана до вершины ее верст с 8.

Отъехав вниз по ней верст с 7, поехали в сторону и в 3 верстах лошадей кормили; потом, следуя вверх по Юне не в дальнем от нее расстоянии, к переправе приехали и стояли там для отдыха лошадям целые сутки, а переправа чрез Юну в 18 верстах от Акыры. Устьем она пала в Алдан-реку.

Тумусактак киоль («мысовое озеро») по правую сторону дороги от Юнской переправы в 3, а от берега ее версте в полуторе. Потом следует река Анча, почти не меньше Юны, однако в Юну впадает от того места, где мы к ней приехали, верстах в 5, а от Тумусактак-киоль 7 верст до ней положить можно.

Отъехав вверх по ней верст с 8, ночевали, а на другой день, в 13 верстах от стана, переехав Анчу против устья впадающей в оную с левой стороны речки, Темень Юльбюния («верблюжье падалище») называемой, следовали вверх по Верблюжьей речке и, отъехав верст с 10, лошадей кормили, а ночевали на Кучугуй-тарыне, то есть «малой наледи», которая поперек пади сажен на 200, а вдоль сажен на 50 простирается; толщина льда в пол-аршина, вид таков же, как у Бусь-киоля, а расстояния до ней от речки Верблюжьей верст с 10.

В 5 верстах от Кучугуй-тарына по той же Верблюжьей речке есть другая наледь, длиною 7, шириною трех сажен, а в 10 верстах от оной третья наледь – по той же речке, от которой в 5 верстах находятся вершины впадающей в Юдому реки Аканача.

В 18 верстах от вершины реки Аканачи по левую ее сторону есть наледь, Капитан-тарын называемая, которая в длину версты на три, а в ширину на версту простирается. Здесь мы стояли целые сутки.

От Капитан-тарына в 50 верстах следует наледь же, Кемь-тарын, которая и в длину, и в ширину по одной версте. Не доезжая за 20 верст до сей наледи, ночевали, а на другой день при наледи лошадей кормили, ночевали, же верстах в 8 от оной при озере.

Потом следуют так называемые большие и малые гари, а по-якутски Кем-орт и Кутчугуй-орт. Большие гари продолжаются верст на 5, а малые верст через 15; расстояния от озера до начала больших гарей 12 верст, а малые по окончании больших начинаются. Между гарями лошадей кормили, а ночевали изъехав малые гари.

В 15 верстах от малых гарей течет река Юдома, которая устьем в Маю-реку впадает. У переправы чрез оную реку поставлен крест, по которому место сие под именем Юдомского креста известно.

Строения по левую сторону реки Юдомы: две горницы, в которых живали морские офицеры, для приема и отправления привозимого из Якутска провианта и для караулу; две юрты и одна казарма для служителей, 5 амбаров, в которых экспедиционный провиант складывался, да в версте ниже креста – одна горница, зимовье да один амбар для поклажи провианта охотской команды.

Выше Юдомского креста в полуверсте течет в Юдому с левой стороны Ала-агус-речка, по которой мы, верста 10 отъехав, ночевали, а у Юдомского креста в близости корма лошадям не было.

Следующего дня поднялись со стана после полудни и, проехав озеро Сас, которое от стана было верстах в 10, оставили Ала-агус-речку и верстах в 3 от Сас озера при маленьком озерке ночевали.

На другой день приехали мы к знатной реке Ураку, которая устьем пала в Охотское море, в 20 верстах от устья Охоты, как в первой части объявлено, и следовали вниз по ней, а езды до ней от стана было с 22 версты.

В 5 верстах от приезда к Ураку пала в оную с левой стороны Коршуновка-речка, против устья которой учреждена от Охотска застава, где осматривают всех, в Охотск и из Охотска проезжающих. Здесь ночевали.

От заставы в 16 верстах на левой стороне Урака есть урочище, Шангина гарь называемое, и зимовье того ж имени, откуда верстах в 14 Уракское плотбище, где живали морские служители, для строения судов плоскодонных, на которых по реке Ураку сплавливают провиант экспедиционный до Охотска.

Того дня, проехав плотбище, ночевали мы на урочище, Кононов столб именуемом, от плотбища в 5 верстах, а лошадей кормили в 4 верстах от Шангиной гари.

Потом следуют Таланкино зимовье, которое стоит на левом берегу Урака, и Поперечная речка, которая пала в Урак с левой же стороны, а расстояния от Кононова столба до зимовья 23, а от зимовья до Поперечной речки 16 верст. Здесь мы ночевали.

В 3 верстах ниже Поперечной есть на реке Ураке порог, а в 2 верстах ниже порога поворачивают от реки Урака в сторону. Едучи по сей реке, пять раз чрез оную переезжали. Первый брод у самого приезда к ней, другой – верстах в 6 ниже Коршуновской заставы, третий – в 4 верстах ниже Шангиной гари, четвертый – не доезжая версты за три до Таланкина зимовья, а пятый – в версте ниже порога.

Отъехав горами от Урака-реки верст с 13, приехали к реке Блудной, которая верстах в 30 от того места в Урак пала, по течению с правой стороны. Здесь ночевали.

Луктур-речка, от стана верстах в 16, пала в Блудную близ переезда, с правой стороны по течению.

Боброво поле от речки Луктура верстах в 9, а от устья Блудной речки, где в Урак пала, верстах в 2, длиною версты на две, которое проехав, паки прибыли к реке Ураку и в пятый раз чрез оную перебродили – от Боброва поля в 5 верстах; наконец, в 3 верстах от брода прочь от нее поворотили и на повороте ночлег имели.

В 12 верстах от повороту следует речка Поперечная, которая верстах в 30 от переезда в Джолокон пала.

 

 

Ночевав на Поперечной, следующего дня переезжали речку Мету, которая близ переезда в реку Охоту пала, по течению с правой стороны. Оттуда ехали мы вниз по Охоте, до старого Охотского острога чрез Джолокон и Амунку-речку. Ночевали в старом остроге, а лошадей кормили близ речки Меты.

Расстояния от Поперечной до Меты 10, от Меты до Джолокона 15, от Джолокона до Амунки столько же, а от Амунки до Старого острога одна верста.

В Старом остроге было в то время строения только три избы, а стоял он над протокою Амунки-речки, чрез которую там, следуя к порту, и перебираться надобно, а оная протока верстах в 3 ниже острога впадает в реку Охоту.

На другой день приехали мы в Охотский порт поутру рано, ибо оный от Старого острога не более как в 6 верстах. Строений тогда в нем было: часовня во имя Спаса Всемилостивого, канцелярия, управителей дом, 5 изб тамошних обывателей да морской команды строения – четыре дома, 6 изб и две казармы. Впрочем, много строений вновь заводилось.

От Ярманки поехали мы 9 числа июля 1737 года, а в Охотск приехали августа 19. Простоя на дороге было у нас на Бельской переправе три дня, на урочище Хорамас – день, на Капитан-тарыне – два дня, да на малых гарях – день, всего простоя было 7, а езды 34 дня.

Вообще о сей дороге объявить можно, что она от Якутска до Бельской переправы гораздо сносна, а оттуда до Охотска столь беспокойна, что труднее проезжей дороги представить нельзя, ибо она лежит или по берегам рек, или по горам лесистым. Берега обломками камней или круглым серовиком так усыпаны, что тамошним лошадям довольно надивиться нельзя, как они с камня на камень лепятся.

Впрочем, однако. ни одна с целыми копытами не приходит до места. Горы чем выше, тем грязнее; на самых верхах ужасные болота и зыбуны, в которые ежели вьючная лошадь проломится, то освободить ее нет никакой надежды. С превеликим страхом смотреть должно, коим образом земля впереди сажен за 10 валами колеблется.

Лучшая езда оным путем из Якутска – с весны до июля месяца, а ежели подняться в августе, то надлежит опасаться, чтоб снега не захватили, которые весьма рано на горах выпадают.

В Охотске жили мы октября по 4 число того ж 1737 года, пока прибывшее с Камчатки августа 23 числа перевозное судно «Фортуна» сгружено и починкою было исправлено.

Около Охотска живет пеших ламутов, которые в оный острог ясак платят, пять родов: Ивьянский, Адганский, Шолганский, Уяирский, и Нюичинский. В Ивьянском роду князец Чалык, ясачных ламутов 4 человека.

В Адганском – князец Унды-Дедянович, ясачных у него 12 человек.

В Шолганском – князец Курука, ясачных 4 человека.

В Уяирском – князец Шарыган, ясачных три человека.

В Нюичинском – князец Джолдоикур Буйнаков, ясачных девять человек.

Все помянутые роды живут неподалеку от Охотска, по рекам Охоте, Кухтую и подле моря, питаются рыбою, а ясаку платят по соболю и по лисице с человека.

Оленных ламутов, которые с ясаком в Охотск приезжают, семь родов: Уяганский, Готниканский, Горбиканский, Келарский, Еджганский, Долганский и Кукуирский, а кто именно в тех родах князцы и сколько в каждом роду ясачных, о том узнать было не через кого, потому что оленных ламутов близ Охотска не было.

Как судно перевозное совсем было исправлено, то сентября 30 дня от охотского командира отдан приказ, чтоб грузиться на судно, а октября 4 числа последовало и отправление оного.

Из устья реки Охоты вышли мы часу во втором пополудни благополучно и к вечеру из вида от берегов отбежали. А в 11 часу оказалась в нашем судне такая течь, что люди в интрюме по колено в воде ходили. И хотя в две помпы, в котлы и что кому попало вода выливаема была, однако не убывала.

Судно наше так уже грузло, что вода заливалась в шпигаты. Другого спасения не было, как облегчить его извержением клади, ибо тогда случилась на море совершенная тишина (что немало к спасению нашему способствовало), а в Охотск воротиться не можно было.

Чего ради все, что наверху ни лежало и что около судна навешено ни было, побросано в море, но как и от того не последовало пользы, то изнутри судна до четырехсот пудов выброшено в море без всякого разбора. Несчастливы были, которых кладь наверху лежала.

Наконец вода начала убавляться, а после и вся вылита, однако помпы из рук выпускать не можно было, ибо в полуминутную склянку по два дюйма воды прибывало в судне. Все бывшие на судне, выключая больных, должны были сменяться один за другим и качать сто раз насосом.

Таким образом бежали мы до 14 числа октября, претерпевая, сверх объявленного неспокойства. стужу и слякоть ежедневную, а помянутого числа около 9 часу поутру пришли к большерецкому устью и пустились в оное. Но и вход наш не благополучнее был пути нашего.

Мореходы не узнали, убывает вода или прибывает, чего ради, почитая отлив за прилив, едва только вбежали в белые валы, которые в начале прилива и отлива и в самую тихую погоду на устье ходят, а тогда от великого северного ветра были весьма велики, тотчас пришли в отчаяние, ибо валы ходили чрез судно.

Утлое судно везде трещало, и никакой надежды не оставалось войти судном в устье, отчасти из-за бокового ветра, а отчасти из-за стремительности отлива.

Многие советовали отойти в море и ожидать прилива, и ежели бы по сему было поступлено, то бы судно наше совершенно погибло, для того что северный прежестокий ветер продолжался больше недели, и нас отнесло бы в открытое море, а чрез такое время не спастись бы было от разбития нашему судну; однако другим безопаснее показалось пустить судно на берег, что и воспоследовало, и судно наше выкинуло саженях в 100 к югу от устья Большой реки, которое тот же час и на суше стало, ибо отлив еще продолжался.

К вечеру в следующий прилив выбило из него мачту, а на другой день находили мы токмо обломки нашего судна, а прочее все унесло в море, тогда могли мы видеть, сколь «Фортуна» наша была ненадежна, ибо доски внутри были все черны и гнилы и можно было их ломать руками без трудности.

У моря жили мы по 21 число того месяца, ожидая лодок из острогу в балаганах и барабарах, а в то время происходило беспрестанное почти землетрясение, но понеже оно там легко было, то мы, шатаясь в ходу, причитали трясение нашей слабости, что от морского качания ходить не можем; однако вскоре узнали, что мы ошибались в мнении, ибо прибывшие из Курил, которые застали нас у моря, сказали, коим образом были в тех местах и ужасное трясение и странное наводнение, о чем сообщено во второй части сего описания.

От моря поднялись мы октября 21 числа, а в Большерецкий острог приехали на другой день под вечер.

Сколь труден и продолжителен путь от Якутска до Камчатки, столь, напротив того, способен и скор с Камчатки обратно: 1) что судно всегда зимовало на Камчатке, оттуда отправлялось в Охотск в такое время, в которое больше приятности, нежели опасности на море, ибо тогда и дни ясные, и погоды умеренные; одна скука, что часто не бывает ветра, 2) что из Охотска можно плыть понизною водою до самой Бельской переправы или и до Алдана, кто пожелает, а оттуда до Якутска верхами; одна трудность – переехать до Юдомского креста.

Мы от Охотска к помянутому кресту приехали в седьмой день, по Юдоме с простоем выплыли на Маю в пятый день, а плыли токмо днем, на устье Майи приехали на другой день, в Якутск оттуда – на пятый, всего, и с простоем, – в двадцатый день. А вверх по объявленной Юдоме, которою мы плыли, не считая простоя, меньше трех дней; судами ходят по 5 и по 6 недель, из которого одного примера о быстрине тамошних рек и о трудности хода по ним рассуждать можно.