В 1713 году в августе месяце приехал на смену Колесову дворянин Иван Енисейский, который в бытность свою, кроме правления всяких дел и ясачного сбора, заложил на ключах церковь с тем намерением, чтоб со временем Нижнему Камчатскому острогу быть на оном месте, что и воспоследовало, ибо казаки не в долгом времени переселились на новое, а прежнее место неспособно было к строению потому, что около оного болота и что оно водою понимается.

И стоял Нижний Камчатский острог на том месте до главного, в 1731 году учинившегося, камчатского бунта, а во время бунта сожжен купно с церковью и со всем строением, как в первой части сего описания упомянуто.

При его же бытности был поход на авачинских изменников, которые Данила Анциферова в 25 человеках убили, а было в том походе служивых 120 да камчадалов 150 человек. Изменники сидели в осаде в таком крепком остроге, что казаки недели с две стоять под ним принуждены были и два раза приступали без всякого успеха; наконец огнем сожгли и всех камчадалов, которые выбегали во время пожара, побили, оставив токмо тех, которые до зажжения к ним вышли и ясак платить обещались.

То же учинили они и с жителями Паратуна острожка, который приступом взяли. С того времени авачинские камчадалы начали ясак платить погодно, а прежде служивые довольны бывали тем, что камчадалы им давали, и то не повсякгодно, ибо они по большей части бывали в измене.

Енисейский, собрав ясак на 1714 год, весною того же года на судах по Олюторскому морю отправился, купно с прежде бывшим приказчиком Василием Колесовым, который в 1713 году со сбором своим в Якутск не поехал, за малолюдством, опасаясь коряков немирных.

И того ж 1714 года августа в последних числах дошли они благополучно до реки Олюторской и застали там дворянина Афанасия Петрова, который, погромив олюторов и разорив славный острог их, Большой посад называемый, строил Олюторский российский острог с немалым числом анадырских казаков и юкагирей.

В оном остроге жили они с ясачною казною до зимнего пути, а казны у обоих приказчиков было, 141 сорок и один соболь, 751 лисица красная, 10 сиводущатых, 137 бобров морских, 11 пластин лисьих, 2 выдры, 22 золотника золота в кусках и в плашках с японскою надписью, которые взяты прежде сего на разбитых японских бусах, да денег сорок рублей.

Как зимний путь настал, то все трое дворян со служивыми и ясачною казною поехали в Анадырск. В Олюторске оставлено служивых 55 человек; а с ними было: казачьих сотников 4, рядовых человек около пятидесяти да двое священников.

Декабря 2 дня 1714 года бывшие с Афанасием Петровым юкагири, не доходя до Акланского острожка, на Таловской вершине убили его, Петрова, со служивыми и камчатскую казну разграбили, а камчатские приказчики, Колесов и Енисейский, в 16 человеках ушли в Акланский острог, но и тем от смерти не избавились, ибо юкагири, обступив помянутый острог, склонили тамошних коряков угрозами к измене и убийству камчатских приказчиков.

А учинилась помянутая измена, как после сами юкагири и некоторые казаки показывали, от несносных обид и налогов [и грабительства] Афанасия Петрова; особливо же что он, будучи при осаде Олюторска [более полугода морил их голодом, чтоб у него награбленных им оленей покупали дорогою ценою, и что он], не отпускал их по указу из Анадырска на промыслы, но взял под камчатскую казну в подводы, чего ему по тому указу делать не надлежало, а должно было вести на корякских подводах, которые были действительно уже собраны.

Вышеописанная казна отыскивана была с крайним старанием, однако она так была рассеяна, что в сыске происходили крайние затруднения; много ее досталось не токмо корякам, но и камчадалам, и анадырским служивым, бывшим в новопостроенном Олюторском остроге, ибо юкагири, придя после измены под оный острог, торговали со служивыми, однако так, что друг к другу не подходили на выстрел из лука; меняли тех соболей и лисиц на табак китайский и отдавали соболя по три и по четыре трубки табака, а трубок их из одного золотника по малой мере 50 будет.

Таким образом один пятидесятник, Алексей Петриловский, который вскоре после поехал на Камчатку приказчиком, наменял, кроме другой мягкой рухляди, соболей двадцать сороков, которые, однако, после на нем в казну доправлены. Несколько соболей и лисиц сами изменники приносили, иное отдавали посланным для уговора их служивым людям; а сколько той казны сыскано и утратилось, того доподлинно мне не известно.

Впрочем, юкагири и коряки были в измене немалое время, как видно из анадырских отписок в Якутск, по которым явствует, что коряки Пенжинского моря в 1720 году уговорены и в ясак приведены по-прежнему якутским дворянином Степаном Трифоновым, который с знатным числом служивых нарочно для того прислан был, а до того времени, особливо же в первых годах по убиении приказчиков, угрожали они нападением на Анадырский острог и намерены были призвать к себе на помощь чукчей.

После объявленного убийства приказчиков камчатской казны чрез Анадырск больше уже не высылали, ибо между тем проведан из Охотска на Камчатку морской путь, [чрез служивого Кузьму Соколова, который в 1714 году отправлен из Якутска в Охотск с мореходами, с плотниками, с матросами и со всякими к морскому ходу надлежащими потребностями, о которого сыскании тем больше старания было прилагаем, о не токмо для трудного проезда], который по близости, способности и безопасности несравненное имеет преимущество против прежнего; чего ради и путь из Якутска чрез Анадырск, кроме нужных посылок с письмами, почти совсем оставлен.

А погибло по той дороге с 1703 года до проведения морского пути человек с 200, который урон, по дальности места и по малолюдству казаков, можно почитать за весьма чувствительный. Объявленный морской путь проведан в 1715 году командой отправленного для сыскания островов морских полковника Якова Елчина, чрез якутского служивого Кузьму Соколова, в бытность камчатским приказчиком казачьего пятидесятника Алексея Петриловского.

 

 

При сем приказчике паки начались между казаками возмущения, ибо казаки, по согласию с Соколовым, сменили его с приказа, и посадили под караул, а пожитки его в казну обрали. Причиною тому был сам Петриловский, который, по ненасытному своему лакомству, не имел уже меры в граблении, хищении и мучительстве: редкий прожиточный человек мог избежать разорения по каким-нибудь его припадкам, а один служивый бедственным образом на вилах окончил жизнь свою.

Таким образом, награбил он в краткое время такое богатство, которое превосходило похищенную двухгодовую ясачную казну со всей Камчатки, сбора убитых двух приказчиков: ибо взято у него, кроме многого числа собольих и лисьих шуб, одной мягкой рухляди более 140 сороков соболей, около 2000 лисиц, 207 бобров да 169 выдр.

Что касается до тамошних народов, то от них не было большого возмущения, кроме что на Камчатской лопатке между самыми курильцами учинилось несогласие, по причине которого один род курильцев, который был начинателем несогласия и разорения многим ясачным иноземцам, не захотел ясака платить и не отдался на разговор служивым, опасаясь достойного наказания; да на Хариузовой реке убиты 4 человека служивых, которые посланы были с казною к морскому судну, однако все помянутые мятежники вскоре принуждены были покориться по-прежнему.

Впрочем, поступки некоторых приказчиков и служивых людей еще в то время были столь предосудительны, что, без сомнения, надлежало опасаться худых следствий от камчадалов, которые теми их поступками весьма недовольны были [, особливо когда они сверх ясака брали у них что ни попало, вводили их неволею в долги неоплатные, навязывая насильно товары свои и всякую безделицу дорогою ценою и за те долги брали детей их себе в холопство].

После Петриловского был приказчиком Кузьма Вежливцев, после Вежливцева – присланный из Анадырска служивый Григорий Камкин, а в 1718 году прислано из Якутска уже три приказчика из детей боярских: Иван Уваровский в Нижний Камчатский острог, Иван Поротов в Верхний, а в Большерецкий Василий Кочанов, которого, однако, казаки скоро команды лишили и в тюрьму посадили по обыкновению, где он более полугода был мучен и наконец избавился бегством. Но Кочанов, видно, без довольной причины с приказа свержен, ибо мятежники взяты были в Тобольск и наказаны за своевольство.

Между такими замешательствами сделалась измена на Воровской реке, побиты ясачные сборщики и ясачная казна разграблена, но оные того ж года усмирены военною рукою.

В 1719 году прислан был на смену тем приказчикам дворянин Иван Харитонов, который ходил в поход против немирных сидячих коряков на Паллан-реку, и в оном походе убит обманом: ибо коряки сперва приняли его честно, дали ясак и аманатов и, таким образом исплоша, за ужиною с несколькими человеками закололи; однако тот подлог не совсем им удался, ибо большая часть казаков, справясь, имели счастье из юрты выйти и изменников сжечь без остатка в остроге.

В следующие годы, до самого главного камчатского бунта, ничего особливого не происходило, кроме некоторых мелких возмущений в Курилах и на Аваче, ибо приказчики ежегодно переменялись по-прежнему и на другой год выезжали с собранною казною, а камчадалы время от времени били по два и по три человека сборщиков; но в смысле экспедиции достопамятны 1720, 1728 и 1729 годы.

В 1720 году по именному указу ездили для проведения и описания Курильских островов навигаторы Иван Евреинов да Федор Лузин, которые с нарочитым плодом назад возвратились в Якутск, 1721 году, ибо они первые доезжали почти до Матсмая. В 1728 году Первая Камчатская экспедиция ходила в море для проведывания и описания северных берегов до 67° и 17° северной широты, следующего года выехала на Ламу, а в 1730 году – в Санкт-Петербург.

В 1729 году прибыла в тамошние места так называемая партия, под командою капитана Дмитрия Павлуцкого да якутского казачьего головы Афанасия Шестакова, которым велено было все берега северные и южные описать по всем обстоятельствам, всех тамошних коряков и чукчей, кои в ясак не положены, привести в подданство ласкою или оружием, в пристойных местах остроги построить, проведывать вновь земли и стараться о заведении с окрестными коммерции, которого, однако, предприятия не могла партия произвести в действо так, как надлежало, кроме того что некоторые остроги построила, нескольких немирных коряков покорила, описала берега к китайскому владению до реки Уди и несколько ходила в курильскую сторону: ибо Шестаков убит от чукчей в 1730 году, которые приходили громить во многолюдстве ясачных оленных коряков, а капитан Павлуцкий, что после майором был, определен к следствию камчатского бунта к подполковнику Мерлину в товарищи, в том только он счастливее был Шестакова, что на многих сражениях перевел великое множество упорного чукотского народа, и на несколько времени учинил безопасными коряков и анадырских жителей.

В том же 1729 году летним временем принесло к камчатским берегам между Курильскою лопаткою и Авачею японскую бусу*, на которой было 17 человек и несколько товаров, но оные несчастливые люди побиты от случившегося в тех местах пятидесятника Штинникова, кроме двух человек, которые в Санкт-Петербург высланы и имели, без сомнения, случай, к удовольствию своему, слышать о казни сего злодея за неповинное убийство земляков своих.

В 1730 году сбирал ясак на Камчатке служивый Иван Новогородов, а на 1731 год – казачий пятидесятник Михайло Шехурдин, о которых надлежит упомянуть для того, что они за главную причину камчатского бунта почитаются, который вскоре по выезде Шехурдина и последовал.