Книга: По большому льду. Северный полюс (великие путешествия)
Назад: Глава VIII. Набор рекрутов
Дальше: Глава X. Стучим в ворота Северного полюса

Глава IX. Охота на моржей

Моржи относятся к наиболее мощным и колоритным представителям фауны Дальнего севера. Более того, несмотря на то, что охота на моржей далеко не безопасное занятие, она является важной частью программы любой серьезной полярной экспедиции, потому как позволяет за минимальное время получить максимальное количество мяса для собак. Именно поэтому ни одна моя экспедиция не обошлась без охоты за этими довольно крупными, весом от 1200 до 3000 фунтов, животными.

Излюбленными местами обитания моржей являются проливы Вулстенхолм и Китовый, которые лежали на нашем пути в Эта. Охота на этих гигантов – наиболее увлекательный и опасный вид спорта в Арктике. Белого медведя называют тигром Севера, однако исход схватки между одним, двумя, возможно, даже тремя этими животными и человеком, вооруженным многозарядным винчестером, предрешен: победа всегда на стороне человека. Схватка же со стадом моржей – львов Севера, когда охотники находятся в маленьком вельботе, по остроте ощущений несравнима ни с чем из того, что мне доводилось видеть в районе полярного круга.

В последней экспедиции я отказался от непосредственного участия в охоте на моржей, оставив эту удивительную забаву тем, кто помоложе. В прошлом я не единожды наблюдал за этим захватывающим зрелищем, так что мое первое впечатление несколько смазалось, поэтому я попросил Джорджа Борупа оказать мне любезность и описать для меня охоту на моржей такой, какой она представляется новичку. Его история в полной мере передает впечатления молодого человека и написана настолько живо и красочно, что я привожу ее без купюр. Вот как он об этом пишет.

«Охота на моржей – наиболее азартный из известных мне видов спорта, связанных со стрельбой. Это, я вам скажу, то еще ощущение, когда вы врезаетесь в стадо из пятидесяти с лишним моржей весом одна-две тонны каждый, которые прут на тебя, и не важно, ранены они или нет; им ничего не стоит продырявить молодой лед, будь он хоть восьми дюймов толщиной, они бросаются на вельбот, изо всех сил стараясь то ли достать, то ли опрокинуть своего врага (никогда не разберешь, кого именно, да и какая, к черту, разница – конечный результат все равно один), или долбануть лодку и наделать в ней пробоин.

Лодка вклинивается в стадо; все в вельботе, стоя спина к спине, отталкивают моржей от бортов, колошматят их по голове веслами, баграми, топорами и при этом горланят, как группа поддержки на футбольном матче, стараясь их отпугнуть. Ружья палят и грохочут, как скорострельные пушки Гэтлинга, моржи ревут от ярости и боли, как ненормальные, выбрасываются на поверхность, изрыгая в воздух струи воды, и вам кажется, что вокруг вас вдруг забило несметное число гейзеров – это просто потрясающе!»

Собираясь поохотиться на моржей, мы шли себе потихоньку на «Рузвельте», вместе со всей командой ожидая заветного сигнала. Когда, наконец, раздавался возглас какого-нибудь зоркого эскимоса: «Авик соа!» или, может быть: «Авик тедик соа!» (Моржи! Много моржей!), мы всматривались вдаль, оценивая, достаточно ли животных для того, чтобы устроить рейд. Затем, если исход охоты казался нам перспективным, «Рузвельт» разворачивался так, чтобы подойти к моржам с подветренной стороны – если животные почувствуют запах дыма, они проснутся, и мы их больше не увидим.

Обычно эти дикие вылазки мы совершали по очереди – Хэнсон, Макмиллан и я. Каждому из нас полагалось в помощь четыре-пять эскимосов, матрос и боцман. Шлюпки, чтобы они походили на льдины, выкрашивали белой краской, а уключины обматывали тряпками, чтобы подойти к стаду, не издавая лишних звуков.

Заметив стадо, которым стоило заняться, мы нараспев призывали своих помощников: «Давай! Давай!» и, они со всех ног бросались к шлюпкам. Окинув цепким взглядом инвентарь – четыре-пять весел, пять гарпунов, лини, поплавки, две винтовки, патроны – и убедившись, что все на месте, мы отдавали команду: «К спуску шлюпки готовьсь!». «Рузвельт» замедлял ход, мы, стравливая тросы шлюпбалок, соскальзывали вниз, садились на весла и отправлялись искать себе на голову неприятности – и, как правило, их находили.

Мы подбирались к развалившимся на льду моржам как можно ближе. Иногда, если они крепко спали, нам удавалось подойти к ним довольно близко и с расстояния ярдов в пять загарпунить парочку; но чаще всего они просыпались и соскальзывали в воду, когда мы приближались к ним примерно ярдов на двадцать. В этом случае мы открывали по ним огонь, а когда они начинали бросаться на нас, пускали в дело гарпуны; если же они пытались скрыться, приходилось устраивать марафонские забеги и пытаться достать их гарпунами.

Мертвый морж идет на дно, как тонна свинца, поэтому нужно успеть прежде, чем это произойдет, вонзить в него гарпун с поплавком, закрепленным длинным ремнем из тюленьей кожи. При этом поплавок сделан из целой тюленьей шкуры и надут воздухом.

Чему все довольно скоро выучились – так это внимательно следить за тем, чтобы ремень был аккуратно свернут кольцами наподобие лассо и для него было достаточно места. Если бы случайно ремень, когда его с силой тянет загарпуненный морж, захлестнулся вокруг чьей-то ноги, мы могли не досчитаться одного из членов команды, да и самого гарпунера ремень мог бы утащить в воду.

Когда команда проходит боевое крещение в схватке с такими чудовищами, она в поразительно короткий срок становится хорошо сыгранной, при этом внутри нее соблюдается строжайший порядок. Матрос стоит у руля, эскимосы гребут, а на носу Макмилланом, Хэнсон или я в компании с самым лучшим гарпунером. Если охота затягивается, гребцов иногда подменяют те, кто на носу.

Никогда не забуду своего первого боя. Заприметив в двух милях от нас около десятка моржей, мы с Макмилланом, матрос Деннис Мэрфи и трое эскимосов спустили на воду вельбот и взяли старт. Примерно в двухстах ярдах от моржей мы перестали грести, только Мэрфи слегка подправлял направление движения кормовым веслом. Мы с Маком сидели наготове, согнувшись как в низком старте, а эскимосы со своими гарпунами стояли в полной готовности прямо за нами.

Когда мы были ярдах в двадцати от стада, один самец проснулся, заворчал, пнул другого, разбудил его, и тут – бах! бах! бах! – мы открыли огонь. У Мака был самозарядный винчестер, и он выпустил пять пуль так быстро, что не успела вылететь первая пуля, как еще четыре полетели вдогонку. Он завалил крупного самца; тот забился в конвульсиях и с громким всплеском скатился в воду. Я подстрелил еще парочку, и они, хрипло ревя от боли и ярости и извиваясь, сползли со льда, нырнули и исчезли из виду.

Вельбот поспешил за здоровенным самцом, которого подбил Мак, и был уже на расстоянии ярдов пяти от него, когда один из эскимосов метнул в него гарпун и выбросил за борт поплавок. В этот момент около сорока других моржей, охотившихся под водой, выплевывая раковины моллюсков и отфыркиваясь, поднялись на поверхность посмотреть, что за шум. Поверхность воды так и кишела всей этой живностью и многие из них были настолько близко от нас, что мы могли бы бить их веслами. Еще один гарпун, направленный рукой мастера, вонзился в моржа. К тому моменту магазин моей винтовки уже опустел, а тут, как назло, и началась заварушка.

Неожиданно крупный самец в сопровождении двух других (все трое раненые) всплыл на поверхность в двадцати ярдах от нас, издал боевой клич и ринулся в атаку. Эскимосам это пришлось не по нраву. Они схватили весла и стали лупить ими по планширу, при этом вопили как дюжина пароходных сирен, надеясь отпугнуть агрессоров. С таким же успехом можно было мурлыкать колыбельную.

Мак, который до этого никогда не убивал дичи, крупнее птички, сейчас держался хладнокровно, и его автоматическая винтовка издавала равномерное пом-пом, мы же вошли в раж, направив все силы на атакующую тройку. Ко всеобщему гвалту присоединился рев остальной моржовой братии, а звуки выстрелов, крики и удары эскимосов вместе с ревом разъяренных зверей были такой силы, что, казалось, с Везувия снова сорвало крышку. Одного моржа мы утопили, потом вывели из строя еще одного; однако, самый крупный нырнул и вскоре выплыл, фыркая, настолько близко от вельбота, что нам обдало водой лица. Наши ружья почти касались его головы, и мы все разом принялись в него палить; тогда он начал погружаться в воду. Эскимосы с победоносными криками вонзили в него гарпуны.

Когда все было окончено, мы дали знак «Рузвельту» подойти поближе, и как только запах дыма достиг ноздрей друзей и соседей павших в битве животных, тех и след простыл.

В тот раз, впрочем, как и во все последующие, принимая участие в охоте на моржей, я больше всего боялся попасть выстрелом в поплавок. Черные, причудливо скачущие на волнах, они казались живыми существами. Прекрасно понимая, что, попади я в поплавок, больше мне его никогда не видать, я старался быть очень осторожным.

Как-то мы ринулись в атаку на стадо из пятидесяти с лишним моржей, мирно спавших на льду. Дул довольно сильный ветер, а, надо заметить, что попасть в цель, стреляя с вельбота, исполняющего кекуок в неспокойном море, весьма непросто. Мы открыли огонь, как только приблизились к льдине и оказались от нее ярдах в двадцати. Я подранил парочку моржей, но не смертельно, и звери, переваливаясь с бока на бок и недовольно урча, погрузились в воду. Они плыли рядом, а мы в это время всеми известными нам способами демонстрировали им свое горячее желание как можно скорее распрощаться; способы, как вокальный, так и инструментальный, я уже описывал выше.

Стоявший прямо за моей спиной Вишакупси, эскимос, который любил порассказать, какой он знатный специалист по метанию гарпуна, делал угрожающие жесты, которые не сулили приближающимся к нам моржам ничего хорошего.

Вдруг гигантский самец, с громким криком «Ук! Ук!» поднялся, как черт из коробки, прямо рядом со мной, и, обдавая нас брызгами, как из душа, обоими клыками опустился на планширь вельбота.

Вишакупси, не ожидавший, что место действия так приблизится, совершенно обалдел. Вместо того чтобы пустить в ход гарпун, он выронил его, дико вскрикнул и стал плевать в морду чудовища. Нет нужды говорить, что больше мы никогда не брали с собой Вишакупси ни на моржовую, ни на китовую охоту.

Все остальные орали, ругали по-английски и по-эскимосски и Вишакупси, и моржа и вообще все на свете; одни пытались добить зверя, другие – отгрести от него подальше.

В тот момент у меня не было желания проверять, насколько справедливо авторитетное высказывание одного из исследователей Арктики: «Если морж зацепился клыками за борт шлюпки, не пытайтесь ударить его, так как он рванется назад, в воду и может опрокинуть вельбот; осторожно ухватите этого двухтысячефунтового монстра за клыки и перебросьте за борт» или что-то таком духе. Опусти этот зверь свои клыки на четверть дюйма ближе ко мне, и весь планширь оказался бы в его власти; я держал ружье наготове и в упор разрядил его в морду нашего визитера – тем дело и кончилось.

Не успели мы порадоваться избавлению от досаждавшего нам моржа, как второй подранок предложил новый вариант игры: предпринял почти успешную попытку утопить нас – в общем, захотел понырять в непосредственной близости от нас.

Это был довольно крупный самец, которого загарпунил один из эскимосов. Он тут же показал, на что способен: набросился на поплавок и вывел его из строя, а потом продолжил свои подвиги, утащив с собой гарпун, поплавок и все остальное. Случилось так, что он проплывал с моей стороны и я выстрелил в него, но не знаю, попал ли. Как бы то ни было, он ушел под воду и пока мы, свесившись через борт, ждали, когда же он появится, наше бравое судно получило сильнейший удар в корму, настолько сильный, что нашему боцману, который в это время стоял, мирно управляясь с веслами, крепко досталось.

Наш приятель начинал нервничать; прежде чем я успел выстрелить еще раз, он ушел под воду и показался снова ярдах в пятидесяти от нас. Тогда я всадил-таки в него пулю, и он исчез. В последующие нескольких минут нам было не до того, чтобы с интересом рассматривать окрестности, ибо мы знали, что подводное землетрясение может начаться в любой момент в результате следующего толчка – вопрос только в том, когда и где? Мы не отрывали взглядов от водной глади и ждали, откуда же начнется новая атака.

Еще одна такая потасовка – и мы приплыли, в прямом и переносном смысле слова. Морж проделало в днище огромную дыру, и, поскольку вельбот имеет двойное дно, одному из нас пришлось срочно вычерпывать воду, не имея возможности тут же на месте найти и заделать течь. Мы всегда набирали с собой много старого тряпья, чтобы затыкать пробоины в шлюпках, но на этот раз пользы от них было не более, чем от носовых платков.

Вдруг один из эскимосов, который в это время вглядывался в морской простор, как заорет: «Кингимутт! Кингимутт!» (Возвращается! Возвращается!). Не успели эти слова слететь с его языка, как – удар, треск, грохот. Корму вельбота так тряхнуло и вздыбило, что, если бы эскимос не поймал его на лету, боцман расшибся бы, а то и вылетел за борт. На расстоянии дюйма от его ботинка прямо над ватерлинией вдруг появилась дыра такого размера, что я мог бы просунуть в нее оба кулака.

Я выглянул за планширь и увидел зверя прямо под кормой – спиной вниз, клыками кверху; он резко плюхнулся в воду и ушел в глубину. Чтобы отпугнуть его, все продолжали исполнять свои штучки-дрючки. Вынырнул он снова ярдах в пятидесяти. Издавая боевой клич – «Ук! Ук! Ук!», – и предупреждая нас о грядущих неприятностях, он помчался прочь, разрезая воду Китового пролива как торпедный катер, или как автомобиль без глушителя, преследуемый полицейским на велосипеде.

Эта игра стоила мне скорострельного ружья, которое я утопил; после этого мы двинулись к следующей ближайшей льдине, но добрались до нее не так уж быстро.

Продолжу историю с того места, на котором остановился Боруп: после того, как первый раненый морж был добит пулей, все поплавки были собраны и на вельботе было поднято весло – сигнал, означающий, что охота окончена. К нам подошел «Рузвельт», поплавки и лини перебросили через фальшборт, моржа вместе с вонзенным в него гарпуном подтянули к поверхности воды и с помощью лебедки втащили тушу чудовища на борт. После этого эскимосы сняли с него шкуру и мастерски разделали тушу своими ножами. Во время такой работы палуба напоминает бойню. Собаки – на этой стадии путешествия у нас их было уже около ста пятидесяти – навострив уши и сверкая глазами в предвкушении обильной еды, ожидают окончания процесса, в любой момент готовые на лету поймать отходы, швыряемые им эскимосами.

Мы иногда совершали рейсы в район Китового пролива, чтобы добыть нарвала или оленя, но по пути на север в тот последний раз на нарвала не охотились. Мясо моржа, нарвала или тюленя является ценной пищей для собак, но белому человеку оно обычно не доставляет удовольствия, за исключением случаев угрозы голода. Тем не менее, за двадцать три года полярных исследований я не раз благодарил Бога даже за кусочек сырой собачатины.

 

Назад: Глава VIII. Набор рекрутов
Дальше: Глава X. Стучим в ворота Северного полюса