Благороднейший сеньор! Поскольку содержание моих частных писем, адресованных различным лицам, не может стать в такой степени известным для всех, как текст этого послания, я решил сообщить все новости о здешней стороне и особо написать обо всем прочем, о чем надобно мне просить вашу милость. Новости же эти таковы:

Флот, который католические короли, наши государи, отправили из Испании в Индии под командой своего адмирала моря-океана, Христофора Колумба, вышел по соизволению божьему из Кадиса 25 сентября [1493 г.]. Погода и ветры были благоприятны для нашего плавания. Такая погода удерживалась два дня, и за это время мы смогли пройти около 50 лиг. Затем погода изменилась, и в течение последующих двух дней мы прошли очень мало или, вернее, совсем не продвинулись вперед.

По милости господа, ниспославшего нам хорошую погоду, за два дня доплыли мы до Гран-Канарии, где вошли в гавань, что было как раз кстати, так как нужно было поставить на ремонт судно, в котором открылась течь. Тут пробыли мы весь день, а на другой день отправились дальше, но из-за безветрия потратили четыре или пять дней на переход до Гомеры. На Гомере пришлось задержаться на некоторое время, чтобы запастись мясом, дровами и водой в возможно бо́льших количествах на весь долгий путь, который предстояло совершить, не видя земли.

Стоянка на Гомере, а также безветрие, наступившее на следующий же день после того, как мы покинули этот остров, привели к тому, что мы лишь на девятнадцатый или двадцатый день прибыли на остров Иерро [Ферро]. Но когда мы миновали Иерро, по милости божьей наступила благоприятная погода, такая, которая никогда еще не сопутствовала кораблям в столь долгом плавании.

Так что, покинув Иерро 13 октября, мы уже спустя двадцать дней имели возможность увидеть землю, и мы бы заметили ее на тринадцатый или четырнадцатый день, если бы флагманское судно шло так же быстро, как и все прочие; ожидая его, [прочие] корабли не раз убавляли паруса и замедляли свой ход. Счастье сопутствовало нам в этом переходе и во всем путешествии: ни разу нас не застигала буря, если не считать шторма, который разразился в канун дня св. Симона, заставив нас в течение четырех часов пережить немало волнений.

 

[Открытие малых Антильских островов и Пуэрто-Рико]

В первое воскресенье после дня всех святых, т. е. на третий день ноября, незадолго до рассвета кормчий флагманского судна возгласил: «Поздравляю всех! Видна земля!». Велика была радость, которую выражали все люди, и необычайны были их крики и возгласы. Радовались же моряки не напрасно, ибо их так утомила трудная жизнь и непрерывное выкачивание воды, что все они вздыхали по желанной земле.

Рассчитывая расстояние, пройденное от острова Иерро до этой земли, одни пилоты полагали, что оно составляет 800 лиг, другие же – что оно равно 780 лигам. Таким образом, разница в расчетах была невелика. Если прибавить к этому 300 лиг, пройденных от Кадиса до Иерро, то окажется, что всего мы проплыли 1 100 лиг. Немудрено, что все были по горло сыты видом морской воды!

Утром того же воскресного дня впереди показался остров, и одновременно справа открылись берега другого острова. Первый остров был, – по крайней мере на обращенной к нам стороне, – весьма гористым, второй – низменным, и оба сплошь были покрыты густыми лесами. Днем то там, то здесь стали появляться все новые и новые острова. В течение дня мы в различных направлениях приметили шесть островов, и большинство были значительных размеров.

Мы направились к тому острову, который замечен был первым, чтобы осмотреть его, и, пройдя вдоль его берега больше лиги, не нашли бухты, в которой корабли могли бы стать на якорь. Часть острова, доступная взору, казалась гористой, красивой и зеленой, и самая вода радовала глаз. Ведь у нас в это время года зелени уже не бывает.

После безуспешных поисков гавани адмирал решил возвратиться к другому острову, что лежал от нас по правую руку на расстоянии четырех или пяти лиг. При этом он оставил у первого острова один корабль для поисков гавани на тот случай, если придется вернуться сюда; поиски продолжались весь день, и тут, действительно, удалось найти удобное для якорной стоянки место, а также дома и людей.

Но к ночи этот корабль присоединился к флотилии, которая вошла уже к тому времени в бухту на втором острове. Адмирал высадился на берег с многими людьми и королевским знаменем в руках и по установленной законом форме вступил во владение новооткрытой землей от имени их высочеств.

На этом острове были удивительно густые леса, и столько росло деревьев доселе неведомых пород, что вид их у всех вызывал изумление. На одних деревьях росли плоды, другие были в цвету, и на всех без исключения была зеленая листва. Тут мы встретили дерево, листья которого испускали неведомый дотоле тончайший аромат гвоздики; оно похоже на лавр, но меньше величиной. Я так и полагаю, что оно из породы лавров.

Было здесь много диких плодов различных видов. Некоторые, наименее искушенные из нас, пытались их отведать; но стоило им только для пробы взять на язык эти плоды, как лица их опухали, и их охватывал жар, и одолевала боль, и, казалось, впадали они в бешенство; от этого лечат холодом.

На этом острове мы не видели людей и не [обнаружили] никаких следов их пребывания. Мы решили, что он необитаем. На нем мы пробыли только два часа, потому что, когда мы высадились, было уже поздно.

На другой день утром мы отправились к другому острову, который виднелся за этим островом в семи-восьми лигах от него и казался очень большим. Приблизившись к нему, мы очутились у подножья высокой горы, которая чуть ли не достигала неба; посреди нее возвышался пик, а со склонов его текли в разные стороны бесчисленные потоки; особенно много их было на той стороне, что была обращена к нам. На расстоянии трех лиг от пика мы приметили водопад; мощный, словно бык, он низвергался с такой высоты, что казалось, будто он падает с неба.

Он был виден издалека, и на кораблях многие бились об заклад: одни утверждали, что это белые скалы, другие, что это не скалы, а вода. Когда же подошли ближе, все убедились, что с высоты пика струится поток воды и никакое зрелище в мире не могло сравниться по красоте с этим водопадом, низвергавшимся с огромной высоты. А между тем на таком ничтожном пространстве скопилось столько воды, что образовался этот поток.

Приблизившись к острову, адмирал выслал вперед легкую каравеллу для осмотра берега и поисков гавани. Опередив флотилию, каравелла подошла к берегу и обнаружила на нем жилища.

Капитан отправился туда на лодке и дошел до этих домов и застал в них людей, которые, однако, обратились в бегство, как только увидели наших [людей].

В домах все вещи оказались на месте – индейцы ничего с собой не унесли. Капитан взял двух попугаев, очень больших и не похожих на других птиц подобного рода, которых приходилось видеть раньше. Он нашел много хлопковой пряжи и хлопка, заготовленного для прядения, и различные съестные припасы и от всего этого взял малую толику. На корабль он принес четыре или пять человеческих рук и ног.

Увидав это, мы сразу решили, что это острова Карибе, населенные людьми, которые едят человеческое мясо. Адмирал еще во время первого путешествия получил от индейцев других ранее открытых островов сведения о том, где расположены эти земли; поэтому он в нынешнем плаваньи и взял курс на них, желая открыть эти земли, ибо они расположены ближе к Испании и находятся на прямом пути к острову Эспаньоле, где он раньше оставил своих людей. Сюда-то, с помощью божьей и благодаря опытности адмирала, мы и пришли прямой дорогой, как будто путь этот был уже известен и исследован нами.

 

 

Остров этот очень велик, и с той стороны, откуда мы подошли к нему, нам казалось, что в длину он тянется на 25 лиг. Мы прошли вдоль его берега более двух лиг в поисках гавани. На этой стороне, вдоль которой мы шли, видны были очень высокие горы, а в местах, что мы оставляли позади, были обширные равнины.

На побережье расположены были маленькие селения, но их жители обращались в бегство, как только замечали паруса наших кораблей. Пройдя две лиги, мы нашли бухту, и было это в поздний час. Ночью адмирал решил отправить, как только рассветет, людей на берег, чтобы взять языка и разузнать, что за народ тут обитает, хотя мы уже заметили, что они убегают от нас и что все они наги, подобно людям, которых адмирал встречал в своем первом плавании.

Поутру на берег высадились капитаны нескольких кораблей. Некоторые из них вернулись к обеду и привели с собою юношу лет четырнадцати, от которого удалось потом узнать, что он принадлежит к числу пленников здешних людей.

Вторая партия, посланная на берег, разделилась. Одни, захватив по пути маленького мальчика (этого мальчика вел за руку мужчина, но последний обратился в бегство и бросил ребенка), отправили его [на корабль] с частью людей; оставшиеся на берегу захватили несколько женщин, обитательниц острова, а также женщин, находящихся здесь в плену и охотно ушедших с нашими людьми.

От этой группы отделился один капитан, а с ним шесть человек; они не знали, что уже взяты языки, и все они заблудились и потеряли дорогу. Только спустя четыре дня им удалось добраться до моря и, следуя берегом, выйти к кораблям.

Мы считали, что они уже погибли и съедены людьми, которых называют карибами, потому что никак не могли предположить, что потерялись они по другой причине: среди них были пилоты-моряки, которые по звездам могли бы дойти до самой Испании. Потому-то мы никак не представляли себе, что они могут заблудиться на таком небольшом пространстве. В этот день, впервые с тех пор, как мы здесь высадились, на берегу, почти у самого моря, появилось много мужчин и женщин, которые смотрели на наш флот и удивлялись невиданной диковинке. Когда же наши люди подошли на лодке к берегу, чтобы переговорить с ними, они стали кричать: «Таино, таино», что значит «хорошо», и оставались на месте до тех пор, пока моряки были на воде, но с таким видом, как будто готовились они обратиться в бегство, как только в том явится необходимость.

Словом, ни одного мужчины нельзя было захватить ни силой, ни уговорами. Все же удалось подстеречь двоих, хотя и были они очень осторожны, и силком притащить их на корабли. Было захвачено более 20 женщин из числа пленниц, и, кроме того, много обитателей острова явилось к нам добровольно, помимо тех, которые захвачены были силой. Несколько мальчиков сами пришли к нам, спасаясь от местных жителей, у которых они были в плену.

В этой бухте мы задержались восемь дней, вследствие пропажи упомянутого капитана, и за это время много раз высаживались на землю, осматривая жилища и селения, расположенные на берегу. В домах мы нашли множество человеческих костей и черепов, развешенных, точно посуда, для разных надобностей. Мужчин мы видели здесь немного: как нам объяснили женщины, большая часть их ушла на десяти каноэ грабить другие острова.

Люди эти показались нам более развитыми, чем обитатели других островов, которых мы видели прежде. Хотя у них и соломенные жилища, но построены они добротнее, чем у других индейцев, и в них больше утвари, изготовленной в равной мере и мужчинами и женщинами, причем во всем проявляется изрядная сноровка. У них много хлопка как спряженного, так и приготовленного для пряжи, и немало покрывал из хлопчатой ткани, выработанных так хорошо, что они ничуть не уступают нашим кастильским.

У женщин-пленниц мы спросили, что за люди живут здесь, и они ответили, что страну населяют карибы. Когда же они узнали, что мы относимся к карибам с отвращением за их дурной обычай употреблять в пищу человеческое мясо, они этому обрадовались. Если мы приводили мужчин или женщин – карибов, эти женщины-пленницы говорили нам по секрету, что люди [которых мы привели] – карибы, и они [пленницы] проявляли перед ними страх как люди, порабощенные этим народом, несмотря на то что карибы [взятые нами в плен] находились в нашей власти.

Таким образом, мы знали, кто из наших пленниц принадлежит к числу карибов и кто нет. Женщины-карибки носят на каждой ноге по две ленты из хлопчатой ткани – одну у колена, другую у щиколотки. И поэтому икры у них делаются большими, туго-натуго перетянутыми, и это они делают, вероятно, ради красоты. По этому признаку можно было отличить одних женщин от других.

Нравы у этих карибов скотские. Они населяют три острова: этот, который называется Турукейра, другой, открытый нами ранее, что носит имя Сейре, и третий – Айай. Все обитатели этих трех островов живут между собой в согласии, как если бы они принадлежали к одному роду (si fuesen de un linage) и друг другу не причиняют зла. Но они воюют со всеми соседними островами и на своих многочисленных каноэ заплывают на 150 лиг, совершая грабительские набеги.

 

 

Их каноэ – это небольшие фусты, сооружаемые из цельных древесных стволов. Вместо оружия из железа у них стрелы, и так как железа они не знают, то одни из них делают наконечники стрел из обломков черепаховых панцирей, иные, с другого острова, из зазубренных рыбьих костей, похожих на острые пилы. Этими стрелами карибам нетрудно истреблять безоружных людей, – а индейцы на всех прочих островах безоружны, – и причинять им всяческий вред.

Но людям нашего народа нечего бояться их оружия. Совершая набеги на другие острова, карибы уводят с собой женщин, сколько могут захватить, чтобы сожительствовать с ними, особенно молодых и красивых, или держать их в услужении. Женщин же этих так много, что в пятидесяти домах мы видели одних только индианок, а в числе рабынь было более двадцати девушек.

Женщины эти говорят, что карибы обращаются с ними так жестоко, что и поверить тому трудно: детей, рождающихся у этих женщин, они пожирают, а воспитывают только тех, кто прижит от жен-карибок. Пленных мужчин они уводят в свои селения и съедают их там и точно так же поступают они с убитыми.

Они говорят, что ничто в мире не может сравниться по вкусу с человеческим мясом, да так оно и кажется, судя по тому, что все человеческие кости, которые мы находили у них, оказывались обглоданными, и если и оставались куски мяса, то самые жесткие, которые нельзя было разгрызть. Здесь же в одном из домов в сваренной похлебке найдена была человеческая шея.

Мальчикам, захваченным в плен, они отрубают детородный член и держат их в рабстве, пока они не возмужают, а затем, в праздник, убивают их и съедают, потому что, по мнению карибов, мясо мальчиков и женщин невкусно. Три таких мальчика с отрубленными детородными членами явились к нам.

По истечении четырех дней явился, наконец, капитан, заблудившийся на острове. Мы уже перестали надеяться, что он вернется, потому что дважды отправляли на поиски людей, а в этот же самый день еще одна группа, посланная на берег, возвратилась, ничего не узнав о судьбе капитана и его спутников.

Мы так обрадовались приходу капитана, точно вновь обрели его. Он привел с собой десять душ – мальчиков и женщин. Ни сам капитан, ни люди, которые высылались на его поиски, не встречали мужчин-карибов, либо потому, что они убежали в лес, либо, быть может, еще и потому, что как раз в эти дни карибы на десяти каноэ отправились разорять другие острова.

Капитан и его спутники вернулись в изодранных одеждах, исцарапанные и израненные до такой степени, что на них жалко было смотреть. Когда мы их спросили, каким образом они заблудились, они ответили, что леса на острове настолько густые, что сквозь деревья нельзя было разглядеть неба и что некоторые моряки взбирались на деревья, чтобы проверить направление по звездам, но так и не могли их увидеть, и что если бы случайно они не вышли к морю, никогда не удалось бы им возвратиться на корабли.

Мы покинули остров спустя восемь дней после прибытия, и на следующий день, в полдень, увидели другой остров, не очень большой, который находился в 12 лигах от острова, оставленного нами накануне. Так как в первый день после отплытия ветер стих, мы подошли к берегу этого острова, но не высаживались, ибо индианки сообщили, что остров этот необитаем и безлюдным он стал после набегов карибов.

Вечером мы заметили еще один остров, а ночью у берегов его обнаружили мели, и опасаясь плыть дальше, стали на якорь, до наступления дня не отваживаясь тронуться в путь.

Утром показался еще один очень большой остров. Но ни к одному из этих островов мы не приставали, чтобы скорее дойти до Эспаньолы и прибытием своим принести отраду оставленным там. Но отрады этой, как видно будет из дальнейшего, не пожелал дать господь.

На следующий день в час обеда мы подошли к одному острову, и он показался нам весьма привлекательным, ибо был густо населен, о чем можно было судить по многочисленным возделанным полям. Приблизившись к нему, мы нашли на его берегу удобную бухту, и адмирал велел тотчас же послать на остров лодку с вооруженными людьми, чтобы захватить языка и узнать, какой народ населяет этот остров, и раздобыть сведения о дальнейшем пути, хотя адмирал, который никогда еще не шел этим путем, все же вел корабли правильным курсом, что в конце концов и подтвердилось. Но так как в сомнительных случаях следует всегда производить наиболее точные изыскания, адмирал решил взять для этой цели языка.

Из лодки, отправленной к берегу, высадилось несколько человек и направились к селению, жители которого уже успели, однако, скрыться. Там они захватили пять или шесть женщин и несколько мальчиков, и почти все они, по их словам, были пленниками карибов, как и на упомянутом выше острове.

Как раз в тот момент, когда наша лодка с добычей собиралась в обратный путь к кораблям, у берега показалось каноэ, в котором было четверо мужчин, две женщины и мальчик. Увидев флотилию, они, пораженные этим зрелищем, оцепенели от удивления и в течение долгого времени не в состоянии были сдвинуться с места, оставаясь от нее на расстоянии почти двух выстрелов из ломбарды. Тут-то их заметили из лодки и с кораблей. Тотчас же лодка направилась к ним, близко держась берега, а они все еще находились в оцепенении, глядя на корабли, удивляясь им и прикидывая в уме, что это за странная штука.

Заметили же они лодку только тогда, когда она вплотную подошла к ним, и поэтому они уже не смогли уйти от преследования, хоть и пытались это сделать. Наши же кинулись на них так стремительно, что не дали им [возможности] уйти. Видя, что бежать им не удастся, карибы с большой отвагой натянули свои луки, причем женщины не отставали от мужчин. Я говорю «с большой отвагой», потому что их было всего шестеро – четверо мужчин и две женщины – против двадцати пяти наших. Они ранили двух моряков, одного два раза в грудь, другого стрелою в бок.

И они поразили бы своими стрелами большую часть наших людей, не будь у последних кожаных и деревянных щитов и не подойди наша лодка вплотную к каноэ и не опрокинь его. Но даже и после того, как каноэ опрокинулось, они пустились вплавь и вброд – в этом месте было мелко – и пришлось немало потрудиться, чтобы захватить карибов, так как они продолжали стрелять из луков. Несмотря на все это, удалось взять только одного из них, смертельно ранив его ударом копья. Раненого доставили на корабль.

 

 

Различия между карибами и прочими индейцами состоят в том, что карибы носят очень длинные волосы, между тем как другие индейцы стригут их, и головы у них разрисованы на разные лады крестами и другими фигурами, причем каждый украшает себя по своему вкусу, и наносят они эти узоры на кожу заостренными тростинками.

Все местные жители, включая и карибов, безбороды, и люди с бородой кажутся им каким-то чудом. У карибов, которых мы здесь захватили, брови и глазницы вычернены, как мне показалось, красоты ради, и от этого вид их становится еще более устрашающим.

Один из них сказал, что на первом из обнаруженных нами островов, к которому мы не подходили близко, – остров же этот называется Кайре,– есть много золота. Карибы направляются туда с гвоздями и инструментами для построек своих каноэ, а затем привозят на них столько золота, сколько им вздумается.

В тот же день мы покинули этот остров, пробыв у его берегов только 6–7 часов, и направились к другой земле, которая, как нам казалось, лежала на нашем пути. Ночью мы приблизились к ней и утром следующего дня сошли на берег.

Это очень большая земля, хоть протяженность ее невелика, состоящая из сорока, а то и более островков. Земля эта гористая и в большей своей части бесплодная, чего нам еще никогда не случалось встречать в этих местах.

Такая земля, казалось, должна была заключать в своих недрах металлы. Мы не подошли к ней на такое расстояние, чтобы можно было высадиться на берег; только одна каравелла с латинскими парусами подошла к одному из островков, на котором оказалось несколько домов, принадлежащих рыбакам. Индианки, которые были с нами, утверждали, что земли эти не заселены. Вдоль их берегов мы шли большую часть этого дня и почти весь следующий день, и лишь вечером открылся нашим взорам другой остров – Борикен. Вдоль берега этого острова мы шли весь день и рассчитали, что с этой стороны он простирается на 30 лиг.

Остров этот очень красивый и, как кажется, весьма плодородный. Сюда совершают походы карибы, которые уводят с собой множество народа. У местных жителей нет лодок и им неведомо искусство хождения по морю. Но, как говорили захваченные нами карибы, они вооружены луками и, если им удается при этих набегах взять в плен кариба, то они съедают его точно так же, как [в этом случае] поступают с ними и сами карибы. Два дня мы пробыли в бухте одного из этих островов, и много людей выходило на берег, но нам так и не удалось взять языка, так как они неизменно обращались в бегство, напуганные карибами.

Все эти острова открыты в нынешнее плавание, до того ни одного из них адмирал не видел в своем первом путешествии. Все они очень красивы, и земли их плодородны, но Борикен кажется лучшим из всех. Здесь почти заканчивается цепь островов, которая открыта была адмиралом на пути из Испании.

Впрочем, мы все твердо убеждены, что есть еще одна земля, которая расположена лиг на 40 ближе к Испании, чем все эти острова, потому что за два дня до того, как мы увидели первую землю, мы приметили птиц, которые зовутся вилохвостками (rabiforcados). Птицы же эти – морские хищники, которые не спят над водой и не садятся на нее.

Каждый вечер они возвращаются на землю и поэтому не залетают в открытое море далее чем на 12 или 14 лиг от берега. Земля же, о которой я говорю, лежит по правую руку от пути, что ведет сюда из Испании. Из этого все заключили, что там имеется еще земля, но мы не предпринимали поисков ее, дабы не делать лишний крюк на том пути, которым следовали. Надеюсь, что в ближайших плаваниях эта земля отыщется.

 

[События на Эспаньоле]

От Борикена мы отплыли на рассвете и перед наступлением вечера увидели землю, которая была также неведома тем, кто участвовал в первом плавании. Но из слов индейцев, которых мы везли с собой, можно было догадаться, что это была Эспаньола. Между ней и Борикеном виден был вдали еще один остров, правда, не очень больших размеров. Та часть Эспаньолы, к которой мы подошли, была низменная и плоская, и у всех явилось сомнение, подлинно ли это Эспаньола, так как этой части острова ни адмирал, ни спутники его никогда еще не видели.

Эспаньола очень большой остров, и поэтому отдельные ее области носят свои особые названия. Часть, к которой мы подошли с самого начала, называется Гаити (Haiti), соседнюю с ней провинцию называют Хамана (Xamana), а еще другую, где мы ныне находимся, именуют Бохио.

Итак, на этом острове имеется множество областей, ибо, согласно утверждениям тех, кто его видел, он очень велик; говорят, что он тянется в длину на 200 лиг. Мне же кажется, что длина его по меньшей мере 150 лиг. Какова же ширина этого острова – до сих пор никто [еще] не знает. Сорок дней назад в обход его отправилась каравелла, но она до сих пор еще не возвратилась.

Земля эта редкостная – здесь бесчисленное множество больших рек, высокие горы и обширные долины; я полагаю, что травы здесь не высыхают круглый год. И я думаю, что ни здесь, ни на других островах не бывает зимы, потому что на рождество мы нашли много птичьих гнезд, в некоторых из них были птенцы, в других – яйца.

Ни на этом острове, ни на другом я не встречал четвероногих, если не считать собак различных мастей, похожих на наших испанских; хищных зверей тут нет. Тут водится зверек, который шкуркой и мастью похож на кролика, величиной он с молодого кролика, у него длинный хвост и крысиные лапки, он легко взбирается на деревья. Те, кто употребляют в пищу его мясо, говорят, что оно вкусно.

Много здесь небольших змей. Есть также ящерицы, но они попадаются не часто, так как для индейцев они такое же лакомство, как для нас фазаны. По величине они такие же, как и наши ящерицы, но по виду отличаются от испанских. Правда, на одном островке, что лежит недалеко от бухты, именуемой Монте Кристи, где мы пробыли много дней, мы однажды видели огромную ящерицу, толщиной с теленка и длиной с копье. Ее пытались пронзить копьем, нанесли много ударов, но благодаря плотной и толстой коже она спаслась и нырнула в море; поэтому так и не удалось встретиться с ней лицом к лицу.

Есть на этом острове множество птиц – некоторые из них такие же, как наши, другие же невиданных доселе пород. Домашних птиц мы здесь не встретили. Впрочем, в Сурукиа у индейцев имеются утки – большинство белые, как снег, но попадаются и черные, очень красивые, с плоскими спинками. Они больше наших уток, но меньше гусей.

Вдоль берега Эспаньолы мы прошли около ста лиг до места, где адмирал оставил своих людей, а расположено оно в средней части этого острова. Следуя вдоль берега области, которая называется Хамана, мы высадили одного индейца из числа увезенных адмиралом во время первого путешествия. Его отправили одетым и дали ему, по приказу адмирала, разные безделушки.

В этот день у нас умер один матрос-бискаец, раненный в стычке с теми самыми карибами, которые были захвачены нами в плен, по своей оплошности. Так как мы шли невдалеке от берега, удалось выбрать подходящий момент, чтобы похоронить этого матроса на суше. Тело его отправили на берег в лодке, которую охраняли две каравеллы.

К лодке вышло много индейцев, у некоторых в ушах и на шее были золотые украшения. Они хотели отправиться с моряками на корабли, но те не пожелали их взять без разрешения адмирала. Видя, что их не берут в лодку, индейцы сели в небольшое каноэ и подплыли к одной из каравелл, сопровождавших лодку. Там их приняли весьма радушно и препроводили на корабль, где находился адмирал. Через толмача они сообщили адмиралу, что их послал некий король узнать, что мы за люди, и убедить нас посетить этот край, потому что у них много золота, и он обещал нам дать золото и всевозможные съестные припасы.

 

 

Адмирал велел дать им рубашки и колпаки и разные безделушки и сказал, что он спешит в места, где находится [король] Гуаканагари, и поэтому не может задержаться здесь, и что король сможет увидеть его в другое время. Получив этот ответ, индейцы вернулись на берег.

Нигде не останавливаясь, мы продолжали путь до бухты, названной Монте Кристи. Здесь задержались на два дня, чтобы получше ознакомиться с особенностями этого острова, так как адмирал не считал место, где он оставил своих людей, подходящим для возведения крепости. С этой целью мы высадились на берег. Близ бухты протекала большая река с хорошей водой; берега ее затоплялись и были непригодны для заселения.

При осмотре реки и берегов моряки нашли в одном месте у самой реки два трупа. У одного на шее была петля, у другого были связаны ноги. Это случилось в первый день. На следующий день нашли несколько подальше еще два мертвых тела. Один труп был в таком состоянии, что можно было рассмотреть остатки густой бороды. Некоторые из наших людей сразу же заподозрили недоброе, и не без причины, потому что все индейцы безбороды, как я уже о том говорил.

Бухта, в которой мы были, находилась в 12 лигах от того места, где были оставлены христиане. По истечении двух дней мы подняли паруса, чтобы идти к месту, где адмирал оставил людей в распоряжении короля этих индейцев по имени Гуаканагари, который, как я думаю, является одним из знатнейших людей этого острова. В этот день мы остановились против этого места, но был уже поздний час, и из-за мелей, на которых в свое время адмирал лишился корабля, мы не решились войти в бухту до рассвета и стали дожидаться на расстоянии одной лиги от берега наступления утра, чтобы затем вступить в гавань без опасений, тщательно промерив дно.

Вечером показалось каноэ, которое шло откуда-то издалека в том же направлении, что и мы. В нем было пять или шесть индейцев, которые быстро пошли за нами. Адмирал решил, что безопаснее будет идти вперед на всех парусах и не дожидаться их приближения. Они же упорно следовали [за нами] и, приблизившись к кораблям на выстрел из ломбарды, остановились, чтобы осмотреться. Видя, однако, что мы не намерены дожидаться их, они повернули назад и пошли своей дорогой.

После того, как в тот же вечер корабли стали на якорь, адмирал приказал выстрелить из двух ломбард, чтобы удостовериться, ответят ли ему христиане, оставленные с уже упомянутым Гуаканагари, ведь они тоже имели ломбарды. Но ответа не было, и не зажглись сигнальные огни, и не видно было на берегу никаких признаков жилища. Все это весьма огорчило наших людей, и в их души закрались подозрения, которые подобный случай неизбежно должен был вызвать.

В таком удрученном состоянии провели мы четыре или пять ночных часов, а затем то же каноэ, что мы видели вечером, подошло к кораблям, и индейцы с громкими криками спросили у капитана каравеллы, к которой подошли близко, где находится адмирал. Их направили на корабль адмирала, но на борт этого корабля они не захотели подняться, желая предварительно переговорить с адмиралом. Они попросили зажечь свет, чтобы опознать адмирала и, только узнав его, поднялись на борт.

Один из них был двоюродным братом Гуаканагари, сам Гуаканагари направлял своих послов к адмиралу уже второй раз. Уже после того, как они вернулись из вечерней поездки, Гуаканагари дал им для вручения адмиралу и одному из капитанов, участвовавшему в первом плавании, две золотые маски. Они беседовали с адмиралом в течение трех часов на глазах у всех. Выразив удовольствие от их прихода, адмирал спросил их о судьбе христиан, оставленных в этом месте.

Родич Гуаканагари ответил, что все они живут хорошо, хотя некоторые и умерли от болезней, а другие были убиты во время распри, которую они между собой затеяли. Сам же Гуаканагари находится в другом месте и из-за раны на ноге не мог прибыть сюда. Однако он должен явиться на следующий день. На Гуаканагари напали два других короля – Каонабо́ и Майрени и, придя в его земли, сожгли селение, в котором он находился.

В ту же ночь послы отправились в обратный путь, заверив адмирала, что завтра они вернутся вместе с Гуаканагари. Таким образом, получив эти вести, мы провели остаток ночи успокоенные.

С наступлением дня мы все утро прождали прихода Гуаканагари. Тем временем по приказу адмирала несколько человек отправились в то место, где они уже часто бывали. Они увидели, что укрепленная постройка с изгородью, где жили христиане, сожжена и разрушена, и той же участи подверглось и самое селение. Они нашли несколько плащей и кое-какую одежду, которые индейцы принесли и бросили в дом.

Показавшиеся тут индейцы крались тайком и не только не решались приблизиться к христианам, но обращались в бегство. Все это были недобрые приметы; ведь адмирал говорил, что как только мы приблизимся к этим местам, навстречу нам выйдет столько индейцев на каноэ, что их нельзя будет отогнать от кораблей (так оно и было во время первого путешествия). Ныне же мы заметили, что они относятся к нам с подозрительностью, и казалось это нам недобрым знаком.

Тем не менее мы обнадежили послов Гуаканагари, которые снова прибыли к адмиралу и были доставлены на лодке к его кораблю; дали им четки и погремушки, а затем спросили об оставленных здесь христианах, на что они ответили, что все христиане умерли. То же самое мы уже знали со слов одного индейца из числа привезенных из Кастилии. Он успел перемолвиться с двумя индейцами, что побывали у корабля раньше послов и чье каноэ стояло у борта, но мы тогда не придали веры его словам.

Спрошен был родич Гуаканагари: кем убиты наши люди? Он ответил, что это дело рук короля Каонабо и короля Майрени и что эти короли сожгли все в селении. Он сказал также, что много местных индейцев было ранено; сам же Гуаканагари ранен в мышцу ноги и находится в другом месте. Сам он собирается направиться к раненому королю, чтобы призвать его сюда. Получив подарки, родич Гуаканагари отправился к местопребыванию короля.

Весь день мы провели в ожидании, но так как никто не появлялся, то многие предположили, что индейцы, которые посетили нас, утонули на обратном пути: мы им подносили вино дважды или трижды, да и отправились они в маленьком каноэ, которое легко могло опрокинуться.

На следующий день адмирал и некоторые из наших людей сошли на берег и направились туда, где должно было находиться наше поселение. Мы увидели, что оно сожжено дотла, а одежда христиан разбросана по траве. Но мы не нашли ни одного трупа.

Было высказано много разных предположений. Одни полагали, что сам Гуаканагари замешан в предательстве и умерщвлении христиан, другим это казалось невероятным, так как селение Гуаканагари тоже было сожжено. Одним словом, все это дело казалось весьма подозрительным.

Адмирал велел перекопать всю землю в том месте, где были укрепления христиан, потому что он дал в свое время приказ зарыть в пределах крепости все золото, которое добудут оставленные здесь люди. Пока производились раскопки, адмирал пожелал отправиться в одно место, которое находилось на расстоянии лиги от сожженной крепости. Там, как нам показалось, можно было заложить укрепленный лагерь, что было делом весьма своевременным.

Оттуда мы направились осматривать морское побережье, и шли до тех пор, пока не приблизились к одному селению, где было семь или восемь домов. Индейцы покинули дома, как только увидели нас, унеся с собой все, что смогли, остальное спрятали в траве, близ домов.

Эти люди настолько отсталые, что им не хватает разума даже для того, чтобы выбрать место для поселения; что же касается индейцев, живущих на побережье, то прямо-таки удивительно, как дико построены их жилища: они покрыты травой так, что жилище не предохраняется от сырости; нельзя представить себе, как эти люди живут в подобных домах.

В этих домах мы нашли много вещей, принадлежавших христианам. Вещи эти, разумеется, не были приобретены индейцами при меновом торге: здесь обнаружены были очень дорогой мавританский бурнус, совершенно новый, ни разу не надеванный с тех пор, как он взят был из Кастилии, куски и штуки тканей, якорь, который адмирал потерял здесь в первом путешествии, и другие предметы. Все это подтвердило наши подозрения.

И там же, продолжая поиски спрятанных индейцами вещей, мы нашли в корзинке, сплетенной очень красиво и тщательно, хорошо сохранившуюся человеческую голову. Мы решили, что это голова отца, матери или другой особы, чью память здесь очень чтут. Впоследствии я слышал, что таких голов находили великое множество, и потому считаю, что мы правильно судили об этом.

Из этого селения мы вернулись в городок и застали там толпу индейцев, которые к тому времени уже успокоились и явились с золотом для менового торга. Было приобретено золота на целую марку.

Индейцы показали нам место, где лежали одиннадцать мертвых христиан, тела которых уже поросли травой. Все индейцы в один голос утверждали, что христиан убили Каонабо и Майрени. В то же время они жаловались на христиан, говоря, что один из них взял себе трех жен, другой четырех. Отсюда мы заключили, что источником всего зла была ревность. Утром следующего дня адмирал решил послать каравеллу на поиски места для сооружения крепости, ибо в этой стороне не было подходящего для этой цели участка.

Сам же он вместе с оставшимися при нем людьми отправился в другую сторону, где мы обнаружили хорошо защищенную бухту и местность, чрезвычайно удобную для поселения; но так как эта бухта расположена была на большом расстоянии от того места, где нам хотелось бы закрепиться и где находились золотые рудники, то адмирал решил обосноваться не здесь, а в другом месте, более удобном, если оно окажется для этой цели подходящим.

Когда мы пришли в это место, то застали там каравеллу, отправленную на поиски в другом направлении. На этой каравелле находился Мельчор Мальдонадо и трое или четверо знатных людей. Когда они шли вдоль берега, навстречу им попалось каноэ с двумя индейцами, и один из них был брат Гуаканагари, которого узнал кормчий этой каравеллы. Этот индеец спросил, кто плывет на каравелле. Когда ему ответили, что там находятся знатные люди, он сказал, что Гуаканагари просит их посетить землю, где находится его селение, насчитывающее до пятидесяти домов.

 

 

Упомянутые знатные особы отправились на лодке к Гуаканагари и застали его в постели, страдающего от раны. Они беседовали с ним и расспрашивали его о судьбе христиан. Гуаканагари ответил им в том же духе, как и другие индейцы, а именно, что христиан убили Каонабо и Майрени и что сам он был ранен в мышцу, и показал при этом перевязанную ногу. Всем, кто был там, показалось тогда, что Гуаканагари говорит правду.

На прощанье он дал каждому из гостей по золотому украшению, и каждый получил то, что, по мнению Гуаканагари, соответствовало его сану. Золото они обрабатывают в форме тонких листов, поскольку оно употребляется ими для масок, а чтобы сделать такую маску, они помещают золото в особый смолистый состав; в противном случае оно было бы непригодно для этой цели. Золотые изделия они изготовляют также для того, чтобы носить на голове или подвешивать к носу и ушам. А для этой цели требуется золото в тонких листах, ибо для них золото не сокровище, а средство украшения.

Гуаканагари знаками и иными доступными способами объяснил, что он хотел бы повидать адмирала, ибо сам он из-за ранения не может явиться к нему. Все это передали адмиралу, как только он появился.

На другой день утром адмирал решил отправиться в то место [где находился Гуаканагари]. Мы могли прийти туда за три часа, так как от бухты, где мы стояли, место это находилось менее чем в трех лигах, но так как время прибытия должно было совпасть с обеденным часом, то мы пообедали до высадки, и затем адмирал приказал всем капитанам отправиться на лодках к берегу. Этим утром, прежде чем мы вышли из бухты, где была наша стоянка, прибыл к адмиралу уже упомянутый родич Гуаканагари – его двоюродный брат, торопя с выходом кораблей, дабы мы скорее попали к Гуаканагари.

Адмирал, а с ним и все наши именитые люди направились к Гуаканагари, наряженные так, что не зазорно было бы появиться им в таком виде в любом крупном городе. Адмирал захватил с собой различные вещи в подарок Гуаканагари, потому что уже получил от него некоторое количество золота, и следовало отблагодарить его за проявленную им заботу и добрую волю. Гуаканагари, в свою очередь, приготовил уже подарок адмиралу.

Приблизившись к месту, где находился Гуаканагари, мы увидели его лежащим в постели. Постель же эта, или койка, устроена была, как это принято у индейцев, из сетки, висящей в воздухе и сплетенной из хлопковой пряжи. Он не поднялся с постели, но состроил вежливую мину, казавшуюся ему наилучшей, и проявил много чувства, когда со слезами на глазах говорил о погибших христианах. При этом он в самом начале своей речи постарался возможно убедительнее заверить нас, что часть христиан умерла от болезни, другие же, отправившись на поиски золотого рудника в страну Каонабо, были там убиты, остальных перебили индейцы Каонабо в самом городке, где жили христиане.

Судя по состоянию трупов, это должно было случиться менее чем за два месяца до нашего прихода сюда. Тут же Гуаканагари преподнес адмиралу золота на 8 ½ марок и пять или шесть сотен округлых камешков различных цветов, и шапку, украшенную этими же каменьями. А такие камни, как я думаю, имеются у них в изобилии. На шапке было драгоценное украшение, к которому Гуаканагари, передавая дар, отнесся, как к весьма почитаемому предмету. Как мне кажется, они имеют больше меди, чем золота. При всем этом присутствовали я и лекарь флотилии. Адмирал сказал Гуаканагари, что мы весьма сведущи во врачевании различных людских недугов, а потому Гуаканагари следует показать нам рану, которую он получил.

Тот ответил, что охотно даст осмотреть рану. Я же заметил, что для этого Гуаканагари, если только он в состоянии это сделать, должен выйти из дома, потому что в помещении из-за множества находящихся там людей было так темно, что ничего нельзя было толком разглядеть. Он вышел с посторонней помощью, но поступил так скорее из страха, чем по доброй воле.

После того, как Гуаканагари сел, к нему подошел лекарь и стал развязывать рану. Гуаканагари сказал адмиралу, что рана эта нанесена «сибой», т. е. камнем.

После того, как повязка была снята, мы осмотрели ногу. Разумеется, в перевязанной ноге Гуаканагари испытывал боль не большую, чем в другой, здоровой, хоть и притворялся, что нога причиняет ему страдания. В этом деле трудно было, конечно, разобраться, не зная подлинных причин поведения Гуаканагари. Однако некоторые обстоятельства явным образом указывали на враждебное отношение к нам со стороны этих людей. Поэтому адмирал не знал, как ему поступить, но и ему, как и многим другим, казалось более уместным не обнаруживать своих подозрений до той поры, пока не откроется правда, поскольку только после этого окажется возможным потребовать от Гуаканагари надлежащее возмещение.

Перед вечером Гуаканагари вместе с адмиралом направился к кораблям. Ему показали лошадей, и он немало дивился им, как чему-то неведомому и необыкновенному. Он поужинал на корабле, а затем вернулся к себе домой. Адмирал сказал ему, что желает поселиться здесь и построить дома. На это Гуаканагари ответил, что его радует это решение, но что местность эта сырая и нездоровая. И так оно и было в действительности.

Беседа велась с помощью двух толмачей-индейцев, из числа тех, что побывали в Кастилии. Это были единственные оставшиеся в живых индейцы из той семерки, которую взяли при выходе из Кадиса. Пятеро умерли в пути, эти же двое еле избегли смерти. Весь следующий день мы стояли на якоре. Гуаканагари пожелал узнать, когда адмирал покинет это место. Адмирал приказал передать ему, что он отправится в путь на следующий день. В этот же день на корабль пришел упомянутый брат Гуаканагари, а с ним и другие индейцы, и принесли золота на обмен, так что в день отъезда мы приобрели немало золота путем мены.

На корабле находилось десять женщин из числа захваченных на островах Кариби, большинство с Борикена. Брат Гуаканагари разговаривал с ними. Мы полагаем, что [именно он] и посоветовал им предпринять то, что ночью они и сделали: когда всех объял первый сон, они незаметно бросились в воду и уплыли на берег, а когда их хватились, они успели уже добраться до суши и нашим лодкам удалось выловить только четырех женщин, как раз в то время, когда они выходили из воды. Плыть же им пришлось более полулиги.

Утром следующего дня адмирал послал передать Гуаканагари, чтобы он возвратил женщин, бежавших ночью, и принялся тотчас же за поиски их. Но когда наши люди вступили в селение, они убедились, что оно опустело: там не осталось ни живой души. Многие нашли в этом подтверждение своим подозрениям, другие же полагали, что индейцы, как это у них водится, просто перешли в другое селение.

Весь день мы простояли на месте – противные ветры мешали нашей отправке. На другой день противный ветер удерживался, и адмирал поутру решил отправиться на лодках вдоль берега обследовать бухту, лежащую выше, на расстоянии двух лиг, желая узнать, удобны ли ее берега для основания поселения. Туда мы направились на всех имеющихся во флотилии лодках, оставив корабли в бухте. Мы прошли вдоль всего берега и убедились, что и тут индейцы не доверяют нам. Из одного селения, куда мы зашли, бежали все жители. Осматривая это селение, мы обнаружили близ него спрятавшегося в лесу индейца, раненного палицей в спину, вследствие чего он не мог далеко убежать.

Жители этого острова сражаются при помощи заостренных палиц, кидая их из пращей, подобно тому, как это делают мальчики в Кастилии, которые мечут маленькие палочки и при этом попадают в цель на большом расстоянии. Несомненно, этим оружием можно нанести достаточный урон людям безоружным. Индеец сказал нам, что он ранен Каонабо и его людьми, которые также сожгли дом Гуаканагари. Таким образом, плохо понимая индейцев, мы все были настолько сбиты с толку их двусмысленными сообщениями, что до сих пор не в состоянии постичь подлинную причину гибели наших людей. В бухте, куда мы заходили, не удалось найти достаточно здорового места для поселения. Адмирал решил возвратиться к тому берегу острова, к которому мы причалили, когда шли сюда из Кастилии, потому что, по слухам, именно там было золото.

Все время дули противные ветры, и поэтому нас гораздо больше измучил путь в тридцать лиг, который мы прошли в обратном направлении, чем переход от Кастилии к этому острову. Ведь целых три месяца мы затратили на этот переход при противных ветрах, прежде чем высадились вновь на берег. Богу угодно было, чтобы из-за противных ветров, которые не позволили нам плыть дальше, нам удалось найти место, лучшее по своему положению из всех, какие можно было только выбрать, где была и хорошая гавань, и богатая рыбная ловля, а в рыбе мы испытывали большую нужду из-за нехватки мяса.

Рыба здесь особенная, более питательная, чем в Испании. Правда, здешний климат жаркий и влажный, не позволяющий хранить рыбу до второго дня; мясные и рыбные продукты здесь быстро портятся. Земля здесь очень богатая. Тут протекает большая река и вблизи нее другая, немалой величины, с превосходной водой. На берегу одной реки строится город Марта. Часть города окружена водой, текущей в ущелье с обрывистыми берегами, так что для защиты его не требуется никаких укреплений, другая часть города окаймлена таким густым лесом, что вряд ли даже кролик сможет пробраться через него.

Лес этот такой зеленый, что никакому огню не спалить его. Уже начаты работы по отводу канала. Наши мастера говорят, что проведут его через город и построят на нем водяные мельницы, лесопилки и все то, что может работать с помощью воды. Посеяли много всевозможных полезных растений, и истинная правда, что они прибавляются в росте за восемь дней больше, чем в Испании за двадцать.

Сюда постоянно приходят индейцы, а с ними и их касики, которые у них считаются начальниками, а также много индианок. Все они приходят нагруженные «ахе»; превосходный плод этот похож на нашу репу, и из него мы готовим здесь множество самых разнообразных блюд. Нас очень утешало это кушанье, и после стольких неслыханных лишений, которые мы претерпели, плавая по морям, оно оказалось тем более необходимым, что мы не знали, какая погода и какие ветры нас ожидают впереди и сколько времени господь задержит нас в пути. Мы поступили разумно, урезывая выдачу пищи, потому что благодаря этому нам удалось в течение всего этого времени сохранить жизнь.

Золото и съестные припасы и все, что приносят индейцы, они выменивают на наконечники поясов, четки, булавки, осколки разбитых чашек и блюдец. «Ахе» карибы называют «наби», а индейцы «хахе».

Все эти люди ходят (об этом уже говорилось раньше), в чем мать родила. Только женщины прикрывают стыд передниками, и у одних они состоят из куска хлопчатой ткани, завязанного на бедрах, у других – из трав и древесных листьев. У мужчин и женщин нет лучшего украшения, чем яркая раскраска. Одни раскрашивают себя черной, другие белой или красной краской, и оттого у них такие рожи, что смех разбирает, когда глядишь на них. Головы у них в некоторых местах бритые, в других украшены такими замысловатыми пучками, что и описать невозможно. Одним словом, все, чем в нашей Испании могла бы быть украшена голова умалишенного, у этих людей в величайшей чести.

 

 

Мы находимся сейчас в местности, где много золотых рудников, и, судя по тому, что говорят индейцы, эти рудники лежат не дальше, чем в 20–25 лигах от нас. Одни говорят, что они расположены в Нити, где правит тот самый Каонабо, который убил христиан; другие же называют местность, которая находится в другой стороне и называется Сибао.

Эти рудники, если будет на то господня воля, мы найдем и осмотрим через несколько дней, так как теперь все мы только и заняты, что заготовкой припасов, да и то людей не хватает, ибо за три-четыре дня захворала третья часть их, и я думаю, что главные причины недуга – это напряженный труд и перемена местожительства. Но уповаю на бога и верю, что все недужные вновь обретут здоровье.

Судя по всему, эти люди [индейцы] все обратятся в христианство, как только мы научимся понимать друг друга; они подражают нам во всем, и так же, как и мы, становятся на колени перед алтарем и повторяют слова «Ave Maria» и совершают церковные обряды, крестятся и твердят, что желают стать христианами, хотя теперь они настоящие идолопоклонники, потому что в своих домах хранят изображения самых различных видов.

Когда я спросил их, что это за изображения, они отвечали мне, что то «турей», – турей же на их языке означает небо. Я сделал движение, как будто собирался бросить их идолов в огонь, но этим причинил им такое горе, что довел их до слез. Они думают, что все, что мы приносим им, имеет небесное происхождение, и поэтому называют наши вещи «турей», т. е. небо.

День, в который я первый раз ночевал на суше, был первым днем господа нашего. То малое время, что мы провели на этой земле, затрачено было скорее для приведения в порядок места для поселения и на поиски всего необходимого для жизни, чем на ознакомление с богатствами здешней страны. Но хоть и немного пришлось нам увидеть, все же то, что мы нашли и встретили здесь, вызывает немалое удивление.

Мы видели деревья, которые дают шерсть, и довольно тонкую, так что сведущие в ткацком деле говорят, что из этой шерсти можно изготовлять хорошие ткани. И этих деревьев так много, что шерстью можно грузить каравеллы, хотя нелегко собирать ее, потому что на этих деревьях много колючек; но можно найти средства для того, чтобы облегчить сбор шерсти. Здесь множество хлопка на вечнозеленых деревьях, высотою не уступающих персиковым.

Есть также деревья, дающие воск, и этот воск обладает приятным запахом и цветом и горит так же хорошо, как пчелиный, мало чем отличаясь от него. Немало имеется тут деревьев, дающих терпентин редкостного качества и очень чистый. Тут много смолы точно так же очень хорошего качества. Есть деревья, которые, как я полагаю, в пору созревания плодов несут мускатные орехи. Сейчас они без плодов, но кора их обладает таким же запахом, как и кора мускатного дерева.

На шее у одного индейца я видел имбирный корень. Немало тут, кроме того, алоэ, и хотя здешние его породы отличаются от наших, я полагаю, что они относятся именно к тем видам, которыми мы, лекари, пользуемся при врачевании. Найдена также была корица. Правда, она не так хороша, как та, что у нас в Испании. Мы не знаем, чем объясняется подобное различие – быть может, она была собрана здесь не в должное время, быть может, она хуже из-за свойств почвы.

Найден был также плод желтого мирроносного дерева (Mirabolan). Он лежал под деревом, в сырости, ибо земля здесь очень сырая, и начал гнить. Плоды эти горьки на вкус, и, думаю я, потому, что они подгнили, но во всем остальном они таковы, как настоящие плоды мирроносного дерева. Есть здесь также благовонная смола.

На этих островах все люди, которых нам приходилось встречать, до сих пор не имеют железа. Но у них много различных орудий [труда], например, топоры и секиры, сделанные из камня так тонко и умело, что приходится удивляться, как эти люди могут их изготовлять без железа.

Питаются они хлебом, приготовляемым из корней растения, которое является чем-то средним между травой и деревом, и из «ахе», о котором я уже говорил, что оно похоже на репу и представляет собою превосходную пищу. В качестве приправы и как пряность индейцы употребляют «ахи» – растение, которое они едят с рыбой и птицей; птиц же здесь множество и самых разнообразных пород. Они также употребляют плоды, похожие на орехи, очень приятные на вкус.

Они едят змей, ящериц, пауков и любых червей, которых можно найти в земле. Именно поэтому мне кажется, что находятся они в более диком состоянии, чем любое животное в мире.

После того как адмирал твердо решил отложить поиски золотых рудников до той поры, пока не будут отправлены корабли, предназначенные для возвращения в Кастилию (так как многие наши люди страдали от болезней), он послал в глубь страны две партии, во главе которых поставлены были капитаны: одна направилась в Сибао, другая – в Нити, где находился тот самый Каонабо, о котором я уже говорил. Одна из них вернулась в двадцатый день января, другая в двадцать первый день того же месяца.

Капитан, побывавший в Сибао, нашел золото в столь многих местах, что невозможно об этом передать человеческими словами. Золото было найдено более чем в пятидесяти ручьях и реках, немало нашли его и на суше. Во всей этой области, как говорил капитан, где захочешь, там и найдешь золото. Он принес много образцов, и были среди них извлеченные из речных песков и из ручьев, что текут на той земле. Можно думать, что, когда мы перекопаем землю так, как мы это умеем делать, то найдем еще бо́льшие куски золота. Индейцы же не знают, каким образом можно рыть землю на большую глубину; они только и могут, что вскопать ее не более чем на четверть вглубь.

Второй капитан, побывавший в Нити, принес вести, что в том краю много золота имеется в трех или четырех местах, и также принес образцы. Таким образом, нет сомнения в том, что короли, наши государи, отныне могут считать себя самыми богатыми владыками на свете, потому что до сих пор ничего подобного люди не видывали и об этом не читали.

И, разумеется, когда корабли во второй раз будут отправляться в Кастилию, они смогут забрать с собою такое количество золота, которое приведет в изумление всякого, кто об этом узнает.

На этом, мне кажется, будет уместно прервать мой рассказ. Полагаю, что тот, кто меня не знает, проведав обо всем том, что здесь написано, сочтет меня человеком многословным и склонным к преувеличениям. Но – бог свидетель, – я ни на йоту не уклонился от истины.