Глава I

Экспедиция лейтенанта Шеклтона отплыла из Англии на корабле «Нимрод» в августе 1907 г. Шеклтон намеревался отправиться к Южному полюсу из города Литлтона в Новой Зеландии, где и были сделаны последние приготовления к этому долгому, опасному и трудному путешествию. Нужна была самая мелочная заботливость и предусмотрительность, так как малейшее упущение и забывчивость могли повлечь за собой весьма серьезные последствия. Достаточно опытный в этом отношении Шеклтон снабдил свою экспедицию всем необходимым для такого рода путешествий и даже сделал одно важное нововведение: он взял с собой двенадцать маньчжурских пони, привыкших к очень суровому климату и чрезвычайно выносливых, а кроме того, автомобиль, специально приспособленный для езды по неровной ледяной поверхности и при очень низкой температуре.

1 января 1908 г., то есть в день Нового года, путешественники надолго распростились с цивилизованным миром, и «Нимрод» вышел из гавани Литлтона. Небольшое судно, построенное лет сорок назад для ловли тюленей, было еще очень крепким и прочным и могло смело бороться с Южного полярными льдами. Для сбережения топлива «Нимрод» должен был идти на буксире парохода «Коония» до Южнополярного круга. «Нимрод» был тяжело нагружен, и на палубе его невозможно было двигаться, тем не менее провожающих собралась масса, и пристань Литлтона была буквально запружена народом. Шеклтону пришлось выслушать немало замечаний по поводу того, что погода плохая, а судно слишком перегружено, но он доверял крепости своего «Нимрода» и смело пошел навстречу антарктическим бурям.

В узком пространстве между ящиками, тюками, научными инструментами и багажом членов экспедиции шла оживленная беседа между посетителями и готовящимися к отплытию путешественниками. Среди них находился некто Георг Беклей, который так воодушевился этим разговором, что, подойдя к Шеклтону, выразил ему желание сопровождать экспедицию до полярного круга, чтобы затем вернуться на пароходе «Коония». Он очень сожалел, что его занятия не позволяли ему отлучиться на более долгое время и он не мог отправиться дальше с экспедицией, как отправлялись некоторые другие добровольные участники, пожелавшие помочь Шеклтону устроить зимнюю стоянку, откуда они могли вернуться на корабле, так как «Нимрод», выгрузив все, что нужно путешественникам, должен был снова отплыть в Новую Зеландию.

 

 

Шеклтон, очень расположенный к Беклею, оказывавшему услуги экспедиции, выразил свое удовольствие по поводу его желания. «Но ведь остается только два часа времени, – заметил он ему. – Успеете ли вы?»

Беклей только кивнул головой и опрометью сбежал с судна. Действительно, в этот короткий промежуток времени он успел вскочить в поезд, идущий в Крайстчерч, сбегать в клуб, передать там одному из своих приятелей необходимые поручения и полномочия, и, засунув несколько смен белья и зубную щетку в свой саквояж, он прибыл на набережную за несколько минут до отплытия «Нимрода». Проложив себе с большими усилиями дорогу в толпе, наполнявшей пристань, он, наконец, очутился на палубе «Нимрода», запыхавшись от быстрого бега и будучи одетым в светлый летний костюм, так как переодеться не успел, готовый отправиться навстречу южнополярным льдам, точно это была простая увеселительная прогулка!

К четырем часам все участники экспедиции были налицо, за исключением геолога, профессора Дэвида. Шеклтон уже начал волноваться, как вдруг увидел старика профессора, взбирающегося по узким сходням на палубу корабля. Руки у него были нагружены всевозможными предметами, аппаратами, нужными ему для его научных исследований, и т. п., и он, держа их, изо всех сил старался сохранить равновесие и ничего не уронить. Но, на его несчастье, навстречу ему стала спускаться очень полная дама. Профессор хотел посторониться, чтобы ее пропустить, и, потеряв равновесие, свалился чуть не на голову Шеклтону и его товарищам. При своем падении он, главное, заботился о том, чтобы не выпустить из рук своих драгоценных предметов, и действительно, ничего не разбилось и не сломалось, а о своих ушибах он не думал. «Она могла помешать мне добраться до Южного полюса, – говорил он потом. – Ведь это было совершенно непредвиденное препятствие!»

Но, наконец, и «предвиденные», и «непредвиденные» препятствия были устранены, и «Нимрод» отчалил от пристани при громких криках «ура» провожавшей толпы.

Плавание, однако, мало было похоже на увеселительную поездку. Дурная погода сделала очень неприятным начало путешествия. Тяжело нагруженный «Нимрод» подвигался очень медленно, черпал бортами, так что приходилось, не переставая, откачивать воду. Многие тотчас же заболели морской болезнью и лежали неподвижно где-нибудь в уголке, на палубе, между ящиками. Волны перекатывались через палубу, и надо было усиленно наблюдать за тем, чтобы они не снесли чего-нибудь в море. Все промокли насквозь и так и не высыхали в течение двух недель. Беклей, отправившийся в полярные страны точно в увеселительную поездку, однако, ни разу не высказал ни малейшего сожаления, что решился на это. Он не сходил с палубы и, как отважный мореплаватель, много ездивший на своей яхте, с интересом наблюдал борьбу стихий. Профессор Дэвид тоже был заинтересован величественным зрелищем и, держась за мачту, наблюдал, как маленькое судно взбиралось на гребни волн и затем снова падало в бездну, готовую поглотить его. Волны совсем скрыли от глаз пароход, который вел на буксире «Нимрод». Над пенящимися гребнями волн возвышались только верхушка мачты да труба, а когда стемнело, то лишь огонек на верхушке мачты парохода указывал, где он находится.

Несмотря на все неприятности этого плавания, настроение команды и всех добровольных участников экспедиции было очень бодрое. Все знали, что самое трудное еще впереди. В ночь на 7 января разыгрался настоящий ураган, и волны поднимались так высоко, что даже огонек на мачте парохода «Коония» по временам совершенно исчезал из виду. Вероятно, у многих мелькала мысль, что это, быть может, последнее путешествие, но никто не терял мужества, и в эти трудные минуты не только раздавались временами шутки и остроты, но даже иногда сквозь шум и рев бури можно было расслышать звуки какой-нибудь веселой шутливой песенки.

Наконец, буря начала утихать, и местами сквозь разорванные облака можно было видеть голубое небо. Даже выглянуло солнце; оно обогрело и обсушило бедных путников. К счастью, «Нимрод» не получил никаких серьезных повреждений во время бури и мог спокойно продолжать свое плавание. Но с пароходом уже пришлось расстаться, так как вдали показался плавучий лед и нельзя было больше идти на буксире. Дальше «Нимроду» пришлось подвигаться уже без посторонней помощи.

Беклей, возвращавшийся назад на пароходе «Коония», взял с собой почту с «Нимрода» и, распрощавшись со своими товарищами, ловко спрыгнул в лодку, когда судно накренилось. Он был все в том же изящном городском костюме, который был на нем, когда он провожал «Нимрод», только теперь этот костюм пришел в очень плачевное состояние после десятидневного смачивания морской водой.

Медлить было нельзя, так как волнение опять стало усиливаться, и даже пришлось вылить масло на волны для того, чтобы лодка могла благополучно добраться до парохода. «Нимрод» обменялся последним салютом с «Коонией» и поплыл дальше на юг. Пробираясь между плавучим льдом и айсбергами, «Нимрод» достиг свободного ото льда водного пространства, названного по имени одного из первых южнополярных путешественников «морем Росса».

Эту область нельзя было назвать совершенно пустынной, так как птиц было множество. Буревестники в большом количестве летали вокруг корабля и так близко спускались к нему, что даже касались своими крыльями бортов судна. На плавучих льдинах и айсбергах виднелись тюлени и пингвины, которые стали попадаться все чаще и чаще. Пингвины, видимо, были поражены появлением судна и с большим любопытством разглядывали его. Они нисколько не были испуганы и преуморительно вытягивали шею, хлопали крыльями и издавали какой-то короткий звук, которому очень искусно подражал один из участников экспедиции Марстон, всегда отвечавший пингвинам на их приветствие.

Скоро должен был появиться Великий ледяной барьер, и поэтому все на «Нимроде» с напряженным вниманием смотрели вдаль. Термометр начал падать и показывал уже 12° мороза, когда, наконец, на горизонте появилась длинная белая прямая линия. Это и был Ледяной барьер. Когда «Нимрод» подошел к нему на расстояние четверти мили, то у всех, впервые увидевших эту колоссальную ледяную стену, невольно вырвался крик изумления и восторга. На некотором расстоянии эта преграда имела вид совершенно гладкой ледяной стены. Но вблизи в ней можно было заметить отверстия и даже настолько большие пещеры, что «Нимрод» мог бы укрыться в них со всем своим грузом, мачтой и трубой.

Местами лед был совершенно прозрачный и темно-голубой, точно отполированный. «Нимрод» плыл вдоль этой стены, так что все, находившиеся на судне, имели возможность рассмотреть ее строение. Шеклтон при этом сделал очень интересное открытие. Этот Великий ледяной барьер, по его словам, не что иное, как огромный ледник, плавающий на поверхности моря. С того времени, как здесь плавал Росс, до путешествия Скотта, то есть за шестьдесят лет, этот ледник отодвинулся на 50 километров к югу, но теперь нельзя было даже найти и следов той бухты, куда доходил Скотт на своем корабле и откуда он поднимался на воздушном шаре, прикрепленном к канату. Очевидно, ледник после того еще уменьшился, то есть отступил назад.

Сплошной плавучий лед, встретившийся дальше на пути «Нимрода», заставил его повернуть назад и поискать другой дороги. На одном из айсбергов, мимо которых проплыл «Нимрод», приютились сотни всевозможных антарктических птиц, нисколько не испугавшихся приближения судна. Обилие плавучего льда вынудило Шеклтона отказаться от своего первоначального плана достигнуть Земли Короля Эдуарда и там устроить стоянку. Пришлось поискать другую зимнюю квартиру, так как необходимо было скорее выгрузить припасы и отпустить «Нимрод», который должен был вернуться на следующее лето к месту стоянки экспедиции.

Наконец вдали показались очертания двух полярных вулканов, Эребуса и Террора и даже можно было заметить дымок, который струился из вершины Эребуса. Термометр, между тем, снова упал на 19° ниже нуля по Реомюру. И это в самой середине лета.

Место, выбранное Шеклтоном для стоянки, находилось в двадцати милях расстояния от того пункта, где зимовала экспедиция «Дискавери», и поэтому несколько человек отправились туда. С большим трудом достигли они этого места, но хижину нашли в хорошем состоянии. Они забрались в нее через окно, и так как были очень утомлены, пробыв девять часов на ногах, то немедленно залезли в свои спальные мешки и заснули крепчайшим сном.

В хижине они нашли разные остатки съестных припасов, между прочим чай и керосин. Все это прекрасно сохранилось, несмотря на пятилетний промежуток времени, и, проснувшись, они с удовольствием напились чаю и подкрепили свои силы.

Крест, поставленный в память погибшего во время снежной бури участника экспедиции Винса, также сохранился в неприкосновенности, напоминая об этом печальном событии. Осмотрев все, путешественники пустились в обратный путь, но прибыли на «Нимрод» с большим опозданием.

Между тем, Шеклтон уже выбрал место для стоянки вблизи мыса Ройдса, и надо было поскорее приниматься за выгрузку «Нимрода». Когда Шеклтон подъезжал в лодке к берегу, отыскивая место, где бы лучше пристать, то один из пингвинов прямо спрыгнул к ним в лодку. Трудно сказать при этом, кто был больше изумлен: пингвин, вероятно, думавший, что он вскочил на скалу, или люди, находившиеся в лодке и не ожидавшие такого пассажира!

Как только было найдено подходящее место для постройки хижины, то немедленно все члены экспедиции принялись за разгрузку судна. Много пришлось потрудиться с высадкой пони. Наконец, все было свезено, и так как время близилось к осени, то «Нимроду» надо было торопиться выйти отсюда, потому что иначе судно могло быть затерто льдом. Все невольные промедления заставляли капитана «Нимрода» сильно волноваться: он опасался за участь судна во время обратного плавания. Поэтому работы по разгрузке и постройке хижины не прекращались даже ночью. Люди так утомлялись, что сон одолевал их порой даже за работой и в особенности за едой. Шеклтон рассказывает, что, приехав на судно, чтобы повидать капитана, он увидел такую картину. Дэвид крепко спал, положив голову на стол возле чашки кофе. Сон настиг его внезапно во время завтрака, так что во рту у него торчала ложка. Остальные тоже спали, захваченные сном в самых разнообразных положениях. Пришлось приостановить работы, чтобы дать возможность людям хорошенько отдохнуть.

 

 

Сильная буря и снежная вьюга задержали разгрузку судна. Все выгруженные предметы покрылись таким толстым слоем льда, что пришлось потом целый день трудиться, чтобы освободить их от ледяного покрова. Наконец был свезен на лед остальной запас угля, и «Нимрод», освободившись от своего груза, мог двинуться в путь, захватив письма путешественников, посылавших о себе последнюю весть своим близким.

Распростившись с «Нимродом», путешественники остались одни среди ледяной пустыни, где они должны были пережить страшную полярную зиму. Времени терять было нельзя, и надо было прежде всего позаботиться об устройстве подходящего жилища для зимовки. Домик состоял из семи маленьких комнаток. Комнаты отделялись друг от друга занавесками, и в каждой помещалось по два человека. Восьмую, крошечную, каморку занимал Шеклтон.

В обстановке и убранстве этих маленьких каморок сказывался вкус их обитателей. Каждый старался как можно лучше и удобнее устроить свое временное жилище. На полочках лежали разные вещи и книги, по которым можно было судить о вкусах обитателей этой комнатки и их занятиях. Художник экспедиции Марстон разрисовал парусиновую стену, изобразив на ней сцены из наполеоновских войн и Жанну д′Арк на костре. В своей же каморке Марстон нарисовал камин с пылающими в нем дровами и букетом цветов, стоящим на каминной доске. На эту картину было особенно приятно смотреть в такой обстановке, и комнатка казалась от этого еще уютнее, когда снаружи завывала снежная буря.

Все койки устроены были таким образом, что их легко можно было убирать, если нужно было увеличить пространство. Обеденный стол также мог подниматься к потолку при помощи блоков.

Главную, и важнейшую, часть домика составляла печь, которой предстояло выдержать тяжелое испытание: она должна была топиться беспрерывно в течение девяти месяцев, за исключением перерывов на десять минут, когда ее чистили. Печь эта поддерживала в жилом помещении приятную температуру, и благодаря ей никто из обитателей дома не страдал от холода. Прочность дома не раз подвергалась испытанию во время страшных зимних бурь, когда стены сотрясались от напора ветра и каждую минуту можно было ожидать, что он обрушится. Но Шеклтон выбрал для хижины самое защищенное место, и, кроме того, она была хорошо укреплена проволочными канатами, так что могла противостоять буре. Сидя в уютном, теплом помещении и прислушиваясь к завыванию ветра, Шеклтон и его товарищи всегда испытывали особенно приятное чувство, сознавая себя в безопасности среди ледяной пустыни.

 

Глава II

Окончательное устройство зимней квартиры экспедиции, постройка конюшни, метеорологической станции и склада для припасов закончились только в начале марта. Тогда члены экспедиции начали подумывать об исследовании окружающей местности. Наибольший интерес возбуждал, конечно, вулкан Эребус, на который еще не ступала нога человека. Восхождение на Эребус считалось до сих пор не только трудным, но и невозможным, тем не менее члены экспедиции решили попытать счастья. Два отряда, по три человека в каждом, отправились туда, и оба достигли вершины, правда, не без больших затруднений.

Вулкан Эребус занимает видное место в истории полярных путешествий. Его увидел впервые путешественник Джеймс Росс в январе 1841 г. и назвал так по имени своего корабля. Но исследований этого вулкана не было сделано, и вообще полярные путешественники видели его только издали. Гора возвышается над уровнем моря на 4000 метров, и над вершиной ее поднимаются облака пара и дыма. Она господствует над Великим ледяным барьером, точно стоя на страже громадной, расстилающейся во все стороны полярной пустыни.

Восхождение на подобный вулкан всегда затруднительно во всех частях света и редко предпринимается без опытного проводника. Насколько же оно должно быть труднее в полярной области, при сильной стуже и без всякого знания дороги! Но любознательность человека не признает никаких преград и всегда идет навстречу опасностям. Поэтому и маленькая экспедиция из шести человек сгорала нетерпением поскорее предпринять это трудное и опасное путешествие. Решено было взять с собой сани и захватить провизии на десять дней. Предполагалось устроить на известной высоте склад провизии и далее уже идти налегке, захватив с собой припасов не более как на три дня.

Везти нагруженные сани по рыхлому снегу было трудно, и путешественники часто выбивались из сил. Товарищи их, оставшиеся в зимней квартире, довольно долго слышали скрип саней и недовольные восклицания, которые доносились до них в чистом, прозрачном воздухе полярных стран даже тогда, когда они сами давно исчезли из виду. На второй день исследователи взобрались на высоту около 1665 метров и там решили устроить склад. Разделив между собой ношу, состоявшую из спальных мешков, кухонных принадлежностей и запаса провизии на три дня, так, чтобы каждый нес не более 18 килограммов, они отправились дальше. На третий день они уже ночевали на высоте 2625 метров при температуре 28° ниже нуля.

Ночью поднялся сильный ветер, и к утру разыгралась такая вьюга, что в двух шагах ничего не было видно. О дальнейшем путешествии нечего было и думать при таких условиях, и путешественники продолжали лежать в своих спальных мешках. Однако, после двенадцати часов один из них, Брокльхерст, выполз из своего спального мешка, и тотчас же порыв ветра сорвал его теплую рукавицу из волчьего меха. Он попробовал было поймать ее, но его также подхватило ветром и снесло в ущелье. Адамс, который также вылез из спального мешка, вдруг увидел, что его товарищ исчез. Он бросился назад, чтобы позвать на помощь Маршалла, который оставался в спальном мешке, но его тоже свалило ветром. Брокльхерст, Адамс и Маршалл занимали вместе один трехспальный мешок, и когда двое вылезли из него, то Маршаллу пришлось напрягать все свои силы, чтобы удержать мешок на месте, потому что ветер грозил унести и его, со всем оставшимся скарбом, в ущелье.

С большим трудом Адамс и Брокльхерст выбрались, наконец, из ущелья и на четвереньках приползли к месту стоянки. Брокльхерст совершенно закоченел, а тут еще пришлось трудиться над тем, чтобы расправить мешок, который свернуло ветром и засыпало снегом. Ничего другого не оставалось, как подождать в своих мешках окончания бури. В этот день они питались только бисквитами и шоколадом, но ничего не пили, так как нельзя было зажечь лампочку, чтобы растопить немного снега. Несмотря на свирепствовавшую бурю, они все же поспали ночью, а к четырем часам утра ветер улегся, и в половине шестого они могли снова пуститься в путь.

Усилия их увенчались успехом. Взбираясь по крутым, опасным кручам, они добрались до края старого кратера, в южной стороне которого возвышается действующая вершина вулкана. Один из них, Макай, отделившийся от остальных и вздумавший взобраться по крутому откосу при помощи ледникового топора, которым он вырубал ступени во льду, чуть не погиб, так как с ним сделалось головокружение и обморок. Он успел только слабым голосом позвать на помощь товарищей, которые и помогли ему выкарабкаться, когда он очнулся. Вероятно, ему сделалось дурно от горной болезни, которая является следствием слишком разреженного воздуха на такой высоте. Одни бывают больше подвержены этой болезни, другие – меньше, но на большой высоте обыкновенно все испытывают в большей или в меньшей степени ее влияние.

Достигнув черного, скалистого вала, окружающего кратер, путешественники устроили стоянку в небольшом овраге и расположились на отдых. Брокльхерст жаловался на то, что у него онемели ноги, и когда доктор Маршалл осмотрел его, то нашел, что большие пальцы у него почернели, другие же пальцы хотя и были отморожены, но в меньшей степени.

Надо было удивляться его терпению и выносливости, тому, что он мог идти с отмороженными пальцами, не отставая от товарищей, в течение девяти часов! Когда было сделано все, что нужно, чтобы восстановить кровообращение в отмороженных ногах, и Брокльхерста хорошенько закутали и уложили в спальном мешке, надо было подумать об обеде. С утра путешественники ничего не ели. Подкрепив свои силы и оставив Брокльхерста лежать в мешке, путешественники осмотрели ближайшую местность, а исследование главной действующей вершины вулкана отложили до следующего дня.

 

 

Подъем на гору был очень труден. Вследствие высоты и холода дышать было тяжело, и поэтому они подвигались очень медленно. Только благодаря чрезвычайной энергии удалось им достигнуть высшей точки вершины, которой до сей поры еще не касалась нога человека. Глазам их тут представилась глубокая пропасть, в которой клубились облака и слышался грозный шум. Над вершиной стоял столб дыма, к которому постоянно присоединялись огромные клубы испарений, и в воздухе ощущался запах серы. Когда ветер разгонял облака испарений, то можно было наблюдать внутренность действующего кратера, посередине которого виднелись три отверстия, напоминающие колодцы, откуда выделялись вулканические пары. На вершине горы пласты застывшей лавы чередовались со слоями снега, и так как местами из-под снега вырывался пар, то можно было предположить, что снег лежит на еще не остывших слоях.

Обратный путь совершать было гораздо легче. Путешественники прямо скользили по снежным склонам вулкана, и так быстро, что в четыре часа прошли полторы тысячи метров. Это, разумеется, не совсем хорошо отразилось на их одежде и на их вещах. По прибытии в лагерь, где оставался Брокльхерст, путешественники, подкрепив силы пищей, тотчас же принялись за упаковку вещей. Решено было, не теряя времени, спуститься вниз, к устроенному на первой стоянке складу провизии. Они опасались, что снежная буря, свирепствовавшая перед этим, произвела там большие опустошения. Так оно и было: съестные припасы оказались разбросанными в разные стороны.

Последняя часть пути показалась путешественникам особенно трудной. Несколько раз поднималась вьюга, и к тому же они чувствовали себя уже не такими бодрыми, как тогда, когда отправлялись в свое путешествие. Брокльхерст, несмотря на отмороженные пальцы ноги, не только шел вместе с товарищами, но даже не позволил им разделить между собой его багаж. Он непременно хотел сам нести свою долю вещей. Впрочем, все так устали, что, не доходя до зимней квартиры, решили бросить свой скарб, чтобы насколько возможно скорее достигнуть хижины.

Шеклтон, выйдя зачем-то из дому, увидел издали их приближение и тотчас же оповестил остальных товарищей.

– Достигли ли вы вершины? – крикнул изо всех сил Шеклтон.

– Да! – раздалось в ответ.

Они явились совершенно обессиленные, но радость, вызванная их возвращением, и бутылка шампанского, распитая по этому случаю, скоро оказали на них свое благодетельное влияние, и они смогли рассказать о своих приключениях. Все были очень довольны результатами восхождения на вулкан и с восхищением описывали величественное зрелище, которое они наблюдали с вершины его. Только бедняга Брокльхерст, несмотря на свою стойкость, не мог чувствовать себя вполне счастливым, так как доктор Маршалл объявил, что ему придется отрезать большой палец на правой ноге. Это была первая дань полярной стуже.

По возвращении экспедиции с горы Эребус обитатели хижины принялись за приготовление к долгой и тяжелой полярной зиме. Ночи уже становились длиннее, и небо было большей частью усыпано звездами. Однако можно было ожидать, что погода скоро испортится и начнутся бури, поэтому прежде всего были приняты все меры, чтобы защитить хижину от действия вьюги и предупредить возможность какой-нибудь катастрофы. Вместе с этими приготовлениями к зиме члены экспедиции занимались и научными наблюдениями, каждый по своей специальности. Величайшую радость доставила им находка мха, недалеко от хижины, в защищенном местечке. Это был единственный экземпляр растительного царства, который удалось найти путешественникам в окрестностях стоянки, прежде чем солнце надолго распрощалось с ними. Растительная жизнь на поверхности полярной области, конечно, была очень бедна, но этого нельзя было сказать о растительности на дне моря и озер, откуда были добыты очень интересные экземпляры водорослей. Вообще как растительная, так и животная жизнь в полярном море была достаточно обильна – море вовсе не было пустынным и доставляло хорошую добычу ученым.

По возвращении членов экспедиции с Эребуса была совместно выработана дневная программа занятий в маленьком полярном поселении. Все, за исключением Брокльхерста, который еще не мог ходить, с чрезвычайной аккуратностью выполняли эту программу и несли свою долю обязанностей наряду с научными занятиями. Каждый по очереди должен был дежурить ночью, и только Робертс был освобожден от этого дежурства, потому что он был поваром экспедиции и целый день возился на кухне. Дежурство начиналось с 10 часов утра и заключалось в следующих обязанностях: просматривание показаний приборов и метеорологической станции, осмотр дома снаружи, посещение конюшен и псарни и содержание их в порядке. Ночью же важнейшей обязанностью дежурного, вместе с просматриванием метеорологических записей, было поддержание огня. Печь должна была топиться всю ночь, и к утру надо было припасти горячей воды, для того чтобы Робертс мог, в половине восьмого утра, приняться за свои кухонные обязанности.

Ночные дежурства, однако, никого не тяготили. Каждому приходилось дежурить через тринадцать дней, и так как он должен был не спать всю ночь, то и пользовался этим обстоятельством, чтобы выполнить все те дела, на которые у него не хватало времени в обыкновенные дни: стирал свое белье, штопал чулки, писал и т. д.

Кроме общей программы, многие из членов экспедиции выработали для себя отдельную программу, которой они строго придерживались. Один из них, например, непременно каждый день раскладывал пасьянс, в то время как другие отдыхали, потом просматривал бумаги и письма в своей шкатулке, делал записи в своем дневнике и затем, убрав шкатулку на место, погружался в чтение какого-нибудь исторического сочинения.

Починка платья, а в особенности починка чулок, составляла также одно из обычных занятий обитателей хижины; заплаты ставились из самого разнообразного материала: из толстой парусины, фланели и тонкой кожи – словом, все, что было под рукой, употреблялось для этой цели. Поэтому неудивительно, что к концу зимы одежда путешественников приобрела весьма курьезный, пестрый вид, вследствие массы всевозможных заплат, красовавшихся на ней.

Само собой разумеется, что жизнь путешественников, в течение долгой полярной зимы, протекала очень однообразно. Единственное разнообразие вносили снежные ураганы, когда все работы снаружи хижины становились не только трудными, но даже опасными, и ночное дежурство было наполнено испытаниями, часто довольно тяжелыми. В такую погоду сходить в конюшню, принести запас угля для печи или прочесть показания метеорологических приборов значило совершить экспедицию, сопряженную с немалыми трудностями и опас-ностями.

Большинство ложилось спать довольно рано, и лишь некоторые, в том числе профессор Дэвид, сидели долго, поэтому в 11 часов обыкновенно устраивался чай. Приготовление чая в этот час скоро стало постоянной обязанностью профессора, который заваривал его для себя и для своих бодрствующих товарищей, но к часу ночи уже вся хижина погружалась в глубокий сон, за исключением ночного дежурного, который больше всего заботился о том, чтобы печка хорошо топилась и температура держалась на 4° выше нуля. Более высокой температуры трудно было достигнуть, да и то приходилось бросать в печку куски тюленьего жира, для того чтобы пламя разгоралось сильнее. Если с жиром случайно попадали куски тюленьего меха, то в хижине распространялся довольно-таки неприятный запах, но крепко спящие усталые люди не всегда даже замечали его.

Последние часы ночного дежурства обыкновенно были самыми тяжелыми. Все жаловались, что к 5 часам утра они с трудом держали глаза открытыми. Минуты казались вечностью, и когда, наконец, стрелка часов приближалась к половине восьмого, то из груди дежурного вырывался вздох облегчения. Он будил Робертса и, наскоро выпив чашку приготовленного им горячего напитка, заваливался на свою койку и большей частью уже не принимал участия в общем завтраке и не слышал того, что делалось и говорилось в хижине.

Несмотря на старания дежурного, температура к утру в хижине нередко опускалась ниже нуля. Поэтому лишь очень немногие решались переодеваться, утренний же туалет большинства членов экспедиции заключался лишь в том, что они надевали сапоги и делали различные телодвижения, чтобы размять свои мускулы. Ровно в 9 часов подавался завтрак, и каждый получал миску овсяной каши с горячим молоком, только в известные дни к этому прибавлялся компот из сушеных фруктов. В час снова пили чай, обед же съедался стоя, так как в это время дня многие бывали заняты научными исследованиями и поэтому никогда не собирались вместе; зато ужин, в половине седьмого вечера, затягивался надолго. Все собирались к столу и после ужина пили чай, курили и проводили время в дружеской беседе и в обсуждении планов разных экспедиций.

 

 

Несмотря на все однообразие жизни, никто не жаловался на скуку, все были заняты, и долгая полярная ночь прошла незаметно. «Страшный призрак, так называемая «полярная скука», ни разу не появлялся среди нас», – говорит Шеклтон. До наступления полярной ночи Шеклтон и его товарищи устраивали на дворе игры в мяч и другие развлечения, а когда от этого пришлось отказаться, то в хижине играли в карты и домино. Кроме того, большая часть зимних месяцев была посвящена изданию книги «Южная заря». Это была первая книга, написанная, напечатанная и проиллюстрированная в южнополярной пустыне! Устройство типографии доставило много развлечений членам экспедиции. Добровольные наборщики сначала делали много ошибок, и приходилось немало возиться с исправлением их, но потом дело пошло гладко. Художник Марстон иллюстрировал книгу, а другой член экспедиции, Дэй, сделал переплет из тоненьких дощечек, взятых от ящиков из-под провизии.

Больше всего хлопот и неприятностей доставляли жителям хижины снежные ураганы. Сила ветра была порой такова, что даже ящики весом в 35 килограммов поднимались с места. Маленький домик весь сотрясался от порывов ветра, казалось, готового унести его.

Буря всегда доставляла много работы обитателям хижины. Как только ветер стихал, тотчас же приходилось исправлять повреждения, сделанные им, и разыскивать вещи, унесенные и разбросанные вихрем, что отнимало много времени и было очень утомительно. Но буря иногда давала возможность ученым делать интересные находки. Однажды в выброшенной бурей со дна моря ледяной глыбе, когда она растаяла, Мюррей нашел губку и в ней живых микроскопических животных, известных под именем коловраток. Это было чрезвычайно важное открытие. Все были очень заинтересованы наблюдениями Мюррея над способностью этих микроскопических созданий выносить крайне низкие температуры. Мюррей объявил, что он их «убьет», и подверг коловраток действию различных низких температур, рассчитывая их заморозить. Но некоторые из этих микроскопических созданий не умирали даже при температуре 103 °К ниже нуля. Товарищи Мюррея много смеялись над ним и поддразнивали ученого, который никак не может победить коловраток.

С наступлением зимы число птиц в окрестностях хижины заметно уменьшилось. Пингвины уже вывели детенышей и покинули гнезда. Шеклтон сделал наблюдения, что в период линьки пингвины не потребляли пищи, питались, так сказать, только собственным жиром и глотали снег. Тюленей, которые водились во множестве в этих местах, тоже становилось меньше, и путешественники усиленно охотились за ними, чтобы пополнить свои зимние запасы. Около этого же времени появились на небе первые признаки полярного сияния, и затем уже каждую ночь, когда не светила луна и не было облачно, полярное сияние обливало своим волшебным светом ледяную пустыню и вулкан Эребус. Как только кто-нибудь, вышедший из хижины, издавал возглас: «Сияние!», то немедленно все бросались вон. Несмотря на то что это явление можно было наблюдать каждый день, интерес к нему нисколько не уменьшался среди членов экспедиции.

Наконец солнце последний раз озолотило вершину горы и ледяные скалы и скрылось. Началась долгая полярная ночь! «Словами нельзя передать той замечательной игры красок, которую мы наблюдали перед тем, как солнце распростилось с нами, – говорит Шеклтон. – Облака отливали всеми цветами радуги, и вся местность была освещена каким-то сказочным сиянием, описать которое я не берусь. Мы смотрели, как очарованные, на эту чудную картину последнего солнечного заката, после которого должна была наступить длинная полярная ночь».

Температура сильно понизилась, и в тихие безветренные дни термометр часто показывал 33 °К ниже нуля. Все окна хижины были заделаны, и жизнь обитателей ее проходила при искусственном свете ацетиленовой лампы, освещавшей внутренность хижины. Начало зимы было отпраздновано пиршеством, во время которого была отдана дань изобретательности и искусству повара Робертса.

 

Глава III

Ночь тянулась четыре месяца, и, наконец, около вершины Эребуса стало появляться сияние, которое с каждым днем становилось все ярче и ярче. Это был первый признак наступающей зари, и в хижине начали готовиться к выступлению в путь дальше, к Южному полюсу.

Задача предстояла нелегкая. Цель, к которой стремились путешественники, отстояла на расстоянии более 1490 километров от лагеря, а полярное лето очень короткое. Притом же надо было успеть вовремя вернуться назад к зимней стоянке, так как «Нимрод», который должен был прийти туда, не мог оставаться дольше конца февраля, чтобы не быть затертым льдами в проливе. Поэтому решено было выступить 28 октября, захватив с собой припасов на три месяца. Само собой разумеется, что количество пищи, потребное для каждого человека, было вычислено самым точным образом. Доктор Маршалл занимался этими исследованиями, и в результате его опытов весь дневной паек каждого члена экспедиции был определен в 963 грамма (около 2 1/2 фунта) сахара, пеммикана (сушеного мяса), сухарей, сыра, плазмона (молочного порошка), шоколада, чая, какао и консервов особого рода, приготовляемых из ветчины, гороха и моркови. Само собой разумеется, что стол не мог отличаться разнообразием. Утром пили какао и ели сухари и рагу из мясных консервов. Второй завтрак состоял из чая с шоколадом или сыром. Для прокормления же лошадок должны были служить маис и консервы из сушеной моркови, сахара и говядины.

Одежда путешественников состояла из двух пар теплых вязаных панталон, надеваемых одна на другую во время сильных холодов, рубашки, фуфайки и блузы из непромокаемой шерстяной материи, называемой «берберри». Каждый имел при себе десять пар носков, три пары мокасин, шапку с капюшоном и меховые перчатки, висевшие на ремне, надетом на шею, для того чтобы их нельзя было потерять. Эту одежду путешественники не меняли в течение четырех месяцев; за все это время они ни разу не могли умыться как следует, потому что воды не было. Чтобы добыть ее, надо было растопить снег и, следовательно, истратить топливо, на что они не решились. Можно себе представить, в каком ужасающе грязном виде они должны были вернуться назад, в свой зимний лагерь.

 

 

Постельные принадлежности состояли из одного спального мешка для каждого человека. Этот спальный мешок служил для него палаткой, где он мог отдыхать после дневных трудов, читать, писать и заниматься чем вздумается.

Но раньше, чем отправиться в путь к Южному полюсу, за десять дней до появления солнца, Шеклтон, с некоторыми из своих товарищей совершил экскурсию на Великий ледяной барьер, с целью исследовать этот огромный ледник, по которому Шеклтон предполагал пробраться на юг, а также испробовать, насколько может быть пригоден автомобиль для такого путешествия. Шеклтон отправился вместе с профессором Дэвидом и Армитеджем. Они пробыли в отсутствии десять дней и испытали за это время сильный холод, так как термометр опускался иногда до 48° ниже нуля. Один раз их застиг страшный ураган, и они едва имели силы добраться до прежней зимней стоянки экспедиции «Дискавери» и укрыться в хижине. Притом же было темно, солнце еще не показалось над горизонтом, и это значительно затрудняло путешествие. Можно себе представить, каким уютным и привлекательным показалось им собственное жилище, когда они вернулись в лагерь, и с какой радостью встретили их товарищи.

Главный результат этой экспедиции заключался в том, что они убедились в невозможности пользоваться автомобилем при своем дальнейшем движении к Южному полюсу, вследствие обилия рыхлого снега и постоянно меняющегося характера местности.

Наконец 22 августа солнце показалось окончательно над горизонтом, и тогда было устроено еще несколько подготовительных экскурсий, раньше отправления в великий путь к югу. Экспедиции эти имели целью, во-первых, устройство складов провизии, где можно было бы на пути пополнить израсходованные запасы, а во-вторых, Шеклтон имел в виду приучить к холоду тех из товарищей, которые в первый раз совершали путешествие к полюсу. Каждый отряд, возвращавшийся из такой экскурсии, имел что рассказать. Особенно приходилось страдать от ураганов и от сильного холода, вследствие которого керосин в походной кухне замерзал или превращался в густой сироп, похожий на сгущенное молоко. Зато как приятно было возвращение в теплый и уютный домик и с каким аппетитом путешественники истребляли приготовленный для них обед.

День 28 октября 1908 г. Шеклтон называет «великим днем». В этот день он и три его товарища, Адамс, Уайлд и доктор Маршалл, распрощались с остальными и отправились в далекое путешествие. Перед отправлением Шеклтон оставил самые подробные распоряжения остающимся товарищам на тот случай, если бы он не вернулся в конце февраля, как предполагал. Так как надо было все предвидеть, то Шеклтон сделал следующее распоряжение: если экспедиция не вернется, то в зимней квартире должны остаться трое до следующего года и при первой возможности отправиться на поиски пропавшей экспедиции. «Нимрод» же, возвращение которого ожидалось в январе, не должен ждать дольше 10 марта, так как если к тому времени экспедиция не вернется, то значит, с нею приключилось какое-нибудь серьезное несчастье.

Сделав все эти распоряжения, Шеклтон и его спутники провели последний вечер в писании писем, которые, однако, должны были быть отправлены с «Нимродом» лишь в том случае, если они сами не вернутся.

В день выступления погода была прекрасная. Солнце светило ярко на безоблачном небе, и это придавало бодрости путешественникам. Все вышли провожать экспедицию, и невольно у каждого закрадывалась в душу мысль, что, быть может, это «последнее прощание»! Впереди была полная неизвестность, долгий и трудный путь и бесчисленные опасности, ожидавшие путников.

Вспомогательный отряд, проводив экспедицию на 41 1/2 километра от зимней стоянки, вернулся назад, и Шеклтон со своими спутниками должен был дальше пробираться вперед уже собственными силами. Путь становился все труднее и опаснее. Великий ледяной барьер, с виду ровный, оказался весь изрезанный опасными трещинами, часто скрытыми под слоем снега. Притом же вообще трудности путешествия по льду и снегу увеличиваются вследствие освещения. На белоснежной поверхности не видно никаких теней, и она кажется совершенно гладкой и ровной.

Небольших повышений и понижений почвы совсем не заметно, и поэтому легко могут произойти падения. Первым поплатился Адамс, который сначала сильно расшиб себе ногу, а в следующий раз даже чуть не погиб, так как провалился в трещину вместе с лошадью. По счастью, он задержался в своем падении чем-то вроде снежного моста, но можно было опасаться каждую минуту, что этот мост рухнет и Адамс полетит в бездну. Действительно, как только с помощью своих товарищей Адамс выкарабкался на поверхность и вытащил лошадь, снежный мост рухнул. Страшно было подумать, что бы произошло, если бы его не удалось спасти! Этот случай едва не стоил жизни человеку и лошади и едва не погибла при этом половина съестных припасов.

Само собой разумеется, что тогда уже нельзя было бы продолжать путешествие. Такие случайности подстерегают полярных путешественников на каждом шагу, и чтобы избежать опасностей, надо подвигаться с большими предосторожностями. Глубокие трещины часто скрываются под слоем снега. Та трещина, в которую чуть не провалился Адамс, была так глубока, что дна ее совсем не было видно.

Много неприятностей доставляли путешественникам также и огромные снежные сугробы на поверхности ледников. Некоторые из них достигали высоты около полутора метров. Нам трудно даже представить себе, какие препятствия приходилось преодолевать путешественникам. Но когда начиналась снежная буря, то было еще хуже. Тогда они не могли двигаться дальше и лежали в своих мешках, дожидаясь, пока не стихнет ветер.

Вот что пишет Шеклтон в своем дневнике:

«8 ноября. Опять вьюга! Целый день проводим в своих спальных мешках. Снаружи метет снег и завывает ветер. Впрочем, температура повысилась, и в полдень было уже меньше 11° мороза. Наши надежды и терпение подвергаются тяжелому испытанию, и мы не можем не думать о том, что запасы драгоценного лошадиного корма уменьшаются с каждым днем, хотя наши лошадки даже не получают правильной порции!

В полдень мы поели немного шоколада с бисквитами, но зато приготовили и разогрели пищу для наших лошадок. Они съели ее с огромным аппетитом, что и нам доставило большое удовольствие. Четыре дня они тащились в снегу при 24-градусном морозе, что, разумеется, не особенно полезно для них. Вот почему мы с таким нетерпением ждем перемены погоды. Сегодня к вечеру стало немного светлее, и мы могли уже различить горизонт и некоторые из трещин в леднике. По-видимому, мы попали в целую сеть таких трещин. Одна из наших палаток оказалась раскинутой как раз на краю такой трещины.

Сегодня мы приготовили для себя теплый ужин из какао и пеммикана. Это нас согрело. Очень тяжело быть 12 или 13 часов без всякой теплой пищи при таком морозе. Если бы мы могли двигаться, а не должны были лежать в своих спальных мешках, то, наверное, чувствовали бы себя счастливее! 1200 километров по прямой линии отделяют нашу зимнюю стоянку от Южного полюса, а мы прошли только 82 километра. Но я не сомневаюсь в успехе. Ведь каждый полярный путешественник, кроме всяких других запасов, должен еще иметь при себе огромный запас терпения! Солнце сегодня какое-то бледное, тусклое, ветер усилился. Мне кажется, что завтра будет хорошая погода. Сегодня я читал комедии Шекспира.

9 ноября. Совсем другая картина! Когда мы сегодня проснулись в половине пятого утра, погода была прекрасная, солнечная и ветра не было. Совсем иначе, чем в последние четыре дня! Мы позавтракали в 5 часов утра и тотчас же принялись откапывать свои сани из-под снега. Потом мы отправились разыскивать дорогу между трещинами. Мы нашли всевозможные трещины, маленькие и очень большие, где не видно было дна. Мы бросили в одну из таких трещин твердый ком снега, но не услышали звука удара о дно, следовательно, трещина была очень глубока. Нам оставалось только довериться своей судьбе. Ведь должны же мы как-нибудь выбраться из этого лабиринта. Мы выступили в половине девятого утра.

Первые трещины мы миновали благополучно, потом вдруг раздался страшный треск, и одна из наших лошадок провалилась. Адамс пробовал вытащить ее и изо всех сил удерживал сани, пока мы не подоспели на помощь. Общими усилиями нам удалось вытащить лошадь и спасти сани. Несколько шагов дальше – и трещина расширилась и становилась очень глубокой. Тогда уже все бы погибло и нашему путешествию пришел бы конец! По счастью, это было последняя большая трещина на нашем пути. Постепенно почва стала ровнее, и мы довольно сносно подвигались вперед. В час мы сделали привал, покормили лошадок, которые поели с большим аппетитом. В седьмом часу вечера мы вдруг услыхали какой-то странный гул, продолжавшийся около пяти секунд и напоминавший грохот пушек.

Мы предположили, что это, вероятно, произошел разрыв ледяных масс на Великом ледяном барьере, и, конечно, это нас очень напугало. Я полагаю, что от края Барьера отделились огромные ледяные массы и это было причиной слышанного нами грохота. Термометр показывает 12° мороза, но нам тепло, потому что нет ни малейшего ветра и солнце светит.

 

 

13 ноября. Я не мог писать вчера, потому что у меня сделался припадок снежной слепоты. Но сегодня вечером я чувствую себя уже лучше. Уайлд также страдает снежной слепотой. Это ужасно неприятная болезнь. Сначала все двоится в глазах, потом является такое ощущение, как будто песок попал в глаза, потом начинают литься слезы из глаз и глядеть ими становится трудно. Хотя я не снимал очков, но слезы у меня лились ручьями и замерзали на моей бороде. Впрочем, несмотря на это, мы в бодром настроении, потому что погода хорошая. Аппетит у нас превосходный, даже слишком хороший ввиду того, что мы должны довольствоваться весьма умеренными порциями. Я надеюсь, что мы завтра вечером доберемся, наконец, до склада провизии, устроенного по моему распоряжению, откуда мы можем пополнить свои запасы. Приятно будет найти хотя бы такой маленький признак пребывания человека в этой белоснежной ледяной пустыне, удаленной почти на 95 километров от ближайшей земли.

14 ноября. Опять хорошая погода, но только очень холодно, так как дует резкий ветер, прямо нам в лицо. Мы подвигаемся с большой осторожностью, так как я убедился, что область Великого ледяного барьера так же капризна и изменчива, как и поверхность моря.

Мы вынуждены были остановиться в шесть часов вечера. Я занялся определением нашего местоположения на карте, а в это время Уайлд вышел из палатки и начал рассматривать местность в подзорную трубу. Вдруг он закричал нам, что он видит склад. Мы тотчас же побежали к нему. Действительно, можно было очень ясно разглядеть флаг и сани. Какое облегчение испытали мы при мысли, что там мы найдем запасы корма для лошадей на 4 дня и 4 1/2 литра керосина для нашей кухни. Сегодня мы будем лучше спать ночью.

Кругом нас мертвая тишина. На каждой нашей остановке мы строили большой снежный холм, который должен служить нам указателем дороги на обратном пути. Мы страшно заинтересованы тайной Великого ледяного барьера и постоянно думаем о том, что нас ожидает далее к югу. Если счастье не изменит нам, то недели через две мы разгадаем эту тайну».

Дни проходили за днями и походили один на другой, как две капли воды. Каждое утро путешественники вставали в половине пятого и завтракали в 6 часов. Затем они снимали палатки, запрягали лошадок и закладывали вещи в мешки. Холод затруднял все движения, поэтому сборы в дорогу происходили довольно медленно и раньше 8 часов утра никогда не удавалось выступить. Подвигались гуськом; каждый вел свою лошадку и по очереди шел впереди, чтобы указывать дорогу. В час они останавливались, чтобы поесть и отдохнуть, а в 6 часов устраивались на ночлег. Сначала обряжали лошадей, затем разбивали палатки и готовили обед. Обязанности повара каждый исполнял по очереди. Усевшись в палатке кругом керосиновой кухни, путешественники съедали обед и после того залезали в свои спальные мешки. Но прежде чем заснуть, каждый непременно записывал что-нибудь в свой дневник, и затем все в лагере погружались в глубокий сон, чтобы запастись силами для следующего дня. Шеклтон говорит, что это были самые приятные часы в течение дня.

«Область Великого ледяного барьера, – пишет в своем дневнике Шеклтон, – это огромное, мертвое, белоснежное поле, полное какой-то странной и жуткой таинственности. Нигде не видно земли, и поэтому каждое малейшее пятнышко на этом беспредельном белоснежном пространстве производит сильное впечат-ление.

Нам иногда кажется, что мы находимся в совершенно другом мире. Губы у нас потрескались от холода, но мы не обращаем на это внимания, хотя это мешает нам смеяться. Только сильный аппетит дает себя чувствовать. Уже теперь наша ежедневная порция кажется нам слишком малой, что же будет потом, когда мы начнем испытывать настоящий голод?»

Недостаток корма и необходимость пополнить запасы свежим мясом заставили путешественников убить одну из лошадок, которая сильно поранила себе ноги и поэтому хромала.

У Адамса разболелся зуб, и пришлось раньше остановиться на ночлег. Маршалл попробовал вытащить ему зуб, но так как инструментов не было, то зуб сломался, и бедный Адамс очень страдал, но мужественно переносил боль. В конце концов Маршаллу удалось вытащить зуб, и Адамс мог поесть немного мяса.

22 ноября путешественники увидели вдали какую-то мрачную обледенелую горную цепь, среди которой виднелись кое-где обнаженные пики. Они испытали сильное и вполне понятное волнение при виде этой цепи. Там, быть может, находились земли, которых еще не видал ни один человеческий глаз! Безграничное уединение окружающей природы производило на них особенное обаяние, и порой они даже не решались заговорить, чтобы не нарушить торжественного безмолвия снежных полей. Но глаза их, едва оправившиеся от снежной слепоты, с напряжением смотрели вдаль, стараясь разглядеть малейший признак новых земель.

«28 ноября. Памятный день! – пишет Шеклтон. – Сегодня мы перешли самый отдаленный южный пункт земного шара, на который когда-либо ступала нога человека. Вечером мы уже находились на 82°18 1/2′ южной широты. Капитан Скотт остановился на 82°16 1/2′ южной широты. Это был конечный пункт, достигнутый предшествующей экспедицией. Мы бодры и веселы. Мороз несколько больше 5°. Мы отпраздновали переход этой границы тем, что распили маленькую бутылочку ликера «Кюрассо», которым снабдили нас друзья. Каждый получил две чайные ложки. Потом мы закурили папиросы и долго болтали, пока не заснули. Что-то принесет нам следующий месяц? Если все пойдет хорошо, то мы будем вблизи нашей цели в конце декабря.

С замиранием сердца смотрели мы на эти отдаленные горы, на величественные темные вершины пиков, окаймленные вечными снегами и поднимающиеся над неведомой страной. Ведь лишь очень немногим людям бывает суждено увидеть землю, не виданную доселе никем! И мы принадлежим к числу этих избранных! Никто не может сказать нам, что мы еще увидим, во время нашего дальнейшего пути к югу, какие чудеса природы раскроются перед нами! Нас охватывает нетерпение, и мы ускоряем шаги, но голод и мучительная усталость, вследствие затруднительной ходьбы по рыхлому снегу, берут свое и заставляют нас возвращаться к настоящему, о котором мы забыли на время, унесшись на крыльях фантазии в далекие, неизведанные страны, тайна которых до сих пор оставалась сокрытой от взоров человека…»

1 декабря путешественникам пришлось убить вторую лошадку, которая уже едва передвигала ноги. Это пополнило их запасы мяса, но зато увеличило их труд, так как у них осталась только одна лошадка, и поэтому им самим пришлось тащить сани. В это время они находились уже на 83°16′ южной широты. Конец области Великого ледяного барьра был уже недалек, и местность кругом начала изменяться. Погода стояла большей частью ясная, и солнце настолько пекло, что путешественники сильно потели за работой, однако ноги у них все-таки мерзли. Во время пути они питались только сырым замерзшим лошадиным мясом.

Горы начали вырисовываться яснее, появились новые вершины. К вечеру они увидели уже совсем близко большую красную скалу, возвышавшуюся на 900 метров над землей, и решили на другой день взобраться на нее, чтобы осмотреть окружающую местность. Теперь они испытывали изрядный голод, так как уменьшили свою порцию до минимума, и главное, они не могли утешать себя мыслью, что это скоро кончится. Они знали, что впереди еще по крайней мере три месяца таких же лишений. Иногда величественная суровая и доселе невиданная красота полярной природы отвлекала их мысли от собственных ощущений, но ненадолго. Под влиянием голода они снова возвращались к мыслям о еде и предавались мечтаниям насчет того или иного кушанья, которое они заказали бы для себя в ресторане, если бы… если бы… находились в цивилизованной стране, а не в полярной пустыне, на пути к Южному полюсу!

 

 

На другой день путешественники поднялись в 4 часа утра и, взяв с собой по 4 бисквита и по 4 кусочка сахара на человека, а также по 1/8 фунта шоколада, направились к скале, на которую хотели взобраться. Лошадке дали корма на целый день и оставили ее вместе с вещами в лагере. С большими трудностями добрались они до вершины горы, высота которой оказалась 1020 метров. Они назвали ее горой Надежды, так как с ее вершины они могли обозреть окрестность и увидели большой ледник, который направлялся прямо к югу и переходил, как им показалось, в высокое внутреннее плоскогорье. Там, где этот замерзший ледяной поток соприкасался с Великим ледяным барьером, происходило, вероятно, сильное давление льдов, вызвавшее большие передвижения на поверхности ледяной стены. Огромные массы льда оторвались от нее по крайней мере на пространстве целой мили. На южных склонах гор виднелись высокие гранитные скалы, вдали же путешественники увидели высокую гору, окутанную облаком, и приняли ее за действующий вулкан. К семи часам вечера путешественники уже вернулись в лагерь, окрыленные надеждой. Теперь их путь был намечен. Они намеревались перейти через горы по леднику и прямо направиться к Южному полюсу.

4 декабря, в 8 часов утра, они двинулись в путь и к 5 часам вечера достигли вершины горного прохода. Оттуда они начали спускаться к леднику и в 6 часов вечера были уже у подножия голубой ледяной массы, заключенной между гранитными скалами. Погода им благоприятствовала. В полдень температура была 4 1/2° ниже нуля, и так как ветра не было, а солнце ярко светило, то временами им было даже жарко. Они отвыкли от такой температуры. Очень довольные своим дневным переходом, они остановились на ночлег у подножия лед-ника.

 

Глава IV

Путь через ледник оказался, однако, очень затруднительным. Поверхность замерзшего ледяного потока была вся изрезана трещинами. Некоторые из них были покрыты снегом, другие же зияли, и страшно было заглянуть в их бездонную голубую глубину! Малейшее неосторожное движение было бы гибелью для путешественников, поэтому они подвигались очень медленно. Лошадку пришлось вести под уздцы, по краю ледника, потому что она не могла тащить сани по расколотому льду.

Шеклтон сильно страдал от снежной слепоты и не мог смотреть. Это сильно затрудняло путешествие. Пришлось частями, в несколько приемов, перетаскивать поклажу. Удивительную вещь сообщили Маршалл и Уайлд, разыскивавшие дорогу впереди. Они уверяли, что видели пролетевшую над ними птицу коричневого цвета, с белой полоской на нижней стороне крыльев. Конечно, это поразило их. Кто бы мог ожидать встретить живое существо в этой мертвой ледяной пустыне?

На следующий день чуть не произошло несчастье. Приходилось карабкаться по горным склонам, проваливаясь в рыхлый снег. Трещины были кругом, и, кроме того, освещение, по причине облачности, было очень плохое, так что трудно было различить что-нибудь среди белого рассеянного света, окутывавшего ледник. Путешественники шли медленно и осторожно. Вдруг они услышали отчаянный крик Уайлда, шедшего позади и ведшего под уздцы лошадь. Они тотчас же поспешили на помощь к товарищу, который, уцепившись за сани, повис над пропастью. Но лошади не было и следа!

С большими усилиями удалось им вытащить Уайлда на безопасное место, но лошадь бесследно исчезла в глубокой трешине. Уайлд шел по следам товарищей и перешел таким образом через трещину, покрытую снегом, но под тяжестью саней снежная кора рухнула. Уайлд внезапно почувствовал порыв ветра, который засвистел у него в ушах, узда вырвалась у него из рук, и он, инстинктивно вытянув руки, схватился за край трещины. К счастью, при падении лошади сломался крюк у саней, к которому были прикреплены постромки, и это обстоятельство спасло сани и Уайлда.

Путешественники подползли к трещине и заглянули вниз. Ни звука не доносилось к ним оттуда, и только черная бездонная пропасть зияла перед ними. Какое счастье, что Уайлд был спасен! Гибель саней также могла бы иметь ужасные последствия. Там были спальные мешки, а без них нельзя было бы продолжать путь и, пожалуй, не удалось бы даже добраться до зимней стоянки.

Пришлось самим везти сани. В этот день им вообще не повезло: для того чтобы остановиться на ночлег, они должны были пройти 400 метров назад, так как их со всех сторон окружали трещины, и они не могли тут устроить ночлег, не рискуя провалиться во сне в трещину.

Погода была прекрасная на следующий день. Это было большое счастье, так как переход оказался очень трудным и опасным. На этот раз настала очередь Маршалла провалиться. Его вытащили. Если бы не упряжь, то он, пожалуй, свалился бы в бездонную пропасть. Через несколько минут проваливается Адамс, а затем настает очередь и Шеклтона. Путь становится все труднее и труднее. Сани раскатываются и ударяются об острые края трещин. Везти двое саней становится невозможно, и тогда они запрягаются вчетвером в одни сани и отвозят сначала их, а затем возвращаются за другими. Конечно, это очень осложняло путешествие и замедляло его. Наконец поверхность льда стала ровнее, и тогда можно было снова тащить двое саней.

Однако, несмотря на все эти препятствия, когда они остановились на отдых и занялись определением места, где находились, то оказалось, что они уже достигли 84°2′ южной широты. Это открытие подействовало на них ободряющим образом. Ведь последние два дня они только и делали, что карабкались по крутым горным склонам. Конечно, они ощущали сильный голод, когда останавливались на отдых, но утоляли его только жеванием лошадиного мяса. Приходилось быть как можно экономнее с провизией, ведь впереди предстоял еще очень длинный путь. Ничего нет удивительного, что, пережевывая замерзшее лошадиное мясо, они мечтали о хорошем обеде, о своих любимых кушаньях, и все их разговоры большей частью вертелись около этого предмета.

Дорога с каждым днем становилась хуже. Синяя поверхность льда была усеяна острыми выступами и изрезана трещинами. Приходилось напряженно следить за тем, чтобы сани не разбились о какой-нибудь ледяной выступ или не исчезли в трещине. Всякое неосторожное движение неминуемо влекло бы гибель. Но путешественники утешали себя мыслью, что с каждым шагом они подвигаются ближе к полюсу.

Скоро они увидели ближе гору, которую принимали за вулкан. Облака рассеялись, и они смогли хорошо рассмотреть ее вершину и убедиться, что это была обыкновенная гора. Шеклтон назвал ее Облаконосной. По счастью, погода была все время хорошая, и это ободряло путешественников. Несмотря на голод и трудности пути, они не теряли мужества. «Препятствия существуют только для того, чтобы их преодолевать!» – говорит Шеклтон, и он и его товарищи на каждом шагу подтверждали эту истину. Осторожность ни на минуту не покидала их. Они отлично понимали, какие серьезные последствия могут произойти, если один из них, вследствие какого-нибудь несчастного падения, не в состоянии будет продолжать путешествие.

Однако мучительному подъему по синим ледяным склонам, казалось, не было конца. 13 декабря Шеклтон и его товарищи находились уже на высоте 1330 метров. Поднимаясь выше, они открывали все новые и новые горы на юго-западе. Они шли, мучительно ожидая, что подъем, наконец, кончится и они достигнут плоскогорья, где будет легче идти. Таким образом, все поднимаясь и перетаскивая сани с величайшими затруднениями, они достигли высоты 2500 метров, но это еще не был конец! Трудности путешествия увеличивались вследствие высоты и усиливающегося холода. Особенно ощутительна была снежная метель на такой высоте. В одном месте Уайлд, отправившийся посмотреть, не видно ли конца ледника, нашел камни, очень похожие на уголь, – и действительно, как определил потом профессор Дэвид, это были куски угля. Уайлд видел его в огромных количествах. Слои этого черного вещества были заложены в песчанике и были толщиной в семь-восемь футов.

 

 

Местами склоны становились такими крутыми, что приходилось вырубать ступени во льду, чтобы поставить ногу. Взбираясь на такой склон, они втаскивали сначала одни сани и, поставив их на безопасное место, отправлялись за другими и поднимали их при помощи веревки, которую они тянули изо всей силы, стоя на широкой ступени, вырубленной во льду топором. Это приходилось проделывать бесчисленное множество раз, пока, наконец, не была достигнута площадка, на которой можно было раскинуть лагерь.

Человек привыкает ко всему, и мало-помалу путешественники стали совершенно равнодушно относиться к трещинам, среди которых они двигались, и даже не пугались, когда кто-нибудь из них проваливался. «Ага! Ты нашел ее!» – восклицали они, помогая выкарабкаться провалившемуся товарищу. «Мы точно ходим по стеклянной крыше станционного зала!» – говорил Уайлд. Вообще они стали нечувствительны к окружающим их опасностям и склонны были подшучивать над ними и даже друг над другом. Между тем, трещины становились все опаснее, так как они были совершенно скрыты мягким снегом и обнаруживались тогда только, когда кто-нибудь проваливался. То и дело приходилось вытаскивать то одного, то другого, но благодаря упряжи, удерживавшей провалившегося, все кончалось благополучно.

Чтобы сберечь подольше съестные припасы, пришлось еще убавить порции. Каждый день путешественники убавляли по одному сухарю на человека, а также экономили на сахаре и пеммикане. Вместо этого они ели маис, размоченный в воде. Этот маис служил кормом лошадям, а теперь он стал пищей для людей. Но когда температура сильно понизилась, то маис уже нельзя было размачивать в воде, так как вода замерзала.

В рождественский сочельник, 24 декабря, они достигли высоты 2773 метров, но дорога все еще шла в гору. Мороз был сильный, и они очень страдали от холода. В 6 часов вечера остановились на ночлег. Мысли всех унеслись на далекую родину, где, быть может, теперь также вспоминали путешественников, затерянных во льдах Южного полюса.

«Первый день Рождества! – пишет Шеклтон в своем дневнике. – Очень холодно. Термометр показывает 26 1/2°, мороза. Но мы все-таки выступили и весь день карабкались на крутой горный склон, местами весь изрезанный трещинами. По случаю праздника мы убрали свои сани флагами. В этот день мы позволили себе попировать. На обед у нас было вареное лошадиное мясо с пеммиканом, говяжий бульон и сухари. Затем мы съели по маленькому кусочку рождественского пудинга, который дал Уайлду на дорогу один товарищ, и запили это крошечной рюмочкой коньяка. В заключение мы выпили какао и чайную ложку мятного ликера и закурили сигары. Сегодня мы насытились в последний раз, так как с завтрашнего дня мы должны еще уменьшить свою порцию.

Нам остается еще пройти 925 километров, а провизии у нас не более чем на месяц. Мы обсудили свое положение, и после сытного обеда нам нетрудно было решиться еще более уменьшить свою порцию, чтобы провизии, рассчитаной на неделю, хватило на десять дней Мы решили одни сани оставить здесь и вообще уменьшить свою поклажу до последней возможности. Приходится рискнуть. Мы находимся далеко-далеко от всего мира и сегодня не можем подавить в себе тоску по родине, по близким! Оттого мы молчаливы и погружены в свои мысли, которые постоянно прерываются падением в трещину то одного, то другого. Каждый раз, взобравшись на ледяной гребень, мы говорим себе: «Быть может, это последний!» Но так и остаемся при этом желании…»

На третий день Рождества путешественники уже достигли плоскогорья, на высоте 3109 метров. Трещин больше не было, но зато пребывание на такой высоте и сильный мороз (35 1/2°) затрудняли дыхание и делали всякую работу очень трудной. Силы путешественников заметно уменьшались, вследствие голодания и изнурения. При измерении температуры тела она оказалась на 1° ниже нормальной.

Шеклтон с каждым днем надеялся, что местность станет более ровной и легче будет идти. Но ничего подобного! Поверхность плоскогорья оказалась в высшей степени изменчивой. Путешественники тащились с трудом, и все начали страдать сильнейшей головной болью, что было одним из признаков горной болезни.

«В самом деле, полюса трудно достигнуть!» – восклицает Шеклтон.

30 декабря поднялась страшная метель, которая вынудила путешественников с 11 часов утра залезть в спальные мешки и оставаться в них целый день, в то время как ветер налетал порывами на палатку, грозя сорвать ее. На другой день они попробовали пуститься в путь, но это было самое трудное путешествие, какое только можно было представить себе. Пришлось все время взбираться по рыхлому снегу при сильном ветре и метели. У всех болела голова, и недостаточное питание давало себя чувствовать. Но они все-таки шли и шли, видя перед собой только одну-единственную цель – Южный полюс!

4 января Шеклтон написал в своем дневнике: «Конец близок! Мы можем выдержать только три дня, так как силы наши быстро падают. Последствия недостаточного питания становятся очень ощутительными, и все это, вместе с бурями и метелями при морозе в 35°, ясно указывает нам, что граница возможного достигнута. Температура нашего тела сильно понизилась. Мы устроили склад провизии и на плоскогорье и, таким образом еще более облегчили нашу поклажу. Однако у нас явилось опасение, что мы не найдем этот склад на обратном пути среди однообразия окружающих нас снегов, и поэтому, чтобы предотвратить такую страшную случайность, мы водрузили возле него одну из стоек нашей палатки и привесили к ней флаг. И все-таки мы пошли дальше, что было, конечно, риском с нашей стороны и оправдывалось только нашей великой целью. Само собой разумеется, что это путешествие могло быть предпринято только с полного согласия моих товарищей, которые также хотели идти вперед. Я теперь почти уверен, что полюс лежит на этом высоком плоскогорье, которое нами открыто».

На другой день опять поднялась снежная вьюга при морозе 36 1/2°. Больше всего путешественники страдали от холода и голода. Шеклтон жалуется на сильную головную боль, «которую он не пожелал бы даже своему врагу!» «Еще два или, самое большее, три дня, – говорит он, – и силы наши придут к концу!»

6 января он записал в своем дневнике: «В последний раз мы выступили в поход с санями и со всем нашим скарбом! Завтра мы оставим лагерь со всем, что у нас есть, и, захватив немного провизии и флаг, постараемся пробраться как можно далее к югу и там водрузить его. Сегодня 39 1/2°, мороза при сильной снежной вьюге. Кажется, это самый тяжелый день для нас. Мы голодны. Лошадиный корм уже давно истреблен нами. Пальцы и лица у нас коченеют от холода. Вечером мы достигли 88°7′ южной широты. Завтра мы пойдем только с флагом в руках. Мы уже знаем, что не можем достигнуть цели, и только мысль, что мы сделали все, от нас зависящее, может несколько облегчить наше разочарование и огорчение. Но силы природы победили нас и помешали нам достигнуть цели!..»

7 января температура еще понизилась: около 45°, мороза. Снежная вьюга, настолько сильная, что трудно держать глаза открытыми. Пришлось лежать в палатке, в спальных мешках, между тем как тонкий слой снега, проникавший через изношенные стенки палатки, покрывал все. Уныние овладело путешественниками. Запасы провизии иссякли, а между тем они не могли двинуться с места. Спать они не могли. Теперь уже было решено, что как только стихнет ветер, они выйдут с флагом и пройдут как можно дальше, чтобы водрузить его. Больше всего их тревожила мысль, что вьюга может замести их следы и они могут сбиться с пути и не найдут дороги к своему складу, от которого зависела их жизнь. Среди этой снежной пустыни нельзя было найти точки опоры для каких-либо измерений. Они сознавали, что подвергаются очень большому риску.

 

 

Однако и на следующий день буря не унималась, и им пришлось провести целый день в спальных мешках, с сильной болью в руках и ногах. Голод становился все ощутимее, и настроение было самое мрачное. В палатку набилось столько снега, что в ней едва можно было двигаться. То один, то другой начинал жаловаться на потерю чувствительности в ноге, и тогда остальные товарищи немедленно бросались к нему на помощь, стараясь согреть ему ногу и восстановить в ней кровообращение. К вечеру ураган начал стихать, и в 4 часа утра, 9 января, немного поев, они вышли из лагеря, взяв с собой только флаг, медный цилиндрический ящик с печатями и документами, фотографический аппарат, подзорную трубу и компас.

Путешественники старались идти как можно быстрее, временами они даже просто пускались бегом. К 9 часам утра они достигли 88°23′ южной широты, на высоте 3537 метров. Развернув флаг, они воткнули его, и он, водруженный на самом южном пункте, достигнутом людьми, развевался от ледяного полярного ветра. Далее к югу не было видно ни малейшей перемены в поверхности плоскогорья. Перед ними простиралась все та же однообразная белая пустыня. Южный полюс, по всей вероятности, находится посреди этого огромного плоскогорья, где свирепствуют холод и бури.

Путешественники оставались только несколько минут на этом месте. Медный цилиндр с документами был положен возле флага, затем, съев свой скудный завтрак, они пустились в обратный путь, на север!

По счастью, следы их не были заметены бурей, и к 3 часам они уже пришли в лагерь. Конечно, Южного полюса они не могли достигнуть, но идти дальше значило бы подвергать себя страшной опасности. И они оставили флаг развеваться на расстоянии 179 километров от полюса!

Но бедствия еще не кончились. Им оставалось пройти еще длинное расстояние, отделявшее их от зимней стоянки, от товарищей, которые их ожидали там. Когда они отправлялись оттуда в свое далекое, трудное путешествие 2 1/2 месяца тому назад, то были полны сил и надежд на его благополучный исход. Они имели с собой обильный запас провизии и смело смотрели в будущее, бодрые и уверенные в победе. Теперь было не то. Отправляясь в обратный путь, они не только были удручены тем, что не могли достигнуть цели и что их ожидания и надежды не сбылись. Они ослабели от перенесенных лишений, и борьба с суровой природой и воздвигаемыми ею препятствиями становилась для них труднее. Они знали, что жизнь их зависит теперь от нескольких скудных и редких запасов провизии, оставленных ими на пути, и от быстроты возвращения.

Надо было во что бы то ни стало двигаться вперед, как ни было трудно идти, надо было напрягать все свои силы, чтобы не погибнуть в этой ледяной пустыне. Поэтому, добравшись до лагеря, они, не отдыхая, отправились дальше. Однако все же они могли пройти не больше двух часов и настолько выбились из сил, что около 5 часов вечера должны были остановиться на отдых. К счастью для них, вьюга хотя и повалила шесты, которые они расставили, чтобы заметить дорогу к складу, но не замела следов саней, и поэтому они не могли заблудиться.

«У нас словно камень свалился с души, – говорит Шеклтон, – когда мы, наконец, увидели склад! Ведь, в самом деле, какой мы подвергались опасности! Ничто, кроме следа саней, не указывало нам дороги среди этой огромной, белой равнины. Что если бы их замело снегом?..»

 

Глава V

Южный ветер, который раньше дул им прямо в лицо и препятствовал их движению к полюсу, теперь сослужил им службу. Он точно гнал их назад, и они двигались гораздо быстрее, чем могли ожидать. Поставив на санях, вместо паруса, полотно от палатки, они временами просто мчались, подгоняемые ветром, по направлению к северу. Но у Шеклтона разболелись от мороза ноги, сделались пузыри на пятке и на пальцах, и, конечно, такое быстрое движение причиняло ему немалые страдания. Однако останавливаться было нельзя. Отыскав склад провизии, оставленный на снежной равнине, они также быстро отправились к другому складу, оставленному ими на вершине ледника. Теперь они не останавливались даже во время вьюги, так как ветер дул им в спину. Но при таких условиях очень трудно было находить прежние следы.

Отчаянное положение, в котором находились путешественники, заставляло их пренебрегать всякими предосторожностями, и они с наивозможной быстротой двигались через все места, изрезанные трещинами. Надо было всем рисковать, чтобы добраться до склада. Во многих местах снег исчез и повсюду блестел синий лед, скользкий, как гладкое стекло. День ото дня дорога становилась хуже. Приходилось сани прямо спускать по ледяным склонам, удерживая их на длинной веревке, и они скатывались вниз, точно какой-нибудь тюк.

В нижней части ледника их ожидала другая беда: там лежал глубокий слой снега, закрывавший все трещины, куда легко было провалиться. Единственное, что облегчало путь путешественников, было то, что становилось теплее, и они уже перестали так сильно страдать от холода. 23 января мороз был только 10 1/2°, и им казалось даже, что было тепло, так как светило солнце. Но прежде чем они достигли склада, устроенного у подножия ледника, они страшно измучились и наголодались. Провизия у них вся вышла, и они поддерживали себя только чаем и какао. Они даже не могли дойти до склада и остановились на расстоянии полумили от него. Выбившись из сил, трое из них остались, только Маршалл еще оказался настолько крепким, что мог пройти это расстояние, и принес из склада немного пищи товарищам.

 

 

Вот что пишет об этом переходе Шеклтон в своем дневнике: «Нам пришлось еще уменьшить свою ежедневную порцию и довольствоваться только четырьмя сухарями и двумя чашками очень жидкого рагу из лошадиного мяса. Но скоро и этого не стало, и мы могли завтракать только маисом, едва размоченным в воде. Больше у нас ничего нет. И при таком питании нам приходится тащиться по рыхлому снегу, зачастую среди целого лабиринта трещин, скрывающихся под снегом. Каких неимоверных усилий стоит нам удерживать наши сани, чтобы они не провалились в пропасть! От времени до времени мы делаем короткую остановку, чтобы подкрепить себя чашкой чая с солью и перцем, за неимением чего-либо другого. Последний переход мы сделали, не имея во рту твердой пищи больше суток! Неудивительно, что мы не могли дотащиться до склада и сделали привал раньше, а Адамс упал в обморок, совершенно выбившись из сил…»

28 января они спустились к подножию ледника и добрались до Великого ледяного барьера. С какой радостью они его приветствовали! Наконец-то они вырвались из проклятого ледника, где странствовали так долго, выбиваясь из сил. Приятно было очутиться снова в знакомой местности. Но злоключения их еще далеко не кончились. У самого конца ледника опять началась вьюга, и такая сильная, что на расстоянии пяти метров уже ничего нельзя было разглядеть. Идти по леднику, сплошь изрезанному трещинами, было очень опасно, но выжидать улучшения погоды тоже было нельзя. Провизии оставалось слишком мало. И вот они пустились в путь, несмотря на снежный ураган. На этот раз счастье им благоприятствовало, и они миновали благополучно все трещины. Чтобы отметить дорогу, по которой надо было идти на обратном пути, они делали раньше на месте каждой остановки снежные холмики. И теперь эти холмики оказали им большую услугу. Они очень обрадовались, найдя 31 января первый из этих холмиков, указавший им, что они идут по правильному пути.

Температура была всего 2 1/2° ниже нуля, и после перенесенных ими морозов путешественники ощущали теперь приятную теплоту.

Барьер встретил путешественников очень недружелюбно. Опять поднялась такая вьюга, что скоро путники выбились из сил и принуждены были остановиться, и на другой день им пришлось потратить три четверти часа, чтобы освободить свою палатку из-под снега. Погода стала лучше, но зато положение путешественников ухудшилось. По всей вероятности, провизия в одном из складов была попорчена, и, употребив ее в пищу, они все заболели кровавым поносом, что окончательно подорвало их силы. В довершение несчастья, у них вышли все лекарства. Пришлось питаться только сухарями и воздерживаться от лошадиного мяса, которое, вероятно, и было причиной болезни.

Между тем, дорога становилась все тяжелее: рыхлый, сыпучий снег и белый рассеянный свет, при котором нельзя ничего ясно разглядеть! 4 февраля Шеклтон написал в своем дневнике: «Ночь не принесла нам желанного облегчения. Мы все изнурены болезнью. Ужасный день. Я не в состоянии больше писать. Мы не можем двигаться дальше, сил нет! Положение становится опасным».

Однако они все же тронулись в путь на следующий день, но, по словам Шеклтона, «жизнь стала похожа на кошмар!» Все мысли и разговоры путешественников вертелись только вокруг еды. Ни о чем другом они не могли думать. Вся их пища в эти тяжелые дни заключалась только в пяти сухарях и половине чашки теплой пищи, а в последний день, перед тем как добрались до склада, они с утра уже ничего не ели, потому что провизия вся вышла.

В этом складе было спрятано мясо первой лошади, убитой по пути к полюсу. Из ее печени они приготовили себе обед, и им казалось, что они никогда не ели ничего вкуснее этого. Они даже собрали все крошки мяса, оставшиеся тут от обеда, который они ели в ноябре. Разыскивая эти остатки, Шеклтон нашел какую-то глыбу красного цвета. Оказалось, что это была лошадиная кровь, затвердевшая вследствие мороза. Недолго думая, они тотчас же откололи кусок этой глыбы и приготовили из нее бульон, которым не могли нахвалиться.

Захватив все лошадиное мясо и сухари, они отправились дальше к следующему складу, до которого надо было пройти еще 144 километра. Приходилось, следовательно, экономить провизию. Их пища состояла в день из двух чашек чая, чашки очень жидкого какао, неполной чашки рагу из лошадиного мяса и четырех сухарей. Поэтому они были голодны и всегда видели во сне накрытый стол и какие-нибудь кушанья. После таких сновидений они просыпались еще голоднее, чем обыкновенно. В день рождения Шеклтона, 15 февраля, ему поднесли в подарок сигаретку, сделанную из табака, употребляемого для трубок, и завернутую в толстую оберточную бумагу, но и такую было приятно выкурить после долгого лишения, и Шеклтон был очень доволен.

Несмотря на крайнее истощение сил и голод, путники все-таки подвигались вперед. Провизии хватало только от склада до склада, и обыкновенно в последний день, когда они должны были достигнуть склада, у них уже ничего не оставалось, и они голодали. Мысль о том, что теперь они все-таки приближаются к «дому», поддерживала их. Дойдя до склада, они с нетерпением принимались доставать провизию. Большую радость доставили им найденные в одном из складов пеммикан, сухари и компот из фруктов. Это было приятным сюрпризом. Они забыли о том, что эти лакомства были у них заготовлены для праздника Рождества, но они оставили их, когда двинулись к Южному полюсу. Большое удовольствие доставил также табак, который был спрятан в складе. Словом, в день прибытия к складу они устроили настоящий пир, а на другой день снова началось полуголодное существование и тревожные мысли о том, найдут ли они еще один, последний, склад провизии на указанном месте. Шеклтон, перед своим отправлением в путешествие, поручил устроить этот склад. Товарищи его должны были свезти туда провизию, и на обратном пути Шеклтон рассчитывал найти там запас пищи, достаточный для поддержания сил экспедиции на весь оставшийся путь. В противном случае они не могли бы дойти до зимней стоянки и им угрожала бы голодная смерть. Шеклтон отгонял от себя тревожные мысли. Конечно, это было сделано, утешал он себя, и в назначенном месте они найдут приготовленные для них запасы.

21 февраля поднялась страшная вьюга, и температура сразу понизилась до –37°. При таком морозе и ветре трудно было идти, и в другое время они бы, конечно, переждали бурю. Но теперь останавливаться значило бы обрекать себя на верную смерть. Надо было во что бы то ни стало добраться до склада, который оставшиеся товарищи Шеклтона должны были устроить в 112 километрах к югу от зимней стоянки. Только на этот склад и оставалась надежда, потому что у них совсем уже не было ничего, и они ели мясо, соскобленное с костей первой убитой во время путешествия лошади. Эти кости были найдены ими на одной из прежних стоянок.

На другой день, наконец, им улыбнулось счастье. Погода была великолепная, и яркое солнце подействовало на них ободряющим образом. Медлить было нельзя. Скоро должно было наступить худшее время года, и ночью становилось уже совсем темно. Почти не отдохнув, так как они страшно исхудали и у них болели кости, когда они лежали в своих спальных мешках, путешественники рано выступили в путь.

Вдруг, в 11 часов утра, они увидели на снегу свежие следы четырех человек с собаками. Чувство радости, которое они испытали при этом, не поддается описанию. Ведь они уже больше не были одиноки теперь! Где-то, может быть, недалеко от них, были их товарищи, и помощь была близка! Следы направлялись прямо на юг, и, судя по длине шагов, люди, должно быть, шли очень быстро. На снегу даже валялся окурок папиросы. По этим следам Шеклтон заключил, что провизия отнесена к складу у подножия холма, по его собственному указанию. У всех сразу стало спокойнее на душе: теперь можно было не сомневаться, что они найдут склад на определенном месте.

Путешественники отправились по этим свежим следам и скоро увидели валявшиеся на снегу пустые коробки из-под консервов. Очевидно, маленький отряд останавливался тут завтракать. Осмотрев эти коробки, Шеклтон увидел, что это были не те консервы, которые находились в запасах на зимней стоянке. Очевидно, это были новые консервы, привезенные кораблем, и Шеклтон заключил из этого, что «Нимрод» уже вернулся к лагерю и привез свежие запасы. Мысль о скором возвращении на родину наполнила радостью сердца измученных людей.

Само собой разумеется, что изголодавшиеся путешественники тщательно обыскали место стоянки отряда, рассчитывая найти какие-нибудь остатки завтрака. Действительно, они нашли три маленьких кусочка шоколада и обломок сухаря. Тотчас же решено было бросить жребий, и Шеклтону достался обломок сухаря! Он сознается, что в первый момент почувствовал бешеную злобу против своих более счастливых товарищей. «Вот какими мы стали детьми! – говорит он. – Из-за кусочка пищи наше настроение могло сразу испортиться. Рассчитывая на близость склада, мы съели все остатки нашей провизии. У нас уже больше нет ничего, и если мы не доберемся до склада, то нас ожидает гибель!»

На другой день погода также благоприятствовала им, и они вышли из лагеря в седьмом часу утра. К 11 часам Уайлд вдруг крикнул, что он видит склад. Действительно, вследствие отражения в воздухе склад казался совсем близко. Можно было видеть, как развеваются ветром флаги, точно призывая голодных путников. В той стороне был виден, кроме того, какой-то яркий блеск. Когда путешественники подошли к складу, то увидели, что жестянка с сухарями была нарочно положена так, чтобы отражать солнечные лучи. Склад был устроен на снежном холмике, высотой в десять футов, и кругом него были расставлены три флага.

Шеклтон тотчас же взобрался на холм и оттуда стал перечислять товарищам разные вкусные вещи, которые он нашел там. Прежде всего он скатил вниз жестянку с сухарями, потом ящик с разными лакомствами. Там были: чернослив, яйца, печенье, плум-пудинг, хлеб, фрукты в сахаре и жареная баранина! Это был настоящий пир после долгих месяцев лишений. Однако им надо было соблюдать большую осторожность, так как желудок их отвык от обильной пищи. Но они удерживались с трудом. В этот день они состряпали себе настоящий обед. Кроме того, они нашли в складе письмо, уведомлявшее их о прибытии «Нимрода», следовательно, надо было торопиться поскорее добраться до зимней стоянки, так как они рисковали уже не застать судна, которое не могло оставаться долго. Между тем, Маршалл почувствовал себя настолько плохо, что не в состоянии был идти. Тогда Шеклтон решает оставить Маршалла в лагере, под присмотром Адамса, а сам вместе с Уайлдом отправляется форсированным маршем к берегу, где по его предположению должен был находиться корабль.

Это последнее путешествие Шеклтона также было не из легких. Дойдя до края Великого ледяного барьера», они вдруг почувствовали, что лед колеблется под их ногами. У них мелькнуло опасение, что они попали на льдину, которая может унести их в море. Тогда Шеклтон решил бросить сани и налегке добраться скорее до хижины. Время теперь было дороже всякого провианта.

Они карабкались по снеговым склонам и через ледниковые трещины, и, наконец, им удалось взобраться на скалу, откуда видно было открытое к северу море. Но корабля нигде не было видно! Сильно билось сердце у путешественников. Там, странствуя в ледяной пустыне, они иначе представляли себе свое возвращение. Неужели они опоздали и корабль ушел? Они теперь могли разглядеть хижину и бухту, но нигде не видно было «Нимрода». Из трубы хижины не струился дымок, и не видно было никаких признаков жизни!

Зловещее предчувствие овладело ими, когда они спускались по направлению к хижине. Там, действительно, никого не было. Но они нашли письмо, в котором сообщалось, что все экспедиции вернулись благополучно и не хватает только Шеклтона с товарищами. «Нимрод» отправился к подножию ледника и там должен был оставаться до 26 февраля. Но когда Шеклтон вернулся, было 28 февраля. Можно себе представить, какие тревожные чувства должны были волновать его! Ведь если корабль ушел, то положение его и тех, которые остались на Великом ледяном барьере, станет очень серьезным.

Однако голод отвлек Шеклтона и Уайлда от этих печальных размышлений. В хижине были съестные припасы, и они воспользовались ими, чтобы соорудить себе обед. Наступила темнота, и о дальнейших поисках нечего было и думать. Но спать они не могли. У них не было спальных мешков, они оставили их на санях, а в хижине было очень холодно. Они нашли кусок толя, которым была обита крыша, и завернулись в него, чтобы хоть немного защитить себя от холода. Вдруг им пришло в голову, что нехудо бы поджечь будку для магнитных наблюдений. Огонь увидели бы с корабля и узнали бы, где они находятся. Но им не удалось зажечь будку.

 

 

Так прошла ночь. Они обрадовались, когда начало светать, и тотчас же снова принялись зажигать будку. Наконец она загорелась ярким пламенем, и – о счастье! – они увидели вдали очертания корабля. Вскоре они могли обменяться с ним сигналами и к 11 часам утра уже были на судне, в кругу своих обрадованных товарищей.

Экспедиция Шеклтона опоздала своим возвращением, и поэтому все опасались, не случилось ли с ним несчастья. Корабль отправился на розыски.

Утром, в день возвращения Шеклтона, капитан «Нимрода» начал всматриваться в берег и вдруг увидел какие-то две движущиеся точки на льдине. Это и были Шеклтон и Уайлд.

Шеклтон недолго оставался на корабле. Подкрепив свои силы, он тотчас же отправился за больным Маршаллом, не обращая внимания ни на усталость, ни на то, что он не спал целые сутки. Надо было спасти товарища, а это было главное. Еще одни с половиной сутки мучительного путешествия по неровному льду Великого ледяного барьера, и, наконец, как раз когда снова поднялась снежная вьюга, маленькому отряду удалось добраться до зимней стоянки, где они и уложили больного Маршалла в постель, дав сигнал кораблю, что они вернулись.

Отдых принес больному пользу. На другой день ему стало лучше, и как только буря улеглась, они все вместе перебрались на корабль, который тотчас же вслед за тем отплыл в Новую Зеландию.

Встретившиеся после долгой разлуки товарищи рассказывали друг другу свои приключения. Все члены экспедиции были налицо, никто не погиб, но многие из них подвергались очень серьезным опасностям во время экскурсий, сделанных с разными научными целями. Во время отсутствия Шеклтона, когда он отправился в свое трудное путешествие к Южному полюсу, из лагеря были снаряжены две экспедиции. Одна, под начальством профессора Дэвида, имела целью открытие Южного магнитного полюса, что ей и удалось сделать.

Но на обратном пути к зимней стоянке она оказалась отрезанной от нее ледоходом. Можно было опасаться, что этой экспедиции не удастся выбраться на твердую почву и что она будет окружена открытым морем. Шеклтон, перед своим уходом, сделал распоряжение, чтобы «Нимрод» отправился на розыски вдоль берега в случае, если эта экспедиция не вернется к сроку. Так и было сделано. Но корабль прошел мимо берега и ничего не заметил, и только когда он возвращался назад, к зимней стоянке, зоркие глаза стоящего на вахте открыли маленький лагерь. Счастливая случайность спасла Дэвида и его товарищей. Один из них, впрочем, чуть не поплатился жизнью в последний момент. От радости, что видит корабль, он сделал неосторожное движение и провалился в трещину. Пришлось бежать к берегу и звать на помощь матросов с «Нимрода». К счастью они подоспели вовремя и вытащили упавшего.

Большой опасности подвергся также разведывательный отряд из трех человек, отправившийся для геологических исследований в горы. На обратном пути отряд расположился на льдине, которая ночью оторвалась от берега, и когда они утром проснулись, то увидели, что кругом них вода. Целый день льдина плавала по заливу, и положение их казалось безнадежным, так как все их запасы остались на берегу. Ни на чью помощь они не могли рассчитывать, и им оставалось только положиться на судьбу и надеяться, что течением их опять прибьет к твердому береговому льду. Действительно, около полуночи их прибило к берегу, и, конечно, они не стали медлить ни минуты и тотчас же перескочили на твердый лед. А льдина, увлекаемая течением, уплыла в открытое море.

С отрядом, который отправился с провизией, тоже было несколько приключений, которые могли окончиться печально. Большим испытаниям подверглись также Пристли, Мюррей и Джойс, отправившиеся на Эребус. По дороге их застигла вьюга. Они уже расположились на ночлег и залезли в свои спальные мешки, когда разразилась буря. Пристли лег не в палатке, а снаружи, когда еще ураган не начинался; заслышав свист ветра, товарищи его очень встревожились и, высунувшись из палатки, окликнули Пристли, но он успокоил их.

Буря продолжалась три дня, и эти три дня они должны были провести в палатке. Они лежали в спальных мешках, и там было довольно тепло, но они не могли приготовить себе пищу и должны были питаться сухими сухарями и пеммиканом. Жажду они утоляли тем, что брали снег, собиравшийся в палатке, и так долго катали его в руках, пока он не превращался в плотный шарик, который они сосали. Больше всего они беспокоились о своем товарище Пристли и несколько раз высовывались из отверстия палатки и окликали его. Он неизменно отвечал им, что все в порядке. В самом начале вьюги они передали ему кое-что из запасов, но, как они потом узнали, он не мог ничего есть, потому что его мучила жажда. Ураган свирепствовал с такой силой, что нельзя было сделать ни шагу из палатки. Снег залеплял глаза и тотчас же обращался в плотную ледяную массу, так что раскрыть глаза было невозможно. Когда на третий день они не получили на свой окрик никакого ответа от Пристли, то очень испугались и, воспользовавшись минутным перерывом бури, отправились его разыскивать.

Им удалось ползком добраться до него, и чтобы не сбиться с пути, они держались направления ветра. Пристли подвергался очень большой опасности быть засыпанным снегом или скатиться со склона горы. Но он счастливо избежал и того, и другого. Когда товарищи отыскали его, они решили уже не разлучаться. Но палатка была рассчитана только на трех человек, а их было пятеро. Можно себе представить, как им было удобно! Они съежились, насколько возможно, и лежали в этой палатке, точно сельди в бочонке. О сне, конечно, нечего было и думать. Лишь только метель немного улеглась, они тотчас же пустились в обратный путь, так как были признаки, указывающие, что буря должна возобновиться. Поэтому они очень торопились и на этот раз благополучно достигли зимней стоянки.

Члены экспедиции, остававшиеся летом в лагере и не предпринимавшие продолжительных экскурсий, посвящали свое время научным занятиям. Они сделали много интересных наблюдений над жизнью полярных животных, преимущественно пингвинов, гнезда которых находились возле лагеря и доставляли обитателям свежие яйца, что вносило некоторое разнообразие в их завтраки и обеды. Пингвины обнаруживали большое любопытство и не пугались близкого соседства людей, поэтому с них можно было легко делать фотографические снимки. Иногда, потехи ради, устраивался концерт для пингвинов, заводили граммофон, и смешно было смотреть, с каким интересом толпа пингвинов прислушивалась к незнакомым звукам, раздававшимся в полярной пустыне.

Несмотря на все лишения, трудности и опасности, перенесенные путешественниками, они все сошлись на корабле к моменту его отплытия. Никто не остался в полярной пустыне навсегда, и никого не пришлось оплакивать. Экспедиция вернулась домой вполне благополучно и привезла с собой чрезвычайно ценный и интересный материал научных наблюдений. Одно только огорчало Шеклтона – что он все-таки не мог добраться до полюса.

Экспедиция открыла неизвестные до сих пор южнополярные земли и установила, что Великий ледяной барьер окаймлен горами на юго-востоке и что Южный полюс лежит на возвышенном плоскогорье, куда ведет огромный ледник. Кроме того, геологические исследования и находка пластов каменного угля указывали, что в этой полярной пустыне, закованной льдами, был некогда жаркий климат и она была покрыта лесами. Экспедиция профессора Дэвида открыла Южный магнитный полюс, то есть место на земном шаре, в котором сосредоточивается сила магнитного притяжения земли и где стрелка компаса остается неподвижной и не отклоняется ни в какую сторону, а если ее прикрепить к горизонтальной оси, то она наклонится вертикально к земле. Таких центров на земном шаре (который мы можем рассматривать как огромный магнит) два: один у Северного полюса, другой у Южного

Важные открытия были сделаны и в области животной жизни южнополярных стран. Море оказалось очень населенным. Любопытные опыты были произведены над микроскопическими животными – коловратками, которые могли выдерживать очень низкую температуру и не погибали. Таким образом, эти области, покрытые льдами и, казалось, представляющие безмолвную и безнадежную пустыню, являются обширным и интересным полем для исследований всякого рода и, конечно, будут продолжать привлекать к себе ученых, не пугающихся ни опасностей, ни лишений, когда речь идет о том, чтобы расширить область человеческих знаний.

 

Глава VI

Эрнест Генри Шеклтон родился в Ирландии в 1874 г. Отец его был врачом и хотел, чтобы его сын следовал по его дороге и изучил медицину. Но Эрнест Шеклтон, еще в самом молодом возрасте, заявлял о своем желании отправиться в море. Он поступил на морскую службу, и, наконец, ему удалось в 1901 г., благодаря своим настойчивым просьбам, добиться, чтобы его приняли в экспедицию на корабле «Дискавери», отправлявшуюся к Южному полюсу под начальством Роберта Скотта. Это было первое полярное путешествие Шеклтона, и после этого он уже не переставал стремиться в южнополярные страны. Должность секретаря Шотландского Географического общества, которую он занимал, не удовлетворяла его, и поэтому, при первой же возможности, он купил старое китоловное судно «Нимрод», собрал значительную сумму денег, обязавшись под свою личную ответственность уплатить ее, если экспедиция будет удачной, и организовал ее на свой собственный риск, воспользовавшись опытом и ошибками других исследователей.

Мы знаем уже из предшествующих глав, как он выполнил эту задачу, но его экспедиция, сделавшая очень много важных открытий, все-таки не достигла Южного полюса. Это было сделано двумя другими путешественниками – Амундсеном и Скоттом. Тогда Шеклтон задумал другую экспедицию: поставил своей целью пересечь через полюс весь антарктический материк. План его состоял в следующем: он хотел высадиться с несколькими своими спутниками на берегу антарктического материка со стороны моря Уэддела и оттуда уже направиться к полюсу, производя попутно магнитные наблюдения. Затем от полюса он предполагал отправиться на север, к своей прежней стоянке, производя попутно научные наблюдения. В море Росса экспедицию уже должен был дожидаться корабль, чтобы доставить путешественников в Новую Зеландию.

Длина всего пути по суше, через антарктический материк, должна была, по приблизительному вычислению Шеклтона, равняться 3000 километров, и Шеклтон рассчитывал, что все путешествие займет около двух лет.

Шеклтону, имя которого было уже достаточно известно, удалось собрать необходимый фонд для своей новой экспедиции, и в конце 1914 г. он выехал из Англии на пароходе «Эндьюранс». В декабре корабль уже встретил плавучие льды – настоящие айсберги, высотой в 15–20 саженей, имевшие в окружности до двух верст. Чем дальше судно подвигалось к югу, тем чаще встречались эти айсберги. 36часов плавали путешественники среди льдов, и, наконец, показался крайний мыс антарктического материка, отмечающий вход в море Уэддела. Шеклтон уже начал готовиться к высадке, но дальнейший путь кораблю был прегражден сплошной массой плавучих льдов, так что пробиться вперед было невозможно и оставалось только ждать, в надежде, что буря или сильный ветер разгонит в разные стороны айсберги и очистит путь.

Но надежда эта не сбылась, морозы усилились, и корабль был затерт льдами. Путешественники были обречены на зимовку среди плавучих льдов, что было самое опасное. В середине зимы (это было в половине июня) они почувствовали первые толчки под огромным ледяным полем, в котором застрял корабль. В течение нескольких месяцев несчастные путешественники не имели ни одной минуты покоя. Лед трещал, ломался, и льдины наползали одна на другую. На корабле от натисков льда образовалась течь, и приходилось все время откачивать воду. Наконец напор льда достиг такой силы, что судно было выкинуто льдом на поверхность. «Оно легло на бок, как смертельно раненое животное, менее чем в десять минут времени», – написал Шеклтон в своем дневнике.

Судьба корабля была решена. Шеклтон отдал приказ перенести на лед лодки, сани и запас провианта. Все участники экспедиции перешли на лед, но и тут опасность была не меньше. Каждую минуту можно было ожидать, что льдина, на которой приютились несчастные путешественники, будет раздавлена. Вскоре им даже пришлось спешно все перенести на другую льдину, так как та, на которой они находились, треснула со страшным грохотом.

Экспедиция очутилась в ужасном положении вследствие гибели судна, так как расстояние до ближайшего порта Южной Америки было более 2000 километров, а у них было только три шлюпки. По расчету Шеклтона на расстоянии 600 километров должен был находиться островок Поле, где ничего нет, кроме обширной колонии пингвинов, но для потерпевших крушение это было важно, так как могло спасти их от голодной смерти

Через два дня после того, как корабль был раздавлен льдами и потонул, Шеклтон и его товарищи отправились по ледяному полю к этому острову; они тащили лодки, а собаки тащили сани, нагруженные припасами. Идти по неровному ледяному полю было страшно трудно и приходилось употреблять почти нечеловеческие усилия, чтобы перетаскивать через большие глыбы тяжелые шлюпки. В первый день они могли пройти только две версты и едва держались на ногах. Дальше продолжать такое путешествие было невозможно, и потому решено было расположиться лагерем на льдине и ждать, куда принесет ее течением.

Это ужасное путешествие продолжалось несколько месяцев. Постепенно съели всех собак, и вскоре пришлось сократить порции пищи. Но ледяной плот, на котором они находились, начал таять все более и более. В апреле Шеклтон спустил лодки на воду, и путешественники спустились в море, рискуя быть раздавленными плавающими льдинами. Положение стало очень опасным, когда поднялась буря. Они с трудом добрались обратно до большой льдины и снова вынуждены были высадиться на нее. Когда буря стихла, они снова спустились в море и в течение 36 часов беспрерывно гребли, почти выбиваясь из сил. Шеклтон хотел достигнуть острова Разочарования, на котором норвежские китоловы устроили свою станцию, но до него было далеко, а ехать дальше было невозможно, поэтому он направился к острову Элефант. Этот остров был близко, но добраться до него нелегко, потому что опять разразился шторм. Брызги воды, падая на лодки, замерзали и покрывали их ледяной корой, так что приходилось то и дело сбивать эту кору для того, чтобы лодки не погрузились в море.

 

 

 

Когда, наконец, после невероятных усилий им удалось выбраться на берег, положение их казалось почти безнадежным. У них оставалось провизии не более чем на пять недель, а впереди была страшная полярная зима. Китоловы, посещавшие эти острова, конечно, давно уже покинули эти места, и ожидать их возвращения можно было только с наступлением лета, следовательно, в ближайшем будущем путешественникам грозила смерть от голода.

Поэтому Шеклтон решил тотчас же отправиться с пятью добровольцами в открытой лодке через океан, к острову Южная Георгия, где были постоянные станции норвежских китоловов. Для этого надо было переплыть расстояние в 1280 километров по бурному морю и в маленькой шлюпке, но Шеклтон не остановился перед грозной опасностью и отправился 24 апреля 1915 г. в свое опасное плавание, надеясь достигнуть этого острова и тотчас же попытаться организовать там помощь своим товарищам, оставшимся на острове Элефант.

Когда эти смельчаки отъехали от острова, поднялась буря, которая не ослабевала почти две недели, и страдания, которые пришлось перенести путешественникам во время этого плавания, даже трудно себе представить! Но цели они все же достигли и 8 мая увидели на горизонте остров Южная Георгия. На другой день, когда берег казался уже близким, разразился шторм, и лодку понесло со страшной быстротой в буруны. Гибель казалась неизбежной, но вдруг ветер переменил направление и отнес лодку в другую сторону. Наконец 10 мая Шеклтону удалось достигнуть небольшой защищенной бухты.

Можно себе представить радость несчастных, измученных путешественников! Но испытания их еще не кончились. Норвежские китоловные станции находились на противоположной стороне острова, и чтобы добраться к ним, надо было объехать остров кругом. На море же все время свирепствовала буря, и пускаться в плавание в такую погоду было настоящим безумием. Тогда Шеклтон решил, не теряя времени, идти пешком через остров. Надо было пройти 48 километров по сплошным горам и ледникам, но это не остановило Шеклтона. С ним пошли двое самых крепких из его спутников, захватив с собой провизии на три дня. Целых 36 часов продолжалось это тяжелое путешествие, так как надо было перебраться через высокие горы и огромные ледники. Наконец 20 мая, под вечер, они достигли поселка китоловов.

Это было спасение. Радость их была велика, но они не забыли своих товарищей, и Шеклтон немедленно рассказал о бедственном положении, в котором находились 22 человека, оставленные им на острове Элефант. Он просил дать ему один пароход для их спасения. Норвежцы тотчас же исполнили его просьбу, и Шеклтон 23 мая отправился за своими товарищами, но, увы, южно-полярная зима уже вступила в свои права, и так как китоловное судно, данное ему, не обладало достаточной крепостью, чтобы пробиться через лед, то он не мог подойти к острову Элефант – льды всюду преграждали ему путь! Шеклтон был в отчаянии. Он знал, что припасы уже должны были подойти к концу, и его товарищам грозила неминуемая гибель, если им не будет оказана помощь в самом скором времени. А он был близко от них, но не мог помочь им!

Однако такой человек, как Шеклтон, не мог признать себя побежденным. Он попросил норвежцев доставить его на Фолклендские острова, оттуда переехал в Южную Америку и выхлопотал у правительства Уругвайской республики ледокол, на котором, не теряя ни одного дня, тотчас же опять направился в Антарктику. Однако и эта попытка окончилась неудачей. Тем не менее, ничто не могло сломить его энергии. Он продолжал свои попытки.

В Южной Зеландии, куда он отправился, находился другой корабль, «Аврора», который принадлежал его же экспедиции и отправился к Южному полюсу одновременно с «Эндьюрансом». Но «Аврора» должна была направиться в море Росса, а «Эндьюранс» – в море Уэддела. Таким образом, оба корабля отделились друг от друга, «Эндьюранс» погиб, но «Аврора» добралась в Южную Зеландию, и только часть людей была задержана зимой на острове Росса.

В Южной Зеландии правительство починило судно и собиралось отправить его в спасательную экспедицию, но отказалось предоставить Шеклтону командование его же собственным кораблем, отправлявшимся разыскивать участников его же экспедиции. Однако Шеклтона это не остановило, и он согласился отправиться на своем же корабле в качестве простого матроса, так как думал только о спасении своих товарищей. В конце концов его усилия увенчались успехом, и все его товарищи, оставленные на острове Элефант, оказались живы и были спасены.

 

 

Два года после того Шеклтон, в качестве офицера, заведовал снабжением Британских морских сил, действовавших в Белом море и в Северной России, а затем занялся чтением лекций о своей последней экспедиции, чтобы получить возможность расплатиться со своими долгами. Когда же, наконец, избавился от них, то снова испытал непреодолимое стремление отправиться в полярные страны и решился совершить новое путешествие в Антарктику. Щедрость друзей избавила его на этот раз от финансовых затруднений, и со всех сторон собрались к нему его старые товарищи, готовые пуститься с ним в путь. В сентябре 1920 г. он отплыл на корабле «Квест». Это было его последним путешествием. Ему было только 47 лет, но, несмотря на его беспримерную энергию, силы его все-таки были надорваны. 5 января 1922 г. он внезапно умер на корабле «Квест» в Южной Георгии, на пути к своей заповедной цели, на пороге южнополярной области…

Со смертью Шеклтона исчез один из замечательных полярных исследователей, отличавшийся своим энтузиазмом и своей решительностью. Готовый ко всякой случайности, он быстро принимал решения, причем замечательно то, чт он всегда выбирал правильный путь, никогда не теряя энергии ни в борьбе со льдами, ни при кораблекрушении, ни перед страшной угрозой голодной смерти.