П онедельник, 6 марта.

Утро. Поднял всех в 7 часов 30 минут. Уилсон, Боуэрс, Гаррард и я отправились в Касль-Рок. Встретили Эванса у самого его лагеря и нашли, что все грузы уже втащены на гору. Оутс и Кэохэйн вернулись за лошадьми. На вершине хребта мы запрягли в сани людей и лошадей и по хорошей поверхности бодрым шагом пошли к дому. К концу работы сильно потемнело, со снегом и всеми признаками метели. Мы распрягли лошадей на последней вершине хребта, и Уилсон под уздцы свел их со скалистых уступов; остальные сами стащили сани и все необходимое. Щекотливое это дело – везти сани вдоль голубого прибрежного льда, качающегося обрывом над морем. Однако все благополучно достигли дома. У лошадей теперь прекрасные стойла под верандой.

Напившись какао, мы привели с горы остальных собак и сани. Снег перестал, ветер слегка утих. Собрались на покой весьма довольные сознанием, что все – и люди и животные – благополучно собраны под кровом.

Вторник, 7 марта.

Утро. Вчера утром я с Уилсоном прошелся к маленькой бухте, недалеко на север от дома, и там мы нашли морской лед невскрытым; на нем стадо тюленей. Одного молодого мы убили и унесли порядочное количество мяса и немного жира.

Остальные, между тем, занимались приведением дома в удобообитаемый вид. После обеда мы все усердно принялись за дело и совершили чудеса.

Пустыми ящиками мы внутри дома отгородили большую комнату в виде буквы «L», заделывая щели войлоком. Из пустой керосиновой жестянки и нескольких огнеупорных кирпичей мы соорудили прелестную маленькую печку и соединили ее со старой печкой трубой. На этой печке мы варим или жарим наиболее солидные кушания; чай же и какао готовим на маленькой керосиновой печке.

Температура в доме, конечно, низкая, но во всех других отношениях нам вполне хорошо. Сухарей у нас сколько угодно, и после нашего недавнего открытия тюленьего мяса вволю. Чая, кофе и какао масса, также достаточный запас сахара и соли. К этому нужно прибавить небольшой запас лакомств, как-то: шоколада, изюма, чечевицы, овсяной крупы, сардинок и варений, что давало нам возможность вносить разнообразие в нашу пищу. Так или иначе, мы ухитримся устроиться очень уютно на время нашего пребывания здесь и уже чувствуем себя, хотя бы временно, «как дома».

Четверг, 9 марта.

Утро. Вчера и сегодня было много работы с домом, затруднения превозмогались по мере того, как возникали. Печка грозила нам истощением нашего запаса топлива. Мы переделали ее, так, что растопить ее можно всего несколькими щепками, а затем она продолжает давать большой жар от одного тюленьего жира. Сегодня будут сделаны также разные улучшения, чтобы урегулировать тягу и увеличить плиту. Кроме того, мы окружили наши покои наметами с нашего старого судна «Дискавери» и уже начинаем удерживать тепло внутри дома. Мы начинаем есть тюлений жир, и жареные на нем сухари находим очень вкусными.

У нас в самом деле имеется все необходимое для приличного и приятного существования; нужно только еще побольше опытности, чтобы извлечь всю возможную пользу из имеющихся у нас средств. Погода за последние дни была удивительна, даже, пожалуй, зловеще хороша. Море несколько раз уже подмерзало и опять вскрывалось. Жаркое солнце дало нам редкую возможность высушить все наши вещи.

Вчера утром Боуэрс с небольшой партией пошел подбирать припасы, на прошлой неделе спасенные с уплывавшего льда. Эдвард Эванс вызвался идти с этой партией, состоящей, кроме Боуэрса, из Мирза, Кэохэйна, Аткинсона и Грана. Они вышли около 10 часов утра. Мы помогли им подняться на гору, а в 7 часов 30 минут вечера я видел, как они дошли до лагеря, в котором находились вещи, милях в 12 отсюда. Я жду их не раньше завтрашнего вечера.

Любуюсь легкостью, с которой каждый обучается всяким уловкам, и проявляемой всеми находчивостью. Уилсон, по обыкновению, всегда первым подает полезные советы и показывает способы удовлетворения наших нужд. Он мастер сберегать одежду и нас всех тому же учит; а я пришел к убеждению, что неумение беречь одежду представляет величайшую опасность для англичан.

Пятница, 10 марта.

Утро. Ходил вчера с Уилсоном в Касль-Рок, посмотреть, нет ли возможности сухим путем пробраться к мысу Эванс, так как по морскому льду сделать это уже нельзя. День был ясный, и на солнце ходить было очень тепло. Дорога к мысу Эванс, несомненно, пролегает через самый труднопроходимый отрог Эребуса. С этого расстояния весь бок горы кажется сплошной массой трещин; но возможно, что нашлась бы дорога на высоте 3000 или 4000 футов над уровнем моря.

Дом становится все теплее и уютнее. Ночи прекрасные; холодно только ранним утром. На воздухе температура колеблется приблизительно между 8° [–13 °С] днем и 2° [–17 °С] ночью. Сегодня дует сильный ветер с юго-востока, и несет снег. Надо добыть еще тюленьего жира для печки.

Суббота, 11 марта.

Утро. Вчера утром ходили за жиром к мысу Прам. Со стороны Пролома сильно дуло, но со стороны мыса Прам довольно тихо.

Вечером дошли до полдороги в Касль-Рок; на вершине дул пронзительный, холодный ветер. Не видали ушедших за санями; но после ужина они явились, порядком намучившись. Температура опускалась до –10° [–23 °С] и –15° [–26 °С], но солнце днем ярко светило, и они с большим удовольствием везли сани на лыжах.

Условия жизни в доме постоянно улучшаются. Но если так пойдет и дальше, то скоро не о чем будет заботиться и не хватит работы по дому.

Удивительно, что нашлось применение для всего множества оставленных в доме и вокруг дома предметов.

 

 

Понедельник, 13 марта.

Утро. В субботу к вечеру погода испортилась, и вчера была легкая метель. Вчера вечером ветер усилился и повернул к югу, а о береговой лед разбивались огромные волны. Брызги долетали почти до собак.

Что-то случилось с печкой, которую мы топим тюленьим жиром, и в субботу вечером весь дом наполнился дымом, вследствие чего мы все черны, как трубочисты; платье на нас подернулось маслянистой сажей. Мы выглядим как настоящие хулиганы. Метель прервала наши работы, и все внимание обращено на печку, на стряпню и на разные внутренние снаряжения. Ничего не делается без множества советов со всех сторон, и потому все делается более или менее хорошо. В доме стоит острый запах жира и чад. Мы к нему привыкли, но живо представляем себе, как наши товарищи будут сторониться нас и нашего платья, когда мы вернемся на мыс Эванс!

Среда, 15 марта.

Утро. С воскресенья ветер непрерывно дует с юга; не запомню такого упорного южного ветра.

В понедельник и во вторник я ходил на Кратерный холм. Я боялся, не уходит ли наша большая льдина, но она все еще тут; только трещины становятся шире. Нехорошо будет, если она уйдет, потому что тогда больше не будет тюленей.

Вчера, спускаясь с горы, я увидел приближающуюся ко мне странную фигуру. Это оказался Гриффис Тэйлор [геолог] со своими спутниками. Они не могли наговориться о своих приключениях. Работа их, по-видимому, состояла, главным образом в том, чтобы вторично открыть многие факты, хотя и отмеченные в прежнее плавание, но оставленные без надлежащего внимания. Во всяком случае, явления, относящиеся к ведению физической географии, и разные явления ледяного мира теперь будут основательно уяснены. Весьма интересным фактом является продолжительная ясная, солнечная погода, которой наслаждались исследователи в первые четыре недели своей работы. Их как будто совсем миновали преследовавшие нас бури и метели.

Сегодня у нас большая охота на тюленей. Надеюсь получить жира и мяса по крайней мере на две недели. Дай Бог, чтобы наша льдина не уплыла.

Пятница, 17 марта.

Утро. На мысе Прам убили 11 тюленей, позавтракали там и снесли в лагерь около полутонны жира и мяса. Тяжело было тащить в гору.

Вчера последняя партия отправилась в Угловой лагерь: Э. Эванс, Райт, Крин и Форд с одной упряжкой; Боуэрс, Оутс, Черри-Гаррард и Аткинсон – с другой. Большим молодечеством со стороны Райта [Wright, физика] было отправиться с ними, отдохнув всего один день. Он здорово тянет сани.

Дэбенхэм сделался нашим шеф-поваром, и ему это, кажется, по душе. Тэйлор очень весел, рассказывает байки и анекдоты. Вчера утром погода была прекрасной, но потом задул свежий северный ветер. Он не стихал до середины ночи и спрессовал в проливе молодой лед. Потом он вдруг повернул на юг, и я подумал, что начнется метель; но утром ветер снова повернул к юго-востоку. Перистые облака исчезают, и выпавший вчера мокрый снег тает. Похоже, будет неплохой вечер.

Мы неутомимо занимаемся улучшением нашего жилища. Печки не узнать. Прибавили труб, так что обратной тяги больше не бывает, ветер больше не гонит дыма в дом; получается большое сбережение топлива.

Молодой лед несет из стороны в сторону, но море все еще не подмерзает; только в небольшой бухточке к северу от нас четыре дня держались несколько обломков от края Барьера; но иные уже крошатся, причем обнаруживают под поверхностью глубокий осадок снега; из этого можно заключить, что это, вероятно, приплывший морской лед, не старше одного-двух лет; глубина же снега объясняется близостью к старому краю Барьера.

Я начал носить легкий ночной костюм, надев еще лишнюю рубашку. Удивляюсь, как мне тепло в легкой одежде.

Несмотря на наши мелкие заботы и работы, я начинаю тяготиться этим ожиданием. Впрочем, меня возьмет нетерпение в нашей главной квартире. Тяжело сидеть без дела и созерцать бедствия, обрушивающие на нашу экспедицию. Придется совсем изменить дальнейший план действий. До полюса, увы, еще очень, очень далеко!

Я понемногу изверился в собаках; боюсь, что никогда не идти им тем ходом, которого я от них ожидал.

Суббота, 18 марта.

Утро. Все еще дует и несет. Здесь, видно, никогда не дождаться спокойствия, пока море не замерзнет как следует. Вчера с SО дул такой ветер, что я насилу мог идти против него. Ночью затихло; в полночь ярко светила луна. Потом небо заложило и температура поднялась до +11° [–12°C]. Теперь опять ветер налетает с юга: все это предрекает метель.

После того как в пятницу дул сильный ветер, лед должно было припереть к мысу Хижины. Под самым мысом село на мель значительной величины ледяное поле, и мы сегодня утром нашли на нем тюленя. Только что собрались идти убивать его, как он нырнул в воду, – видно, выспался. Все же отрадно, что была возможность убить тюленя в такой близости от нашего жилища.

Понедельник, 20 марта.

В субботу вечером опять подул сильный ветер с юга; небо мрачно, низко ходили слоистые облака; снег несло. Пену от волн опять бросало через береговой лед, и брызги долетали почти до собак. К утру в воскресенье ветер повернул к SО и весь день вчера дул с большой силой, а температура опустилась до 11–12° ниже нуля [–24°C].

Мы почти не выходили из дома или находились поблизости. К ночи ветер упал, и в течение нескольких часов сегодня утром температура поднялась до –2° [–19°C].

Такая длительная непогода очень вредно отзывается на собаках. Мы приложили все старания, чтобы устроить их получше, но, вследствие беспрестанно меняющегося направления ветра, нет возможности доставить им прикрытие со всех сторон. Пять-шесть собак у нас бегают на свободе, но тем, что посильнее, такой свободы дать нельзя. Они от холода очень страдают, но хуже им не делается.

Упавшая в трещину на обратном пути маленькая белая собака вчера околела. Не думаю, чтобы она могла выжить и при самых благоприятных условиях, потому что, очевидно, было внутреннее повреждение и, кроме того, открылась наружная язва, которая приняла гангренозный характер. Еще три собаки очень плохи, но, может быть, их еще удастся спасти.

Сегодня нам повезло. Припертый к мысу Хижины молодой лед держится прочно на своем месте, образуя нечто вроде выступающей удобной платформы. Мы сегодня убили тут двух тюленей, что дало нам хороший запас мяса для собак и жира для печки. Явились после того и еще тюлени, так что теперь есть надежда на возможность пополнять наш запас, не уходя далеко.

В то время, как я это пишу, ветер опять поднимается и как будто поворачивает снова к югу. Одно хорошо, что эти сильные, холодные ветры, при отсутствии солнца, должны быстро остудить воду в проливе.

Эта непрерывная непогода удручающе действует на наше настроение, но в доме нам живется недурно, только ощутителен недостаток движения, необходимого при плотной еде, какой требует наш здоровый аппетит.

Вторник, 21 марта.

Вчера в 8 часов вечера ветер снова потянул с юга и постепенно усиливался до 2 часов ночи, когда подул с SSW силой в 9—10 баллов. Волны беспрестанно всей тяжестью разбивались о прибрежный лед. Брызги дождем падали на кровлю дома.

Для собак это было ужасно. Мы вышли из дома и отвязали еще двух или трех, причем морские брызги промочили нашу одежду насквозь.

Это уже третья южная буря со дня нашего прибытия сюда. Такая буря делает бухту недоступной для судов, поэтому можно только дивиться, каким образом не было ни одной такой бури, когда наше судно «Дискавери» стояло в бухте в 1902 г.

Последняя буря оставила следы, показывающие, что такие бури здесь редкость. Волнистый снежный покров прибрежного льда изборожден по всем направлениям и подернут соляным осадком, – чего мы еще никогда не видали. Припай в юго-западном углу бухты поломан, и впервые показалась голая скала.

Сани, постройки для наблюдения магнитных явлений и вообще все, что находится на открытом воздухе и ничем не защищено, густо покрыто тем же соляным осадком от брызг. Наша ледяная платформа уплыла; это значит, что с тюленями на этой стороне мыса надо проститься, во всяком случае на время.

Больше всего от этого непрерывного, феноменального ненастья страдают собаки. По меньшей мере четыре в отчаянном состоянии; шесть или семь далеко не здоровы и не способны к работе. Около дюжины, однако, вполне здоровы, веселы и бодры. От природы они сильнее и выносливее или по какой другой причине, сказать невозможно, – только Осман, Цыган, Красавица, Хохол и несколько других находятся в блестящем состоянии, а Лопоухий даже выглядит лучше, чем когда-либо раньше.

Ввиду невозможности содержать собак сколько-нибудь сносно на привязи и постоянных хлопот об этом мы решили большинство их выпустить на волю. Будет удивительно, если не случится между ними убийства; но, с другой стороны, их, наверное, больше перемрет, если держать их на привязи. Попробуем держать на цепи наиболее сварливых.

Всего ужаснее для бедных животных, когда густая шерсть на задней части тела обледенеет до самой кожи и задние ноги немеют и почти парализуются от холода. Одна надежда, что, бегая на свободе, животные восстановят кровообращение.

Да, да, счастье что-то не улыбается нам! Этот месяц добром не помянем. А все же могло бы быть еще хуже. Лошади стоят в тепле и очень поправились, и мы слегка увеличили их рацион.

Вчера мы поднялись на Наблюдательный холм, чтобы осмотреть несколько примеров сфероидального выветривания; Уилсон о них знал и руководил нами. Геологи говорят, что эти явления указывают на столбовидное строение и что верх столбов выветрен.

Осмотренные нами образцы отличались большим совершенством. Вечером нам был преподан интересный урок геологии. Если бы только погода дозволяла нам движение на воздухе, я без сожаления пожил бы здесь с двумя нашими геологами.

Сегодня утром ветер уменьшился и повернул к SО. Море, понятно, тоже улеглось. Температура утром доходила до 17° [–8°C] и опускалась до 11° [–12°C]. Но теперь ветер опять усиливается, и с каждой минутой становится холоднее.

Четверг, 23 марта.

Утро. Еще не видать продовольственной партии, а сегодня неделя, как мы проводили их. Во вторник мы поднимались на близкую возвышенность над Лыжным склоном, которой интересуются геологи, и узнали кое-что об оливинах – зеленых, кристалловидных или оксидированных до ярко-красного цвета, о гранитах, о кварцах, о роговой обманке и полевых шпатах, о железистых окисях, о лавах – основной, плутонической, огнезданной, о шистах, базальтах и пр. Все это надо будет яснее обдумать…

 

 

Во вторник опять поднялся ветер с SО и дул всю ночь.

Вчера утром было тихо, и я поднялся на Кратерный холм. Слоистые облака широкой завесой повисли над проливом; на восток и на юг от него – голубое небо; Западные горы, залитые солнцем, рисовались ясно, резко, величественно, пока и на них не спустилась облачная завеса. Утром казалось, как будто от Барьера оторвались и уплыли большие глыбы. С возвышенности оказывалось, что это были незначительные обломки, сдвинутые недавней бурей и оставившие голубую стену, легко отличимую от общей белизны. В соседней бухте застряло старое ледяное поле и довольно много нового льда. На них, по обыкновению, толпились тюлени. Температура в полдень дошла до 20° [–7 °С]. После полудня с востока поднялся холодный ветер, и к вечеру температура уже спустилась до нуля [–18 °С]. Пролив упорно не замерзает.

Мы с большим успехом занялись сооружением ламп, в которых будем жечь тюлений жир, обеспечив себе, таким образом, освещение на наступающие долгие темные дни. Молодой лед в заливе Прам сжимается.

Пятница, 24 марта.

Утро. Все еще летают несколько поморников, каких-то робких, боязливых, темного цвета после недавней линьки.

Вечером и всю ночь было тихо, и температура поднялась до 18° ° [–8°C]. Сегодня идет снег, довольно большими хлопьями.

Вчера я первый раз видел припай на южной стороне бухты; он представляет стену высотой футов 5–6 над водой и 2—14 вглубину. Морское дно ясно видно, и на него опирается эта белая стена. Это, должно быть, типичный образец такой же стены вдоль всего берега, и только местами в ней промыты пещеры, над которыми виснет ледяная масса. Любопытно наблюдать разъеденную в недавнюю бурю поверхность этой стены.

Продовольственная партия, устраивающая склады по пути к Южному полюсу, вернулась вчера утром. На пути туда их сопровождала ненастная погода, и они потеряли тропу, оставленную нашими следами, поэтому прошли 30 лишних миль между Безопасным и Угловым лагерем. Не пощадила и их свирепствовавшая у нас буря. Сила ветра доходила до 8 баллов. Начало мести с NW, а когда ветер окреп, он стал SSО.

Море подмерзает, как только ветер унимается; но тонкая ледяная кора при высокой температуре не толстеет, и прилив раскрывает множество каналов. Мы сделали подсчет запасам и приготовились пробыть здесь еще дней двенадцать.

Суббота, 25 марта.

Утро. Два дня удивительно теплой погоды. Пасмурно, идет снег, ветер дует лишь легкими порывами. Вчера вечером при южном ветре небо прояснилось, а сегодня утром море кругом открытое. Досадно, что лед такой непрочный; в то же время надо полагать, что вода с каждым днем холодеет, и потому лед с каждым днем легче образуется. Солнце как будто утратило всю силу, хотя лучи его в полуденные часы все еще согревают поверхность воды. Остается всего неделя до того дня, когда я полагал, что все мы опять соберемся на мысе Эванс.

Теплота воздуха причиняет разные неприятности внутри дома. Лед на внутренней стороне кровли принялся быстро таять, капая на пол и струясь по стенам. Но вот стало холоднее, и, пока я пишу, беда уже прекращается – на время. Чтобы совсем устранить ее, надо бы убрать весь лед с потолка или же поддерживать в доме невозможную температуру: немногим выше нуля [–18 °С].

Воскресенье, 26 марта.

Днем. Вчера поднялся на Наблюдательный холм. К вечеру ветер стих. Чудный вечер: полное безветрие, дым поднимается прямым столбом. Море подмерзло как будто бы окончательно; но ветер ночью подул с SО, и вдоль всего берега пошла опять открытая вода!

На восток от мыса Армитедж море довольно плотно покрылось льдом; на запад от мыса оно замерзает небольшими кругами; у берега открытые проходы до Касль-Рока. На бухтах по обеим сторонам Ледникового языка лед на вид как будто крепкий. В доме опять сильно течет.

Сегодня утром молились в доме.

Видели одного большого поморника.

Понедельник, 27 марта.

Днем. Сегодня утром ветер все еще дул и шел снег. Во второй половине дня направление ветра изменилось: он задул с Пролома, а потом повернул обратно, через Кратерный холм к возвышенности Прибытия. Днем сильный восточный ветер.

Лед крепнет к югу от нашего мыса, но в 1/2 или 3/4 милях от берега к северу море чисто. Местами, говорят, чисто и по обеим сторонам Ледникового языка; это неприятно. Край Барьера ясно виден на всем протяжении. Ходим прогуляться. Радует меня то, что в нашей компания почти все предпочитают моцион; только один или двое предпочитают сидеть у огня.

Собаки с каждым днем поправляются; у всех, кроме одной или двух, мех хороший. Меня очень порадовало, что некоторые из них добровольно сопровождают нас в наших прогулках. Приятно видеть, как они бегут, несмотря на сильный снегопад.

Вторник, 28 марта.

Море медленно, но прочно замерзает. Лед держится и толстеет к югу от мыса Хижины, вопреки сильным восточным ветрам и несмотря на разбросанные полыньи, упорно не закрывающиеся. Трудно сказать, чем это объяснить; думается, нет ли каких-нибудь воздушных течений, которые бьют по этим местам. Немало льда, по-видимому, уцелело среди и около северных островов; но нельзя на таком расстоянии быть уверенным, что там есть сплошное поле.

Мы строим стойла под восточной верандой еще для четырех лошадей. Когда эта работа будет окончена, можно будет приютить семь, а этого числа должно хватить для зимних и весенних операций.

Четверг, 30 марта.

Лед держится к югу от нас, хотя не скоро толстеет. Вчера было тихо, и лед, кажется, находится в одном положении по обеим сторонам Ледникового языка. Насколько можно судить, наименее опасной будет первая треть пути. Тут море плохо замерзает даже в тихую погоду.

Наше пребывание здесь грозит продлиться. Тяжело, очень тяжело. Но жить можно, и это уже много значит. Я не слишком удивлюсь, если нам придется прожить здесь до мая.

Два кита поднялись из воды сегодня утром у мыса Хижины. Хотя лед нигде не толстый, любопытно было смотреть, как они плыли к тонким местам и в открытые каналы, чтобы вздохнуть и выпустить свои фонтаны.

Пятница, 31 марта.

Я исследовал ветер, дувший вчера вдоль гребня. На морском льду под мысом Прам ветра практически не было, а в западном направлении от мыса Хижины двигалась на NW морозная дымка. Температура держится около 0° [–18°C], но море никак не может замерзнуть.

Райт рассказал о том чрезвычайно важном значении, которое имеет нулевая температура, – именно при ней замерзает сильно соленая морская вода. Даже небольшое колебание температуры выше или ниже нуля самым серьезным образом отражается на скорости льдообразования.

Вчера лед местами, на восток от мыса Армитедж, имел 8 дюймов толщины и только 6 – в нашей бухте. Говорят, он крепок до Ледникового языка и далее к северу, за исключением одной открытой полосы у самой косы.

У нас всего достаточно еще на неделю, а затем придется сократить лакомства. Но сухарей, тюленьего мяса и жира у нас вдоволь; стало быть, можно, в крайнем случае, просуществовать много дольше. Дни, между тем, становятся короче и делается холоднее.

Суббота, 1 апреля.

Ветер вчера дул с гор по западному склону к морю; на восточном склоне ветра почти не было, а на мысе Прам был полный штиль. В нашей бухте показался тюлень и был убит. Находили рыбу, вмерзшую в лед. На маленьком участке Тэйлор нашел их несколько штук. Гребни, образованные в результате сжатия в заливе мыса Прам, по расчетам Райта, уже достигли 3 футов. Тамошнему льду уже около десяти дней. Теперь можно спокойно ходить в южном направлении.

Ветер сегодня такой же, как и вчера; открытая вода тоже. Меня сильно разбирает нетерпение.

Воскресенье, 2 апреля.

Утро. Вчера в первый раз обошел по льду мыс Армитедж до маленького мыса Прам. Лед везде крепок, но у самого мыса много небольших полыней. Могу объяснить это только слоями сравнительно теплой воды над мелкими местами. У мыса убит один императорский пингвин. Видели несколько больших поморников; три тюленя зашли в нашу бухту. В морском льду найдено множество замерзшей рыбы, в основном мелкой, хотя отдельные экземпляры достигают в длину 6 дюймов. Должно быть, рыба попала в мягкий лед – снежуру, застыла в нем, а снежура смерзлась и обратилась в шугу.

С прогулки возвращались через холмы. Удивительно красивый закат; на западе пламенеющие облака. Ветер в первый раз за три дня стих. К вечеру снова подул с севера. Ночью было великолепное южное сияние: яркая полоса света, от SSW до ОNО, проходила в 10° от зенита с двумя колеблющимися спиралями на вершине.

Температура ночью –5° [–21°C], но мне кажется, большая часть льда принесена ветром.

Сегодня утром море и к северу все покрыто льдом. Является надежда. Лед теперь стоит сплошь до мыса Эванс, но до Ледникового языка очень тонок. Три или четыре дня без ветра или с легкими ветрами – и он везде окрепнет.

Среда, 5 апреля.

Утро. Восточный ветер с небольшим перерывом в воскресенье держится уже пять дней, постепенно усиливаясь и холодея и все более нагружаясь снегом, до вчерашнего дня, когда после пасмурного дня пошел снег и температура опустилась до –11° [–24°C].

В воскресенье и понедельник ходили вместе с Гриффисом Тэйлором за Касл-Рок. Думаю, что к северу пролив замерз. В понедельник мы видели белую полосу, которая приближалась; вчера она стала ближе к берегу, хотя ветер не ослабел. В эти два дня не было никакого удовольствия от прогулок. Вчера забрались на холмы, чтобы хорошо осмотреть окрестности. Никто, кроме нас, не вышел из дому. Вечером ветер стих, а замерзание продолжилось и ночью. Минимальная температура –17° [–27°C]. Сегодня – везде лед. Думается мне, что на этот раз он продержится. В заливе Прибытия толщина его достигла 7 дюймов, а новые полыньи за ним затянуты эластичной грязноватой ледяной пленкой толщиной в 1 дюйм.

Вчера вечером небо прояснилось, и сегодня, в первый раз за много дней, засияло солнце. Если такая погода продержится хотя бы одни сутки, мы спасены. Наши лакомства подходят к концу, так что нам пора двинуться в путь. Сахар совсем на исходе.

Большие поморники куда-то исчезли; последнего видели в воскресенье. Эти птицы под конец своего пребывания здесь становятся очень дикими и оперение их темнеет. Голодными они не казались; между тем, теперь им, должно быть, нелегко добывать пищу.

Тюлени все еще приходят в нашу бухту. Вчера их было пять. К счастью, собаки еще не заметили их; не узнали и того, что морской лед их (то есть собак) выдержит.

У меня был интересный разговор с Тэйлором о конгломератах и базальтовых плотинах у Касль-Рока. Совершенство маленьких конических кратеров под Касль-Роком подтверждает, по-видимому, теорию, к которой мы пришли, а именно что после отступления великого ледяного покрова были еще вулканические пертурбации.

Большое наслаждение следить за тем, как Райт разрешает задачи, задаваемые льдами; он здесь имел случай наблюдать много интересных явлений. Он записывает изменения, которые происходят со льдами, и зорко следит за всеми этими явлениями. Мы часто ведем с ним беседы.

Вчера Уилсон зажарил тюленьего мяса на пингвиньем жире. Вкус напоминал рыбий жир и не особенно нам понравился. Некоторые из нас съели свои порции и, вероятно, съели бы и все, если бы у нас был такой аппетит, как в те дни, когда мы возили сани.

В этом императорском пингвине весу было около 95 фунтов: побил все рекорды!

Собаки, за исключением двух, здоровы. Хуже всех Дикому; но, кажется, все выживут.

Четверг, 6 апреля.

Утро. Погода и вчера простояла ясная, прекрасная; это был один из весьма немногих хороших дней, выпавших на нашу долю со времени прибытия в наш старый дом.

Солнце сияло с раннего утра до тех пор, как оно зашло за Северные горы, около 5 часов пополудни. Море совсем замерзло; только к северу лед был тонкий. Поднялся довольно сильный северный ветер, от которого этот тонкий лед поломался и пласты стали напирать друг на друга, причем у берега открылось несколько каналов. Мы с Райтом ступили на край нового льда, но далеко не пошли – показалось небезопасно. Интересно наблюдать за движением ломающихся, колышущихся пластов тонкого льда: один пласт расколотым краем поднимается из воды и наползает на другой длинными языками. Это движение совершается под несмолкающую музыку – точно стеклянные колокольчики звенят высокими, но мелодичными нотами, а иногда этот звук напоминает щебетание птиц в лесу. Говорят: «Лед поет».

Вечером. После обеда я прошел почти две мили к северу по молодому льду; толщина его около 3 1/2 дюймов. За ужином мы составляли программу, как в три приема добраться до мыса Эванс: в субботу идти людям, в воскресенье – собакам, в понедельник – лошадям, с условием, конечно, что погода продержится.

Пятница, 7 апреля.

 

 

 

Нас несколько человек прошлось к северу по льду: Аткинсон, Боуэрс, Тэйлор, Черри-Гаррард и я. Лед в толщину везде почти 5 дюймов, кроме открытых полыней, которых еще много. Отходя от берега, мы напали на интересную формацию: лед лежал небольшими блинами, как бы выдавленными снизу, образуя нечто вроде мозаики. Это тот лед, который образовался с подветренной стороны пролива и дошел до наветренной стороны его, против сильных ветров, дувших в понедельник и вторник.

Не менее интересно было, как эти ползучие пласты царапают нижний лед.

Тэйлор провалился, неосторожно стараясь перепрыгнуть через подернутый тонким льдом канал; он был очень бледен, когда мы минуты через две подскочили к нему на помощь, однако сам выкарабкался с помощью своего топорика и пошел домой с Черри. Тэйлор был настолько находчив, что, пока находился в воде, даже придумал шутку, которую тотчас же высказал, как только мы подбежали к нему.

Я с остальными пошел далее, пока мы не поравнялись с северными конусами под Касль-Роком; тут мы перешли на берег, взаимно помогая друг другу, забрались на утес и вернулись сухим путем.

Насколько можно судить, все благоприятствует нашему завтрашнему выступлению; но небо к ночи опять немного затянулось и грозит переменой погоды. В здешних местах, по-видимому, больше трех хороших дней подряд не бывает.

Мы изо льда набрали много вмерзшей рыбы, величиной от селедки до пескаря. Мы полагали, что тюлени загнали ее в снежуру, как раз когда она замерзала, но сегодня Гран нашел одну большую рыбу, замерзшую в то время, как она глотала маленькую. Похоже на то, что большая гналась за маленькой, и обе угодили в лед.

Мы так хорошо здесь устроились, что почти жаль уходить. Чудесная, здоровая жизнь, проводимая по большей части на открытом воздухе и с прогулками, вообще имевшими более или менее интересную цель. Лазание по горам дает превосходный аппетит; на мысе Эванс будем вспоминать эти прогулки. Но меня очень туда тянет – посмотреть, все ли там благополучно, так как меня давно уже мучит сомнение, насколько наша отмель смогла противостоять напору северных ветров. Не могу отделаться от мысли, что волны могли повредить дом во время одной из пронесшихся жестоких бурь.

 

Наша жизнь на мысе Хижины

Мы собираемся вокруг огня, сидя на ящиках, каждый с добрым куском хлеба с маслом и жестяной мисочкой чая. Тепло, уютно, хорошо. После второго завтрака мы опять уходим. В доме ничто надолго нас не удерживает, а от движения на вольном воздухе мы все сильнее и здоровее.

Наступающие сумерки и ожидание ужина часам к 5–6 гонят нас в дом с изрядными аппетитами, и наши кулинары один перед другим стараются над приготовлением вкусной жареной тюленьей печенки. Скажут, пожалуй, что одно блюдо не допускает большого разнообразия; но из малой толики муки, горсти изюма, ложки порошка карри можно много сделать хорошего; недурна также приправка из гороховой муки. Как бы то ни было, наше блюдо никогда не надоедает нам, и каждый вечер можно слышать хвалебные восклицания, вернее, почти каждый вечер, потому что на днях Уилсон, проявивший гениальность в изобретении разных кушаний, едва не погубил свою репутацию.

Он вздумал жарить тюленью печенку в пингвиньем жире, уверяя, что жир можно очистить от всякого неприятного вкуса. Достали жир, тщательно вытопили его, так что он получился прозрачно-чистый и свободный от всякого запаха; но наружность, как известно, обманчива, и кушанье оказалось пропитанным тем особым ароматом, которым отличается мясо этой птицы и о котором лучше не распространяться. Три героя одолели свои порции, но остальные, отведав, порешили довольствоваться сухарями с какао.

После ужина мы час-другой курим и беседуем; приятный, отрадный для души час, во время которого своими воспоминаниями обмениваются люди, богатые буквально мировым опытом. Нет почти той земли, которой не изъездил бы тот или другой из нас, до того мы различны своим положением и своими занятиями. Час или полтора после ужина мы один за другим удаляемся, раскладываем наши спальные мешки, разуваемся и предаемся неге, ибо в наших мешках из шкуры северного оленя, теперь, когда они успели просохнуть, удивительно тепло и уютно, и в доме сохраняется большая часть тепла. Благодаря удачно сооруженным лампам и порядочному запасу свечей мы имеем возможность почитать еще часик или два, и, плотно закутанные в наши меха, мы изучаем социальные и политические вопросы за истекшее десятилетие.

Нас всего шестнадцать. Семеро занимают почти весь пол одного крыла внутреннего строения в виде буквы «L»; четверо спят в другом крыле, где находится и печка. Остальные пятеро укладываются за перегородкой и уверяют, что здоровее спать при более прохладной температуре. Спим мы от восьми до девяти часов без просыпу; многие не прочь были бы проспать и все двенадцать. Из этого видно, что наша до крайности упрощенная жизнь чрезвычайно здорова, хотя по нашим закопченным лицам и рукам посторонний рассудил бы, может быть, иначе.

Воскресенье, 9 апреля.

Утро. Весь вчерашний день и ночью была умеренная метель; температура доходила до 5° [–15°C], снег не очень несло. В пятницу лед в проливе вскрылся приблизительно в 1/4 мили от мыса Хижины. Трещина, начавшаяся у нашего мыса и загибавшая к северо-востоку, расширилась до 15–20 футов. Странно, что лед при этом остался на месте.

Лед пошел к северу, как только подул ветер, не медля ни минуты, из чего видно, что наша утренняя экспедиция была весьма рискованной. Шаткость здешних условий невероятна; во всяком случае, такого глупого заигрывания с молодым льдом больше не будет. Вследствие этого моего решения возвращение на станцию лошадей отложится, должно быть, до сравнительно позднего срока.

Ходил вчера ко Второму кратеру возвышенности Прибытия, думая оттуда посмотреть, в каком состоянии более северные бухты, но снег так несло, что ничего не было видно. На горизонте смутно виднеется белая линия, вроде бы указывающая, что образовавшийся лед не унесло.

Видели вчера несколько поморников: время для них очень позднее. Тюлени неохотно выходят на лед; сегодня один сидит у мыса Армитедж, но в нашей бухте уже дня три как не показывался ни один. Лошади, наверное, смогут идти еще не скоро.

Понедельник, 10 апреля.

Днем. Думал сегодня отправиться к мысу Эванс. Всех созвал рано, но когда, позавтракав, мы совсем собрались в путь, небо вдруг омрачилось и пошел снег. Так, с малыми промежутками, продолжалось весь день, и только к закату прояснилось. Условия самые худшие для нашего предприятия; дальше ста шагов мы не видели бы ничего.

Все слагается неблагоприятно для прочного замерзания пролива.

Четверг, 13 апреля.

Покинули мыс Хижины во вторник, в 9 часов утра. Пошло нас девять человек: я, Боуэрс, Эдгар Эванс [матрос], Тэйлор – с одной палаткой; лейтенент Эванс, Гран, Крин, Дэбенхэм и Райт – с другой. Уилсон остался; при нем Мирз, Форд, Кэохэйн, Оутс, Аткинсон и Черри-Гаррард. Они проводили нас до вершины горы. Считалось долгом чести взобраться до самого верха без передышки. Я нахожу это утомительным подвигом, особенно рано утром; однако должен был покориться правилу.

Погода хороша. Мы прошли мимо Касль-Рока с восточной стороны; на защищенных скатах лежал рыхлый снег. Перевалив через хребет, нашли ровную поверхность, чисто выметенную ветром; прошли мимо обоих кратеров уже с западной стороны. Увидели твердый лед в бухтах по обеим сторонам ледника, как и ожидали, но в ближайшей бухте покрываемое им пространство было очень невелико. Ясно было, что нам придется долго идти вдоль западного склона, прежде чем спуститься вниз, а тогда представится задача: как перейти через береговые скалы? Когда мы отошли на 7 1/2 миль, поднялся ветер и потемнело, так что, как раз в критическую минуту, в 2 часа пополудни мы сделали привал и заварили чай. Полчаса спустя погода прояснилась, и мы получили возможность рассмотреть место для спуска к ледяным береговым утесам, но весь склон до самого Эребуса был в трещинах и расселинах. Мы выбрали удобную тропу к краю утесов, но на последних не могли найти низкого места: самое низкое представляло отвесный обрыв в 24 фута.

Когда мы сюда дошли, ветер усилился, снег мело с хребта – надо было на что-нибудь быстро решаться. Я пробрался к краю и нарубил углублений для ног, стоя в которых можно было действовать веревкой; этот карниз, к счастью, был удобен для такой работы, и я троих спустил по веревке: Э. Эванса, Боуэрса и Тэйлора; после них благополучно спустил сани, как были, нагруженными, а затем остальных. Для последних троих я плотно вбил кол в снег, закинул на него веревку, и стоявшие внизу спускали товарищей вниз; сам я спустился последним. Все это было исполнено в каких-нибудь 20 минут, легко и аккуратно, и никто от мороза серьезно не пострадал. Очень доволен результатом.

Переход с санями к Ледниковому языку оказался очень тяжелым, так как лед был покрыт соляными кристаллами. Мы достигли косы около 5 часов и 30 минут; там нашли низкое место и довольно легко подняли сани на 6-футовую стену. Круто, но сани шли легко по твердой поверхности. Вскоре стемнело, и стали попадаться бесчисленные зигзагообразные трещины, в которые иные из нас попадали, рискуя надорваться; но северная сторона была ровно покрыта снегом, и по ней было легко идти, тем более что удобная долина вела к низкому месту на ледяной стене, а случившийся тут выбитый кусок представлял легкий спуск.

Я решил идти прямо к мысу Эванс, не ночуя, и потому мы в 6 часов сделали только привал, чтобы напиться чаю. В 6 часов и 30 минут вдруг потемнело; было очень трудно что-либо рассмотреть перед собой. Мы с большим трудом сошли на морской лед, но кое-как проплелись еще несколько часов. В 10 часов мы пришли к маленькому островку и, будучи не в состоянии видеть что-либо впереди, были принуждены разбить лагерь, а в 11 часов и 30 минут легли спать в не особенно приятных условиях.

 

 

Ночью ветер стал усиливаться. Утром смотрим: свирепая метель! Не раз было очень страшно за лед, на котором мы стояли. Боуэрс и Тэйлор взобрались на островок; донесли, что на вершине ветер ужасающий, но внизу, по обеим сторонам, сравнительно тихо. Прождали весь день, в надежде на временное затишье. В 3 часа я сам с Боуэрсом обошел островок и под самой его наветренной стороной открыл небольшую ледяную платформу; решил перенести сюда лагерь.

На это потребовалось два часа, при жестоком холоде, но скалы, поднимавшиеся почти от самых палаток, служили нам хорошей защитой. Только временами бешеный порыв ветра налетал на прочно укрепленные палатки; но шум над нашими головами от бушующей наверху бури был оглушительный; мы едва могли слышать собственные голоса. Улеглись на такую же безотрадную ночевку, как и первая, утешая себя только уверенностью, что нас не снесет в море; но провизии у нас осталось всего на один раз…

Ночью ветер отчасти утих, и мы смогли смутно различить очертания земли.

Я разбудил товарищей в 7 часов утра, и мы, долго не медля, отправились – отчаянно прозябшие, против крепкого ветра, в промерзлой одежде; шли через силу, но оставалось всего две мили. Поравнявшись с нашим мысом, мы убедились, что морской лед плотно окружил его. Вздохнули с невыразимым облегчением, когда увидели дом и, добравшись до него, узнали, что там все благополучно.

Оказалось, что в наше отсутствие пропали еще одна собака и одна лошадь. Это еще ничего, могло бы быть хуже. Остальные животные все вполне здоровы.

Я в восторге от всего, что нашел в доме. Симпсон [метеоролог] натворил чудес; впрочем, и все другие тоже. Описание отложу до другого раза.

Пятница, 14 апреля.

Страстная пятница. Мирный день. Ветер продолжается со скоростью от 20 до 30 миль в час.

Читал молитвы для всех.

Суббота, 15 апреля.

Погода стоит отвратительная. Ветер весь день дует со скоростью 30–40 миль в час; снег сильно мело, и теперь, вечером, он продолжает идти. Жду, когда можно будет отправиться на мыс Хижины с добавочными припасами. Сейчас сигнализировал им огнем о нашем благополучном прибытии. Получил ответный огненный сигнал.

Воскресенье, 16 апреля.

Вчерашний ветер продолжался до 6 часов, потом вдруг затихло, с редкими порывами с севера.

Сегодня объезжал лошадей и в первый раз основательно осматривал их. Не хотелось бы высказывать полученного впечатления.

Замерзание бухт. Мыс Эванс:

15 марта – повсеместное образование молодого льда.

19 марта – бухта в основном очистилась ото льда (лед между островами Неприступным и Острого хребта).

20 марта – бухта полностью очистилась.

25 марта – море между островами полностью замерзло.

28 марта – все море замерзло.

30 марта – лед только между островами.

1 апреля – граница замерзания идет от мыса до острова.

6 апреля – граница замерзания в проливе и Северной бухте.

9 апреля – пролив полностью очистился.