Мы оставили Кронштадт 30 июля в 5 часов утра. Свежий ветер от NО нам благоприятствовал, и мы в 8 часов вечера миновали о. Гогланд. 31-го около полудня увидели мы ревельские башни, и я в последний раз простился с моей родиной на несколько лет, а может быть, и навсегда. Ветер скоро сделался противным, от SW, и удерживал нас на одном месте до 3 августа. На следующий день ветер подул от S и позволил продолжать путь. 7-го числа около полудня мы увидели о. Борнхольм, а в 5 часов пополудни прошли мимо о. Кристиансё в двух милях. В крепости на острове подняли флаг, и мы салютовали семью выстрелами; нам ответили таким же числом выстрелов. Остров Кристиансё – голая скала, которая вся занята крепостью; кажется, будто все строения выходят из моря.

9 августа мы бросили якорь на Копенгагенском рейде, против крепости. «Рюрик» салютовал семью выстрелами, и ему отвечали тем же числом выстрелов. Сегодня же я познакомился с двумя нашими спутниками, Вормскиолдом и Шамиссо; я просил их перейти на корабль и перевезти свои вещи как можно скорее, потому что позднее время года не позволяло долго здесь оставаться. 10-го я познакомился с достопочтенным адмиралом Левенэрном, который своими гидрографическими трудами заслужил благодарность всех мореплавателей. Тогда же я явился к российскому посланнику Лизакевичу. 13-го числа прусский посланник граф Дона, австрийский граф Бомбель, адмирал Левенэрн, секретарь российского посольства Брин и шведский посланник генерал Таваст посетили меня. Гостям моим чрезвычайно понравилось внутреннее устройство корабля, что было весьма лестно для меня, ибо оно исполнено по моим указаниям.

Зная по опыту, сколь трудна в жарких странах должность корабельного повара и какое вредное влияние имеет тамошний климат на непривыкших к нему людей, я старался отыскать в Копенгагене человека, совершившего путешествие в Индию. Я нашел уроженца Вест-Индии, которого и принял; он счастливо перенес все путешествие, хотя даже под самым экватором не отходил от огня.

17 августа в 4 часа утра отправились мы из Копенгагена при свежем ветре от SSW; надежда наша пройти Зунд [Эресунн] еще сегодня осталась тщетной, потому что ветер перешел к W и принудил нас в 8 часов утра бросить якорь перед Хелзингером. В Копенгагене заметил я, что со времени отплытия из Кронштадта мои хронометры весьма переменили свой ход. В С.-Петербурге поверял их астроном Шуберт. Он нашел, что Гардиев хронометр показывал 20 июля менее среднего времени в С.-Петербурге 2 ч 8'39,54''; его суточное отставание было 2,18''. Хронометр Баррода показывал более среднего времени 3 ч 20'31,6'; его суточное ускорение было 0,86''. В Копенгагене оказалось, что суточное отставание хронометра Баррода было 18', а Гардиева 21''. Такая перемена хода хронометров заставляла меня сомневаться в их доброкачественности, но впоследствии я не имел для этого причины.