При Чингисхане и его преемниках, великих ханах Угедее (правил с 1229 по 1241 год) и Мункэ (1251–1252) ранняя военнофеодальная Монгольская империя достигла неслыханных размеров в истории человечества. В результате грабительских походов сначала в соседние, а затем и в отдаленные (западные) страны монгольская знать, возглавлявшая дружины своих военных слуг – нукеров, завоевала Северный Китай, Восточный и Западный Туркестан (Среднюю Азию), Иранское нагорье, Месопотамию, Закавказье и Восточную Европу.

Монгольские походы сопровождались чудовищным разорением завоеванных стран и разрушением их производительных сил. Были разграблены захваченные города; многие из них сожжены или сравнены с землей; сотни тысяч людей истреблены или уведены в рабство; часть земледельческих районов пущена под пастбища, а в засушливых областях из-за разрушения оросительных систем многие оазисы превращены в пустыни.

 

 

Во всех завоеванных странах монгольская феодальная знать организовала систему невыносимого гнета. Трудящиеся жили в страшной нищете; часть их была обречена на голодную смерть. На крестьян и ремесленников были наложены тяжкие подати. Монгольские феодалы захватили обширные владения и закрепостили сидевших на этих землях крестьян. Многие сотни тысяч крестьян были переданы на «кормление» ханам.

При завоевании в руки монгольской феодальной верхушки попадала огромная военная добыча. Ставки ханов, окруженных феодальной знатью, стали обширными рынками, где можно было с очень большой выгодой сбывать драгоценности, ткани, меха, различные диковинки и другие предметы роскоши. Этим обстоятельством воспользовались в первую очередь азиатские торговцы. Европейцы узнали об этом и оценили выгоды торговли с богатыми монголами отчасти со слов западно-азиатских купцов, отчасти от первых послов, отправленных в Центральную Азию папой и французским королем, после их возвращения на родину.

Теснимые в Восточном Средиземноморье победоносными мусульманскими войсками эфемерные феодальные христианские государства, основанные крестоносцами на Ближнем Востоке, сами возлагали надежды на помощь монголов против мусульман и всячески старались разжечь такие надежды в своих западноевропейских покровителях, духовных и светских – в римских папах и католических королях. Вряд ли европейские правители, особенно папы, вполне верили своим ближневосточным информаторам. Проверить их сообщения они считали необходимым. Поэтому начиная с 40-х годов XIII в. из Западной Европы в Центральную Азию, в ставки монгольских великих ханов отправлялись миссии, причем на послов возлагались кроме дипломатических и религиозных поручений еще специальные задания по разведке.

Большую активность по линии установления связей с монгольскими великими ханами проявили римский папа Иннокентий IV и французский король-крестоносец Людовик IX «Святой». Иннокентий IV воспользовался для этой цели наиболее образованными нищенствующими монахами незадолго до того организованных орденов: доминиканского (возник в 1216 г.) и францисканского (с 1223 г.). Францисканцы обнаружили гораздо большую дипломатическую гибкость и большую выносливость, чем нищенствующие монахи– «проповедники» (доминиканцы).

Доминиканцы были отправлены в 1245 г. южным путем в столицу монголов Каракорум – через Сирию, Ирак и Иранское нагорье, но дошли только до Хорезма. Их посольство было безрезультатно и почти не дало сколько-нибудь ценных географических сведений.

Посланные папой францисканцы во главе с Плано Карпини шли в Каракорум северным путем. Они вышли из французского города Лиона в том же 1245 г., перевалили через Альпы, пересекли Центральную Европу и русские земли, в то время уже захваченные монголами Кыпчакской (Золотой) Орды и достигли низовьев Волги, где тогда находился Сарай, ставка золотоордынского хана Бату. По дороге монахи собирали сведения о татарах (монголах) и о завоеванных ими странах и народах.

Из записок Карпини западноевропейцы впервые узнали реки Восточной Европы под их настоящими названиями: Непер (Днепр), Дон, Волга, Яик (Урал).

Бату-хан предоставил францисканцам надежный конвой до Каракорума. К востоку от Яика папские послы познакомились с народностями Центральной Азии, игравшими большую роль в ее истории – с канглами и каракитаями (киданями). Ставка каракитайских ханов в то время находилась на одной из степных рек, впадающих в озеро Алаколь. Отсюда послы направились в область, занятую в то время найманами, в район озера Улюнгур, а оттуда – в Каракорум. На все их путешествие от Сарай-Бату до Каракорума потребовалось три с половиной месяца.

Францисканцы попали туда в то время, когда великим ханом, после пятилетнего междуцарствия, был провозглашен Гуюк (царствовал с 1246 по 1248 г.). Из всех частей Азии, завоеванных монголами, в ставку нового великого хана прибывали посольства от покоренных оседлых народов и кочевых племен. Около четырех тысяч собравшихся послов принесли своему новому властелину присягу на верность и уплатили дань. Плано Карпини и его спутники использовали это исключительно благоприятное обстоятельство для собирания сведений о Монгольской империи и народах, населяющих ее. Но эти послы-францисканцы, к сожалению, очень плохо разбирались в географии: сам Плано, например, спутал Черное море с Каспийским.

Папские послы здесь впервые познакомились с китайцами, и Карпини восхваляет их добрые нравы и искусство китайских ремесленников.

Католические монахи вовсе не были первыми исторически известными европейцами, проникшими в Центральную Азию. В ставке великого хана Гуюка Плано Карпини встретил группу русских, в том числе русского князя Ярослава Всеволодовича.

Весной следующего, 1247 г. францисканцы пошли обратно той же северной дорогой и благополучно вернулись в Лион. Все путешествие длилось свыше двух лет.

Плано Карпини представил папе Иннокентию IV подробный отчет о нравах монголов, их образе жизни, религии и государственном устройстве. Его сообщения дополняются и уточняются данными, записанными со слов его спутника, поляка Бенедикта. Но гораздо более полные сведения о монголах XIII в. дают первая дошедшая до нас монгольская летопись «Сокровенное сказание», составленная в 1240 г. неизвестным автором, персидский «Сборник летописей» Рашид-ад-дина (закончен в 1310 г.) и особенно китайские и русские летописи XIII–XIV вв.

 

 

Вскоре после Карпини, в 1249 г., Каракорум посетил посол французского короля Людовика IX «Святого», францисканский монах Андре Лонжюмо. Отчет о его путешествии не сохранился, есть только редкие упоминания о нем в рассказах его современников, в частности у Рубрука.

Важные географические сведения собрала другая францисканская миссия в Каракорум – фламандца Виллема Рейсбрука, более известного под офранцуженным именем и фамилией Гильом Рубрук (латинизированное Рубруквис).

Его путь лежал через области, до него пройденные европейскими путешественниками. Тем не менее его наблюдения и географические обобщения представляют большую ценность.

Отправлена была миссия Рубрука из города Акки (Северная Палестина) французским королем Людовиком «Святым» после неудачного крестового похода в Египет в 1253 г. Король надеялся найти в монгольском великом хане союзника против мусульман. Рубрук сопровождал короля в Шестом крестовом походе (1248 г.) и с того времени жил на Ближнем Востоке.

Рубрук отплыл от берегов Палестины в Константинополь зимой 1252/53 гг., переплыл Черное море, высадился в порту Солдайя (теперь Судак) на Южном берегу Крыма. Это был обычный отправной пункт для западных купцов, торговавших со странами, завоеванными монголами. Из Солдайи он двинулся на восток в мае 1253 г.

Монахи путешествовали верхом на лошадях, но по совету купцов Рубрук купил в Солдайе запряженную четырьмя волами крытую повозку для багажа. Он освобождался таким способом от ежедневной нагрузки и разгрузки вьючных животных, но передвигался гораздо медленнее: ему потребовалось вдвое больше времени (два месяца вместо одного), чтобы добраться от Южного берега Крыма до низовьев Волги, где была ставка хана Бату.

Временная ставка Бату-хана, расположенная в трех днях пути к западу от Волги, поразила монахов своей величиной, так как татарские юрты растянулись на несколько миль. Рубрук впервые услышал там о христианском царе-священнике Иоанне.

От ставки Бату монахи пошли дальше к Волге.

Рубрук подтверждает, что Волга впадает в замкнутое (Каспийское) море, которое он называет Сирсан (Джоршан), а не в залив Северного Ледовитого океана, как считали почти все древние географы, кроме Геродота и Птолемея.

«Брат Андрей [Лонжюмо], – говорит Рубрук, – обошел это море с двух сторон, на востоке и на юге, а я путешествовал вдоль остальных двух берегов». Он указывает, что горы поднимаются на западе (Кавказские), юге (Эльбурс) и на востоке от моря, вероятно, подразумевая под восточными горами отчетливо выраженный обрыв – Западный Чинк Устюрта; только на севере гор нет.

Монахи, с разрешения Бату, сопровождали хана в течение пяти недель, когда он кочевал вдоль Волги. Только с середины сентября францисканцы выступили вновь на восток. Монашеские рясы они сменили на время зимнего путешествия меховой одеждой. Бросили они и повозки и дальнейший путь проделали верхом. В двенадцать дней они совершили переход от Волги к реке «Ягат» (Яик), в верховьях которой кочевал народ, «говоривший на том же языке, что и венгры» (вогулы): Рубрук узнал об этом от миссионеров, побывавших у этих кочевников.

Ханский проводник – татарин заботился о том, чтобы монахам давали хороших лошадей и меняли их два-три раза в день. Для Рубрука выбирали всегда самую сильную верховую лошадь, так как он был очень тяжел и толст. Путешественники страдали от непривычного холода, но вряд ли испытывали недостаток в пище. Тем не менее «нищенствующий монах» Рубрук писал:

«Как мы страдали от голода и жажды, холода и истощения, не поддается описанию. Только вечером бывал приличный ужин, а утром только пшено с молоком».

Из отчета Рубрука можно лишь в самых общих чертах определить его маршрут.

 

 

Путь шел от Яика через степи в общем на восток, мимо Аральского моря и Сырдарьи; ни моря, ни реки монахи не видели, так как проходили несколько севернее их.

После долгого пути через бесконечные степи, где лишь изредка у рек попадались небольшие рощи, монахи достигли гор (Каратау) и долины реки Таласа, а затем, перевалив через горы, попали в долину реки Чу. Они останавливались в городе (вероятно, Баласагун, к северо-западу от озера Иссык-Куль, ниже Боомского ущелья), население которого состояло из мусульман, говоривших на персидском языке (следовательно, таджиков). Затем путь шел через горы (Заилийский Алатау) в долину реки Или, которая, по указанию Рубрука, текла к большому озеру (Балхаш).

Здесь на плодородной равнине, изрезанной многочисленными реками, раньше было много селений: но они большей частью были разрушены монголами, превратившими поля в пастбища. У северного подножия Джунгарского Алатау путешественники отдыхали около двух недель, а в конце ноября двинулись дальше, к озеру Алаколь.

От Алаколя их путь шел, вероятно, через так называемые Джунгарские ворота (между хребтами Джунгарский Алатау и Тарбагатай) в долину Черного Иртыша. Дорога становилась пустыннее, утомительнее, местность бесплоднее. По дороге встречались только монголы, размещенные вдоль большого тракта; они должны были заботиться о дальнейшем продвижении послов и ханских курьеров. В конце декабря монахи увидели на безбрежной равнине ставку Мункэ, великого хана монголов. Через несколько дней они получили первую аудиенцию у великого хана.

В ставке Мункэ монахи встретили нескольких европейцев. Рубрук, естественно, больше всего интересовался французами и нашел здесь парижанина – искусного ювелира и уроженку Лотарингии, захваченную монголами в плен в Венгрии и вышедшую замуж за русского ремесленника.

Вместе с кочующей ордой монголов монахи прибыли в Каракорум. Монгольская столица, окруженная земляным валом, не произвела на них впечатления, за исключением дворца великого хана. Поразило монахов другое – наличие кроме «языческих» (вероятно, буддийских) храмов двух мечетей и одной христианской (несторианской) церкви: доказательство непонятной для средневековых католиков веротерпимости монголов.

 

 

Мункэ-хан передал послам ответное письмо французскому королю. Он называл себя в этом письме владыкой мира и требовал от французов присяги на верность, если они хотят жить в мире с ним.

Спутник Рубрука, итальянец (брат Бартоломео), остался при местной христианской церкви.

Летом 1255 г. Рубрук отправился обратно. На этот раз он шел более северным путем, так что Балхаш остался к югу от него, нигде не останавливался и проделал путь от Каракорума до нижней Волги в девять-десять недель. Целый месяц затем бродил он с кочевой ордой, прежде чем получил проводника, и только в середине октября попал в столицу Золотой Орды – Сарай-Бату. Оттуда он двинулся на юг вдоль западного берега Каспийского моря через Дербентские ворота, дошел до низовьев Куры и направился вверх по долине Аракса через Армянское нагорье в Эрзерум. Затем он пересек Малую Азию, вышел к Средиземному морю и после более чем трехлетнего путешествия вернулся в свой монастырь (летом 1256 г.).

Отчет о его путешествии до настоящего времени представляет большой интерес не только для историка, но и для географа.

Рубрук был далеко не первым европейцем и даже не первым западноевропейцем, переходившим через реки внутренних бессточных областей Азии и верховья Иртыша, пересекавшим ее бескрайние степи и пустыни, переваливавшим через горные хребты систем Тянь-Шаня и Алтая. С точки зрения географической науки заслуга его заключается прежде всего в другом, как правильно отметил немецкий историк открытий С. Руге: Рубрук первый указал на одну из основных черт рельефа Центральной Азии – на наличие Центрально-Азиатского нагорья. Он сделал этот вывод из своих наблюдений над направлением течения азиатских рек, встречавшихся ему на пути: Таласа, Чу, Или (и, вероятно, других рек, текущих в озеро Балхаш), Черного Иртыша и Дзабхана.

Рубрук описал также, конечно в самых общих чертах, по расспросным данным, некоторые страны не только Центральной, но и Восточной Азии. Он указал, что «Катай» (Китай) прилегает на востоке к океану. Он первый из европейцев совершенно верно предположил, что «серы» античной географии и «катайцы» – один и тот же народ. Рубрук собрал, правда скудные и неточные, сведения о маньчжурах и корейцах: у него, между прочим, сложилось мнение, будто Маньчжурия и Корея («Каоли») – острова. Он перечисляет также некоторые народности Восточной Сибири: «керкнсов» (енисейские кыргызы, предки современных хакасов) и «оренгаев» (урянхайцев), которые «подвязывают себе под ноги отполированные кости и двигаются на них по замерзшему снегу и по льду с такой быстротой, что ловят птиц и зверей».

«И еще много бедных народов живет в северной стороне, поскольку им это позволяет холод… Предел северного угла неизвестен в силу больших холодов. Ибо там находятся вечные льды и снега».

И Рубрук кончает описание Севера следующей фразой: «Я осведомлялся о чудовищных людях, о которых рассказывали Исидор и Солин. Татары говорили мне, что никогда не видели подобного; потому мы сильно недоумеваем, правда ли это». Трудно было средневековому монаху усомниться в правдивости таких авторитетных писателей-энциклопедистов, как римлянин Гай Юлий Солин (III век н. э.) или епископ Исидор Севильский (VI–VII вв.).

В истории ознакомления Западной Европы с Азией дипломатические миссии XIII в. сыграли все же не очень большую роль, особенно в знакомстве с географией Азии. Дело не в том, что францисканские монахи, возглавлявшие папскую и королевскую миссии, были слабо подготовлены к выполнению географических заданий: и Плано Карпини, и Рубрук были, конечно, образованнее, чем венецианские торговцы Поло. Нельзя отказать послам-францисканцам и в наблюдательности, и в умении отобрать более важные факты и отбросить несущественные детали. Их записи о быте жителей посещенных ими стран, о религии и военной организации монголов и т. д. до сих пор представляют большой интерес и являются важными историческими документами. Но наблюдательность этих дипломатов и шпионов в рясах была профессионально ограничена их схоластическим образованием и их специальными заданиями.