Мое повествование подходит к концу. Возвратившись на «Рузвельт», я узнал, что Макмиллан и доктор вернулись на корабль 21 марта, Боруп – 11-го апреля, эскимосы из партии Марвина – 17 апреля и Бартлетт – 24 апреля. Макмиллан и Боруп отправились на побережье Гренландии еще до моего возвращения, чтобы оставить для меня запасы продовольствия на случай, если меня оттеснят дрейфующие льды и я вынужден буду возвращаться тем же маршрутом, что и в 1906 году. (Боруп, возвращаясь на сушу, сделал для меня склад на мысе Фэншо-Мартин, на побережье Земли Гранта, милях в 80 к западу от мыса Колумбия, таким образом обеспечив меня всем необходимым в случае дрейфа в обоих направлениях).

Кроме того, Боруп, пользуясь помощью эскимосов, воздвиг на мысе Колумбия постоянный памятник, представляющий собой груду камней, сложенных вокруг основания указательного столба, сделанного из планок нарт, с четырьмя консолями, указывающими истинные направления: север, юг, восток и запад. Вся конструкция укреплена оттяжками из прочной фортепианной проволоки от лота. На каждой консоли – медная пластина с выбитой на ней надписью. На восточной консоли написано: «Мыс Моррис-Джесеп, 16 мая 1900 г., 275 миль»; на южной: «Мыс Колумбия, 6 июня 1906 г.»; на западной: «Мыс Томас-Хаббард, 1 июля 1906 г., 225 миль»; и на северной – «Северный полюс, 6 апреля 1909 г., 413 миль». Под ними в рамке, прикрытый от непогоды стеклом, следующий документ:

Экспедиция к Северному полюсу Арктического клуба Пири, 1908 г.

Этот монумент обозначает пункт отправления и возвращения санной экспедиции Арктического клуба Пири, которая весной 1909 года достигла Северного полюса.

Участниками санной экспедиции были Пири, Бартлетт, Гудселл, Марвин (утонул 10 апреля, возвращаясь с 86°38' северной широты), Макмиллан, Боруп, Хэнсон.

Санные партии отправлялись отсюда с 28 февраля по 1-го марта, а возвращались с 18 марта по 23 апреля.

Пароход клуба Пири «Рузвельт» зимовал у мыса Шеридан в 73 милях к востоку отсюда.

Командир Роберт Пири, Военно-морской флот США, глава экспедиции.

Капитан «Рузвельта» – Роберт Бартлетт.

Старший механик – Джордж Уордуэл.

Хирург – Джордж Гудселл.

Помощник – профессор Росс Марвин.

Помощники – профессор Дональд Макмиллан, Джордж Боруп, Мэттью Хэнсон.

Чарльз Перси – стюард.

Томас Гашью – помощник капитана.

Джон Коннорс – боцман.

Джон Коуди, Джон Барнз, Деннис Мэрфи, Джордж Перси – матросы.

Бэнкс Скотт – помощник старшего механика.

Джемс Бентли, Патрик Джойс, Патрик Скинз, Джон Уайзмен – кочегары.

18-го числа Макмиллан и Боруп с пятью эскимосами и шестью нартами отправились на побережье Гренландии, чтобы организовать склады продовольствия на случай, если моя партия вынуждена будет высадиться на землю там же, где и в 1906 г., а, кроме того, провести серию наблюдений за приливам-отливами на мысе Морис-Джесеп. Поэтому я сразу же отправил к ним двух эскимосов с лотом и запиской, в котором сообщал Макмиллану и Борупу о нашей безоговорочной победе. В наши планы входило отправить Бартлетта провести серию замеров океанских глубин на расстояние от 5 до 10 миль между мысом Колумбия и восьмым лагерем, чтобы исследовать поперечный профиль континентального шельфа и глубокий каньон вдоль него.

Бартлетт уже приготовил было для этой цели свое оборудование, но я решил не посылать его, потому что он был не в лучшей физической форме: у него сильно опухли ступни и лодыжки, а горе-утешители его только раздражали. Мое же состояние здоровья весь остальной период пребывания на севере было вполне удовлетворительным, если не считать больного зуба, который время от времени досаждал мне уже в течение трех недель.

Впервые за все экспедиции я провел май и июнь на судне. Раньше всегда оставались какие-то недоделанные работы в полевых условиях, но в этот раз вся основная работа была завершена и нужно было только упорядочить результаты. В этот период энергия моих эскимосов уходила, главным образом, на короткие вылазки неподалеку; суть поручений, как правило, сводилась к тому, чтобы добравшись до тех мест между судном и мысом Колумбия, где располагались склады, и перевезти на борт неиспользованные запасы. В перерывах между этими короткими поездками делалась кое-какая другая интересная работа.

Большая часть этой дополнительной работы выполнялась другими участниками экспедиции, но у меня было полно работы и на борту «Рузвельта». Где-то около 10-го мая наступила по-настоящему весенняя погода. В этот день мы с Бартлеттом начали генеральную уборку нашего дома. Мы осмотрели все каюты, навели порядок во всех дальних углах, просушили все, что необходимо было просушить; ют был завален всяким хламом, который копился на судне почти год. В тот же день началась и весенняя работа на судне: были сняты зимние чехлы с дымовой трубы и вентиляторов «Рузвельта» и команда стала готовиться к пуску машин.

 

 

Несколько дней спустя возле нашего корабля появился красавец-песец и даже сделал попытку взобраться на борт. Один из эскимосов убил его. Поведение зверька было весьма необычным: он вел себя так же, как ведут себя эскимосские собаки, когда на них находит помрачение рассудка. Эскимосы говорят, что в окрестностях Китового пролива песцы часто подвергаются приступам такого рода болезни: известны случаи, когда они пытались ворваться в иглу. Болезнь, которой страдают полярные собаки и песцы, по внешним проявлениям схожа с одной из форм бешенства, но, по-видимому, не имеет никакого отношения к обычному бешенству, так как не опасна для человека и не заразна.

Погода, хоть и недвусмысленно весенняя, все же не была устойчивой. Например, в субботу 16 мая яркое солнце припекало, температура держалась высокая и окружавший нас снег исчезал, как по мановению волшебной палочки, так что вокруг судна даже стали образовываться лужицы; а сильный штормовой юго-восточный ветер следующего дня нес на нас обильный мокрый снег, ничуть не радуя нас этим, в целом, довольно неприветливым днем.

18-го мая бригада механиков всерьез взялась за котлы. Спустя четыре дня возвратились два эскимоса от Макмиллана, который продолжал вести наблюдения на побережье Гренландии, на мысе Моррис-Джесеп. Они привезли от него письмо, в которых он сообщал о некоторых подробностях своей работы, а 31-го прибыли из Гренландии и сами Макмиллан с Борупом, преодолев 270 миль обратного пути от мыса Моррис-Джесеп за восемь переходов, то есть в среднем по 34 мили за переход. Макмиллан сообщал, что он прошел на север от мыса Моррис-Джесеп до отметки 84°17' и измерил там глубину океана, которая оказалась равной 90 саженям, а также собрал данные по уровням приливов-отливов, которые он регистрировал в течение 10 дней. Их нарты были завалены шкурами и мясом 52 убитых ими мускусных быков, так что они едва справлялись с такой нагрузкой. В начале июня Боруп и Макмиллан продолжили свою работу: Макмиллан производил наблюдения за уровнем воды в Форт-Конгер, а Боруп возводил на мысе Колумбия уже описанный здесь памятник.

Пока Макмиллан занимался наблюдением приливов-отливов в Форт-Конгер, который расположен в заливе Леди-Франклин, чтобы завершить цикл наших работ на мысах: Шеридан, Колумбия, Брайант, Моррис-Джесеп и сопоставить их с данными, полученными экспедицией в заливе Леди-Франклин 1881–1883 годов, он нашел там еще остатки запасов злосчастной экспедиции Грили 1881–1884 годов – консервированные овощи, картофель, кукуруза, ревень, пеммикан, чай и кофе. Как ни удивительно, но и по истечении четверти века многие из этих продуктов хорошо сохранились, и члены нашего экипажа с удовольствием лакомились ими.

Одной из ценных находок был учебник, который принадлежал лейтенанту Кислингбери, погибшему вместе с экспедицией Грили. На форзаце сохранилась надпись: «Дорогому папе от любящего сына, Гарри Кислингбери. Пусть Господь будет с тобой и поможет тебе благополучно вернуться к нам». Там же, на земле было найдено старое пальто Грили, также хорошо сохранившееся. Мне кажется, Макмиллан даже надевал его несколько раз.

Вся команда дружно взялась за работу, предвкушая тот момент, когда «Рузвельт» снова повернет нос на юг, в сторону дома. Видя, что мы сделали генеральную уборку, эскимосы 12 июня и у себя навели порядок. Все, что можно было сдвинуть с места, было вынесено из их жилых помещений, а стены и полы были выдраены; потом все продезинфицировали, а стены еще и побелили. Во всем видны были признаки приближения лета. Поверхность льда становилась голубой, дельта реки обнажилась, и пятна протаявшей земли на берегу увеличивались почти с каждым часом. Даже «Рузвельт», казалось, почувствовал перемену и постепенно стал выпрямляться после сильного крена, который он получил под натиском льдов в начале зимы. 16-го июня был первый летний дождь, правда, на следующий день все озерца, образовавшиеся от дождя, замерзли. В тот день Боруп поймал мускусного теленка вблизи залива Маркем. Ему удалось затащить своего уникального пленника на борт живым, но несчастное животное дожило только до следующего утра, хотя стюард изо всех сил нянчился с ним, стараясь спасти ему жизнь.

В день летнего солнцестояния, 22-го июня, на пике арктического лета и в самый долгий день года всю ночь шел снег. Зато спустя неделю погода установилась почти как в тропиках, и мы изнемогали от жары, как бы странно это ни звучало. Полос открытой воды за мысом Шеридан становилось все больше и они все увеличивались в размерах, так что ко 2-му июля прямо за мысом уже образовалось озеро весьма значительных размеров. 4-го июля погода порадовала тех, кто ратовал за «спокойное 4-е». Отдавая дань памяти недавно погибшему Марвину, мы отнеслись к этому празднику как к обычному воскресному дню, только украсили корабль флагами, но даже ветер в этот день отказывался потрудиться, едва поддувая полотнища. В этот же день три года назад «Рузвельт» при сильном южном ветре покидал свое зимнее убежище, которое находилось почти в том же месте, где мы разместились в этот раз. Опыт тех дней убеждал меня в том, что в июле лучше подольше задержаться на этой позиции, давая возможность льдам в проливах Робсон и Кеннеди ослабнуть и раскрошиться.

«Рузвельт», казалось, вместе с нами предчувствовал скорое возвращение, продолжая постепенно выравнивать киль, так что через 4–5 дней этот процесс сам собой завершился. 8-го числа мы восьмидюймовым швартовом закрепили нос и корму судна, чтобы удержать его в таком положении, если вдруг оно подвергнется давлению со стороны льдов до того, как мы будем иметь возможность покинуть эту стоянку. В тот же день мы стали серьезно готовиться к отплытию домой. Работа началась с загрузки угля, который, напомню, был переправлен на берег вместе с другими грузами, когда мы перебирались на зимние квартиры, чтобы предотвратить потери в случае гибели судна от пожара, напора льдов и мало ли чего еще, в течение зимы. Подготовка судна к возвращению домой не требует подробного описания. Достаточно сказать, что этот процесс обеспечил тяжелой работой всю команду на хороший десяток дней.

 

 

После завершения этого периода Бартлетт отрапортовал, что судно готово к отплытию. Отслеживание ситуации вблизи берега показало, что пролив Робсон пригоден для навигации. Свою работу мы выполнили, наши усилия увенчались успехом, судно было готово к отплытию, а мы были в хорошей форме; и 18-го июля «Рузвельт» медленно отчалил от мыса и снова повернулся носом на юг. Лишь воспоминания о трагической судьбе Марвина омрачали радость успеха и заставляли нас скорбеть об этой утрате.

За мысом Юнион «Рузвельт», в соответствии с разработанным мною планом, был выведен через открытый ледяной простор к середине пролива.

Для судна класса «Рузвельта» это был наиболее удачный и самый быстрый способ оказаться на открытой воде, по крайней мере, гораздо лучший, чем держаться вблизи берега.

По пути к Бэттл-Харбор особых происшествий не произошло. Разумеется, как и любое плавание в этом районе даже при благоприятных условиях, оно требовало неусыпного внимания и навыков вождения судов по забитому льдом фарватеру. 8-го августа «Рузвельт», оставив льды за кормой, прошел мыс Сабин. Принятое нами на основании предыдущего опыта решение провести судно по середине пролива, а не вблизи берегов, позволило нам побить свой рекорд возвращения с мыса Шеридан 1906 года. Несмотря на то, что мы покинули мыс Шеридан значительно позднее, чем в прошлый раз, мы на 39 дней раньше достигли мыса Сабин. На все плавание от мыса Шеридан до мыса Сабин в 1906 году у нас ушло 53 дня, теперь – значительно меньше.

Мы сделали остановку у мыса Саумарез, вотчины эскимосов, и в шлюпке подошли к берегу. Именно там я впервые услышал о передвижениях д-ра Фредерика Кука в прошлом году, когда он отсутствовал в Аноратоке. 17-го августа мы прибыли в Эта, и там мне стали известны дальнейшие подробности передвижений д-ра Кука во время его пребывания в этом регионе.

В Эта мы взяли на борт Гарри Уитни, который провел зиму в этих местах, занимаясь охотой. Здесь же нам удалось добыть более 70 моржей, которых мы раздавали эскимосам, возвращая их туда, откуда взяли прошлым летом.

Все они были словно дети, но каждый из них служил не на честь, а на совесть. Иногда они выводили нас из себя и испытывали наше терпение, но все же они были преданными и полезными тружениками. Кроме того, нельзя забывать, что каждого члена этого племени я знал почти четверть века и со временем, относясь к ним по-доброму, я стал проявлять личную заинтересованность в каждом из них, а ведь именно так должен относиться каждый человек к представителям любой менее цивилизованной расы, которые привыкли ему доверять и знают, что большую часть своей взрослой жизни они могут быть ему полезны.

Когда мы их оставляли, простые потребности их полярной жизни были лучше обеспечены, чем когда бы то ни было до этого, а те, кто участвовал в санном походе и в зимней и весенней работе на северном побережье Земли Гранта, так разбогатели, получив наши дары, что приобрели прочное положение в своей среде и стали «миллионерами» Арктики. Конечно, я знал, что, скорее всего, никогда больше их не увижу. Это чувство смягчалось сознанием успеха, но я не без сожаления смотрел в последний раз на этих странных и преданных людей, которые так много для меня значили.

Мы отошли от мыса Йорк 26 августа, а 5-го сентября уже входили в Индиан-Харбор. Отсюда я отправил первое сообщение миссис Пири:

«Обещанное выполнил. Достиг полюса. Самочувствие хорошее. С любовью». Вслед за ним ушла телеграмма Бартлетта матери и в числе других, сообщение Г. Л. Бриджману, секретарю Арктического клуба Пири: «Солнце», что, согласно нашей договоренности, означало: «Полюс завоеван. «Рузвельт» цел».

Через три дня «Рузвельт» зашел в Бэттл-Харбор. 13-го сентября из Сидни, мыс Бретон, преодолев 475 миль пути, пришел океанский буксир «Дуглас Томас», на борту которого находились представители Ассошиэйтед Пресс Риган и Джеффердс. Я приветствовал их словами: «Это новый рекорд в газетном бизнесе, ценю вашу любезность». Три дня спустя прибыл канадский правительственный кабельный пароход «Тириан» под командованием капитана Диксона, а на нем 23 специальных корреспондента, которые были спешно командированы на север, как только наши первые депеши достигли Нью-Йорка. 21 сентября, когда «Рузвельт» приближался к маленькому городку Сидни, что на мысе Бретон, мы увидели приближающуюся к нам красавицу – океанскую яхту.

Это была «Шейла», владелец которой, м-р Джеймс Росс, взялся доставить для встречи со мной миссис Пири и детей. Дальше в заливе мы повстречали целую флотилию лодок, которая приветствовала нас флагами и музыкой. Когда мы причаливали к берегу, вся набережная была заполнена людьми. Теперь, когда «Рузвельт» вернулся сюда, неся на своих мачтах, кроме звездно-полосатого полотнища и символа наших канадских хозяев и братьев, флаг, которого не видел еще ни один порт мира – флаг Северного полюса, этот маленький городок, в который я столько раз возвращался побежденным, оказал нам поистине королевский прием.

Осталось сказать совсем немногое. Нашей победой мы обязаны опыту, смелости, выносливости и преданности делу всех участников экспедиции, которые все, что имели, вложили в это дело; непоколебимой преданности и доверию руководителей, членов и друзей Арктического клуба Пири – движущей силы нашей победы, без которых она была бы попросту невозможна.