Книга: По большому льду. Северный полюс (великие путешествия)
Назад: Глава I. От Бруклина до бухты Мак-Кормика
Дальше: Глава III. Путешествие на вельботе к островам

Глава II. Подготовка нашего северо-гренландского дома

Моя борьба со льдами залива Мелвилла была куда более серьезной, чем у моих предшественников, исследовавших северную Гренландию. Это, во-первых, произошло из-за сравнительно небольших размеров моего судна, а, во-вторых, стало следствием слишком раннего начала экспедиции.

Три недели отняла у нас борьба со льдом – ровно столько, сколько я намеревался посвятить подготовительной работе, которая предшествовала реализации главных целей моей экспедиции. Впрочем, у нас было еще около трех месяцев, чтобы работать, до тех пор, пока полярная ночь не заставит нас бездействовать.

Первое, что нужно было сделать, это выбрать подходящее место для лагеря, поставить дом и как можно скорее наладить наше полярное хозяйство. Затем, если эскимосы сами не подойдут к нашей главной квартире, необходимо наладить с ними контакт. Я полагал, что один или несколько охотников будут нам очень полезны. Кроме того, мне хотелось, чтобы они жили возле нас. Было бы хорошо познакомиться с этим изолированным от цивилизации и самым северным из всех народов, и я надеялся, подразумевая изучение этой интересной расы, убедить некоторых из них провести зимние месяцы вблизи нашего зимнего лагеря.

Так или иначе, следующие двенадцать недель будут нелегким испытанием для моих охотников, так как нам нужно будет заготовить свежего мяса и оленьих и тюленьих шкур, необходимых для изготовления полярной одежды. Я надеялся, что мы найдем нескольких туземок, которые будут шить нам меховую одежду. Мне также хотелось, если представится такая возможность, послать санную партию на внутренний лед через землю Прудо к северу, чтобы обустроить один или несколько складов провизии для партии, которая отправится к северному берегу следующей весной. Так как моя маленькая партия была ослаблена моей временной нетрудоспособностью, я чувствовал, что предстоящие работы потребуют от всех больших усилий.

Страстное желание работать занимало мои мысли, когда я беспомощно лежал в каюте, но моя партия пользовалась возможностью отдохнуть в прекрасный полярный летней день и наслаждалась великолепными видами по пути к бухте Мак-Кормика. Солнце только что поднялось с низшей точки своего почти горизонтального пути над увенчанными льдом скалами, которые опоясывают северный берег пролива. Все было наполнено светом, теплотой, жизнь вокруг буквально кипела.

Один или два оленя спокойно паслись на покрытых мхом и цветами склонах, протянувшихся вдоль южного берега между водой и темно-коричневыми и красно-бурыми скалами, которые окружают пролив и поддерживают внутренний лед. Вниз по долинам, промытым водой среди песчаных и базальтовых скал, опоясывающих залив, неслись ручейки, похожие издали на серебряные ленты. Стайки пуночек трещали и чирикали, и тучи маленьких гагарок оживляли воздух протяжными криками и быстрыми ударами крыльев. Лед еще покрывал большую часть залива, но возле берега уже виднелась широкая промоина. Сверкающие айсберги плыли по воде, в которой резвились тюлени, нарвалы и стаи белых китов; узкие полосы воды разбегались во все стороны по темному льду, разрезая его на большие поля, медленно плавающие вперед-назад вместе с приливом.

 

 

Мы установили, что размеры бухты составляют около 9 миль в ширину у устья и около 15 миль в длину. Как и большая часть этой береговой линии, она была нанесена на карту неправильно. Согласно карте, берега бухты можно было назвать восточным и западным, в действительности же они составляли скорее северную и южную ее границы. Бухта суживается очень постепенно к своей вершине, где ее ширина – около 4 миль. У вершины виднелся громадный ледник, с которого в воду сходят айсберги, рассыпанные по проливу.

Я немедленно послал свою партию на берег, сначала на южную, а затем на северную сторону бухты, чтобы выбрать место для лагеря. Сделать это было не так уж и легко, так как нужно было учесть сразу несколько обстоятельств, а тот, кто должен был принять окончательное решение, вынужден был смотреть глазами других. Дом должен стоять не слишком далеко от берега, на участке, где он не будет раздавлен оползнем или камнепадом, где его не смоют потоки воды ранним летом и где, однако, он будет прикрыт от неистовых порывов зимних ветров и будет максимально освещаться солнечным светом.

Лед не давал возможности изучить северный берег, хотя я и предпочел бы зимовать на этой стороне бухты, так как она предоставляла лучшую защиту от северных ветров. Миссис Пири сопровождала разведывательную партию, и ее взвешенное решение окончательно определило выбор места. Она предпочла маленький холмик на южном берегу, между двумя ручейками, на высоте около 100 футов от уровня воды бухты. Мягкая земля этой небольшой, покрытой травой и цветами возвышенности позволила построить дом, не проводя трудоемких земляных работ, откос во все стороны обеспечивал сухость, а легкое возвышение предоставляло хороший вид на бухту. Единственным недостатком этого места было то обстоятельство, что утесы с южной стороны будут закрывать солнце ранней весной и поздней осенью, однако с этим пришлось смириться.

В воскресенье, 16 июля, погода была в выcшей степени ясной и теплой. Ранним утром члены моей партии сошли на берег с кирками, лопатами и лесоматериалами и начали копать фундамент. На фут ниже поверхности почва уже была замерзшей. Эта работа продолжалась целый день, после чего настало время заняться каркасом, уже подогнанным в бухте Мелвилла: его нужно было только собрать и сколотить гвоздями.

Я долго изучал все аспекты строительства моего дома. Мне хотелось, чтобы он сочетал минимальные вес и размеры с максимальной прочностью, теплотой и удобством.

Внутренние размеры дома составляли: 21 фут в длину, 12 футов в ширину и 8 футов в высоту от пола до потолка.

Хотя постройка дома началась сразу же после прибытия и велась очень энергично до тех пор, пока он не был перекрыт крышей, однако окончательно наше жилище было достроено только через несколько недель; работы в нем продолжалась время от времени, в промежутках между другими, более важными и срочными занятиями.

Завершенный дом состоял из двух обшивок, наружной и внутренней, разделенных воздушным пространством, образованным каркасом; ширина этого пространства варьировалась в пределах от 10 дюймов по бокам до более 3 футов в центре кровли.

С наружной стороны он был покрыт воздухонепроницаемой обшивкой, состоящей из плотно подогнанных листов просмоленной бумаги двойной толщины; с внутренней стороны – обшит толстыми досками, все щели между которыми были законопачены серой оберточной бумагой. Внутренняя стена была дополнительно обтянута плотными красными шерстяными индейскими одеялами.

Это сделало дом теплым и уютным и вполне пригодным для проживания летом и весной. Однако защитить нас от неистовых бурь полярной зимней ночи и температуры в полсотни градусов ниже нуля он не мог. Именно поэтому на расстоянии 4 футов вокруг всего дома была построена стена.

Основанием этой стены были камни, торф, пустые бочки, верхняя ее часть была построена из деревянных ящиков, в которых хранились жестяные коробки с продуктами, Ящики были расставлены с перекрытием, как обычно делают при кладке кирпичной стены. Я заранее предполагал и такое использование этих ящиков и поэтому специально заказал одинаковыми по размерам.

Зазор между домом и стеной был накрыт брезентом, а позже, когда пошел снег, кровля дома и коридора также были накрыты брезентом, этим же материалом были плотно обложены с наружной стороны и стены. Расположив таким образом ящики с продуктами, я высвободил дополнительное пространство внутри дома; доступ к продуктам был таким же простым, как если бы они хранились в доме на полках, а защитная стена прекрасно оберегала дом от капризов погоды.

В то время, как члены моей партии строили дом, экипаж судна занимался выгрузкой припасов и угля. Решение этой задачи отняло четыре совсем не легких дня. Айсберги не позволяли «Коршуну» стать на якорь, и он медленно курсировал вдоль берега, в то время как припасы перевозились моими вельботами.

В понедельник, 27 июля, после обеда меня перевезли, привязав к доске, на берег и положили в моей маленькой палатке, поставленной позади дома, откуда я мог наблюдать за работой. Мои люди работали до полуночи; в этом им любезно помогал мистер Ашхёрст, из партии профессора Гейльприна. Когда весь каркас был выгружен, они отправились на «Коршун», оставив миссис Пири и меня в палатке. Стая белых китов подошла, пыхтя и фыркая, к берегу перед палаткой; они и пуночки были единственными, кто навестил нас этой ночью.

Наш лагерь находился на расстоянии двух с третью миль к северо-востоку от мыса Кливленда, крайней точки южного берега бухты. Наши координаты были 77°40' с. ш. и 40°40' з. д. Мы расположились примерно на 30 миль севернее той широты, на которой разбилась несчастная «Жанеттта». На расстоянии одного градуса к северу произошли главные события в истории экспедиций пролива Смита. Два или три дня пути на вельботе или санях, в зависимости от времени года, привели бы нас к зимним лагерям Кейна, Хейса и Баддингтона или к страшному мысу Сабин, где погибла большая часть партии Грили. С нашего берега мы могли видеть острова, названия которых вписаны золотым буквами в летописи полярных исследований. За западной оконечностью острова Нортумберленд в хорошую погоду ясно и четко просматривались утесы «острова Гаклюйта», приютившего, почти триста лет тому назад, храброго Баффина с его маленьким судном.

Мы готовились провести зимнюю ночь на расстоянии 740 географических миль от Северного полюса.

Миссис Пири и я попрощались с нашими друзьями из западно-гренландской экспедиции и экипажем судна вечером 29 июля, так как «Коршун» должен был отчалить ночью или на следующее утро. Члены моей партии оставались на «Коршуне» и писали письма домой. Всю ночь ветер и дождь налетали порывами на нашу белую палатку на пустынном гренландском берегу. К утру мы заснули, но около 5.30 я был разбужен свистком «Коршуна». Я услышал прощальные крики, медленный шум винта «Коршуна» и скрип весел в уключинах. Моя партия переправлялась на берег, а «Коршун» ушел от нас к солнечным южным берегам. Миссис Пири, утомленная долгим бодрствованием, крепко спала, и я не хотел будить ее, прежде всего потому, что вид маленького судна, которое долго было для нее домом, а теперь исчезало среди айсбергов, мог сильно ее расстроить.

Вельбот доплыл до берега, и вскоре я услышал веселый стук молотков по стропилам и доскам нашего еще не накрытого крышей дома. Я уверен, что эта радостная на первый взгляд суматоха многим помогала забыть об уплывающем вдаль «Коршуне». Мои ребята работали усердно и хорошо, но они еще не втянулись в работу, добавляла проблем и штормовая погода, так что мы провели в палатке еще две ночи, хотя каждую ночь ждали, что неистовые шквалы, налетавшими со стороны рифов, сорвут ее с места и унесут прочь. Чтобы этого не произошло, каждый день палатку приходилось укреплять новыми валунами и крепче привязывать канатами.

 

 

Наконец, крыша, пол и стены были готовы, и мы перешли в дом из совершенно промокшей к тому моменту палатки; меня перенесли и положили в одном из углов на ряд ящиков с брикетами для растопки печи. Затем мы сложили печь, печная труба была выведена на крышу, как это принято в сельских домах, и постепенно наше снаряжение было перенесено под крышу и просушено.

Именно печь больше, чем любой другой элемент интерьера дома, потребовала нашего пристального внимания. Опустив ее в углубление в полу, так что очаг располагался ниже уровня пола, и проведя трубу через двойное окно, оба стекла которого были заменены жестяными листами, чтобы полностью изолировать трубу на всем ее протяжении от соприкосновения с деревянными частями, мы добились двух главных целей: согревали наше жилище у самого пола и надежно предохраняли дом от возможного возгорания.

Следующим жизненно необходимым в нашем домашнем обиходе делом стало обустройство правильной и равномерной вентиляции. Это было достигнуто соответствующим расположением воздуховодов, через которые из дома выходили влага и углекислый газ.

Когда на улице было очень холодно, теплый воздух, выходящий из трубы, был похож на густой белый дым. Грубые, но удобные койки были специально сделаны и подогнаны для каждого из нас; они вместе с небольшим числом стульев, столом и несколькими ящиками книг, составили меблировку дома. Наша библиотека состояла, по большей части из книг, посвященных полярным исследованиям, романов и других книг, а также итальянского словаря, который нам прислал кто-то из наших друзей, не приложив при этом, правда, другой литературы на этом языке.

Когда пошел снег, вся стена вокруг дома была засыпана слоем снега в фут толщиной; снег лежал на крыше так называемого коридора – прохода между домом и стеной вокруг него. Из валунов и снега мы возвели толстую стену для защиты кровли, а затем узкий снежный вход в коридор. Теперь наша крепость была хорошо защищена от самых жестоких холодов, бурь и снегопадов.

За исключением первых десяти дней, в течение месяца, после того как «Коршун» покинул нас, погода в целом была просто прекрасной. День за днем ярко светило солнце, вода в бухте была чистой и прозрачной, айсберги, освещенные нежным солнечным светом, казались сделанными из мрамора, дул тихий и теплый ветер. Я думаю, что погода, которой мы наслаждались в течение августа, была нехарактерной для этих краев, или, может быть, это было «полярное бабье лето». Однако уже к концу месяца дали о себе знать предвестники приближающейся зимы.

В последних числах августа появился сильный туман, погода резко стала портиться. 28 августа пошел снег, снегопад не прекращался в течение часа или даже двух. На следующий день горы по обеим сторонам бухты были покрыты снегом на высоте до 400 футов над уровнем моря. Дождь чередовался со снегом, и день был очень неприятным. Мы провели его, устроив в преддверии санного сезона ревизию наших саней. 29 августа снова пошел снег, а в полночь земля в первый раз была белой до самого уровня воды. На следующий день снег, однако, сошел и его не было видно ниже 300–400 футов над водой. В последний день августа стало очевидным, что лето заканчивалось. Маленький ручеек, протекавший вблизи дома, уже два дня как замерз.

Вскоре после того как уплыл «Коршун», я уже смог немного ходить на костылях, и сидя перед домом принимал солнечные ванны и наслаждался чистейшим воздухом. До середины месяца бухта не замерзала, но многочисленные небольшие айсберги были рассеяны по ее поверхности, и мы часто слышали громкий треск, когда они ломались на куски. Еще 15 августа я заметил, что снег на обледенелых вершинах гор, окружающих бухту Мак-Кормика, очень быстро таял, и был хорошо заметен голубовато-зеленый лед. Погода по большей части радовала нас, и я часто сидел перед домом, напротив моего вельбота «Мери Пири», наслаждаясь лучами северного солнца. Маленький ручеек около дома весело журчал, стаи гагарок летали над берегом, пронзительно крича, и каждые несколько минут я слышал разносившиеся по бухте треск и грохот разломившегося напополам айсберга. Мхи и скудная растительность скалистых склонов вдоль берега приобретали пурпурный оттенок, словно это была осенняя листва.

16 августа, распределив койки среди членов экспедиции, я окрестил наш дом, назвав «домом Красной скалы», из-за красноватых утесов, на фоне которых он стоял. Когда «Коршун» входил в бухту, эти скалы прежде всего бросились нам в глаза. Вскоре в доме Красной Скалы начались и празднества. Чтобы разнообразить наше существование, мы решили отмечать события и годовщины, имеющие особое значение для членов нашей партии. Первый из праздников в новом доме пришелся на 8 августа, день рождения моего помощника Мэтта. После утреннего кофе все пошли на охоту и вернулись вскоре после полудня с первым добытым оленем, которого Аструп подстрелил на плато за скалами позади дома. На охоте все нагуляли аппетит, что как раз подходило для праздничного обеда. Мэтт составил меню, и взяв все что нужно из наших припасов, сотворил изысканную трапезу.

Третья годовщина нашей с миссис Пири свадьбы пришлась на 11 августа, и в то время, как наши товарищи отправились на лодках охотиться на тюленей, миссис Пири создавала небольшое кулинарное чудо. Роскошный пир был сервирован на непокрытом скатертью столе в жестяных тарелках. В меню входили: рагу из гагарок, горячие бисквиты, яблочный пирог, груши, кофе и по стакану сотерна на каждого. Такой изысканный обед очень понравился членам нашей партии, и они заявили, что отныне годовщины свадеб должны отмечаться как можно торжественнее.

По несколько часов подряд я проводил на солнце около дома или на откосах между домом и утесами. Я с удовольствием наблюдал за разнообразными проявлениями жизни вокруг меня. Стаи моевок ловили рыбу вдоль берега, белые киты играли в воде; их игры доставляли нам массу удовольствия. Немногочисленные серые чайки пролетали над нашим лагерем. 14 августа я увидел голубого песца, шедшего вдоль берега перед домом. Увидев меня, он остановился, но прежде чем миссис Пири принесла ружье, медленно побежал вверх. Я свистнул, и животное снова остановилось. Позвав Мэтта, я дал ему ружье и приказал идти за песцом. Вскоре Мэтт понял, что свист заставлял песца останавливаться и оглядываться вокруг, и таким образом, посвистывая время от времени, он подошел на расстояние выстрела и застрелил его. У песца были светло-коричневые глаза, он был истощенным и весил 7 фунтов. Его зубы стерлись, и, семеня на своих длинных ногах по берегу, он напоминал паука. Когда Мэтт нес свою добычу домой, над ним кружился ворон, и я застрелил его из моего трехствольного ружья. Он весил 3 фунта и был также очень тощим.

Немало часов я провел, наблюдая за огромными стаями гагарок, кружившими над нашим лагерем. Однажды после обеда, где-то в середине августа, мы наблюдали за перелетом стай, в каждой из которых насчитывалось от полудюжины до 200–300 птиц. Они летели практически над водой в трех-четырех футах от поверхности на расстоянии 100–200 ярдов от берега. Другие стаи кружили высоко в воздухе над домом, третьи – еще выше и были едва заметны. Большинство стай летели более или менее правильными треугольниками или серпами, вершиной или выпуклой стороной всегда вперед. 29 августа гагарки окончательно улетели от нас, попадались только отдельные, видимо случайно отставшие птицы. Кайры также исчезли, но серых чаек было еще много, они кружили стаями по 20 или больше птиц. 28 августа у мыса Кливленда я заметил гренландского сокола.

 

 

Моя сломанная нога зажила и 15 августа на костылях я вышел на первую прогулку; 16-го я взошел ковыляя на холм и слегка оперся сломанной ногой на землю. Ровно пять недель тому назад я сломал ногу, – это были пять недель потерянного бесценного времени, но я не буду сожалеть об этом, так как нога заживала и, без сомнения, все с ней будет хорошо, как и раньше.

Большую часть времени после 13 августа я проводил с маленьким теодолитом, определяя меридиан. 16-го я провел следующую серию наблюдений и через несколько дней получил данные для определения широты и часового пояса.

В 3.30 утра 18 августа Мэтт с криком вбежал в мою комнату: «Они вернулись, сэр!» И через несколько минут, обогнув мыс, наша партия высадилась перед домом со 130 кайрами Бринниха, в сопровождении семейства эскимосов – мужа, жены и двух детей, у которых были каяк, гарпун, сани и собака. Партия застрелила вблизи острова Герберта маленького моржа, которого они оттащили до мыса Кливленда и привязали там. Они очень преуспели в своем путешествии и всего за шесть дней добились очень многого. Все позавтракали, легли спать и проспали почти до полудня. После обеда, оставив Вергоева и доктора Кука дома и взяв с собой эскимоса, мы отправились к мысу Кливленда, чтобы освежевать моржа. Туземец сделал это очень быстро и умело.

Эскимосы поставили свою палатку около дома, привязали собаку к камню около небольшого ручья, и все, по-видимому, были довольны. Хотя «Коршун» на пути к бухте Мак-Кормика останавливался у Нетиулюме, эскимосского поселения на южном берегу Китового пролива, я по причине произошедшего со мной несчастья не видел никого из туземцев, так что первыми эскимосами, которых я встретил, и было это семейство, приведенное моей партией с собой с острова Нортумберленд. Мужчину звали Иква, его жену – Мен, девочку – Аннадор и мальчика – Нойя. Они все время были с нами, до тех пор, пока мы не покинули дом Красной скалы, за исключением нескольких коротких визитов домой; как мы узнали впоследствии, целью этих визитов было похвалиться своей важностью перед соплеменниками и похвастаться приобретенными у белых богатствами. Эти люди очень привязались к нам, так же как и мы к ним, и терпение и настойчивость Иквы, которому я дал один из моих винчестеров, позволили вдоволь разнообразить припасы дома Красной скалы олениной, а Мен стала преданной служанкой миссис Пири.

В августе мы хорошо поохотились, а впоследствии, после общения и ценных подсказок опытных местных охотников, охота стала еще лучше. Я уже упоминал, что нашего первого оленя мы застрелили 8 августа на черном плато позади дома. Вскоре после этого партия вернулась с острова Нортумберленд, где не слишком удачно охотилась на белых китов, но на следующий день до полудня Иква прибежал в дом, крича: «Морж, морж!» и показывая на бухту. Мы были уверены, что в бухту заплыли как минимум три или четыре моржа, и вскоре вельбот с охотниками уже был около них; через несколько минут, после залпа из двенадцати-пятнадцати выстрелов, убитый морж лежал на причале, несколько других были ранены. Морж весил 1569 фунтов, из этой массы кровь и внутренние органы весили 125 фунтов, а шкура – 220 фунтов, длина животного составляла 9 футов. Иква использовал шкуру на кровлю своего зимнего жилища, стены которого он начал возводить днем раньше. Камни он носил издалека; некоторые из них весили до 100 фунтов.

27 августа, вскоре после полуночи, Джибсон, Мэтт и Иква поймали самку моржа и детеныша. Молодое животное, тоже самка, привели к берегу, где оно лаяло, словно охрипший бульдог, пока его не пристрелили, чтобы положить конец его страданиям. Мы также подбили много серых чаек, гагарок и других птиц. В конце месяца мы наблюдали за заходом солнца, в первый раз со времени нашего прибытия в полярную область. В ночь на 29 августа нам впервые понадобился свет, и вахтенный жег свечи по несколько часов. Длинный летний день окончился, но зима пока еще не пришла.

В понедельник 31 августа на рассвете было светло и тихо, и я отправил Аструпа на лыжах в кратковременную разведку внутреннего льда к востоку от бухты Мак-Кормика.

Он вернулся в полночь спустя шестнадцать часов, пройдя, согласно расчетам, около 17 миль, но не обогнул вершины бухты. Аструп добрался до высоты 2645 футов, минимальное значение температуры, зафиксированное им, составило +25 °F. Он сообщил, что внутренний лед, в плане передвижения по нему, находится в прекрасном состоянии. Наш разведчик не видел ни трещин, ни промоин, ни полыней. Его наблюдения, однако, наталкивали на мысль, что отправная точка нашего весеннего санного путешествия по внутреннему льду должна находиться на северо-восточном берегу бухты, так как оказалось, что от вершины бухты Мак-Кормика до Китового пролива через лед проходила глубокая долина.

 

Назад: Глава I. От Бруклина до бухты Мак-Кормика
Дальше: Глава III. Путешествие на вельботе к островам