Книга: Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» (великие путешествия)
Назад: Глава Х. Огненная Земля
Дальше: Глава XII. Среднее Чили

Глава ХI. Магелланов пролив. Климат Южных берегов

Магелланов пролив. – Бухта Голода. – Восхождение на гору Тарн. – Леса. – Съедобный гриб. – Фауна. – Громадная морская водоросль. – Прощание с Огненной Землей. – Климат. – Плодовые деревья и естественные произведения южных берегов. – Высота снеговой линии на Кордильерах. – Спуск ледников к морю. – Образование айсбергов. – Перенос валунов. – Климат и естественные произведения антарктических островов. – Сохранность замерзших трупов. – Краткое резюме.

В конце мая 1834 г. мы вторично вошли с востока в Магелланов пролив. Местность по обеим сторонам этой части пролива представляла собой почти гладкие равнины, похожие на патагонские. Мыс Негро, расположенный почти сразу же после начала второго сужения пролива, можно считать пунктом, начиная с которого страна приобретает черты, характерные для Огненной Земли. На восточном побережье к югу от пролива пересеченная, носящая характер парка местность объединяет подобным же образом эти две страны, почти во всех отношениях противоположные одна другой. Такая перемена ландшафта на расстоянии каких-нибудь двадцати миль и в самом деле удивительна. Если же взять расстояние несколько большее, например между бухтой Голода и заливом Грегори, т. е. около 60 миль, то отличие будет еще разительнее.

В бухте Голода мы видим округленные горы, скрытые непроходимыми лесами, которые напоены влагой дождей, приносимых никогда не прекращающимися штормовыми ветрами, тогда как в районе мыса Грегори мы находим безоблачное синее небо над сухими и бесплодными равнинами. Хотя воздушные течения* здесь стремительны, бурны и не стеснены какими-либо видимыми границами, тем не менее, они подобно реке в ее русле следуют по вполне определенному маршруту.

 

 

Во время нашего предыдущего посещения (в январе) мы встретились на мысе Грегори со знаменитыми, так называемыми исполинскими патагонцами, которые оказали нам радушный прием. Они кажутся выше, чем то есть на самом деле, благодаря своим большим плащам из шкур гуанако, длинным, развевающимся по ветру волосам, а впрочем, и всему облику в целом; средний их рост около 6 футов, причем некоторые мужчины бывают гораздо выше, но лишь немногие ниже; женщины также высоки ростом; вообще это, безусловно, самая рослая раса, какую мы где-либо видели.

Чертами лица они удивительно похожи на индейцев, живущих севернее – тех, что я видел у Росаса, – только у этих вид более дикий и грозный; лица их были густо вымазаны красной и черной краской, а один был разукрашен полосами и крапинками наподобие огнеземельца. Капитан Фицрой предложил взять троих патагонцев на борт корабля, и все они обнаружили стремление попасть в число этих троих. Нам не скоро удалось вырваться от них на шлюпке; наконец мы попали на корабль вместе с нашими тремя великанами, и, когда капитан усадил их с собой обедать, они вели себя совсем по-джентльменски, пользуясь ножами, вилками и ложками; больше всего им пришелся по вкусу сахар. Это племя так много общается с охотниками на тюленей и китов, что большинство говорит немного по-английски; они уже наполовину цивилизованы и соразмерно с этим испорчены.

На следующее утро большая партия наших съехала на берег выменивать шкуры и страусовые перья; так как в огнестрельном оружии туземцам было отказано, то самым большим спросом у них пользовался табак – гораздо бо́льшим, чем топоры и прочий инструмент. Обитатели всех тольдо, мужчины, женщины и дети, выстроились на берегу. Это была любопытная картина, и невозможно было не полюбить этих великанов – до того они были добродушны и доверчивы; они просили нас приехать опять. Кажется, им хотелось, чтобы у них жили европейцы; старая Мария, влиятельная в их племени женщина, просила однажды м-ра Лоу оставить у них какого-нибудь матроса. Здесь они проводят бо́льшую часть года, но летом охотятся у подножий Кордильер; иногда они заходят даже до Рио-Негро, за 750 миль на север. Лошадей у них много: каждый мужчина, по словам м-ра Лоу, имеет их шесть-семь, и все женщины и даже дети имеют по собственной лошади.

Во времена Сармьенто (1580 г.) у этих индейцев были лук и стрелы, недавно уже вышедшие из употребления; кроме того, уже и тогда у них были лошади. Это очень любопытное обстоятельство, показывающее, как необыкновенно быстро размножились лошади в Южной Америке. Лошадь впервые была высажена в Буэнос-Айресе в 1537 г., а затем колония была на время брошена, и лошадь одичала; и вот в 1580 г., только 43 года спустя, их находят уже у Магелланова пролива! М-р Лоу сообщает мне, что пешие индейцы соседнего племени в настоящее время превращаются в конных: племя, живущее у залива Грегори, отдает им своих плохих лошадей, а зимой они отряжают нескольких самых ловких мужчин на ловлю диких лошадей.

1 июня. Мы бросили якорь в красивой бухте Голода. Было начало зимы, и картина представлялась самая безотрадная; темные леса с белыми пятнами снега лишь смутно виднелись сквозь изморось и туман. К счастью, однако, на нашу долю выпало и два ясных дня. В один из них нам открылось величественное зрелище отдаленной горы Сармьенто, имеющей 6800 футов в высоту. Меня часто удивляло в пейзажах Огненной Земли то обстоятельство, что горы, в действительности высокие, с виду были невысоки. Я подозреваю, что это вызывается причиной, которая не сразу придет в голову, а именно тем, что вся гора от вершины и до самой воды обыкновенно бывает полностью на виду.

Помнится, я видел одну гору сначала из канала Бигля, откуда вся она видна была полностью, от вершины и до подошвы, а потом из пролиза Понсонби, где она виднелась из-за нескольких хребтов, проходивших один за другим, и в этом последнем случае любопытно было наблюдать, как – по мере того как каждый новый хребет позволял по-новому судить о расстоянии – гора поднималась все выше и выше. Не доходя бухты Голода, мы увидели двух человек, бежавших вдоль берега и окликавших нас. За ними послали шлюпку. Оказалось, что это два матроса, бежавшие с тюленепромышленного судна и приставшие к патагонцам. Индейцы приняли их со своим обычным бескорыстным гостеприимством.

Матросы случайно отстали от индейцев и теперь направлялись к бухте Голода в надежде застать какое-нибудь судно. Осмелюсь утверждать, что то были беспутные бродяги, но на вид самые жалкие из когда-либо мной виденных. Несколько дней они питались моллюсками и ягодами, а их изодранное платье подгорело, оттого что они спали слишком близко к костру. День и ночь без всякого приюта, они страдали от проносившихся недавно беспрерывных штормовых ветров с дождем, крупой и снегом и все-таки были совершенно здоровы.

Во время нашей стоянки в бухте Голода огнеземельцы дважды появлялись и досаждали нам. Так как здесь на берегу у нас было много инструментов, платья и людей, мы сочли необходимым отпугнуть их. В первый раз были даны выстрелы из нескольких пушек, пока туземцы были еще далеко.

Чрезвычайно смешно было наблюдать в подзорную трубу, как индейцы каждый раз, когда ядро ударяло по воде, хватали камни и, как бы отважно принимая вызов, кидали их в направлении корабля, хотя до него было мили полторы! Затем выслали шлюпку с приказанием дать мимо них несколько ружейных выстрелов. Огнеземельцы попрятались за деревьями и в ответ на каждый залп из ружей стреляли из своих луков; стрелы, однако, все падали, не достигая шлюпки, и офицер, пока огнеземельцы целились в него, смеялся. Огнеземельцев это привело в бешенство, и они в бессильной ярости потрясали своими плащами. Наконец, увидев, что пули ударяют в деревья и пробивают их, они убежали, оставив нас в покое.

В предыдущее плавание здешние огнеземельцы были очень назойливы, и, чтобы отпугнуть их, мы пустили ночью ракету над их вигвамами; это подействовало, и один офицер говорил мне, что поднявшиеся было крики и лай собак показались еще более смешными после того, как минуту или две спустя, как бы по контрасту, воцарилась глубокая тишина. На следующее утро в окрестности не осталось ни одного огнеземельца.

Когда «Бигль» стоял здесь в феврале, я встал однажды в четыре часа утра, чтобы подняться на гору Тарн, вершина которой достигает 2600 футов и является самой высокой точкой в ближайшей окрестности. Мы подошли на шлюпке к подошве горы (но, к сожалению, не к самому удобному месту) и начали восхождение.

Лес начинается с той линии, до которой доходит прилив, и после первых двух часов я отказался от всякой надежды добраться до вершины. Лес был до того густой, что необходимо было постоянно справляться с компасом, потому что, несмотря на гористую местность, не было видно ни одного ориентира. Глубокие лощины являли унылую и безжизненную картину, превосходящую всякое описание; вокруг дул сильный ветер, здесь же ни малейшее дуновение ветерка не шевелило листьев даже на самых высоких деревьях. Всюду было до того мрачно, холодно и сыро, что здесь не могли бы расти даже грибы, мхи или папоротники.

По долинам едва возможно было пробраться, насколько были они забаррикадированы большими гниющими стволами, валявшимися здесь повсюду. Проходя по этим естественным мостам, мы часто застревали, проваливались по колено в труху; иной раз, пробуя опереться о крепкое на вид дерево, мы с изумлением обнаруживали, что это масса прогнившего вещества, готового развалиться при малейшем прикосновении.

Наконец мы очутились среди каких-то низкорослых деревьев и очень скоро достигли обнаженного гребня, который привел нас к вершине. Отсюда открылся характерный для Огненной Земли вид: неправильные цепи холмов, испещренных пятнами снега, глубокие желтовато-зеленые долины и морские рукава, изрезывающие страну в разных направлениях. Сильный ветер был пронизывающе холоден, а воздух туманен, и мы недолго оставались на вершине горы. Спуск наш был не так труден, как подъем, ибо тяжесть тела ускоряла движение, а скользя и падая, мы тем самым уже продвигались в нужном направлении.

Я уже упоминал о мрачном и угрюмом характере вечнозеленых лесов*, в которых растут только два или три вида деревьев. Над лесами начинаются многочисленные карликовые альпийские растения, которые все растут на сплошной массе торфяника и сами способствуют ее образованию; эти растения весьма примечательны своим близким родством с видами, растущими в горах Европы, хотя виды эти и разделяют тысячи миль. Центральная часть Огненной Земли, сложенная метаморфическим глинистым сланцем, всего более благоприятна для роста деревьев; по внешнему, океанскому, побережью почва более бедная, гранитная, местность открыта резким ветрам, и потому деревья не достигают больших размеров. Близ бухты Голода я видел деревья самые крупные по сравнению со всеми другими местами; один измеренный мной экземпляр Drimys winteri имел 4 фута 6 дюймов в окружности, а некоторые буки достигали 13 футов. Капитан Кинг упоминает, между прочим, о буке, имевшем 7 футов в поперечнике на высоте 17 футов от корней.

 

 

Тут есть одно растение, заслуживающее внимания ввиду его важности как предмета питания огнеземельцев. Это шаровидный ярко-желтый гриб, в несметных количествах растущий на буковых деревьях. В начале своего развития он упругий, набухший и имеет гладкую поверхность, но, созревая, съеживается, становится плотнее, и вся поверхность его покрывается глубокими ямочками или ячейками. Этот гриб принадлежит к новому любопытному роду; второй вид этого рода я нашел на другом виде бука в Чили, а доктор Гукер сообщает мне, что совсем недавно открыт третий вид на третьем виде бука на Вандименовой Земле.

Как странна эта связь между паразитными грибами и деревьями, на которых они растут, в отдаленных друг от друга местах земли! На Огненной Земле этот гриб, когда он плотен и спел, в больших количествах собирают женщины и дети; едят его сырым. Гриб слизистый и сладковатый на вкус, со слабым запахом, напоминающим запах наших съедобных грибов. Если не считать немногих ягод, главным образом с карликового земляничного дерева, туземцы не едят никакой растительной пищи, кроме этого гриба. На Новой Зеландии до введения картофеля в большом количестве потребляли корни папоротника: но в настоящее время Огненная Земля, я думаю, единственная страна в мире, где тайнобрачное растение служит основным предметом питания.

Фауна Огненной Земли, как и можно было ожидать исходя из характера ее климата и растительности, очень бедна. Из млекопитающих помимо китов и тюленей здесь имеются одна летучая мышь, один вид мышеобразных грызунов (Reithrodon chinchilloides), две настоящие мыши, Ctenomys, родственный тукутуко или тождественный с ним, две лисицы (Canis magellanicus и C. azarae), морская выдра, гуанако и олень. Большинство этих животных водится только в более сухих восточных областях страны, а олень никогда не встречается южнее Магелланова пролива.

 

 

Когда видишь общее соответствие в расположении мягкого песчаника, ила и гальки в береговых обрывах по разным сторонам пролива и на некоторых островах в самом проливе, то сильно склоняешься к мысли, что некогда вся эта земля представляла единое целое, и потому сюда могли перебраться такие нежные и беззащитные животные, как тукутуко и Reithrodon. Но соответствие между береговыми обрывами еще далеко не доказывает того, что они были как-нибудь соединены, потому что такие обрывы образуются обычно путем рассечения наклонных осадочных слоев, которые до поднятия суши накоплялись подле существовавших в те времена берегов.

Замечательно, однако, следующее совпадение: из двух больших островов, отделяемых от остальной части Огненной Земли каналом Бигля, на одном береговые обрывы сложены веществом, которое можно считать слоистым аллювием, и разрез их сходен с разрезом обрывов на противолежащем берегу канала, тогда как другой остров окаймлен одними только древними кристаллическими породами; на первом острове, по названию Наварино, водятся и лисицы, и гуанако; но на втором, Осте, несмотря на то что он во всех отношениях сходен с предыдущим и отделен от него каналом шириной несколько больше полумили, ни одно из этих животных – говорю это со слов Джемми Баттона – не встречается.

В мрачных лесах водится немного птиц: изредка слышен жалобный крик тирана-мухоловки с белым хохолком (Myiobius albiceps), прячущегося около вершины самых высоких деревьев; еще реже раздается громкий странный крик черного дятла с красивым алым хохолком на голове. Маленький, скромно окрашенный крапивник (Scytalopus magellanicus)прыгает, крадучись, среди беспорядочной груды свалившихся и гниющих стволов. Но всего чаще из птиц здесь встречается пищуха (Oxyurus tupinieri). Ее можно встретить повсюду в буковых лесах – и высоко в горах, и внизу, в самых мрачных, сырых и непроходимых лощинах.

Несомненно, эта птичка кажется многочисленнее, чем то есть на самом деле, из-за ее привычки, как видно из любопытства, следовать за всяким, кто заходит в эти безмолвные леса; беспрестанно издавая резкое чириканье, она порхает с дерева на дерево в нескольких футах от незваного гостя. Она отнюдь не ищет самых укромных местечек, как настоящая пищуха (Certhia familiaris), не взбегает подобно ей по стволам деревьев, но, точно наша теньковка, усердно прыгает вокруг, в поисках насекомых обследуя каждую веточку. На более открытых местах встречаются три или четыре вида вьюрков, дрозд, скворец (или icterus), два вида Opetiorhynchus и несколько дневных хищников и сов.

Отсутствие каких бы то ни было представителей целого класса гадов – замечательная особенность фауны как этой страны, так и Фолклендских островов. Я основываю это утверждение не только на собственных наблюдениях: то же самое я слышал от испанцев – жителей Фолклендских островов, а относительно Огненной Земли – от Джемми Баттона. На берегах Санта-Крус, под 50° южной широты, я видел лягушку, и весьма возможно, что этих животных, равно как и ящериц, можно найти и еще южнее, до самого Магелланова пролива, пока местность сохраняет свойственный Патагонии характер; но на сырой и холодной Огненной Земле ни одно из этих животных уже не встречается.

Что климат тут окажется неподходящим для некоторых отрядов, например ящериц, можно было предвидеть заранее; но относительно лягушек это было не столь очевидно.

Жуки встречаются в очень небольшом числе; я долго не мог поверить, чтобы страна, столь же обширная, как Шотландия, покрытая растительностью и представляющая такое разнообразие местообитаний, могла быть столь бедна насекомыми. Те немногие жуки, которых я нашел, относились к альпийским видам (Harpalidae и Heteromidae), живущим под камнями. Травоядные Chrysomelidae, столь характерные для тропиков, здесь почти полностью отсутствуют*; мух, бабочек и пчел я видел очень мало, а сверчков и других прямокрылых совсем не встречал.

В лужах я находил лишь немногих водяных жуков, но ни одного пресноводного моллюска; правда, Succinea на первый взгляд кажется исключением, но здесь ее нужно считать наземным моллюском, так как она живет в сырой траве, далеко от воды. Наземных моллюсков можно было раздобыть только в тех же альпийских районах, где и жуков. Я уже отмечал резкое различие как климата, так и общего вида Огненной Земли и Патагонии, и прекрасным тому примером может служить состав насекомых, свойственных обеим странам. Мне кажется, у них нет ни одного общего вида насекомых, а общий характер насекомых, конечно, совершенно различен.

Если мы обратимся от суши к морю, то найдем, что последнее так же изобилует живыми существами, как первая ими бедна. Во всех частях мира каменистый и частично защищенный берег в некотором данном пространстве дает приют, вероятно, большему числу особей животных, чем какое-нибудь другое местообитание. Одно морское растение, ввиду его важности, заслуживает особого рассмотрения. Это бурая водоросль Macrocystis pyrifera . Растение это можно найти на любом камне, начиная от нижнего уровня воды при отливе и до большой глубины как на внешнем, океанском, побережье, так и в каналах**.

 

 

Во время плавания кораблей «Адвенчер» и «Бигль» не было открыто, кажется, ни одной скалы близ поверхности, над которой не всплывала бы эта водоросль. Услуга, оказываемая ею таким образом судам, плавающим в этих бурных краях, очевидна – она, несомненно, не раз спасала их от крушения. Всего более меня поражает, что эта водоросль растет и достигает огромных размеров среди сильных бурунов западного океана, которым не может долго противостоять никакая скала, как бы крепка она ни была. Стебель у нее круглый и слизистый, редко достигающий дюйма в диаметре.

Несколько таких стеблей вместе настолько крепки, что выдерживают тяжесть отдельных крупных камней, прикрепляясь к которым они растут во внутренних каналах, – а между тем некоторые из камней были так тяжелы, что, подтащив камень к поверхности, один человек едва мог поднять его в шлюпку.

Капитан Кук в описании своего второго путешествия говорит, что на острове Кергелен это растение поднимается с глубины более 24 фатомов; «поскольку же оно растет не вертикально вверх, а образует с поверхностью дна очень острый угол и, кроме того, значительная часть его еще раскидывается на многие фатомы по поверхности моря, то я с полным основанием скажу, что некоторые из них вырастают длиной до 60 фатомов и более».

Я не думаю, чтобы стебель какого-нибудь другого растения достигал такой громадной длины как 360 футов, о которых говорит капитан Кук. Более того, капитан Фицрой нашел экземпляр этой водоросли*, поднимавшийся с глубины более 45 фатомов. Заросли этой водоросли, даже когда ширина их невелика, образуют превосходные естественные плавучие волнорезы. Чрезвычайно любопытно наблюдать в какой-нибудь открытой гавани, как, проходя из открытого моря через эти беспорядочно раскинувшиеся стебли, волны очень быстро уменьшаются в вышину и переходят в гладкую поверхность.

 

 

Число живых существ всех отрядов, существование которых непосредственно зависит от этой бурой водоросли, поразительно. Можно было бы написать большой том об обитателях даже одной заросли такой водоросли. Почти все листья, за исключением тех, что плавают на поверхности, до того густо покрыты кораллинами, что снаружи совершенно белы. Мы находим здесь необыкновенно изящные постройки, из которых одни населены простыми полипами вроде гидры, а другие – более высокоорганизованными формами и прекрасными колониальными асцидиями. К листьям прикрепляются также различные блюдцевидные моллюски, Trochus, голые моллюски и некоторые двустворчатые. Бесчисленные ракообразные сидят на всех частях растения.

Если встряхнуть корни, из них посыплется целая куча мелкой рыбешки, моллюски, каракатица, всякого рода раки, морские ежи, морская звезда, прекрасные голотурии, планарии и ползающие нереиды огромного множества форм. Как бы часто ни обращался я вновь к ветви этой водоросли, я всякий раз неизменно открывал все новых животных любопытного строения. На Чилоэ, где эта водоросль растет не очень хорошо, многочисленные моллюски, кораллины и ракообразные отсутствуют, зато все еще остаются немногие Flustraceae и некоторые колониальные асцидии; впрочем, последние относятся уже не к тем видам, какие встречаются на Огненной Земле.

Итак, мы видим, что географическое распространение этой бурой водоросли шире, чем животных, пользующихся ею как жилищем. Эти огромные подводные леса Южного полушария я могу сравнить только с наземными лесами тропических областей. И все-таки если бы в какой-нибудь стране уничтожить лес, то не думаю, чтобы при этом погибло хотя бы приблизительно такое количество видов животных, как с уничтожением этой водоросли. Среди листьев этого растения живут рыбы многих видов, которые нигде в другом месте не найдут себе ни пищи, ни убежища; с их уничтожением погибнут также многие кормораны и другие питающиеся рыбой птицы, выдры, тюлени и дельфины; наконец, дикари-огнеземельцы, жалкие господа этой жалкой страны, среди которых с новой силой вспыхнут каннибальские пиршества, уменьшатся в числе и, быть может, вовсе исчезнут с лица земли.

8 июня. Рано утром мы снялись с якоря и покинули бухту Голода. Капитан Фицрой решил выйти из Магелланова пролива по недавно открытому каналу Магдалины. Путь наш лежал прямо на юг, вниз по тому мрачному проходу, о котором я упоминал выше, говоря, будто он ведет в другой, худший мир. Ветер был попутный, но стояла густая дымка, так что мы пропустили много интересных видов. Темные разорванные тучи быстро неслись через горы, окутывая их с вершины и почти до основания.

То, что мелькало в просветах этой сумрачной массы, было в высшей степени интересно: зубчатые вершины, снежные конусы, голубые ледники, резкие очертания, рисовавшиеся на бледном небе, – все это виднелось на разных расстояниях и на разной высоте. Среди такого пейзажа мы бросили якорь у мыса Поворота, близ горы Сармьенто, которая была тогда скрыта облаками. В самом низу высоких и почти отвесных берегов нашей бухточки стоял один заброшенный вигвам, и только он и напомнил нам, что и в эти безотрадные края изредка забирается человек. Но трудно вообразить себе такую картину, на фоне которой он выглядел бы более униженным и бессильным. Неодушевленные детища природы – камень, лед, снег, ветер и вода, – воюя друг с другом, но объединяясь против человека, царствуют здесь безраздельно.

9 июня. Утром мы с радостью увидели, что пелена тумана постепенно поднимается все выше над Сармьенто, открывая ее нашему взору. Эта гора, одна из самых высоких на Огненной Земле, достигает 6800 футов. Подножие, примерно на одну восьмую общей высоты горы, одето сумрачными лесами, над которыми до самой вершины простираются снега. Эти громадные массы никогда не тающего снега, которым суждено лежать, кажется, до тех пор пока будет стоять мир, представляют великолепное и даже величественное зрелище. Очертания горы были удивительно ясны и резки.

Вследствие обилия света, отражаемого белой и блестящей поверхностью, ни на одной из частей горы не лежит тень, и различить можно только те линии, по которым гора граничит с небесами, отчего вся громада ее выступает необыкновенно рельефно. Несколько ледников, извиваясь, спускаются с верхнего пояса снегов вниз, к морю; их можно было бы уподобить большим замерзшим Ниагарам, и, быть может, эти водопады голубого льда ничуть не менее прекрасны, чем каскады падающей воды. К ночи мы достигли западной части канала, но вода была так глубока, что мы не нашли, где бросить якорь. Из-за этого мы вынуждены были идти в кромешной тьме вдоль берега по этому узкому морскому рукаву в продолжение четырнадцатичасовой ночи.

10 июня. Утром мы поспешили выйти в Тихий океан. Западное побережье почти повсюду покрыто низкими, округленными, совершенно голыми холмами из гранита и зеленокаменных пород. Одну часть этого берега сэр Дж. Нарборо назвал Южным Запустением, потому что «эта земля выглядит так безотрадно и пустынно», и был совершенно прав. Со стороны моря около главных островов разбросаны бесчисленные камни, на которых не прекращает бушевать мертвая зыбь открытого океана. Мы прошли между Восточной и Западной Фуриями; несколько дальше к северу бурунов так много, что море в этом месте носит название Млечного пути. Довольно одного взгляда на такой берег, чтобы сухопутному жителю целую неделю снились кораблекрушения, опасности и смерть; и с этим впечатлением мы навсегда распростились с Огненной Землей.

Нижеследующие замечания о климате южных областей материка в связи с его естественными произведениями, о снеговой линии, о необыкновенно низком опускании ледников и о зоне вечной мерзлоты на антарктических островах всякий, кто не интересуется этими любопытными вопросами, может опустить вовсе, или же ему следует только прочесть заключительное резюме.

О климате и естественных произведениях Огненной Земли и юго-западного побережья

В центральной части Огненной Земли зимой значительно холоднее, чем в Дублине, а летом даже не менее чем на 5°. По данным фон Буха, средняя температура июля (не самого жаркого месяца в году) в Сальтенфиорде в Норвегии достигает 14,4°, а ведь это место на 13° ближе к полюсу, чем бухта Голода! Каким суровым ни кажется нам климат Огненной Земли, но на ней пышно растут вечнозеленые деревья. Под 55° ю. ш. можно видеть колибри, сосущих цветки, и попугаев, клюющих семена Drimys winteri. Я уже отмечал, в какой степени изобилует здесь море живыми существами; кроме того, моллюски (такие как Patella, Fissurella, хитоны и морские уточки), согласно м-ру Дж.-Б. Соуэрби, здесь намного крупнее и быстрее растут, чем аналогичные виды в Северном полушарии.

Крупная Voluta в изобилии встречается в южной части Огненной Земли и на Фолклендских островах. В Байя-Бланке, под 39° ю. ш., самыми распространенными моллюсками являются три вида Oliva (один из них крупный), один или два Voluta и один Terebra. Эти моллюски принадлежат к самым характерным тропическим формам. Сомнительно, чтобы хоть какой-нибудь мелкий вид Oliva существовал на южных берегах Европы, а из остальных двух родов там и вовсе нет ни одного вида. Если бы геолог нашел под 39° широты на берегу Португалии слой, содержащий во множестве раковины, принадлежащие трем видам Oliva, а также родам Voluta и Terebra, он, вероятно, заявил бы, что в период их существования климат должен был быть тропическим; но, судя по Южной Америке, мы видим, что такое заключение может быть и ошибочным.

 

 

Ровный, сырой и ветреный климат Огненной Земли лишь с небольшим повышением температуры распространяется на многие градусы вдоль западного побережья материка. На протяжении 600 миль к северу от мыса Горн леса имеют совершенно одинаковый вид. Как доказательство того, насколько ровен климат даже на 300–400 миль дальше к северу, могу отметить, что на Чилоэ (широта которого соответствует широте северных областей Испании) персик редко приносит плоды, тогда как земляника и яблоки родятся превосходно. Даже сжатый ячмень и пшеницу часто приносят в дома, чтобы колосья высохли и дозрели.

В Вальдивии, на той же широте 40°, что и Мадрид) виноград и инжир вызревают, но разводят их здесь мало; маслина редко поспевает даже не полностью, а апельсины вообще не вызревают. Все эти плоды в соответствующих широтах в Европе, как хорошо известно, прекрасно созревают; даже на том же Американском континенте – на Рио-Негро, почти под одной широтой с Вальдивией, – разводят бататы (Convolvulus), а виноград, инжир, маслина, апельсины, арбузы и дыни-канталупки родятся в изобилии.

Несмотря на то что сырой и ровный климат Чилоэ и побережья материка к северу и к югу от него столь неблагоприятен для наших плодов, тем не менее тамошние леса между 45 и 38° широты почти соперничают в пышности с лесами жарких тропических стран. Величественные разнообразные деревья с гладкой и ярко окрашенной корой обременены паразитными однодольными растениями; большие и изящные папоротники весьма многочисленны, а деревянистые злаки, переплетаясь с деревьями, образуют одну сплошную массу, поднимающуюся до 30–40 футов над землей.

Пальмы растут под 37° широты, один деревянистый злак, очень похожий на бамбук, – под 40°, а другой, весьма близкий вид, очень высокий, но растущий не вертикально, процветает даже под 45° ю. ш.

Ровный климат, объясняющийся, как видно, большой поверхностью моря по сравнению с сушей, распространен, кажется, по большей части Южного полушария, в результате чего растительность здесь носит полутропический характер. Древовидные папоротники пышно произрастают на Вандименовой Земле (45° широты); один измеренный мной ствол имел не меньше 6 футов в окружности. Древовидный папоротник был найден Фостером на Новой Зеландии под 46°, где на этих деревьях паразитируют орхидеи. На Оклендских островах у папоротников, по словам д-ра Диффенбаха, стволы до того толсты и высоки, что их почти можно считать древовидными, и на этих островах, а также много южнее – на островах Маккуори, под 55° широты, – во множестве водятся попугаи.

О высоте снеговой линии и об опускании ледников в Южной Америке

Так как высота границы вечных снегов, надо полагать, определяется скорее максимальной летней температурой, нежели среднегодовой температурой, то нечего удивляться понижению этой границы у Магелланова пролива, где лето такое холодное, до высоты всего лишь 3500–4000 футов над уровнем моря; в Норвегии, однако, нужно пройти до 67–70° с. ш., т. е. приблизительно на 14° ближе к полюсу, чтобы найти вечные снега на таком низком уровне. Разница в высоте снеговой линии на Кордильерах напротив Чилоэ (с самыми высокими вершинами лишь от 5600 до 7500 футов) и в среднем Чили (расстояние всего 9° по широте – а именно около 9000 футов) – поистине изумительна.

Страна к югу от Чилоэ и на север почти до Консепсьона (37° широты) покрыта сплошным густым лесом, насквозь пропитанным влагой. Небо облачно, и мы видели, как плохо поспевают здесь плоды Южной Европы. С другой стороны, в среднем Чили, немного севернее Консепсьона, небо обыкновенно ясно, дождя нет в течение семи месяцев в году, и южноевропейские фрукты замечательно вызревают; здесь разводили даже сахарный тростник. Не подлежит никакому сомнению, что черта вечных снегов претерпевает упомянутый выше замечательный изгиб, поднимаясь на 9000 футов (такого резкого изгиба не найти в других частях света) неподалеку от широты Консепсьона, где леса исчезают с поверхности страны; в Южной Америке деревья означают дождливый климат, а дожди – облачное небо и холодное лето.

Спуск ледников к морю, как мне кажется, зависит главным образом (при условии, конечно, достаточного накопления снега в верхней области) от низкого положения границы вечных снегов на крутых горах близ морского берега. Поскольку на Огненной Земле снеговая линия очень низка, то, конечно, можно было предвидеть, что многие ледники будут доходить до моря. Тем не менее, я был изумлен, увидев впервые на широте нашего Камберленда горный кряж высотой от 3000 до 4000 футов, в котором каждую долину заполняли потоки льда, спускающиеся к берегу моря. Почти каждый морской рукав, проникающий до внутренней, более высокой цепи, не только на Огненной Земле, но и на 650 миль к северу по побережью, заканчивается «громадными и изумительными ледниками», как характеризовал их один из офицеров, производивших съемку.

С ледяных круч часто срываются огромные глыбы льда, и тогда по уединенным каналам разносится грохот, подобный бортовому залпу военного корабля. Такое падение, как уже отмечалось в предыдущей главе, рождает огромные волны, разбивающиеся о соседние берега. Известно, что часто вследствие землетрясений с обрывов на морском берегу срываются земляные глыбы; какое же ужасное действие должен оказать сильный толчок (а они здесь случаются) на такое тело, как ледник, уже находящийся в движении и изборожденный трещинами! Я легко могу поверить, что при этом в самом глубоком канале резко поднимается вода, которая затем, возвращаясь на прежнее место, будет с сокрушительной силой кружить громадные каменные глыбы, точно соломинки.

В проливе Эйри, на широте Парижа, есть огромные ледники, в то время как самая высокая гора по соседству поднимается всего на 6200 футов. В этом проливе видели одновременно около пятидесяти айсбергов, плывших в открытый океан, и полная высота одного из них была по крайней мере 168 футов. Некоторые айсберги несли на себе весьма значительных размеров глыбы гранита и других пород, отличных от метаморфического глинистого сланца окружающих гор.

Наиболее удаленный от полюса ледник, съемка которого была произведена во время плавания кораблей «Адвенчер» и «Бигль», расположен под 46°50' широты в заливе Пенас. В длину он тянется на 15 миль, в одном месте имеет 7 миль в ширину и спускается к самому берегу моря. Но даже несколькими милями севернее, в заливе Лагуна-де-Сан-Рафаэль, испанские миссионеры встречали «много айсбергов, из которых одни были велики, другие малы, а третьи средних размеров», и это в узком морском рукаве 22 числа месяца, соответствующего нашему июню, и на широте, соответствующей широте Женевского озера!

В Европе наиболее южный ледник, спускающийся к самому морю, обнаружен, согласно фон Буху, на побережье Норвегии под 67° широты. А ведь это более чем на 20° широты, или 1230 миль, ближе к полюсу, чем Лагуна-де-Сан-Рафаэль. Нахождение ледников в этом месте и в заливе Пенас тем более поразительно, что они спускаются к морю всего лишь в 7 1/2широты, или 450 милях, от гавани, где самыми распространенными моллюсками являются виды Oliva, Voluta и Terebra; всего лишь в 9° от мест, где растут пальмы; в 4 1/2° от области, где ягуар и пума рыщут по равнинам; менее чем в 2 1/2° от деревянистых злаков; наконец (если посмотреть в том же полушарии на запад), менее чем в 2° от паразитных орхидей и всего в одном градусе от древовидных папоротников!

Все эти факты представляют большой геологический интерес в связи с вопросом о климате Северного полушария в тот период, когда происходил перенос валунов. Я не стану здесь подробно задерживаться на том, как просто теория переноса каменных обломков айсбергами объясняет происхождение и местонахождение гигантских валунов в восточной части Огненной Земли, на высокогорных равнинах у Санта-Крус и на острове Чилоэ. На Огненной Земле большая часть валунов лежит по линиям бывших морских каналов, превратившихся ныне, с поднятием суши, в сухие долины. Они связаны с мощной неслоистой формацией ила и песка, содержащей округленные и угловатые обломки всех размеров; формация эта образовалась в результате многократного вспахивания морского дна айсбергами, выбрасываемыми морем на берег, и отложения всего того, что они приносили с собой.

Немногие из геологов сомневаются в настоящее время в том, что те эрратические валуны, которые лежат около высоких гор, были передвинуты самими ледниками, а те, что лежат далеко от гор и погребены в подводных отложениях, были перенесены туда либо на айсбергах, либо береговым льдом, в который они вмерзли. Связь между переносом валунов и присутствием льда в том или ином виде разительно обнаруживается их географическим распределением на земной поверхности. В Южной Америке их не находят дальше чем на расстоянии 48° по широте от южного полюса; в Северной Америке граница переноса валунов доходит, кажется, до 53 1/2° от северного полюса, но в Европе они отошли не дальше чем на 40° от полюса. С другой стороны, в тропическом поясе Америки, Азии и Африки они никогда не попадались; их нет также ни на Мысе Доброй Надежды, ни в Австралии.

О климате и естественных произведениях антарктических островов

Если учесть обилие растительности на Огненной Земле и на морском побережье к северу от нее, то состояние островов к югу и к юго-востоку от Америки поистине поразительно. Земля Сандвича, лежащая на той же широте, что и северная часть Шотландии, была, по словам Кука, в самый теплый месяц в году «покрыта слоем вечного снега толщиной во много фатомов», вряд ли здесь есть хоть какая-нибудь растительность. Георгия, остров длиной в 96 миль и шириной в 10 миль, на широте Йоркшира, «в самый разгар лета почти сплошь покрыт мерзлым снегом». Он только и может похвастать что мхом, какими-то пучками травы да диким бедренцом; тут есть только одна птица (Anthus correndera), между тем в Исландии, расположенной на 10° ближе к полюсу, водится, по данным Макензи, 15 наземных птиц.

На Южно-Шетландских островах, лежащих на одной широте с южной половиной Норвегии, растут лишь некоторые лишайники, мох да немного травы; лейтенант Кендалл рассказывает, что бухта, в которой стоял на якоре его корабль, начала замерзать в день, соответствующий нашему 8 сентября. Почва тут состоит из перемежающихся пластов льда и вулканического пепла и на небольшой глубине под поверхностью, должно быть, постоянно остается замерзшей, потому что лейтенант Кендалл нашел в ней давно похороненное тело какого-то иностранного моряка, у которого полностью сохранились все мягкие части тела и черты лица.

Замечательно, что на двух больших материках Северного полушария (но не на расчлененной суше Европы между ними) пояс вечномерзлой подпочвы лежит в низких широтах, а именно в Северной Америке, под 56°, на глубине 3 футов, а в Сибири, под 62°, на глубине от 12 до 15 футов, и это происходит в результате положения вещей, прямо противоположного тому, которое имеет место в Южном полушарии. На северных материках излучение с обширной поверхности суши при ясном небе делает зиму чрезвычайно холодной, и ее не смягчают даже теплые морские течения; наоборот, короткое лето отличается высокой температурой.

В Южном океане зима не столь холодна, зато и лето гораздо менее теплое, потому что облачное небо редко позволяет солнцу согревать океан, сам по себе плохо поглощающий тепло; из-за всего этого среднегодовая температура, определяющая пояс вечномерзлой подпочвы, низка. Очевидно, что обильная растительность, которая требует не столько тепла, сколько защиты от холода, гораздо ближе подходит к поясу вечной мерзлоты в ровном климате Южного полушария, нежели в континентальном климате северных материков.

 

 

Факт полной сохранности тела моряка в мерзлой почве Южно-Шетландских островов (62–63° ю. ш.) на широте более низкой, чем та, на которой Паллас нашел в Сибири замерзшего носорога (64° с. ш.), представляет большой интерес. Несмотря на ошибочность, как я пытался доказать в одной из предыдущих глав, предположения, будто крупным четвероногим для поддержания их существования требуется пышная растительность, открытие мерзлой подпочвы на Южно-Шетландских островах, в 360 милях от одетых лесом островов около мыса Горн, где, поскольку дело касается массырастительности, могло бы прокормиться какое угодно количество крупных четвероногих, – факт все-таки важный.

Полная сохранность трупов сибирских слонов и носорогов, безусловно, один из самых поразительных фактов в геологии; но независимо от мнимой трудности, возникающей в связи с тем, что эти животные должны были якобы добывать себе пищу в соседних странах, весь вопрос в целом не кажется мне таким сложным, как то обыкновенно представляют. Равнины Сибири, подобно пампасам, образовались, по-видимому, на дне моря, куда реки заносили тела многих животных; от большинства из них уцелели только скелеты, но от некоторых полностью сохранились трупы. В настоящее время известно, что в мелких морях на северном побережье Америки промерзает самое дно, оттаивая весной позже поверхности земли; более того, на большей глубине, где морское дно не замерзает, ил на глубине нескольких футов под верхним слоем может даже летом сохранять температуру ниже нуля, как то происходит на суше с почвой на глубине нескольких футов.

На еще бо́льших глубинах температура ила и воды, вероятно, недостаточно низка, чтобы сохранять мягкие ткани тела от разложения, и потому от трупов, которые занесло дальше мелких мест около арктического побережья, должны были остаться одни только скелеты; действительно, в крайних северных областях Сибири кости встречаются в несметном количестве, так что, говорят, из них чуть ли не образуются целые островки, которые, кстати, лежат не менее чем на 10° севернее того места, где Паллас нашел замерзшего носорога. С другой стороны, труп, принесенный течением в мелководную часть Северного Полярного моря, может сохраняться неопределенно долгий срок, если вскоре после того его занесет слоем ила, достаточно толстым, чтобы воспрепятствовать проникновению тепла летней воды; когда же морское дно поднимется и превратится в сушу, покров должен быть достаточно толст, чтобы воспрепятствовать теплу летнего воздуха и солнца прогреть и попортить труп.

Краткое резюме

Перечислю вкратце основные факты относительно климата, действия льда и органических произведений Южного полушария, перенося в воображении места действия в Европу, с которой мы знакомы гораздо лучше. Итак, около Лиссабона самые распространенные там морские моллюски, а именно три вида Oliva, один Voluta и один Terebra, носят тропический характер. Южные провинции Франции сплошь покрыты великолепными лесами, в которых деревья переплетены с деревянистыми злаками и опутаны паразитными растениями. Пума и ягуар рыщут на Пиренеях. На широте Монблана, но на острове, столь же удаленном к западу, как центральная часть Северной Америки, среди густых лесов буйно растут древовидные папоротники и паразитные орхидеи.

Даже так далеко на севере, как в средней Дании, можно увидеть колибри, порхающих над нежными цветками, и попугаев, отыскивающих себе пищу среди вечнозеленых лесов; там же в море живет одна Voluta, а также все быстрорастущие моллюски крупных размеров. И тем не менее, на некоторых островах, всего в 360 милях к северу от нашего мыса Горн в Дании, сохраняется в вечной мерзлоте труп, похороненный в земле (или занесенный в мелкое море и покрывшийся илом). Если какой-нибудь отважный мореплаватель попытается проникнуть севернее этих островов, его встретят тысячи опасностей среди гигантских айсбергов, и на некоторых из них он увидит огромные глыбы камня, унесенные далеко от их первоначального местонахождения.

Другой большой остров на широте южной Шотландии, но вдвое дальше на запад «почти сплошь покрыт вечным снегом», а в глубине каждой его бухты с ледяных круч за год срываются громадные количества льда; этот остров может похвастать лишь мхом, травой да бедренцом, а единственным сухопутным его обитателем является щеврица. От нашего нового мыса Горн в Дании протянулась прямо на юг горная цепь высотой едва в половину Альп, и на западной ее стороне каждый глубокий и узкий морской залив, или фиорд, заканчивается «громадными и изумительными ледниками».

По этим уединенным каналам часто разносится грохот падающего льда, и каждый раз при этом огромные волны устремляются вдоль их берегов; многочисленные айсберги, некоторые вышиной с собор и несущие на себе иногда «весьма значительные каменные глыбы», застревают на окрестных островках; время от времени жестокие землетрясения сбрасывают громадные ледяные глыбы в воду. Наконец, какие-нибудь миссионеры, пытаясь пробраться по длинному морскому рукаву, видят вокруг невысокие горы, низвергающие многочисленные и грандиозные ледяные потоки к самому морю, а дальнейшему их продвижению на лодках препятствуют бесчисленные плавучие айсберги, большие и малые; и это происходит 22 июня там, где ныне раскинулось Женевское озеро!*

 

Назад: Глава Х. Огненная Земля
Дальше: Глава XII. Среднее Чили