Охотск обязан своим названием реке Охоте, на устье которой, при впадении в Пенжинскую губу, он расположен. Охотск лежит на 50°30′ северной широты и примерно 112 1∕2° восточной долготы от Петербурга. Прилив и отлив направлены здесь на SSO1∕2° и NNO1∕2° при новолунии и полнолунии; высота прилива достигает обычно девяти футов. Перед устьем реки расположен песчаный бар; глубина на нем при низкой воде не превышает шести или семи футов.

Подробно описать этот бар не представляется возможным, так как обычно каждой весной расположение его меняется от напора льда, выносимого рекой в море, причем обыкновенно образуются новые проходы и канавы, в то время как старые проходы одновременно заносятся. Сам острог расположен совсем низко; в случае особо высокого паводка, вовсе нередкого во многих здешних местах, Охотску угрожает опасность оказаться целиком под водой.

Почва состоит здесь из мелкой гальки, очевидно, намытой морем, и с течением времени поросшей низкой травой. Это, в общем, нездоровое место, лишенное всяких источников питания во всякое время года, за исключением только весны, когда из моря в реку приходит в больших количествах рыба.

В это время жители должны запасаться провизией на весь год. Они засаливают небольшое количество рыбы, очень много рыбы сушат на солнце и пытаются консервировать разными другими способами. Впрочем они не очень разборчивы на вкус и если случится, что рыба несколько протухнет, они ее отнюдь не выбрасывают, а съедают целиком.

В пищу идет мясо сушеной рыбы, а из шкурок или кожи ее жители изготовляют свои летние жилища; будучи аккуратно сшиты, они выдерживают самый сильный дождь, не пропуская ни капли внутрь. Главная порода рыбы — это лосось различных видов. Высший сорт называется няркой. Она обладает превосходным красноватым жестким мясом, жирна и весьма приятна на вкус.

Второй сорт называется кетой. Мясо ее — белого цвета, оно не так жестко, но и не так приятно на вкус, как мясо нярки. Третий сорт называют мальмой. Она менее крупна, чем оба других сорта, и мясо ее мягче. Местные жители по большей части вытапливают из этого вида необходимые на зиму запасы рыбьего жира, и если только они могут раздобыть рыбы первых двух сортов, то неохотно едят мальму.

Вообще относительно этой рыбы мы заметили, что если нашим людям случалось несколько дней подряд есть мальму, то у них в большинстве случаев делался сильный запор. От этого пострадало у нас много народу, так что эту рыбу никак нельзя назвать здоровой пищей. Местные жители, однако, понятия не имеют об этих последствиях, очевидно потому, что с детства приучены к питанию рыбой и ни о какой другой пище и не помышляют.

Как показывают наблюдения, рыба ежегодно весной появляется в устьях рек, пробивается вверх против самого сильного течения и одновременно мечет икру, которая уносится течением обратно в море и из которой там вновь выводится рыба. На следующий год выросшие до полного роста рыбы вновь появляются в устьях.

Прошлогодние же рыбы, поскольку им удается избегнуть сетей, неустанно пробиваются вверх против течения все дальше и дальше, пока не погибают. Некоторой части удается забиться в глубокие ямы подо льдом в местах, где река не промерзает до дна; обратно же в море они возвратиться не могут, так как плыть по течению противно их природе.

Местные жители поднимаются зимой вверх по течению рек Урака и Охоты и разыскивают такие ямы или глубокие омуты. Найдя такие места, они с уверенностью могут рассчитывать на улов, так как в них нередко сбиваются тысячи рыб. А как только во льду прорубается отверстие, рыба сама поднимается на поверхность, и ее можно брать руками и выкидывать на лед. Вес каждой рыбы составляет в это время шесть или семь фунтов; она, однако, крайне истощена и не так вкусна.

 

 

В этих местах растет в больших количествах дикий лук. Его собирают в начале лета, мелко рубят и солят в бочках, откуда и берут зимой по мере надобности в пищу.

Попутно необходимо описать, как местные жители добывают соль. Это происходит в марте-апреле, пока еще держатся ночные заморозки. На берегу моря устанавливаются большие лодки, елы или боты (они обычно выдалбливаются из одного цельного дерева), и наполняются морской водой. Вода оставляется там в течение двух-трех недель и вымерзает.

Каждое утро намерзшая за ночь ледяная корка выбрасывается прочь и добавляется свежая морская вода. Так продолжается до тех пор, пока рассол не перестанет замерзать, из чего заключают, что пресная вода, содержащаяся в морской воде, уже вся выделилась и что остался только чистый рассол.

Рассол выливается в котлы и кипятится в продолжение двух-трех часов, пока не осядет вся соль; остальная вода затем выливается. Таким образом получается прекрасная белая и довольно сухая соль, которою запасаются ежегодно. Необходимо только хранить ее в сухом месте, так как, если в нее попадает малейшая сырость, соль начинает таять, и весь запас в короткий срок может утечь.

Когда в 1735 году капитан Шпанберг впервые посетил эту местность, она не имела построек и населения, кроме тунгусов-ламутов, кочевавших в этих местах. Ознакомившись с местностью и считая, что для предстоящей там постройки судов можно здесь найти подходящие условия, Шпанберг в первую очередь принял меры к постройке там казарм и домов для людей и нескольких домов для офицеров, где они могли бы разместиться по прибытии сюда.

С течением времени Охотск значительно обстроился как силами нашей экспедиции, так и стараниями Охотской канцелярии, впоследствии там устроенной.

Самую гавань я не могу особенно похвалить, мы пользовались ею по необходимости, поскольку никакой лучшей не нашлось. Течение здесь во время прилива и отлива необычайно сильно, и с большим трудом удается удержать суда на месте: при низкой воде все суда оказываются на мели. Стоянка здесь возможна лишь для судов с осадкой не больше десяти, в крайнем случае двенадцати футов. Весной совсем не исключена опасность повреждения судов льдом; одним словом, эта гавань годится как временное убежище, а не как порт, на который можно безопасно положиться.

Рапорт М. П. Шпанберга в Адмиралтейств-коллегию о готовности экспедиции к плаванию на Камчатку и к берегам Японии

1738 г., июня 16.

В Государственную Адмиралтейскую коллегию рапорт

Ее императорского величества указ, состоявшийся в Государственной Адмиралтейской коллегии апреля от 18 дня прошлого 1737 года, а ко мне писан мая 5 дня того ж года на полученный в Государственную Адмиралтейскую коллегию сентября от 12 дня 1736 года от меня рапорт, которым представлял я о происходящих к порученной нам экспедиции приуготовлениях, и что надеялся в ту экспедицию весною 1737 года в поход на море вступить, притом же о разных от Григория Скорнякова-Писарева убыточных интересу и помешательных экспедиции поступках и о напрасном от него, Скорнякова-Писарева, учиненном в правительствующий Сенат доносе и о прочем, что в том ее императорского величества указе ко мне написано. И оный ее императорского величества указ получил я в Охотске минувшего марта 17 дня сего 1738 года и по силе оного ее императорского величества указа исполнять буду.

А в порученной нам экспедиции со всеусердием прилежное, ревнительное и неусыпное старание как сначала, так и ныне имею и иметь буду. А что же весною прошлого 1737 года в назначенную мне экспедицию в поход на море не вступил и каких ради резонов, о том в Государственную Адмиралтейскую коллегию января от 5 дня сего 1738 года посланным от меня рапортом объявлено. Також и об отбытии моем от Санкт-Петербурга и о бытности в Сибирской губернии по городам, об исполнении по данному мне из высокоучрежденного правительствующего Сената прочетного указа и из Государственной Адмиралтейской коллегии инструкции, что каких мною дел исправлено и в том исправлении к интересам ее императорского величества какая предосторожность мною ж усмотрена, о том с обстоятельством дел в Государственную Адмиралтейскую коллегию в разных годах, месяцах и числах от меня рапортовано. А января от 5 ж дня сего 1738 года при рапорте краткий экстракт из Охотска в оную ж Государственную адмиралтейскую коллегию послан. А после того к назначенному мне вояжу, к исправлению в приуготовлении, что надлежит, от его благородия г-на капитан-командора Беринга требовал.

А с начала сей весны три морских судна, которые приуготовлены строением и починкою к показанному мне вояжу, а именно бригантину «Архангел Михаил», дубель-шлюпку «Надежду» и бот «Гавриил», конопатил, скоблил, смолил и прочими мелочными поделками исправил и надлежащим такелажем оснастил, как надлежит. И выведены на рейд на устья реки Охоты, а именно бригантина, дубель-шлюпка «Надежда» — мая 25 дня, «Гавриил» — июня 4 числа и лежат к походу. А сего июня 2 дня лейтенант Вальтон с Уракского плотбища рекою Ураком на новопостроенных там под присмотром нашим судах приплавил в Охотск к вояжу нашему морского провианта и прочих припасов. И тот провиант и припасы на вышеупомянутые три судна погрузил и определенных в команду мою морских, адмиралтейских и сибирских служителей на те суда распределил. И тако неусыпным моим трудом и радетельным старанием к назначенному мне вояжу, как надлежит, исправил.

И лежим на рейде при Охотску к походу в море во всякой готовности и ожидаем первые благополучные погоды. А когда благополучная погода будет, то с Божиею помощью в назначенный нам вояж на море вступим. А сколько каких чинов морских, адмиралтейских и прочих служителей в команде моей имеется, о том предлагаю при сем табель. А что будучи в вояже нашем на море к государственной пользе ее императорского величества интереса и прибыли обрящем, о том с обстоятельством подлинного всего дела Государственную адмиралтейскую коллегию впредь рапортовать буду и о вышеописанном Государственную адмиралтейскую коллегию покорнейший рапортовал.