Хотя витимский соболиный промысел до описания Камчатки не касается, однако по пристойности может иметь здесь место: для того чтоб в ловлении соболей по разным местам как разность способов, так и разность трудностей, которые промышленные претерпевают, были видимы.

Камчадалы, как выше объявлено, недели по две и более не ходят на промысел от одного негодования, когда им день втуне проходить случится, напротив того, витимские промышленники, препроводя почти целый год в несносных трудах и нуждах, почитают за счастие, ежели им по 10 соболей или меньше на человека достанется.

Правда, что десять витимских соболей из посредственных больше стоят камчатских сорока; однако и то правда, что витимские промышленники не белее соболей с промыслов возвращаются: напротив того, камчадалы достают соболей почти без всякого труда и нужды, так что ежели бы кто из них хотя в сотую долю против витимских промышленников потрудиться не обленился, то б без сомнения, получил несравненно большую прибыль: ибо на Камчатке соболей не меньше, как по Лене белок.

Впрочем, витимский соболиный промысел тем достойнее примечания, чем большему подвержен затруднению, особливо же что оное подало и промышленным причину к вымышлению разных обрядов и суеверий, которые хранят они строже всякого закона, для одного мнимого себе облегчения и большего в ловле соболей счастия, как ниже объявлено.

Когда Сибирское государство под Российскую державу приведено еще не было, но состояло под владением неверных народов, тогда по всей Сибири соболей было множество, особливо по Лене-реке в бору, который начинается от устья реки Олекмы и продолжается вниз по реке Лене до речки Агари верст на 30, с начала покорения Сибири соболиная ловля была столь богатая, что оное место богатым наволоком прозвано.

Но ныне не токмо там, но и в других местах, где есть российские поселения, нет никакого соболиного промысла: для того что соболи близ жилья не водятся, но по пустым лесам и по высоким горам в отдалении. Чего ради и обстоятельно описать сего промысла никак не возможно: ибо надлежит в том полагаться на промышленных, которые и не охотно сказывают про свои суеверные обряды, и всего достопамятного объявить для грубости своей не в состоянии: потому что важность им безделицею кажется, а безделица важностью.

По одной токмо Лене случилось нам найти людей, по-видимому верных, которые объявили обо всем без утайки и чего не могли изъяснить словами, оное показывали на деле, по которым известиям сочинено и следующее описание. Известия собраны по большей части моими трудами, а окончены покойным переводчиком Яхонтовым под смотрением господина доктора Гмелина после моего на Камчатку отъезда.

Промышленные люди ходят для соболиного промысла вверх по Витиму и по впадающим в оную с левой стороны двум Мамам-рекам до озера Орона, которое по правую сторону реки Витима находится, и до большого порога и выше, где кто лучшего промысла надеется.

Самые лучшие соболи бывают на Кутомале-речке, впадающей в Витим с правой стороны выше большого порога, да по впадающей в нижную Маму с правой стороны Петровой речке, а ниже помянутых мест по Витиму и по Маме-рекам соболей ловят гораздо хуже, и промышленные в том согласны, что ближе к вершинам живут лучшие соболи, а худшие к устьям: самые же худые но Койкодере-речке, которая течет в нижнюю Маму с левой стороны.

Еще и сие от промышленных утверждается, что во всех тех местах худые соболи, в которых растет кедровник, пихтовник и ельник, а хорошие соболи бывают, где листвяк растет. Однако ж бывают хорошие соболи и в таких местах, из которых между листвяком ельник и березник находится, ежели правда, что объявляют промышленные, которые на соболином промысле по впадающей в Удь Мане-речке неоднократно бывали.

Соболи живут в норах, так же как и иные сего рода звери, как, например, куницы, хорьки, горностаи и прочие. Норы их бывают или в дуплах, или под кореньями дерев, или под колодами, которые уже обросли мохом, или в оранцах. Оранцами называются голые рассыпные каменные горы, которых на всех впадающих в Лену реках множество: а оное звание от того произошло, что промышленные сии горы к изоранным полям применяют.

Впрочем, оные горы кажутся как бы нарочно каменьем обсыпанными. Вышеописанные удские промышленные еще и то сказывали, что соболи гнезда себе делают и на деревьях из моха, прутьев и из травы, в которых они временами так. как в норах. лежат.

Как в летнее, так и в зимнее время лежат они в норах или в гнездах по половине суток, а в другую половину выходят для промысла пищи.

Летом, пока ягоды не поспеют, питаются они хорьками, пищухами, горностаями и белками, наипаче же зайцами; а как ягоды созреют, то едят они голубику, бруснику, а больше всего рябину, от которой великий вред промышленным: ибо соболям от ней чесотка случается, от которой они принуждены бывают о деревья тереться и сбивать шерсть с боков. В таком случае промышленные часто живут втуне по половине зимы, ожидая, пока у соболей шерсть отрастет и исправится.

Зимою соболи хватают птиц, рябчиков и тетерь, когда они в снег садятся, и может соболь самого большого глухаря осилить без трудности. Сверх того, и вышеупомянутых зверьков, когда попадут, ловят же.

Когда зимою все места снегом покрываются, тогда соболи лежат в норах недели по две или по три безвыходно, а по выходе из нор ходятся, и сие бывает в генваре месяце обыкновенно, а ходятся они недели по три и по четыре.

Когда случится прийти двум самцам к одной самке, тогда бывает между ними ревность, и происходят великие сражения до тех пор, пока один другого не осилит и прочь не отгонит. По окончании того лежат они в норах еще по одной или по две недели.

Родят соболи в последних числах марта месяца и в начале апреля в норах или в гнездах, на деревьях сделанных; приносят от 3 до 5 щенков, а вскармливают в четыре и в шесть недель.

Никогда соболиного промысла не бывает, кроме зимнего времени, потому что весною соболи линяют, летом у них шерсть низка, а зимою еще недошлая, чего ради они тогда и недособолями называются, которых ныне не промышляют, для того что недособоли ценою низки.

Промышленные люди, как русские, так и язычники, сбираются на соболиный промысел в последних числах августа. Русские промышленные иные сами на промыслы ходят, а иные отправляют наемщиков. Наемщики иные у них называются покрученики, а иные полуженщики.

Покрученикам дают хозяева на дорогу платье, запас и все к промыслу принадлежащие припасы. По возвращении с промысла берут у них треть добычи, а остальные две трети им оставляются, причем покрученики должны возвратить хозяевам все к промыслу надлежащие припасы, кроме съестного.

Ужиной называется у промышленных часть добычи, которая по окончании промысла каждому на долю достается, а полуженщики делят добычу с хозяевами пополам. Они нанимаются по 5 и по 8 рублей, а провиант и все припасы сами заготовляют.

Прежде всего собираются промышленные артелью, которая числом бывает от шести до сорока человек, а в прежние годы бывала по пятидесяти и по шестидесяти. А чтоб им без большого иждивения до тех мест дойти, от которых в близости соболей промышлять можно, то строят всякие три или четыре человека небольшой каючок, или крытую лодку, и все собравшиеся на соболиный промысел приискивают себе таких людей, которые бы знали язык живущих в тех местах неверных народов, также и места, в которых соболи промышляются.

Таких людей содержат они на своем коште и из добычи дают им равную с собою ужину; а взять с собою человека на промысел для вышепоказанных причин называется у промышленных на суропой взять.

В вышеобъявленные каючки каждый промышленный грузит ржаного запаса по 30 пудов, пшеничного и соли по пуду да крупы по четверти пуда.

А из принадлежащих к промыслу припасов всякому надобен лузан, налокотники, накочетники и вместо шапок суконные сермяжные малахаи; сверх того, каждые два человека берут обмет, собаку да провианта на собаку 7 пудов, постель с одеялом, квашню, в чем хлебы творить, и бурню с наквасою; а прочие припасы, то есть нарты, лыжи, уледи и прочие, о которых ниже сего упомянуто будет, живучи в зимовьях, заготовляют.

Лузаном называется суконный наплечник, по бокам не сшитый и без рукавов, у которого зад длиною до пояса, а перед гораздо короче. Надевают его с головы, воротом, по-рубашечному прорезанным. Перед у лузана оторочен кожею, а в оторочку продет ремень, которым промышленные подтягивают его под брюхо, а надевают их для того, чтоб снег за кафтан не засыпался.

Налокотниками называются овчинные нарукавники, которые надеваются во время промысла под кафтан, ибо промышленные не берут шубы на промыслы.

Накочетниками называются овчинные опушки вверх шерстью, которые на рукава надеваются, чтоб за рукавицы снег не засыпался.

Обметом называется сеть, длиною в сажен 13 и больше, а шириною в 2 аршина, которою соболей ловят.

Бурнею называется берестяное судно, широкое, невысокое, двудонное; на верхнем дне близ уторов выдолблено у ней горлышко, как у ендовки, которое затыкается деревянною втулкою: в бурню кладется гуща для печения хлебов, а на гущу наливается накваса.

Наквасу делают следующим образом: всыпав муки в котел и разведя водою густо, греют на огне, пока мука рассолодеет, потом варят оную, чтоб ключом кипела; а как уварится, то вливают в бурню на гущу, как выше показано. Сию наквасу и гущу почитают промышленные выше всех съестных припасов; чего ради и паче всего берегут ее и стараются, чтоб не перевелась до возвращения с промысла, потому что лучший их харч состоит в хлебе и квасе.

А когда накваса и гуща переводятся, то многие впадают в болезнь и умирают, понеже пресные хлебы есть принуждены бывают: а квас из помянутой наквасы могут они всегда делать в скорости, ибо к тому одна вода потребна, чем бы наквасу развести жидко.

Сверх сего берут они и огненное ружье, однако немного, а употребляют его токмо осенью, когда в зимовьях живут, о чем ниже упомянется. А как на промыслы пойдут, то оное в зимовье оставляют за тягостью.

На вышеописанных каючках ходят они бечевою вверх по Витиму, и из Витима в Мамы-реки, или по Витиму до озера Орона, как выше показано. Прийдя на назначенное место, рубят они зимовье, ежели нет готового, и в оное со всем собираются, и живут в нем до тех пор, пока реки не станут.

Между тем выбирают они из всей артели одного в передовщики, который больше бывал на промысле, и обещают ему во всем быть послушными. Передовщик разделяет артель на чуницы, то есть на части, и выбирает к каждой чунице по передовщику, кроме своей собственной, которою он сам управляет, и назначает им места, в которые по начатии зимы каждому со своею чуницею следовать.

И сие разделение в чуницы бывает у них непременно, хотя бы вся артель не больше как из шести человек состояла, ибо они в одну сторону никогда все не ходят.

По принятии от передовщика приказа всякая чуница копает по назначенной себе дороге ямы, в которые кладут провианта на всяких двух человек по 3 мешка, чтоб им ближе до него ходить с промысла, когда запас их весь на дороге изойдет. А которой артели можно в зимовье провиант оставить, та хоронит оный около зимовья в ямы ж, чтоб не украли его неверные народы, ежели им. в небытность промышленных, на зимовье найти случится.

До начатия зимы главный передовщик рассылает всех промышленных для ловли зверей или рыбы на пищу. Больших зверей, каковы лоси, олени и маралы, ловят они ямами, которые нарочно для того копают, а от тех ям делают огороды по состоянию мест, чтоб пришедший в те места зверь не имел другой дороги, кроме той, которая приводит к яме.

Ежели, например, яма выкопана на горе, то делают от ямы вдоль по обе стороны огороды, иногда далее, а иногда ближе, а с боков ямы делают огороды ж поперечные, которые у промышленных костылями называются, и ведут их. смотря по положению ж мест, иногда далее, а иногда ближе. Яму покрывают мелким еловым или иным прутьем и мхом.

Но чтоб оное прутье и мох не провалились в яму, то кладут под испод жерди и оную крышку так уравнивают, чтоб то место около лежащим местам было, сколько возможно, подобно и зверь бы того места не испужался. Средних зверей, лисиц, рысей, волков и прочих ловят слопцами, а малых зверей и птиц плашками и петлями: также стреляют они всяких зверей из ружья и из луков, как прилучится.

И ежели сперва убьют медведя или белку, то почитают за счастливое предзнаменование в промысле; ежели же тетерю или горностая, то за несчастие.

Когда снег выпадет, а реки еще не станут, тогда все промышленные, кроме передовщиков, ходят в близости от зимовья для соболиного промысла с собаками и с обметами; а сам передовщик с чуничными передовщиками в зимовье остается, и делает всякий на свою чуницу нарты, лыжи и уледи.

Нарта делается наподобие рыбачьих санок, длиною около двух сажен, шириною в шесть и в семь вершков; полозье у нее толщиною в полвершка, шириною напереди в 2 вершка, а назади поуже; на всякой стороне у нарты по 4 копыла вышиною в 7 вершков, которые для большей крепости привязываются к полозкам ремнями, а по названию промышленных – кыпарами.

В трех вершках выше полозков продалбливаются в копылах дырочки и вкладываются в оные вместо обыкновенных вязков палочки, которые у них вязками ж называются. На оных вязках кладется вдоль во всю нарту доска, а сверху ее копылье ремнями, а по названию промышленных – поясками, связывается.

К верхним концам копылов привязываются вместо нащепок вардины, то есть тоненькие шестики, которые от переднего копыла приводятся к передним концам полозков и привязываются ремнями, а от помянутой доски, которая лежит на вязках, переплетаются к оным шестикам кутоги, или тоненькие веревочки, чтоб нельзя было выпасть положенному на нарту скарбу.

Напереди нарты привязывается обыкновенным вязком и ремнями баран, то есть острая дужка, которой концы прикрепляются ремнями к передним копылам. За оную дужку промышленный тянет нарту с собакою. По левую сторону нарты привязывается к передним копылам и к дужке тоненькая оглобля, длиною в полпята аршина, которую держит промышленный идучи в нарте левою рукою, и правит оною, а с горы спускаясь, поддерживает, чтоб на него не накатилась.

Лыжи делаются еловые, наподобие обыкновенных лыж, длиною в 2 аршина, а шириною напереди в 5, а назади в 6 вершков; спереди они кругловатые с сухоносами, то есть острыми и узкими кончиками, а назади остры: с исподи подклеивают их камасами или кожею с лосиных или оленьих ног, чтоб лыжы были катчее, а при всходе на гору назад не отдавались.

На верхней стороне посредине лыж выделываются из того ж дерева падласы, то есть места, где ногам стоять, вышиною в полвершка, и покрываются берестою, чтоб к ним не приставал снег. Напереди оных падласов продеваются кухтоны, или деревянные путла, и привязываются к падласам ремнями, а по их названию – оттугами, чтоб они крепко стояли.

Да напереди ж у падласов продеваются иные ремни, называемые юксы, которые на пяты надеваются. От сухоносов к падласам притягиваются ремни ж, а у них – подъемы, которыми передние концы у лыж кверху поднимаются.

 

 

Уледи есть обувь, у которой носки с крючками, а переды и подошвы из одной кожи. В том месте, где пальцам быть, нашиваются сверх кожи много кожиц толщиною в полвершка, чтоб ног не гнело путлом, а крючки у них делаются для того, чтоб нога из путла не выходила.

Как реки станут и наступит время к соболиному промыслу способное, то главный передовщик собирает всю артель в зимовье и, помолясь Богу, отряжает каждую чуницу с чуничным передовщиком в назначенную ей прежде дорогу.

А чуничные передовщики ходят за день наперед по тем дорогам и приготовляют станы, где быть промыслу, чтоб по приходе чуниц станы им были в готовности и чтоб передовщикам для приготовления новых станов вперед следовать. А станы приготовлять называется у промышленных «станы рубить».

Когда главный передовщик чуницы из зимовья отпускает, то отдает он чуничным передовщикам разные приказы: в начале, чтоб самый первый стан рубили они во имя церквей, которые он сказывает всякому, а в следующие дни рубили бы станы во имя тех святых, которых образа с собою имеют [, ибо у промышленных есть обычай, что всяк на промысел берет свою икону].

И первых бы соболей, которые попадут в церковных станах, метили, чтоб отдать их по возвращении в церкви; а такие соболи называются у них божьими, или приходскими. Которые соболи сперва попадут в станах, рубленных во имя святых, те достаются тем промышленным, которые оных святых образа при себе имеют.

Потом приказывает он каждому чуничному передовщику смотреть за своею чуницею накрепко, чтоб промышляли правдою, ничего бы про себя не таили и тайно бы ничего не ели, также чтоб, по обычаю предков своих, во́рона, змею и кошку прямыми именами не называли, а называли б верховым, худою и запеченкой.

Промышленные сказывают, что в прежние годы на промыслах гораздо больше вещей странными именами называли, например церковь – островерхою, [старца – гологузым,] бабу – шелухою или белоголовкою, девку – простыгою, коня – долгохвостым, корову – рыкушею, овцу – тонконогою, свинью – низкоглядою, петуха – голоногим и пр.; но ныне все, кроме вышеобъявленных, слова оставили.

Они ж сказывают, что соболь – зверь умный; и ежели кто против вышеописанных приказов что сделает, то соболь дикуется, то есть, вшедши в кулему, о которой ниже упомянуто будет, портит что можно или наживу съедает, а тем они соболю не только ум, но и прозорливость причитают, будто бы соболь знал и в небытность свою, что промышленные против приказов погрешили, и будто б в отмщение их преступления так над ними ругался, не попадая в кулемы.

В сем суеверии так они тверды, что не токмо не принимают никаких здравых советов для отведения их от той глупости, но и великое оказывают неудовольствие, предлагая упорно в противность тому, что от сего, так как и от воровства, в промысле бывает порча.

А что промышленные сему подлинно верят, оное из того видно, что передовщик всякого, кто что назовет запрещенным от него именем, не меньше наказывает как и за другие преступления.

Наказания никому прежде не бывает, пока промышленные с промысла в зимовье не возвратятся; и для того приказывает главный передовщик чуничным, чтоб. возвратясь с промысла, все ему объявляли, что кто из их чуницы сделал противного его приказу. Напротив того, приказывает и промышленным, чтоб они и над самими передовщиками так же смотрели.

По принятии приказа отходят все передовщики и промышленные из зимовья по назначенным дорогам на лыжах и в вышеописанном платье. Всякий из них тянет за собою нарту, иной один, а иной с собакою.

На нарте обыкновенная кладь: спереди котел, в котором есть варят, а в нем чашка с рукояткою, в которой на промысла колобы валяют, из которой пьют и которую вместо половника употребляют; а чтоб оный котел с нарты долой не свалился, то обогнута напереди нарты тоненькая дощечка.

За котлом лежит мешок муки весом в 4 пуда, за мешком бурня с наквасою, за бурнею наживы, мяса или рыбы четверть пуда, за наживою квашня с печеными хлебами, за квашнею тул, или сайдак со стрелами, подле тула лук, а наверху постель да мешочек с мелким борошном.

Все сие увязывается сверху веревками или ремнями, которые от промышленных называются поворами. Нарту тянут лямкою, а на собаку надевают шлею, по их названию алак.

Идучи, подпираются они лыпою, то есть деревянным посохом, длиною в полсажени и больше, у которого на нижнем конце надет конец коровьего рога, чтоб оный конец от льда не кололся, а близ конца привязано и ремнями оплетено деревянное колечко, называемое шонба, чтоб конец посоха не уходил в снег; верхний конец у лыпы широк, наподобие лопаты, токмо кругл и кверху загнут, для того чтоб им у ставки кулем сгребать и убивать снег можно было или в котел класть для варения, ибо им, ходя по горам, ни речной, ни ключевой воды во всю зиму видать не случается.

Отпустив чуницы, главный передовщик и сам из зимовья со своею чуницею поднимается. По прибытии на стан промышленные делают себе шалаш и обсыпают снегом, а передовщик отходит вперед по дороге без нарты и выбирает место, где быть другому стану, что он во все время промысла ежедневно делает.

Дорогою затесывают промышленные деревья, чтоб им по тем затесам можно было в зимовье выйти прямою дорогою.

Переночевав на стану, расходятся поутру все промышленные в разные стороны и в пристойных местах по падям и по речкам около стана ставят по два и по три ухожья, которым именем называются у них те места, где они на соболей кулемы, то есть пасти, ставят, а полное ухожье состоит из 80 кулем. Идучи в помянутые места от стана, затесывают они деревья, так же как и идучи от стана до стана.

Кулема делается следующим образом: к какому-нибудь дереву пригораживаются по обе стороны спицы вышиною четверти по три аршина, а в длину тот огородец немного меньше полуаршина. Сверху покрывается оный дощечками, чтоб снег не насыпался, а внизу того огородца вместо порога кладется поперек дощечка шириною вершка в три.

В воротца его вложено одним концом средней толщины бревно, которого конец поднят под самую кровлю огородца шестиком, сбоку сквозь огородец продетым, а другой его конец положен на подпорке прямо вдоль воротец по длине бревна. Помянутый шестик, которым сего бревна вложенный в воротца конец поднимается, вложен одним концом в расщепнутый колышек, которого вышина против вышины огородца, а расстояние от огородца против длины вложенного шестика.

Другой его конец лежит на маленьком шестике ж, который одним концом под вышеописанное бревно вкось подложен, срединою лежит на конце палочки, положенной на стоячем колышке, а другим концом подложен под конец продетого сквозь огородец шеста. К другому концу сей палочки привязана тоненькая веревочка, а на веревочке маленькая дощечка, которая с одной стороны сверху на низ стесана, и так верхний ее конец пошире, а исподний поуже.

Оною дощечкою конец вышеописанной палочки держится так: верхний конец той дощечки подставливается под продетый сквозь огородец шестик стесанною стороною, а нижний конец нетесанною стороною вкладывается в зарубочку тоненькой дощечки, которая сверх порога кулемы положена.

И понеже вышеописанная стесанная дощечка так сделана, чтоб она нижним концом до порога не доходила, то положенная сверх порога дощечка тем концом, на котором зарубочка вырезана (оный конец гораздо уже другого) и в которую зарубочку нижний конец стесанной дощечки вкладывается, от порога вверх поднимается.

В кулеме близ дерева, к которому она пригорожена, воткнута коротенькая палочка, а в ней ущемлена нажива, мясо или рыба, которую буде станет соболь доставать, то его вложенным в воротцы кулемы бревном придавит, понеже ему того не миновать, чтоб на лежащую сверх порога дощечку не ступить, а буде ступит, то зарубочка ее скользнет с нижнего конца стесанной дощечки, а верхний оной дощечки конец выскочит из-под продетого сквозь огородец шестика, потом выскочит и палочка, к которой та дощечка привязана; за нею упадет маленький шестик, которого средина на конце той палочки лежала, а с ним и конец продетого сквозь огородец сбоку шестика с вложенным в воротца бревном, которое держится на помянутом шестике.

Кулема бывает у дерева не всегда одна; но иногда и по две, а пригораживается другая кулема с другой стороны к дереву таким же образом, как выше объявлено.

Промышленные живут на стану до тех пор, пока надлежащее число кулем поставят; а всякому промышленному уставлено у них рубить по 20 кулем на день, и так они на всяком стану делают, где соболиные места, а где соболей нет, те места проходят они мимо.

Пройдя десять станов, всякий передовщик из своей чуницы посылает половину людей по завоз, то есть по оставленный на дороге или в зимовье запас, и одного из них передовщиком назначает, а сам с остальными людьми вперед идет и вышеописанным образом станы и кулемы рубит.

Посланные по завоз, понеже с простыми почти нартами идут, станов по пяти и по шести в день проходят, а прийдя к тому месту, где их запас спрятан, берет оттуда всякий к себе по 6 пудов муки да по четверти пуда наживы, мяса или рыбы, а взяв, должны они достичь передовщика своего.

Идучи с запасом, становятся они по тем же станам, по которым идучи вперед становились, и осматривают все около их имеющиеся кулемы. И ежели их снегом занесло, то обметают, ежели же они несколько в них соболей найдут, то в том же стане, около которого достанут, кожу с них снимают; а во всякой чунице и у посланных по завоз, кроме передовщика, никто не снимает.

 

 

Буде соболи мерзлы и для того с них кожи снять нельзя, то их иначе не тают, как положа с собою под одеяло, и пока с них кожи не снимут, до тех пор не ценят их и на них не дуют; а когда кожу снимать станут, тогда все промышленные, сколько б их при том ни было, сидят, молчат и ничего не делают: при том же смотрят они накрепко, чтоб в ту пору ничего на спицах не висело.

По снятии кожи курингу, то есть мясо соболье, кладут на сухое прутье, которое потом вынув, зажигают и окуривают курингу, обнося огонь вкруг ее три раза, а окуривши, загребают в снег или в землю. Впрочем, курингою называется не одно мясо соболье, но и всяких мелких зверей.

Буде идучи по станам много соболей найдут, то относят их к передовщику, а буде чают себе встречи с тунгусами или с иными какими иноземческими народами, понеже часто у них тунгусы соболей отбивают, то прячут их в сырой расколотый и выдолбленный отрубок, у которого концы снегом облепляют, снег, водою намоча, замораживают и бросают тот отрубок близ стана в снег. А когда вся чуница назад с промысла в зимовье воротится, то оные отрубки собирают.

Как помянутые промышленные с завозом придут, то передовщни посылает вскоре по завоз же другую половину промышленных, которые в пути то же исполнять должны, что и сперва посланные, а сам передовщик все вперед идет и кулемы ставит.

Ежели в кулемы мало соболей попадает, то их взятыми с собою обметами промышляют. При оном промысле состоит наибольшая нужда в собольих следах, которых промышленный всячески ищет, а найдя свежий след, идет по нему до тех пор, пока до конца того следа дойдет, и буде случится, что помянутого следа не станет у оранца, то промышленный по всем норам, около того следа находящимся, делает дымники, то есть зажигает гнилое дерево и кладет в устье помянутых нор, чтоб дым внутрь нор шел.

И ежели соболь в норе так далеко спрятался, что дым до него не доходит, то промышленный обметывает обметом около того места, где след его окончился, а повыше того сам сидит с собакою, расклав небольшой огонь, дня по 2 и по 3.

Ежели случится, что соболь. из норы выйдя, вниз побежит, то он, конечно, запутается в обмете; что промышленный узнает по звуку одного или двух колокольчиков, привязанных к веревочке, которая от обмету по двум колышкам к тому месту протянута, где промышленный сидит: понеже соболь из обмета так рваться станет, что помянутая веревочка замотается и колокольчики зазвенят.

Тогда промышленный гонит собаку к запутавшемуся в обмете соболю, чтоб его задавила, а иногда и без собаки сам соболя руками ловит. Буде же соболь вверх на самого промышленного побежит, то редко случается, чтоб не ушел, понеже, нечаянно выскочивши, легко пробегает мимо промышленного, а собака не имеет такой резвости, чтоб его настичь могла.

В таких норах, которые только один выход имеют, дыма они не кладут, для того что соболь на дым не идет, но в норе от него умирает, а достать его оттуда невозможно; понеже разметывать камни, которые иногда велики бывают, силы не достает, а рука в нору хотя инде и проходит, но за глубиною норы соболя достать не можно.

Буде же соболей след под коренье уходит, то обметывают они сеть вкруг всего дерева, под которого коренье соболь ушел, а обметав разрывают то место и выкапывают его. А сеть в ту пору для того обметывают, чтоб соболя можно было поймать, хотя б он и из рук выскочил.

Ежели же след идет к какому дереву, на котором можно соболя видеть, то стреляют в него из луков стрелами, томарами называемыми. И буде томары все исстреляют, а соболя не убьют, то стреляют и самими малыми площадками, а по нужде и большими, какими больших зверей бьют. Буде же на дереве его усмотреть не можно, то подрубают они дерево; и в том месте, где оно вершиною упадет, обмет раскидывают.

Знак у них, где дерево упадет вершиною, то, когда, отойдя от дерева в сторону, с которой подрубается, загнув голову назад, самой вершины его не увидят; и тогда саженях в двух от того места подале обмет раскидывают, а сами становятся у пня срубленного дерева.

Как дерево упадет, то соболь, видя людей, прочь от дерева отбегает и так в обмет попадает. Случается временами, что, хотя дерево и упадет, однако ж соболь с него не бежит. В таком случае смотрят они по всему дереву дупла и в них соболя находят.

Который соболь бывал в обмете, а не изловлен или в кулеме не задавлен, тот соболь уже не даст изловиться.

Ежели во время соболиного промысла случится промышленным кроме соболя иного какого зверя из лука убить, то они около кулем и на других зверей плашки и петли ставят.

По возвращении других промышленных, по завоз посланных, отряжает передовщик бывшую с ним половину промышленных по размет, то есть чтоб они, взяв из зимовья провианта и следуя к нему в пристойных местах, оставляли оного по несколько, дабы им при возвращении с промысла не терпеть голода.

Вышеобъявленные промышленные, так же как и прежде посланные, идучи с запасом назад, осматривают около всякого стана имеющиеся кулемы, а взятого провианта оставляют на всяком десятом стана по своему рассмотрению; и так они приходят к передовщику без запаса.

А по возвращении их и сами передовщики с промысла назад возвращаются, идучи же, осматривают они все кулемы, которые, идя вперед, рубили, и закалачивают их, чтоб летом в оные не попали соболи. Так же собирают они и те отрубки, в которые посланные позавоз и по размет промышленные собольи кожи прятали, и тем они всю свою должность исполняют.

Будучи на промысле, когда надобно им хлебы печь, разгребают они снег до земли и делают четвероугольный под, по сажени и больше во все стороны, положа четыре бревна и насыпав на них земли. А по всем четырем углам того пода колотят они низенькие столбики, по названию их подъюрлочники.

На поду раскладывают огонь, чтоб под нагорел, а как под нагорит, то они головни все снимают, уголья вон выгребают и, выметя помелом под, сажают на нем хлебы, а на вышеописанные подъюрлочники кладут по обе стороны поду вдоль юрлоки, то есть перекладины, а на юрлоки поперек кладут они горящие головни, которые у них называются мохнатками, чтоб хлебы сверху поджарились.

Промышленные же ежедневно бывают на работе и на промысле, но в праздничные дни останавливаются и никакой работы не работают и не промышляют; выключая тех, которые по завозы и по размет посылаются, ибо они никогда не останавливаются, но идут дорогою не мешкотно.

Прийдя в зимовье, промышленные живут в нем до тех пор, пока вся артель не соберется.

Как главный передовщик и вся артель сойдутся, то чуничные передовщики предъявляют ему соболей и прочих зверей, сколько которая чуница промыслила; а притом сказывают ему, кто что в которой чунице против его приказа погрешил, которых оный передовщик по рассмотрению наказывает: иных к столбу ставит, и как другие есть станут, велит всякому кланяться и, объявляя вину свою. говорить: «Простите, молодежь», иных гущею кормить прикажет; а тех, которые в воровстве приличились, жестоко бьют, не токмо им на долю ничего не дают, но и собственный их скарб отбирают и по себе делят, понеже они рассуждают, что от плутовства их много в промысле убытка учинилось, и ежели б они не воровали, то б больше соболей промыслили.

В зимовье живут они до тех пор, пока реки вскроются, а между тем выделывают они своего промысла собольи кожи.

А как реки вскроются, то они, убравшись в те ж каючки, в которых пришли, возвращаются назад в свои дома, и отдают приходских или божьих соболей полуженщикам и покрученикам для раздачи по церквям, а прочих соболей отдают в казну или продают на сторону и деньги делят между собою по равному числу, а иных зверей, как, например, белок, горностаев, медведей, лисиц, которые есть в промысле, вольно им делить и прежде по тому, как они согласятся.

Соболиный промысел у иноземческих народов от промысле русских людей малым чем отменен, токмо что не столько приуготовления требует, но суеверия многие ж присовокуплены к оному.

Оленные тунгусы ходят на соболиный промысел со всеми семьями, а у якутов ходят токмо одни мужчины, а женщины с детьми остаются в юртах. Их в одной артели редко ходит больше четырех или шести человек, и в той артели выбирают они себе такого человека, которому во всем обязываются быть послушными.

Которые якуты богаты, те сами на промысел не ходят, но вместо себя посылают наемщиков, которым они должны дать на дорогу платье, корм и лошадей, ясак за них заплатить и жен их без них содержать.

Когда они на промысел наряжаются, тогда приносят однолетнего или двулетнего теленка обыкновенным своим шаманством в жертву.

Причем шаман на ближнем дереве внизу вырезывает человеческий грудной образ, наподобие знатного у них идола Байбаяная, владеющего зверями и лесом, и, убив помянутого теленка, мажет шаман кровью его образ идола Байбаяная, с таким желанием, чтоб промышленным на промысле по всякий день видеть кровь так, как у него лицо тогда кроваво будет.

При сем же приношении жертвы призывает шаман и иных идолов, которые, по их суеверию, людей защищают, и чтоб они промышленных и оставшихся домашних их в своем охранении содержали. Призывает же шаман и того дьявола, который малых ребят похищает, чтоб он оставшихся после них детей не погубил. Но чтоб прошение их лучше принято было, то представляют они как идолам, так и дьяволу каждому по кусочку мяса помянутого теленка.

А дабы им наперед знать, какое будет на промысле счастье, то бросают они перед образом идола Байбаяная вверх большую ложку, называемую хамьях, какими они едят, и ежели оная ложка упадет выделанною стороною вверх, то признают себе за будущее счастье, а ежели вниз, то почитают за несчастье.

 

 

По сих приуготовлениях отправляются все артели на промысел на лошадях, и каждая артель берет заводных по две и по три лошади с запасом, который состоит в мясе говяжьем и коровьем масле.

В первый день своего путешествия всячески стараются, чтоб какого зверя или птицу убить. И ежели по их желанию в тот день сделается, то оное за великое счастье в будущем соболином промысле признают.

Едучи дорогою оставляют они в разных местах запас, по неделе или по 10 дней хода от места до места, чтоб им, идучи назад, было чем пропитаться.

Приехав на уреченное место, где соболей промышлять, что бывает уже в ноябре месяце, понеже они, дорогою промышляя себе на пищу зверей, тихо едут, всех лошадей бьют на пропитание в промысле.

На стану разделяются они по 2 человека и вкруг стана ставят пастник и луки самострельные, которые завсегда осматривают. И буде случится, что соболь или иной какой зверь от пастника и луков в сторону отойдет, то они переносят их с прежнего места на звериный след, а пастник, какой якуты на промыслн употребляют, от кулем российских промышленных весьма мало разнствует.

Кроме пастника и самострельных луков, якуты, по примеру российских промышленников употребляют томары и стрелы, которыми бьют соболей на деревьях или когда они из оранцев выходят.

Обметов у них нет, чего ради как они конец собольего следа увидят у какой норы в оранце, то окуривают устья ближних нор дымом и тем соболя оттуда вон выгоняют, а потом застреливают из лука или затравливают собаками.

Будучи на промысле, живут они около стана в разных сторонах месяца по 3, а потом паки на оный стан собираются и, поднявшись марта в первых числах все вместе, домой возвращаются пеши или в лодках; а приходят назад в апреле месяце и тогда все, что ими промышлено, вместе складывают, и между собою делят поровну.